Читать книгу: «Лучник. В паутине Зеркал. Книга третья», страница 3

Хан, мрачнее тучи, возлегал на своих подушках. Не глядя на лекаря, он твердо бросил:

– Я пока не хочу просить Мамуда. Говори, что знаешь.

Мамуд находился тут же, в шатре, и, лишь, хищно ощерился на слова хана.

– Если тебя устроят предположения, я готов сказать все. – Начал Рошами.

– Я хочу знать, зачем ты здесь.

– Извини, хан. Не я сам пришел к тебе, меня привели твои люди. – Возразил Рошами.

– Меня попросили те люди. – Снова помрачнел хан. – Кто они?

– Поверь, хан, и Мамуд не сможет заставить ответить на твой вопрос. Я их не знаю. Предполагаю, что они – монахи другого монастыря, но, почему они преследуют меня, я не знаю.

– Однажды они проговорились, что у тебя есть то, что тебе не принадлежит. Что это?

И Рош д, Амии был вынужден выложить кристалл.

– Их у него два. – Подал голос Мамуд.

И Рош д, Амии достал другой.

– Что это? – Хан вперил свой взгляд в камни, затем протянул к ним руку.

– Этого полностью я не знаю. – Пожал плечами Рош д, Амии. – Мне приснился сон, что я должен их куда-то доставить. Куда, должно подсказать сердце. Но оно пока молчит.

– А если тебя убьют? – Недоверчиво усмехнулся хан.

– Видимо, это сделает кто-то другой. – Рош д, Амии понимал, что скрыть все, все равно, не удастся.

– Почему эти люди хотели заполучить эти камни? – Не унимался хан. Мамуд молчал, но Рош д, Амии чувствовал на себе его неотрывный взгляд и испытывал слишком большое неудобство.

– Этого я не знаю. Дважды это пытались сделать другие, но камни вернулись ко мне.

– Что скажешь, Мамуд? – Спросил хан, не отрывая взгляда от кристаллов.

– Он сказал правду. – Ответил Мамуд, – и хан испуганно вздрогнул.

– Что мне делать? Забрать их себе?

– Не знаю, хан. – Честно ответил Мамуд. – Это – непростые камни, – и, чего ждать от них, я не знаю. – Продолжил он, протягивая к кристаллам руку.

Рош д, Амии почувствовал, как резко спало напряжение, и, вместе с тем испугался, что подал хану настоящие кристаллы.

Мамуд подержал камни в руке, и вернул их хану:

– Цена их не слишком велика, но беду могут принести немалую. Отпусти лекаря с миром.

Хан посмотрел на своего помощника с превеликим удивлением: такого еще за ним не наблюдалось. Он еще раз полюбовался камнями, и с большой неохотой протянул их лекарю.

– Ты свободен.

– Смотри, не попадись этим шайтанам. – Вновь удивил хана Мамуд.

Мир изменился, но не разучился удивляться: вчера удивился хан, сегодня удивился стан. Сам хан вышел проводить лекаря.

Проводы не были бы большими, но порыв ветра взвихрил волосы Рощами.

– Так, ты сумел выжить? – Воскликнул хан, бросаясь к лекарю. Ниже левого уха располагалась знакомая отметина, – коричневое пятно в форме восьмиконечной звезды. Это слишком трудно не запомнить.

Урус был слишком увертлив. Если бы в его руках была сабля, наверное, немногие из степняков сберегли бы свою жизнь. Вместо сабли у него была только заготовка для сабли – металлическая пластина, дающая возможность отразить сабельный удар. Но и с нею он смог противостоять трем – четырем отрокам. Иногда он, отчаявшись, наносил пластиной скользящий удар, – и горе тому, кто спровоцировал его на этот шаг.

Один из таких моментов и стал памятен для Ремея.

Поединки юных ордынцев закончились, как обычно, полным провалом. Более того, «потерявший разум» Сарух, когда поединки уже были остановлены, совсем неожиданно для всех вскочил с земли и бросился с мечом на уруса. Ответный удар пластиной пришелся возле виска Саруха, – и Сарух без признаков жизни упал на землю.

