Читать книгу: «СИНИЕ ЛЕБЕДИ», страница 8
– Съест старостиха вашу приблуду, без хлеба и соли съест. – Кондрат жадно глядел на кусок колбасы, что лежал возле него, аппетитно просвечиваясь жирными лоснящимися боками.
– И не подавится. – Комар торопливо перекрестился.
– А где сейчас ваша жиличка? – Кондратиха с нетерпением усаживалась за столом.
– Дана!
Девушка нехотя вышла из-за занавески, что отделяла от шумных гостей. Стояла при свете свечи, неловко уткнувшись взглядом в пол.
– Иди, погуляй, пока мы тут беседуем, – миролюбиво пропела Комариха – Сроду не ходит на эти бесстыжие вечеринки, одна срамота и стыдоба там, а наша девочка стеснительная, застенчивая, все по хозяйству хлопочет, все в доме да по дому, – умильно нараспев расхваливала Комариха приемную дочь.
Девушка вышла во двор, но куда-то дальше идти не решалась, на кого медвежонка оставить, да и не была она последнее время нигде. Вечерами слышала звонкие песни. Веселой бесшабашной гурьбой проходили по улице то девчата, то парни, но никто не приглашал Дану с собой, а самой ей не до того было.
Недалеко послышался тихий разговор, двое молодых парней шли навстречу, негромко переговариваясь.
– Она сказала, что такого дурака свет не видывал, что тебе только бы целоваться да обниматься, а больше никакого толку от тебя нет.
– Поклянись, что правда
– Вот-те крест!
– Если так, не пойду сегодня к березе, пусть поскучает, крепче любить будет.
Проходя мимо, заметили девушку, томящуюся у закрытой калитки.
– Здравствуй, красивая, отчего не видать нигде, али прячешься от кого?
Это был сам Лука, усмехающийся своей очаровательной доброй улыбкой.
– Работы много, занята – Дана смущенно опустила взгляд.
– А это, что приблудилась в деревню намедни, – разочарованно протянул дружок.
– Ага, пойди-ка пока сам, погуляй, а я побеседую здесь кой с кем. -Лука ловко прыгнул через невысокий плетень, подошел к смутившейся Дане.
– Может, пойдем, погуляем? – предложил девушке, услышав громкие голоса подвыпивших друзей.
Она, молча кивнув головой, первая прошла в калитку, совершенно забыв и о Клаве, и о медвежонке, привязанном за ножку стола.
Через пару минут были в лесу. Прохлада и покой царили здесь. Ни одной птицы не слышно; только вдруг барабанная трель дятла вскроет тишину, да одинокий вскрик синички спугнет мягкое шушукание листьев в завитой хмелем ольхе. Вечерняя зорька сгорает медленно, неспеша; косые лучи еще горячего солнца падают сквозь густые ветви деревьев во тьму лесных зарослей, откуда украдкой и лукаво начинает выбираться влажное серебро чуткого тумана, поглощая радужные отблески последнего дневного зноя. Ясная и ласковая бирюза небесного свода прорывается сквозь раздвинутые деревья, и нежное дыхание заката наполняет душу отдохновением от тяжких мыслей, погружая ее в клубы умильного счастья. Сердце билось так сладко и тревожно. Оглянулась на спутника. Дивно, но Лука безмолвствовал и с изумлением наблюдал за девушкой.
– Чудная ты какая-то, не похожа на остальных.
Дана мягко улыбнулась, прислонилась к могучему дубу, слушая шепот его беспокойных листьев, а парень, с другой стороны, наклонился к девушке. Глаза их встретились. Дана даже зажмурилась от такой близости. Лука не удержался, поцеловал девушку в мягкие податливые уста.
Легкое прикосновение чьих-то губ, и ничего, больше ничего. Она думала, первый поцелуй – это удивительное и грандиозное событие, но чуда не произошло, не грянул гром, не блеснула молния, не забилось сердце в бешеном ритме, просто ее губ коснулись теплые требовательные губы парня. Она, сконфуженная, побрела по лесу, не зная радоваться ей или огорчаться. Лука догнал, прижал к себе и снова поцеловал, крепко-крепко и с каждым следующим поцелуем все дольше и дольше, при этом как-то странно хмелея, делаясь горячим и потным.