Нет, Сарух не умер, но его отец не стал разбираться. Расстояние для стрелы было предельным, но все-таки она попала в шею уруса. Тогда-то все и увидели странное родимое пятно на шее уруса, залитое кровью. И такое же пятно виднелось и на его руке, просто на него до этого не обращали внимания. В отличие от ордынцев, чьи головы регулярно брились, урус носил волосы, свисающие до плеч.

Уруса, помнится, продали проезжавшим мимо работорговцам спустя два дня.

И, вот, прошлое вернулось.

– Так, ты сумел выжить? – Воскликнул хан, – и лекарь удивленно поднял брови.

– Ты, что, забыл, как тебя продали нам твои, русы? – Удивился хан, но вдруг осознал, что они оба сильно изменились, – постарели, – и урус, вряд ли, его признает. Но он, неуверенно, но признал.

– Получается, сын хана сам стал ханом? А что случилось с отцом? – Спросил лекарь.

– Ушел в лучший мир. – Как о великой милости ответил Ремейхан, и подумал, выпадет ли ему такая же великая милость, или суждено ему сгинуть в безвестьи и позоре.

И, пытаясь перебороть наступившую в голове смуту, оборвал разговор, только растерянно проговорил. – Вольной дороги тебе, Рошами. – И пошел, пригибаясь под весом тяжелых предчувствий.

5. Возвращение

1

Тихомир не решился переправляться через Волгу напротив городка, оказавшего сопротивление хану. Вряд ли, стоит ожидать от горожан благосклонности, да, и воспоминания, взбудораженные ханом, вызывали законные опасения. Конечно, теперь он – не неразумный мальчишка, но ведь часто бьют, невзирая на возраст.

Впрочем, Тихомир с самого начала опустил поводья, предоставив коню полную свободу, – и он не подвел. Сколько они прошли, Тихомир – Рош д, Амии – Ванятка не считал, но значительно выше по течению конь спустился к реке и пересек ее по сравнительно неглубокому месту.

Ночевали они в лесу, прикрываясь от полчищ комаров густым дымом, приправленным ароматом трав, но спать комары, почитай, совсем не дали. Впрочем, не легче были и последующие ночи, правда, усталость уже давала о себе знать, – и он все-таки засыпал, но утром просыпался с искусанным, опухшим лицом.

Помог случай. Встретилась ему на пути большая деревня, точнее, горестная процессия. Человек сорок тянулись вслед за гробом, на котором возлежал весьма богатый человек. Государственного устройства Руси Тихомир не знал, потому и не смог предположить высоту положения лежащего в гробу. Да, и что за причуда такая – живым в гробу кататься? Впрочем, слезы на глазах некоторых были всамделишные.

– Куда это вы живого человека в гробу несете? – Остановил Тихомир одного из странной процессии. Родной язык он подзабыл, – как не подзабыть за столько-то лет, – поэтому вопрос пришлось повторять раз, считай, пять. Хорошо, что нашелся в толпе беглый ордынец.

Он же и перевел естественный ответ:

– На погост, вестимо.

– Зачем? – Не понял Тихомир.

– Отошла душа-то. – Перекрестился человек, и вслед за ним и остальные, и поспешили догонять процессию.

– Но он же живой. – Воскликнул Тихомир.

– Как, живой? – Не поверили люди, но процессия остановилась. Гроб поставили на грубо сколоченные козлы, а люди, начали, крестясь, пятиться назад.

Так и есть. Человек был жив, но его организм, как бы, замер. Тихомир, тогда еще Рош д, Амии, не слишком вдавался в теорию строения человеческого организма, но учеником был, все же, прилежным. Во всяком случае, почувствовать, где был пережат кровеносный сосуд, он сумел весьма быстро.

Нельзя сказать, что его действия толпа восприняла однозначно. Тихомир чувствовал, как быстро нарастает опасный ропот, особенно усердствовал человек в монашеской одежде – и торопился как можно быстрее разогнать кровь по телу покойника. И вот, наконец, «усопший» ожил, – и толпа раздалась еще шире. Ропот мгновенно утих, а справедливый вопрос пригнул всех к земле, – каждый старался стать незаметнее.

– Что здесь деется? – Раздался грозовой голос.

Не эта ли гроза частично открыла в Тихомире закрома забытых знаний.