IV
А бедный медвежонок, услышав ароматный запах снеди, стал грызть свою веревку, пытаясь выбраться из-под стола. Ворона, сидевшая в печи, под шумок вздремнула. Между тем веселье разгоралось, все более и более распаляясь. Тосты шли за тостами. Кондрат поднял чарку и предложил от души: – Ой, выпьем, друзья, выпьем рюмочку до дна.
Обойди весь белый свет,
Наливочки лучше нет.
Не успев, как следует закусить, неугомонная Комариха предлагает новый тост:
Пока живы, выпьем тут,
На том свете не дадут.
Кондратиха смачно закусив очередную порцию горячительного добрым куском колбасы и, уже изрядно захмелевшая, тоненьким голосочком затянула:
Хоть дадут, не дадут,
Надо выпить все же тут.
Уже основательно поддавшие соседи со смехом вспоминали недавнее, лесное приключение.
– Я стою, а оно прет на меня такое здоровенное. – Кондрат прыскал от смеха, вспоминая недавнее происшествие.
– Да ну тебя, – отмахнулась Комариха, – самый обыкновенный оборотень, а, может, и не было его вовсе, просто мгла в болоте поднялась и показала всякую ерунду, на глаза напустила туману. Зато я пожила в свое удовольствие; сколько угощений было, столько сладкой наливки выпито!
– Кто как ведает, тот так и обедает. – Кондрат умильно рассматривал колбасу в сальных руках супружницы. Знатный кусок. Та явно собиралась его припрятать на будущее. – Ты, соседка, всегда была мастерица соврать, на этом деле не одну собаку съела.
– Что сама видала, то и другим рассказала, ну разве малость прибавила для пущего страха. Лучше чарочку давай наливай, а то сейчас заплачу от смеха, какой ужас я наводила на чувствительных слушателей. Всяко себя не обидела историей, а страсти по деревне нагнала столько, что верно каждого шороха пугаются теперь деревенские. А мы то, что? Мы в самом пекле побывали, теперь нам сам черт не страшен.
Ой, хороша наша наливка.
Выпьем, друзья, для понедилка.
Не пропустите, будет застолье,
Выпьем, друзья, за добрый вторник.
Прогоним с вами злыдни и беды,
Выпьем, друзья, за долю в среду.
После помоем миски и ложки,
Выпьем, друзья, в четверг немножко.
Продадим вместе телочку следом,
В пятницу выпьем, после обеда.
Сложим мы в кучу всю нашу работу,
И все допьем утром в субботу.
Согласно и нетрезво пели сотоварищи, раскачиваясь из стороны в сторону, держа в руках полные стопки. Выпили залпом, крякнув довольно и дружно бросились закусывать, чем Бог послал и чем доверчивые люди одарили.
Кондратиха вспомнила кусок колбасы, припрятанный в широких складках нижней одежды, воровато оглянувшись, якобы стала вытирать потную ладонь под столом, но кто-то лизнул шершавым теплым языком жирные пальцы руки. Женщина вначале не разобралась, в чем дело, а потом тело ее покрылось пупырышками, и она сидела с открытым ртом, от удовольствия выпучив глаза, как та рыба бельма, что стояла перед ней на столе. С пьяных глаз она не могла понять, что за кавалер, потом решила, что Комар, всегда глядевший на нее, как кот на сметану, решил пошутить таким способом.
Комариха с удивлением смотрела на глупый вид своей товарки.
– Ты что глазища выпучила, слюни подбери-то. Ей Богу, впервые, вижу, чтоб от пары рюмок наливки сидели с такой сладкой и блаженной рожей.
Тот, кто причудился в пьяном угаре, оставил свои любовные попытки, и Кондратиха метала пылкие томные взоры на щупленького Комара, чем приводила его в необъяснимое замешательство. От каждого ее касания он еще больше скукоживался и старался отодвинуться подальше. Она, не замечая его недоверия, все больше пыталась приблизиться.
– Ммаленький ммой, – шептала все время, напрочь забыв все любовные слова за столь долгий жизненный путь.
Испытав сильное потрясение, дрожащими руками потянулась неловко к другу и опрокинула подсвечник. Изба утонула в темноте. Пробовали искать спички, чтобы зажечь свечи, не нашли и решили, что мимо рта все равно не пронесешь.
Медвежонок меж тем перегрыз веревку и неуклюже вылез из – под стола. Уселся между женщин, принимая активное участие в застолье. Он с удовольствием лакал наливку из кувшина, разом опрокинув его себе в пасть. Когда Комариха хотела налить по очередной стопке, кувшин оказался пуст. Перевернула его над столом, потрясла, ни одной капли не вылилось. Понюхала, засунув в середину руку, облизала пальцы, с обидой взглянув на соседку. И когда только успела, такую сроду не перепьешь. Пришлось дальше продолжать трапезу, наполняя стаканы бражкой.
– Ишь, как уминает, словно отродясь не ела, знамо дело, столько выпить, заесть надо. – К тарелке полезла не стыдясь, окосевшая в стельку, и приметила с изумлением, что шея у Кондратихи явно особая, какая-то лохматая.
– Надо же так чавкать и облизываться, бродячая собака и то лучше хлебает свою похлебку.
Медвежонок в это время с удовольствием грыз кусок пирога, чмокая и посапывая, полез на стол, подбирая следующее блюдо.
Кондратиха обиженно отвлеклась от закуски, глянула на подругу и икнула, лицо у подруги было вытянутым, темным, как у печника, мохнатым и больше напоминало звериную морду.
– Тьфу на тебя, cоседка, ну и рожа! Морда лица у тебя черноволосая, как чугунок, не мешало бы и побриться. Я знала, что волосы растут по телу, но не так же.
– У кого это рожа? Кому бриться надо, – грозно на-двинулась Комариха, обиженная до нельзя больше. Такой наглости не ожидала, глянула прямо в бесстыжие глаза своей древней подруги.
– Черт знает что показалось. – Кондратиха рьяно перекрестилась. – Помилуй, пьяным мигалкам такая чушь привиделась в темноте, надо свечу зажечь.
Стала шарить в своих огромных карманах в поисках спичек; не раньше, как только что, она тайком умыкнула вожделенный коробок, решив, что дома он ей сгодится.
Медвежонок на столе меж тем захмелел, расхрабрился. Он ощутил, что Кондрат пьет что-то вкусное и сладкое. Придвинулся ближе, положив лапы на плечи мужчины. Тот недоуменно глянул на приблизившееся лицо, и его осенило, почему Комариха не зажгла свечку, хочет побаловаться с ним малость, с пьяных глаз совсем забыв, что подруга-то сидит совершенно с другой стороны. Стал шарить по мягкому податливому телу, удивляясь, и когда только успела шубу одеть, да еще летом. Лицо женское мотнулось совсем близко, обдав резким незнакомым запахом. Что страсть делает с женщиной!
Закрыл от удовольствия глаза, подставив рот для поцелуя. Почему-то она стала облизывать его губы, лицо, шею довольно длинным и проворным шершавым языком. Ухватился за голову, уткнулся руками в уши, остренькие, растущие на макушке. От удивления открыл глаза и уперся ими в небольшие глубокие, явно не женские глазки.
– И-к-к, и-и-к-к, – заикал незадачливый геройлюбовник. Его мощное крупное тело затрепыхалось, напирая на сидевшую сзади Комариху. Руки откинулись назад, стали шарить по лаве, задев тощие коленки соседки. Она, решив, что мужчина жаждет любви, дохнула тяжелой пьяной волной прямо в ухо, больно уткнувшись в бедро своей костлявой коленкой.
Ворона, открыв глаза, заметив, что медвежонок сидит за столом, не церемонясь, как заорет во все птичье горло,
– Кошмар-р-р! Идиот, куда лезешь! Какой кошмар-р-р! Залезай под стол немедля!
Кондрат, не понимая толком кто и где кричит, взглянул назад и увидел, что Комариха – то сзади.
– И-и-к, и-к-к, – только и мог произнести ошеломленный кавалер. – Не полезу! я не идиот! я выпимши! Сильно, наверно. Не буду больше, никогда!
Ну и рожа, свет таких не видел, да еще и не одна. Руки его застряли в подоле Комарихи, запутались в длинной юбке.