– Прости, отец родной. – Бросился на колени, похоже, старший в процессии. – Ошибочка вышла. Да, и как не выйти, если ты о пять днев признаков жизни не подавал?

– Что здесь деется? – Повторил вопрос «усопший», неуклюже выбираясь из гроба.

– Так, ить, помер ты. – Подал голос другой человек. – Аз есмь, помер. Если бы не этот чужеземец, погребли бы тебя, думаю.

– Как это, погребли бы? – Повысил голос «усопший».

– Так и есмь. Как сказали отец Семион и знахарь наш, что помер ты, так и понесли тебя на погост. – Подтвердил все тот же голос.

– Так я же жив. – Удивился «усопший».

– А это, уж, кланяйся ему. – Подтолкнул Тихомира в спину владелец рассудительного голоса. – Кабы не он, беда бы пришла.

– Это так? – «Усопший» угрюмо посмотрел на Тихомира.

Тихомир, возможно, не все понял из той беседы, потому только пожал плечами.

– Стало быть, так. – Насупился «усопший», но в это время ему в ноги бросились женщина с тремя детьми.

– Жив, кормилец ты наш. Это все они, ироды проклятые. – Бросила женщина гневный взгляд в сторону монаха.

– Ладно. Хватит причитать. Дома поговорим. – Оттолкнул ее ногой «усопший», – и пошел назад в деревню. Сделав с десяток шагов, он остановился и вернулся назад.

– Приглашаю тебя в гости, мил-человек. – Совсем не деланно поклонился он Тихомиру. – Спас ты меня от смерти лютой, полагаю. И потому гость ты особенный. На поминки-то наготовили? – Обернулся он, вероятно к жене. – Стало быть, будем праздновать. Рождество мое.

***

Гуляние затянулось на неделю. Первые два дня Тихомир отдыхал душой и телом, затем начал маяться, но помещик, которого он спас, пребывал в пьяном разгуле, а уехать, не попрощавшись, Тихомир не мог.

Впрочем, он пока еще не представлял, куда ехать. Где-то в этих краях есть озеро, куда он должен доставить кристалл-ключ того призрака, Милея, стало быть. Ни точного названия озера, ни города, скрывшегося то ли на дне озера, то ли в тумане. Расспрашивать первого встречного неразумно и опасно, а ключи пока еще «молчат».

Удивительно, но на девятый день помещик вышел из своей светелки совсем непохожим на того, каким пребывал все эти дни. Правда, веселая маска схлынула с лица, когда он узнал, что гостю пора уезжать.

– Извини, брат. Развезло меня, однако, изрядно. Но и понять меня можно, – не каждый день с того света возвращаешься. В княжеской дружине в страшных сечах бывал, но такого страха и там не испытывал. Подумать только, могли бы заживо похоронить.

После этих слов хозяин надолго замолчал, уйдя глубоко в себя, словно бы уснул. И Тихомир решил, было, отправляться в путь, но помещик внезапно «вернулся»:

– Позволь спросить, далече ли путь держишь? Если не секрет, конечно.

И вновь после Тихомирова ответа глубокая задумчивость «нарезала» бороздки на лице хозяина. Да, и заговорил он, не меняя ни положения тела, ни выражения лица:

– Многого про то озеро я не ведаю. Сам понимаешь, почитай, полжизни в седле ратном. Но кое-что слыхивал. Бают, град на нем чудесный стоял. Стоял-стоял, да и скрылся под водой от ворога ненавистного. Поверить в то я не могу, честью клянусь, но так бают. Постой-ка, есть у меня мужичок загадочный, говорун он, конечно, не, бог весть, какой. Порой слово из него хоть клещами тяни. Но, если глянешься ему, много, чего любопытного узнаешь.

Помещик поднял с пола сапог и метнул его в дверь:

– Есть там кто живой?

И тотчас в дверь заглянула растрепанная женщина:

– Чего звал-то?

– Отправь кого-нибудь за Севером.

– Кого ж я отправлю-то? Все при делах. – Недовольно, и небрежно скривилась женщина.

– Коль некого, тогда сама побегай.

– Некогда мне. – Буркнула женщина, и уже норовила скрыться за дверью.

– Забыла, знать, про арапник? – Все так же, не меняя позы, усмехнулся помещик. И эта реплика возымела свое действие, – сию же минуту из сеней послышались крики и шлепки.

– Вот, только, дома ли он? – Тут же засомневался помещик. Но Север не задолил со своим появлением.

– Звал, Корнеич? – Еще не переступив порог, негромко и с достоинством спросил весьма колоритный мужик. Невысок, но коренаст, и в одежде не богатой, но добротной, с доброй улыбкой и хитроватым взглядом.

– Проходи, Север, разговор есть.

Мужик стащил с головы шапку, и шагнул в горницу.

– Длинен разговор-от будет?

– Аль торопишься куда? – Вместо ответа, подозрительно прищурив левый глаз, спросил помещик.

– Так ведь сено не прибрано. Как бы дождь не погноил. – Ответил Север, однако, к столу прошел.

– Выпьешь со мной? – Помещик потянулся за трехлитровым жбаном, но мужик решительно отказался:

– Не время, однако. Сено, говорю, прибрать надо.

– Не время – так, не время. – Легко согласился помещик. – Помнишь, сказывал ты про озеро и город чудный на нем?

Север так и застыл в оцепенении. Потом немного совладал с собой и ответил слишком уж решительно:

– Я? Говорил? Нет, не помню. Пьяный, знать, был, – вот, и нес, невесть, что.

– Трезвый ты был, Север. – Не менее решительно возразил Корнеич.– Не таись, Север. Помочь человеку надо. Сам ведь знаешь, какой должок у меня перед ним.

– Я и рад бы помочь, кабы ведать, о чем речь. – Стоял на своем Север. – Душновато у вас здесь. – Вдруг принялся он опасливо оглядываться. – Может, в сад выйдем?

Помещик сначала удивился его словам, но тут же согласился. – И точно, духовито. В сад – так, в сад.

– Эй, девки. – Стукнул он своим громадным кулаком в стену светелки, – и тотчас в проеме открывшейся двери показалось испуганное лицо. – Принесите обед в сад. На трех человек. И вино поменяйте на холодное, из погреба.

Теперь Север от вина не отказался. А смятение слишком отчетливо читалось на его лице. Но Иван Корнеевич, – Воля – неволей, Тихомир узнал теперь и полное имя помещика, – не стал его щадить:

– Так, как, Север, поможем человеку?

– Я бы рад, да … – Виновато проговорил Север, но уже чувствовалось, что он начинает сдаваться.

Иван Корнеевич налил ему еще одну кружку, но Север решительно его отодвинул:

– Ладно, возьму еще один грех на душу. Есть такое озеро, – Светлояром кличут. А города нет. Нет города. Кое-кто говорит, что он ушел под воду, другие – улетел на небо, а некоторые говорят, что он скрылся в тумане. Бывал я там, но не нашел от города и следа, хотя и един-человек без следа не бывает. А, может быть, и был город. Места-то там больно чудные, – можно цельный день круг одного куста прокрутиться, а нужное тебе – не сыскать.

Тебе-то, мил-человек, пошто, сей град понадобился?

Тихомир нутром почувствовал, что находится на верном пути, – и потому не стал особливо таиться:

– Попросил меня один человек доставить в сей град важную вещицу.

– Что за человек? – Напрягся Север.

– Имя свое он, конечно, называл, но я не уверен, что это его имя, а, вот, просьбу не выполнить не могу. – Продолжил, было, Тихомир, но Север тут же задал новый вопрос:

– По обличию-то каков он?

И Тихомир, как мог, обрисовал Северу привидение.

– Жив, стало быть, Волчара? – Неожиданно обрадовался, и тут же поник Север.

– Что за Волчара? – Подивился Корнеич.

Север несколько побледнел, съежился, но проговорил:

– Волхв тамошний. Настоящего имени не ведаю, да, пожалуй, и никто не ведает. Все, так, Волчарой и кликали, потому как с волками он много якшался.

И тут позади Севера раздалось громкое ржание Тихомирова коня. Север вскочил с табурета, и, кажется, от его лица отхлынула вся кровь.

– Свят, свят. – Принялся креститься Север, но конь уже безмятежно пощипывал сочную траву.

Тем не менее, Север ушел глубоко в себя, – и, кажется, не отреагировал на то, как налились кровью глаза его хозяина. Впрочем, и помещик быстро умерил свой нрав, – и, мелкими глотками попивая удивительного букета вино, терпеливо дожидался, когда Север совсем оправится от потрясения.