– Не делайте мне счастья, куманек, – шептала разгоряченная его беспорядочными торопливыми движениями, – а то я сщас помру. Видите, как трясутся мои любовные жилы, – дрожащими руками шарила по животу Кондрата, прижимаясь всем своим жестким, костлявым телом к пышному торсу друга.
– Целуйте, целуйте меня скорее, сделайте мне жарко, чтобы душа вконец упрела, – тянула губы навстречу, закрыв от предстоящего блаженства глаза. Давно забытая услада, подогретая наливкой, сковала тело женское, бросила в омут пылкой страсти. Ее губы наткнулись на влажный чавкающий длинный нос. Лизнув в удивлении, сей странный предмет, открыла глаза. Кондратиха, обеспокоенная непонятным оживлением, подсуетилась и зажгла в этот момент спичку.
С криками домовой! Домовой! – В мгновение ока все собутыльники были на улице.
На крики прибежала Дана, опрометью бросилась в избу. Медвежонок безмятежно спал на лаве, вытянув лапы. С чувством выполненного долга невозмутимая Клава сидела на столе, пытаясь проглотить кусок мяса.
Девушка торопливо спрятала зверя у себя за печкой, прикрыв лохмотьями вместо подушки.
– Никого там нет, вам причудилось, – вышла на улицу. Комариха, враз протрезвевшая, ни за что на свете не пошла в избу, ночевала у друзей.
Дед осторожно зашел, тщательно все осмотрел и не найдя ничего необыкновенного, понемногу успокоился; хотя спал при горящей свечке, все время вскакивая с постели, испугано шаря глазами по избе. Надо же так напиться, и что эта ведьма Тула намешала в наливку.
V
Рано утром Дана увела медвежонка в лес, прихватив с собой лукошко с ягодами. Он жалобно скулил с похмелья, очевидно, болела голова. Медведица уже искала пропажу. Мамаша надавала тумаков и повела к озеру на водопой. Поведение медвежонка было уморительным. Он все время смешно спотыкался, с головой окунаясь в воду, и, к своему глубочайшему удивлению, вынырнул с огромным сомом в дрожащих лапах. Медведица быстро перехватила улов, вытащила на берег и проворно положила рыбину в лукошко вместо ягод, прикрыв листьями папоротника; но Дана категорически отказалась от подарка, как она покажется своим приемным родителям с таким сюрпризом. Назад возвращались с Клавой, которая трещала без умолку, жалуясь на плохое воспитание ее девочки, которая обидела своим отказом добросердечную медведицу. Ужин мог быть шикарным, и не заметила, что медвежонок бежал впереди сбоку, держа в пасти лукошко.
Комариха еще вечером приметила корзинку с ягодами и смекнула, что Тула будет благодарна такому подношению. И когда даров леса не оказалось на месте, сразу бросилась следом за Даной, при том имелась нужда проследить, куда шастает приблуда почти каждый день, за каким таким делом, тем более все нормальные ягоды из лесу несут, а только бестолковые – в лес. Правда, пришлось немного задержаться, вдвоем было бы несколько веселее, но Комар не одобрил жажды супруги срочно прогуляться по лесу, так как усмотрел в этом предложении некую странность, да и ноги отказывались повиноваться после нескольких кружек бражки с Кондратом. Суровая жена в грубой форме предсказала нерадивому вынужденную трезвую жизнь на неделю и подалась вдогонку сама. Супружник, поскребя недурно подбитый глаз, слегка поразмыслив, решил собственнолично сопровождать бабу и тихой сапой, путаясь ногами, подался следом. К беспробудному удовлетворению старика, идти пришлось недолго, жена остановилась, и Комар, присев на корточки, вздремнул под деревом около, упёршись носом в тощие колени.
Дана шла навстречу с пустыми руками, с кем-то неведомым переговариваясь. Женщина с удивлением притаилась поблизости в кустах, исподтишка наблюдая за неожиданной встречей, ибо Лука вышел из-за дерева, и явно заигривая, подошел к девушке, пытаясь поцеловать.
– Что за крики ночью были, всю округу всполошили.
Девушка смущенно и радостно прижалась к парню.