Он уже почал следующую кружку, когда Север сконфуженно проговорил:

– Прости, Корнеич, – почудилось чуток.

– Бывает. – Безмятежно проговорил помещик, – вино было крепким, – и уже начинало действовать. – Что почудилось-то?

И Север обреченно махнул рукой:

– Грех за мною тянется. Уже много лет тянется. Завещал мне старый волхв сохранить любопытный камень. Три года хранил, да прознала татарва о нем. Если бы самого пытали, – не выдал бы, а они, ироды, сына моего младшенького захватили, – вот и пришлось мне тот камень отдать.

Север опасливо оглянулся на коня, который продолжал безмятежно пощипывать траву.

– Отдал? – Изумился Корнеич.

– Ты же знаешь, Иван Корнеич, в каких передрягах бывал, а тут не выдержал, – отдал. Да, и Волчара столько лет уже не объявлялся. Одно к одному сложилось, – отдал.

– Видать, не простой был камушек, коли этот, – как его? – Волчара заповедовал его? – Вдруг начало покидать хмельное состояние голову помещика.

– Не простой. – Понурил голову Север. – Только, татарве он не достался.

– Как это, не достался? – Удивился Корнеич, возбужденно поднимаясь со своего места. – Ты ж сам его отдал?

– Так, и не досталось. – Убежденно проговорил Север. – Долго пришлось мне красться за ними. Долго ждал, когда расслабятся они. И дождался. Устроили они пир большой коло озера Тенгиз-далай. Тогда-то я и смог выкрасть камень. Выкрасть-то выкрал, да увезти не смог, – пришлось утопить его в том озере ….

И снова громко заржал конь, но Север уже сбросил свой камень с души, – и потому, только, виновато опустил голову. А конь, меж тем, вдруг подошел к Северу, и положил свою могучую голову ему на плечо. Север вздрогнул, но не отстранился.

– Знаю, что нет мне прощения. – Север погладил морду коня. – Вот, боюсь, только, хватит ли мне жизни исправить свой грех? Да, и не знаю, найду ли сам то место.

И вдругорядь подивились Корнеич и Тихомир: конь, казалось, понял слова Севера, – последовавшее за откровением ржание было одновременно и тоскливым, и примирительным.

– Получается, нет теперь надобности, искать это озеро. – Озадаченно проговорил Тихомир, и теперь сам покосился на коня. И ему показалось, что конь, уже отошедший от них, согласно закивал головой.

– Что дальше собираешься делать? – Сочувственно спросил Корнеич, и тоже суеверно посмотрел туда, куда были устремлены взоры его собеседников.

– Но родине с младенчества не был. – Неожиданно для себя ответил Тихомир. – А теперь, вот, почувствовал, что остались там невозвращенные долги. Не понимаю пока, какие, но сердцем чую, пришла пора их отдавать.

И Корнеич без лишних понуканий поверил ему.– Видимо, прав ты. Да, и мне ли твое сердце? Как подумаю, от какой беды ты меня спал, молиться на тебя готов.

– Оно так. – Подтвердил и Север, отводя взгляд от коня, и, немного помолчав, добавил. – Отпустил бы ты меня, Иван Корнеевич, и мне свой долг исправить.

– Ты здесь нужен. – Разом насупился Корнеич. – Велено людей наготове держать, ты и сам это знаешь. Да, и след ли, совать голову в полымя?

– Я тоже полагаю, что не следует. Все складывается так, что не пришло еще время того камня.

И согласное кивание головы коня, – хотя так ли это на самом деле? – развеяло сомнение Севера.

– Послушай, Север. Кроме сена у тебя иных срочных дел нет? Тогда проводи человека. Заодно воеводе грамотку доставишь. И сено тебе помогут залучить. Согласен?

– Коли так, то отчего ж не согласиться? Заодно и родичей навещу. – Радостно закивал головой Север.

– Вот, и добро. – Удовлетворился помещик. – На словах передашь от моего имени просьбу помочь человеку в других землях.

2

Воевода слегка подивился истории о чудесном спасении своего дружинника, и его просьбу принял, – и тем значительно облегчил дальнейший путь Тихомира: личная печать воеводы открывала многие двери.