– Да ну их, привиделось с пьяных глаз.
Дана прикрыла глаза, ожидая следующего поцелуя, и совершенно забыла о своей верной вороне.
– Караул! Бандиты! Грабят! Кошмар-р-р! Не успеешь отвернуться, а на твою честь уже посягают!
– Кто здесь? – оглядывается встревоженный ухажер.– Что за бесовские игры!
Комариха вздрогнула от отчаянных воплей непонятного происхождения, но услышала шуршание рядом и заметила вожделенную корзинку.
Медвежонок оставил свою ношу, так как увидел спящего клубочком деда. Любознательность одолела малыша. Он приблизился, нахально пнул носом в бок, тот покатился кубарем, очнулся и увидел перед собой жуткую звериную морду, прикрытую папоротником. Тряхнул головой, протер зенки, но привидение не пропало. С тихим ужасом в теле, выпучивши подслеповатую рожу, cделав дрожащими пальцами козу, со словами у-тю-тю-тю-тю на карачках пополз назад и скукожился, задом упершись в преграду, втянул голову в шею, притаился, соображая, что вот он, конец его унылой беспробудной жизни.
– Сама я, одна. Тебе причудилось, – обнимает девушка парня, показывая вороне кулак.
Но птицу уже понесло. Изо всей силы клюнула в голову и отлетела, наблюдая за поверженным противником. От внезапности тот упал и ползком убрался в кусты, носом устремившись прямо в корзину, которую Комариха уже присмотрела себе и не собиралась ни с кем делиться, тем более чувствуя, что кто-то сзади на нее явно имеет виды и неизвестно еще с какой целью, это, конечно, натужило, но не на ту напали. Лука желая встать на ноги, схватился за край лукошка, старуха, с другой стороны, дернула нагло к себе, трава сдвинулась; и огромная рыбья пасть вздрогнула, – здр-р-р-расьте,– прошелестело над головой. Тут уже завыли все, кто только мог вопить и нестись в разные стороны со скоростью немыслимой для обыкновенных смертных.
Медвежонок от греха подальше мгновенно оказался возле своей мамки. Клава же с удовлетворением чистила перышки, сидя сверху на лукошке. Если воспитанные люди встречаются, они всегда здороваются, здесь нет ничего удивительного, но не могла же она рассчитывать на такой бурный ответ.
Дана укоризненно смотрела на птицу, ну и что это было и что ей делать с этой огромной рыбиной, не оставлять же в лесу.
– Кстати, на твою честь никто и не собирался покушаться.
– Да ладно, а я надеялась. – Довольная ворона села на плечо, прижавшись черной головкой к девичьей щеке.
– Разве, – оттаяла девушка. Она улыбнулась, вспомнив неловкое поведение Луки, что показал себя явно не с лучшей стороны.
В предкушении великолепного ужина Кондрат глубокомысленно дремал на завалинке под однообразное бормотание дрожайшей половины, что, как обычно, была крайне недовольна действиями супруга, ибо курица, которую он принес, была уже наполовину ощипана и не оправдала ее надежд, поскольку замешкалась на этом свете и до сего дня явно не старалась вести скромный и благородный образ жизни, и исключительно по этой причине была костлявой и синюшной. Хотя голодные глаза деда, порой смотревшие искоса на вожделенную добычу, видели совершенно иную картинку; желтенькая, упитанная сверх меры, потому и угодила под колеса, где благополучно скончалась на радость Кондрату и к немалой горечи хозяина телеги. В глубине души сознавая, что старуха не собирается удивлять кулинарными изысками, ну хоть по косточке поглодать в день и то приятно, размышляя о предстоящей трапезе, сразу и не заметил, вдруг наступила странная тишина. Лениво приоткрыл один глаз и поневоле открылся следующий, узрев, как прямо на них летела, разве не в ступе, в полном смысле этого действия Комариха, следом не отставал ейный супруг, подпрыгивая на бегу, дрыгая руками и головой мотая на все стороны, а там, торопливо осматриваясь, собственнолично объявился Лука. С тяжеленной корзиной в руках Дана замыкала необычную процессию.
Курица тут же была отправлена в печь целиком и, едва дождавшись вечера, старики отправились в гости к соседям, прихватив чугунок и туесок с наливкой.
Угрюмая Комариха сидела на завалинке, как неживая, ни на что не реагируя. Вчерашнее потрясение, сегодняшнее приключение добило бедную женщину. Комар, виновато оглядываясь на супругу, с удовольствием вынес посуду и рюмочки. Ощутив неотразимый аромат супчика, возжелала изведать бесплатного приношения, а выпив по маленькой, вконец раздобрела, приказала Комару доставить c погреба туесок с вином, что выменял на рыбину у Тулы, и грусть-тоску, как рукой сняло окончательно. Хмелея на глазах, беспрестанно заливаясь смехом, стала рассказывать, как Лука в лесу пытался соблазнить приблуду и как получил по заслугам. Это она с виду простушка, а тронь – отпор даст любому. Как рождаются дикие сплетни мгновенно и по всей деревне сразу, никому не известно, но Кондратиха ни на минуту не покидала застолье, разве сбегала глянуть, закрыла ли калитку от собак, как вот уже дорогие гости на пороге, будьте любезны встречайте.
Несколько решительно настроенных парней во главе с Лукой яростно набросились на Комариху со словами, что у нее язык длиннее, чем хвост у сороки, что у нее аж губа трясется, чтобы обгадить честного и порядочного парня, и сама она скоро от своей тени бегать будет.
– А, трясца вашим мамкам! Так это я брехливая! А где и кому, и что я говорила? Да онеметь бы мне на этом месте тут же и сразу, если я безмолствую уже давно, как та рыба бездыханная. А, если, кто вдруг хочет навести на бедную и беззащитную женщину напраслину, и слышал, что я кому что говорила, то, чтоб оглох, а кто видел – то, чтоб ему повылазило! Да чтобы ему до конца его никчемной жизни дыхать не стало!
А вы, значит, бесстрашные? Вишь, сбежались стаей на стариков наскакивать. Не робейте, давайте, обижайте, не стесняйтесь. Славу худую пустили по деревне, что мы от нечисти страдаем. Конечно, нам бы вашу силушку. Мы в ваших годах были, на спор запросто могли, – старуху задели за живое, и она как самовар стала распаляться от таких обидных слов сопливой ребятни, – могли, могли, – задумалась на мгновение, что же они могли, – на погосте запросто могли переночевать, и ничего нам там не виделось и не слышалось, а вы даже днем обходите его стороной. – выпалила вгорячах и осознала, что перебрала малость, но отступать было поздно.
Поспорили горячие молодецкие головы на ведро наливки, что попросту смогут завтра на кладбище ночь провести.
– Ага, прям всей толпой, – Комариха размахивала головой, пуская пузыри от напряжения, оскорбленная и взбудораженная. – Ладно, пусть идут все, кому захочется, можете гульки там устроить, мы посмотрим, кто из нас смелый.
– А что такое кладбище? Туда теперь может каждое дитя малое сходить. Мертвые живым не шкодят, – все время молчавший Комар под конец выдавил из себя.
– Да, соседка, глупость ты спорола, мягко говоря. Столько парней ночью все вместе, да скорее, они кого хочешь напугают. – добавила Кондратиха.
Комариха задумалась, где взять ведро наливки, чтобы отдать за проигранный спор, но тут интересная мысль посетила ее седую голову. Прижала палец к губам, и воровато оглянувшись, предложила придвинуться поближе.
– Чем их больше, тем нам лучше, свидетелей будет много. Надо проучить сопляков, отбить охоту обижать стариков оскорбительными словами.
Дана видела пришедших парней. Она надеялась, что Лука заметит ее и подаст весточку, но любимый так был поглощен спором, что не обращал на девушку ни малейшего внимания. Она была огорчена как нельзя сильно. Еще вчера целовал-миловал, сегодня в упор не замечает. Сердце обиженно заныло. Не с кем поговорить, не с кем посоветоваться. Тяжело без Норы, без Кирея, без материнского участия, их помощи. Опять заболело сердце, тоскуя по прежней, беззаботной жизни. Сейчас все на ней: и чем кормить всю, хоть и не большую семью, и убрать в избе, и как приготовить, и постирать. Комариха жила припеваючи, совершенно забыв о своих прямых обязанностях, и нимало не заботясь о будущем. Еще вчера она была против приблуды, называла ее голозадой, нищей, глупой. Хитрым своим умишком давно смекнула – придет время, Тула устроит грандиозный скандал, выгонит девушку из деревни, но не сегодня и даст бог не завтра, поэтому пока жила в свое удовольствие, наслаждаясь и упиваясь приятно проведенными днями.