И вот, наступило время, когда, похоже, «ожил» и его камень. Во всяком случае, это чувствовал Тихомир, когда брал камень в руку. А брал он его, сам не ведая, почему, все чаще и чаще.

Глазами свой городок Тихомир не узнал, зато, узнал сердцем. И не было в том ничего удивительного: минуло столько лет и событий, что он не ожидал, что и свой дом отыщет. Но дом отыскался, и женщина, настороженно выглянувшая из окна, вдруг заполошно заголосила, и, выбежав на улицу, со слезами бросилась ему, уже спешившемуся, на шею:

– Братец, родненький. Вернулся. Не дождалась тебя матушка. Уже семь ден, как похоронили. Почитай, цельный месяц тебя на дороге высматривала, – нутром чуяла, знать, что вертаешься ты. А, вона, как вышло: не дождалась.

Сестру свою Тихомир помнить, разумеется, не мог: Ванятка покинул родной дом, когда ей было всего три года, впрочем, было бы и больше, что с того? Прошло столько лет. Удивительно, как она признала его?

Тихомир терпеливо дожидался, когда выплачется Варвара.

– Забыл, братец. – Вдруг горестно покачала головой она. – Варвара – это соседка наша, а я – Алена.

6. Знамение

Вот, и закончилась долгая полоса гуляний, которую устроили сыновья брата отца по случаю возвращения Ивана. Как позже оказалось, не бескорыстно. Брат отца, – по заданию которого и отправился отец за товаром, – оказался честным человеком. И, вот, Иван оказался полноправным совладельцем большого торгового дома. Сыновья дяди не были таковыми, – вот, и старались споить Ивана, дабы подписал он нужные бумаги, по которым торговля полностью отходила бы им. Но Иван знал меру, и в стельку никогда не напивался. Да и две вдовушки, Алена и Варвара, зорко следили за происходящим. Ивану гульба надоела первому, а уж они после этого жестко пресекли спаивание Ивана.

В конце концов, он пришел в лабаз и без обиняков объявил, что к торговле он равнодушен, – ему по душе другие дела, которыми он и займется, И пусть, все остается по-прежнему, как завещано: в отсутствие Ивана братья обязаны поддерживать Алену, на руках у которой остались двое детей.

Делать нечего, пришлось им согласиться: хоть, и обременительно это, к торговле Алену они не подпускали, не напрасно опасаясь ее взгляда, но торговые дела шли хорошо, и деньга водилась. Да, Алена многого и не просила, поскольку имела на двоих с Варварой свой доходный «промысел». Да и весть про способности Ивана каким-то образом докатилась до их городка, – и теперь очередь жаждущих здравия еще увеличилась.

Про «ключи» он уже и позабыл, – и потому не сразу сообразил, когда посередь ночи в светелке возникло странное свечение, которое заметила даже Варвара из соседнего дома. И пока он соображал, что к чему, Варвара уже стучала во входную дверь, решив, что в доме начался пожар. Дверь ей открыла сонная Алена, – и на пороге его светелки они объявились вдвоем.

Увидев светящийся камень в руках Ивана, Варвара побледнела:

– Никак, время пришло? – И потекли ее безутешные слезы.

Алена догадалась, что пришла беда, но какова она? Переводя недоуменный взгляд то на растерянного Ивана, то на никак не успокаивающуюся Варвару, она так и не получила ответ на свой молчаливый вопрос.

«Ключ» между тем погас.

– Не сегодня, значит. – Посветлела лицом Варвара. – Пойду я. Не проводишь меня, Иван Матвеевич?

Он торопливо оделся. Проводил, да так у Варвары и остался. И до утра молчаливо удивлялся ее жарким словам: «Наконец-то, дождалась тебя – сбылась моя надежда».

Странны были эти слова, – Варваре всего-то лет двадцать пять от роду, оттого и удивлялся Иван. Муж Варвары погиб в пьяной драке, детей не было, но, как на днях сообщила Алена, Варвара наотрез отказывала «жаждущими ее Сердца».

Увы, были в ее шепоте и другие слова, что «слишком уж коротко ее счастье, – больно уж долго плутал Иван на чужбине». Как в воду смотрела. Через несколько дней, – странное дело! – засветились все четыре камня. Варвары дома не было, – и Иван ушел туда, «куда несли ноги».