На следующий день соседи о чем-то взбудоражено шептались, время от времени прыская от смеха. Они принесли в избу какие смогли, где достать тряпки, силясь соорудить из них чудные балахоны. Поздно вечером, снарядившись, ушли, веселые и возбужденные.
Дана, оставшись одна, решила поговорить с Клавой, которая сидела у печки, тщательно вычищая свои серые перышки. Та недовольно каркнула, но, уразумев, что ребенком надо заниматься, стала терпеливо слушать ее взволнованную речь о том, что она уже взрослая и не нуждается в ничьей опеке, особенно вороньей. Она влюблена и хотела бы ходить на свидания без Клавы, так что, если завтра решиться пойти гулять, то желательно, чтобы птица осталась дома.
VI
Ярушка сегодня была сердитой, как никогда, все валилось с рук, ничего не получалось. Тело старое не слушается; то разольет что-то, приходится вытирать, а нагибаться в старости ой как тяжело, то разобьет любимую миску, а другой такой нет, то неуклюже зацепиться локтем за край стола и удариться так, что боль долго будет сверлить ее хворое, немощное тело. Хотелось прилечь, полежать, но сегодня была единственная ночь в году, когда необходимо собирать траву, росшую на кладбище. Эти уникальные растения пригодятся ей в лечении людей от порчи, от злого завистливого взгляда, поэтому сегодня никак не придется отдохнуть ее старым измученным костям.
Еще сумерки были серые и размытые, а Ярушка, кряхтя и беспрестанно охая, ходила среди могил, как всегда опираясь на свою палочку-выручалочку. Вскоре должен выйти месяц. Он осветит кладбище и будет видна нужная ей трава.
Каково же было ее удивление, когда увидела за одной из старых заброшенных могил стариков, возбужденно перешептывающихся и время от времени покатывающихся от смеха. Они одевались во что-то широкое и странное. Бабка с интересом подсматривала за чудаковатой публикой.
Поодаль увидела шумную группу молодых людей, с шутками и прибаутками направлявшихся тоже к кладбищу. Что за странное массовое гуляние в явно неподходящем для этого месте?
Вот что-то странно завыло тоненьким голосочком. Один из старых могильных крестов на окраине пошатнулся и медленно пополз вверх, раскачиваясь из стороны в сторону, поддерживаемый некрепкими старческими руками. Молодцы остановились, кто-то хихикнул,
– Ой, страшно-то как!
– Ладно, прекращайте мороку, – послышались смеющие голоса парней. – Не тяните кота за хвост, ведро наливки и по рукам.
– А старикашки не спешат выходить, им тут по нутру.
– На этом месте где-то ведьма шастает, Ярушка, вот они с ней соединятся и выиграют наш спор.
– Ага, вместе со старой каргой костями трясти будут, по кладбищу рыскать привидениями.
Ярушку больно ударили слова глупых молодых людей. Она совсем недавно спасла одного из этих горластых, когда, сильно порезав ногу, не смог вовремя остановить кровотечение. Каждому помогла появиться на свет, принимая роды у их матерей.
– А, давай улюлюканьем погоним дедов в деревню, пусть все знают, что на сей раз они придумали.
Соседи притихли, поняв, что шутка не получилась, концерт отменяется. Выходить из засады не спешили, еще успеют наслушаться ядовитых шуток и издевок. Ползком – ползком, задом – задом и бегом в деревню, чтоб никто не заметил.
Деревянный крест, брошенный ими, беспомощно свалился в траву среди могил.