А ноги несли в жуткое место, которое с незапамятных времен называли Врановым болотом. Много людей там сгинуло. И доселе вокруг его располагалось несколько капищ с деревянными идолами-истуканами. Боязно подходить к капищам, – что, уж, говорить о самом болоте, над которым круглый год, – и даже, зимой, – нависали смрад и марево.

***

– Принес?

Ох, как похолодело в груди у Ивана, и без того охваченного тревогой и сомнениями. Он оторопело оглянулся. Перед ним, – точнее, позади его стояли те два монаха, которых он видел в орде. А над ними …. А над ними возвышалось странное существо ростом аршина четыре, или пять, и, скорее, зверь, нежели человек.

– Принес? – Требовательно повторил монах, и уверенно протянул руку.

– Что? – Как бы удивился Иван.

– То, что тебе не принадлежит.

– А разве это принадлежит вам? – Продолжал упорствовать Иван, но монах повысил голос:

– Это не принадлежит тебе.

Естественно, упорство ни к чему не приведет, и Иван протянул ему ложный кристалл.

– Настоящий? – Недоверчиво спросил второй монах.

– А как же? – Ухмыльнулся первый. – Ты же знаешь, что те остались в пустыне. – И вдруг, подбросив камень в руке, сделал неожиданное, – судорожно проглотил кристалл.

– Что он сделал? – Молотом ударил в голове пронзительный крик-вопрос.

– Нам сказали, что тот, кто проглотит этот камень, станет властелином мира, – Немного заикаясь, ответил второй монах.

Чудовище долго недоуменно крутило головой, потом его, и без того отвратное, лицо исказилось зловещим гневом.

И вновь, теперь уже вслед за физическим хохотом, Иван – Тихомир ощутил болевой удар по мигом ослабевшему мозгу. Монаха же от этого удара скрутило и перегнуло пополам, – и камень выскользнул изо рта вместе с содержимым внутренностей безумца.

– Это не ключ. – После продолжительного изучения констатировало чудовище.

Делать нечего, – и Иван протянул чудовищу настоящий «ключ».

– Ты принял верное решение. – Удовлетворилось чудовище. Оно довольно проворно для его веса по крест-накрест поваленным стволам деревьев подобралось к болотному зеркалу. Старательно пошарив лапой в его зарослях, чудовище выловило нечто грязное, сплошь затянутое грязно-коричневым илом, и размером значительно больше человеческой головы.

– Почисти его. – Протянуло оно находку второму монаху, и тот подобострастно бросился выполнять приказание.

Находка, похоже, очищалась весьма плохо. Чудовище поначалу относилось к этому вполне терпимо. Оно лишь изредка бросало на монаха косой взгляд, в основном, забавляясь ключом. Но солнце стремительно катилось на верхушки деревьев маячившего поодаль мрачного леска, и на болото стала наползать холодная мгла.

– Быстрее. – Потребовало чудовище. Оно уже не играло ключом, хотя, возможно, и прежнее занятие не было игрой, – теперь оно поднимало кверху «ключ» и крутило так и этак его во все стороны.

Тихомир, как ни старался, не мог рассмотреть форм кристалла. И не удивительно: темень наваливала уже валом, раздвигая пространство для света звезд.

А чудовище, кажется, слабело на глазах.

– Быстрее. – Снова прозвучало в голове грозное приказание.

А темень все продолжала и продолжала наползать. И по болоту заскользили, заплясали в диком танце чудные тени, о коих неоднократно опасливо шептали сумевшие выбраться с болота люди.

К тому же, казалось Ивану, темень приманивала свет звезд. И еще один свет. Почти так же, как там, в горах, прилетела яркая звезда. Или луч? Или что-то еще? Но это ЧТО-ТО, описав широкую дугу над болотом, ударилось в «ключ».

Моментально тело чудовища хватила жестокая судорога.

– Отойди. Все уходите.

Чудовище сделало первый неуверенный шаг по направлению к кристаллу. Его пошатнуло, – луч сорвался с «ключа», – и на земле образовался огненный шов.

И тут же громкий рык потряс окрестности болота, подняв в серое небо бесчисленные стаи орущих ворон. Болото-то, и впрямь, враново.

Чудовище устояло и, поднявшись в полный рост, снова поймало кончик луча на острие «ключа». И «Ключ» начал обрастать свечением, – странным свечением.

И, чем больше было свечение, тем отчетливей казалось Ивану, что чудовище начало меняться, набирать чужую силу. И вместе с тем ему начал слышаться стон земли, – да, и как его не слышать, если не выполнил своего предназначения.

Конечно, это был безумный поступок, но Иван-Тихомир вдруг сорвался с места и метнулся к чудовищу. Откуда только хватило сил столкнуть чудовище с места, – и оно не удержалось, пошатнулось, и кристалл выпал из его лап, или уже рук.

Нет, чудовище не разорвало Тихомира в клочья, оно, всего лишь, отбросило безумца в сторону и, обжигаясь, нетерпеливо схватило «ключ».

К Ивану с трудом возвращалась способность сделать первый вздох, от которого кольнуло под сердцем. Не изнутри, а снаружи. И он понял свою ошибку. В руках чудовища был ….

Существо одной рукой подняло с земли ….

– Главный возвратный кристалл! – Услышал Иван восхищенный возглас Милея.

Но времени, искать автора этого возгласа, уже не было. Чудовище водрузило кристалл на импровизированный постамент из трех вывороченных из земли и связанных между собой стволов.

– Смотрите, боги. Пришло мое время. – Совсем укоротил время торжествующий возглас.

Чудовище решительно поднесло «ключ» к кристаллу.

А Иван инстинктивно вжался в землю. Еще бы, – ведь «ключ» был от другого кристалла, вероятнее всего, лежащего на дне озера Тенгиз-далай, кажется.

Варвара не всегда понимала свое назначение в этом мире. Так уж получилось, что она рано, в десять лет осталась одна, и, если бы не Алена, возможно, сгинула бы в этом довольно жестоком мире. Алена стала ей и сестрой и матерью одновременно. Алена к тому времени уже стала знахаркой, известной далеко за пределами их городка. Естественно, ей не мешала помощница, и, когда Варвара стала ей активно помогать, Алена только обрадовалась этому, и ненавязчиво стала обучать премудростям ведовства. Странно, но иногда, к смущению Варвары, кое-что у нее получалось много лучше, чем у наставницы.

Алена, конечно же, это видела, но не обижалась. А однажды, увидев, как в очередной раз смутилась Варвара, сказала без обиняков: «Знаю я все. Еще моя бабушка предсказала это. Не пойму только, какое дело возложено на тебя с моим братом».

Странно, но после того разговора Варвара стала ждать Ивана то со страхом, то со сжимающим сердце в трепещущий комок интересом. А потом, когда сгинул муж Варвары, появилось странное тревожное предчувствие.

Уж, не это ли предчувствие больно сжало ее сердце, когда Иван не встретил ее в условленном месте. Потемнело у нее в очах, – и, не разбирая дороги, она бросилась к дому. Ивана дома не оказалось, а конь обеспокоенно метался на привязи.

Решение пришло немедленно. Очень уж странным был конь Ивана, – иногда Варваре казалось, что он понимает человеческую речь. И теперешнее его поведение говорило, что Иван, возможно, попал в беду.

Конь легко подчинился Варваре, ибо Варвара отдалась его воле.

Далеко, однако, занесло Ивана. Конь резво бежал по еле приметной лесной дороге, а лес менялся, прямо-таки, на глазах. Не напрасным было предчувствие. Даже, ни разу не увидев этих мест, Варвара поняла, что это и есть Враново болото.

Но где же Иван? Время белых ночей на исходе, – и теперь начинает темнеть намного раньше, а оставаться на болоте ночью – безумие. Мощные ели тяжелой толщей нависали на давно уже невидимой дорогой, – и Варваре стало жутко. Зачем? Зачем она здесь? Зачем Иван здесь?

Она была уже готова повернуть коня обратно, но конь вряд ли послушается, да, и, невесть откуда, появившееся упрямство помешало это сделать.

Желание это возродилось, когда навстречу поплыли смородные волны тумана. Но одновременно с появлением тумана впереди, похоже, появилось свечение, впрочем, мало похожее на костер.