Половинка месяца, ясного, светлого, наконец, выглянула, осветив все вокруг ровным серебристым сиянием. Погост окружен высокими многолетними деревьями. Одной стороной смотрит на деревню, которая от него не очень далеко. По ночам можно видеть неясный мерцающий свет свечи в окнах крайней избы. Среди могил росло множество плодовых деревьев, заботливо посаженных деревенскими жителями, кустов жасмина, черемухи, сирени. Сейчас все купалось в лунном свете, растекаясь по земле причудливыми силуэтами. Стало сразу тихо и умиротворенно. Все кладбище было, как на ладони.
Домой идти по условиям спора рано. Осмелев не на шутку, устроили игрища. Сели в кружок, один с рукой за спиной в центре. Кто-то из играющих должен был ударить по ладони, а он или успеть схватить за руку, или угадать, кто саданул. Смех, веселые голоса разлетались кругом, гулко опадая среди могил.
Лука в свой удар вложил всю молодецкую силу. Дружок не успел схватить за руку, резко повернулся к товарищам, и оскалил свои страшные кривые зубы. Глаза его вспыхнули голубым огнем. Ребята с недоумением дружно вскочили.
Слава Богу, им пригрезилось. Перед ними, как ни в чем не, бывало, стоял их друг. Все равно все сразу присмирели, украдкой оглядываясь вокруг.
Тут поднялся вверх, и, свистя, и взвиваясь, медленно полетел прямо на парней брошенный стариками крест.
– Смотри, что удумали, – сказал кто-то, пытаясь хохотнуть.
– Надо же такое сочинить, – голоса уже звучали негромко и неуверенно.
Крест тяжело грохнулся в центре, так и не успев никого задеть. Ребята разом метнулись в стороны, стараясь все-таки держаться друг друга.
Откуда не возьмись, сильнейший порыв ветра яростно промчался над погостом, сгибая деревья и кусты, врезался в притихшую гурьбу, сбрасывая кепки, и, тяжело охнув, рассыпался у самых ног, потом внезапно завертелся, скрутился калачиком, заюлил волчком, и вернулся к могилам, вырастая юрким хвостатым чертиком.
Бесенок закривлялся, тоненько засмеялся… и нежданно захрюкал годовалым поросенком, и вот уже на многих могилах по такому поросенку. Их свинячие морды скалятся и вертят головами, будто они у них на шарнирах. Противные рожи хрюкающих поросят в лунном свете стали превращаться в бесовские рыла. Вот уже почти дюжина дьяволят перескакивали с могилы на могилу, насмешничая и кривляясь.
И куда они прыгали, могильная земля поднималась, раскрывалась, и оттуда выползали гробы, где еще совсем целые, а где полурастлевшие. Чертенята оседлали их, и летели на парней, да прямо над самыми головами, да с оглушительным свистом, да с бряцающим скрежетом. Из старых гробов выпадали чьи-то мощи, грозя задеть любого из парней. Кости падали на землю, рассыпаясь и тут же собираясь в светящийся костяк. Свирепо клацая зубами, скелеты шли на парней, собираясь в зловещий круг.
Парни окаменели, оцепенели, не в силах сдвинуться с места. Тут выпросталась одетая во все черное, длинное старуха. Стала расти, подниматься до самого неба, закрывая собою месяц, весь горизонт, шатаясь в вечерней спускающейся мгле, протягивая трясущие костлявые руки к парням
– Лука, я давно ждала тебя и твоих сотоварищей, – заревела она диким неистовым напевом. Холодный липкий страх охватил друзей.
Вначале еле слышимые рыдания и жалобные вопли покойников набирали силу. Они неслись над погостом, соединяясь с ужасным хохотом сатанят. И вот уже, и смех, и вой, и вопли, и рыдания слились в один разноголосый стон, накрыли кладбище зловещим звучанием. От леденящего кровь ужаса волосы на голове стали дыбом кто-то, самый слабый, не вынес такой муки и как заорет благим матом. Все, кто мог кричать, пищать, верещать, ругаться дружным многоголосым хором бросились в деревню, а за ними хохот старушечий, жуткий, трескучий, как старые корявые деревья в непогоду.
Ярушка долго тряслась от смеха. Ей самой очень понравилась шутка. Давно не было так весело. Отныне никому не вздумается на кладбище гульбы устраивать. Колечко помогло и на сей раз, затуманило головы, напустило пыли в глаза. Ишь, как драпанули, с собаками не догонишь. Надолго запомнят урок.
