Читать книгу: «СИНИЕ ЛЕБЕДИ», страница 10
Светило через мгновение стало опять прежним, ясным и горячим. Без следа растаяла, растворилась в обновленном солнечном свете черная мгла, но праздник уже был расстроен. Все испуганные и, чувствующие за собой неисправимую вину, разошлись по избам, прося прощения у Бога, у своих ангелов хранителей. Только старый Комар остался один на берегу, оплакивая девушку, которая могла бы быть ему любящей и заботливой дочерью, и которую он не смог уберечь.
XII
Тула вошла в избу, присела у стола. Чувствовала себя мерзко. Последнее время в сердце поселилась ненасытная, неугомонная боль ее невыплаканных слез. Всю жизнь прожила с улыбкой на губах, чтобы не случилось. Разве такой уж ровной и гладкой была она? Каждый день ее замужества мог быть последним. Все боялась, уведут Ксена, или на худой конец, сам уйдет.
Чтобы не делала, боль не растворялась, не пропадала, комком болезненным давила грудь. Кружилась голова, от непонятной усталости подкашивались ноги. Мужу ничего не говорила, чем он может помочь, только расстроится. Надеялась, что пройдет свадьба и боль уйдет, успокоится, рассосется комок нестерпимый.
Будто в последний раз, оглянула горницу. Все было тщательно прибрано. Деревенские бабы ловкие, работящие и аккуратные хозяйки. Как будто и не было здесь еще вчера столько гостей, приглашенных на свадьбу дочери. Все расставлено по местам, блестит и сияет чистотой.
Скользнула усталым взором по стенам, зацепилась взглядом у иконы. Осуждающе печально смотрела на нее Богородица
– Матерь Божья, в чем меня обвиняешь? Что жизнь свою положила на алтарь всепожирающей любви, что счастье свое всеми правдами-неправдами выдирала у несговорчивой судьбы-злодейки.
Снова впилась боль в грудь женскую. Сразу стало холодно. Тоскливая тревога мелкой дрожью охватила все тело. Что птица бессильная, пойманная в силки, забилось, затрепыхалось сердце.
Осторожно скрипнула дверь. Вошел как-то боком, нерешительно Ксен. Глухо кашлянул.
– Не обижайся. Уезжаю я. В город. Думал, обойдется.
Не получилось. Растревожило душу знамение Божье, что давеча у реки показалось. Не хотел тебе говорить, но жил раньше, будто во сне. Не хватало чего-то, что-то не мог припомнить ровно. Будто гнался за призраком всю жизнь и не мог никак догнать.
А увидел девушку эту, и как бы глаза открылись. Ночью сны стали сниться странные: девица в белом, такая красивая и такая желанная, глаз не отвести. Все к себе зовет. И люблю ее по-другому, как не мог тебя любить никогда. И стоит преграда, между нами, какая-то, не обойти ее, не объехать. А утром потом такая тоска душу выедает, что хоть вой, хоть кричи. Я в город пойду. Надо попробовать разобраться в себе. Может, там мне поможет кто, расскажет, в чем беда моя. Прошу, не поминай лихом и прощай.
Хлопнула дерзко дверь за мужем. Тула бросилась вдогонку.
– Ксенушка, родной мой! Погоди! Постой! Не уходи! Не оставляй одну! Не-е… бросай!..
Он, слегка ссутулившись, быстро зашагал по улице, не оборачиваясь. Опять невыносимая боль сдавила грудь. Но сейчас было не до нее. Надо было, во что бы то не стало, догнать и вернуть мужа. Это конец ее счастью.
– Ксенушка, родимый, – молили синие губы, – не уходи, не бросай, не вынесу разлуки с тобой.
Спотыкаясь, бежала следом, пытаясь дозваться, докричаться, стараясь не потерять из виду. Глаза, полные слез, не мигая, смотрели на дорогу, но все-таки упустили мужа остановилась, оглянулась вокруг. Она в лесу, на берегу незнакомого озера. Как попала сюда, не помнит. Тут увидела супруга, присевшего у воды, склонившего печальную седую голову на крепкие руки свои.
– Ксенушка, жизнь моя, любовь моя, – обрадовалась Тула, подскочила, обхватила за плечи и обомлела. На нее странными пустыми глазами смотрела дряхлая, мерзкая старуха, вся в черном.
– Ты кто? – отшатнулась в ужасе. – Где мой муж?
– Я судьба твоя, что безобразная? – услышала в ответ глухо со стоном, как из огромной пустой бочки. – Вот и встретились, наконец. Приглядись хорошенечко, какая я неприглядная, замученная. Не нужна тебе была раньше. Всю себя, без остатка, мужу отдала. Тенью безропотной, безгласной бросила меня к его ногам.
Стала ему заботливой матерью и горячей любовницей, верной женой и ласковой сестрой. Напрочь забыла обо мне, своей заброшенной судьбе. Вот любуйся теперь.
С тихим плеском волн, аккуратно разгребая густые мохнатые водоросли своими бледными, прозрачными руками, стали выходить из воды водяные красавицы. С длинных волнистых волос густыми потоками стекала вода, закрывая нагое тело русалок. Стан тонкий, гибкий, глаза сияющие, завораживающие. Звонкими переливами смех их будоражащей луной разнесся по лесу. Расселись по берегу вокруг озера, распелись. А в народе говорят, что русалки шепотом поют.
Сидела русалочка на белой березе,
Просила у женщины рубашку:
Добрая сестрица, дай мне рубашку,
Хоть не тонкую, зато белую.
– А эти… откуда взялись, – не смогла перекреститься Тула. Рука онемела
– Отныне я их царица. Мы обещали тебе, что заберем, придет время. Вот и пришло долгожданное. Собирайся в путь-дорожку с нами.
И уже вместо старухи стоит на берегу дивная красавица с венком водяных лилий на распущенных волосах.
– Чур, со мной, – замахала отчаянно руками Тула, – уйдите, окаянные, с глаз долой.
А колечко золотое обручальное возьми и упади в воду. Бросилась молодушка за ним под веселый хохот русалок, а найти никак не может. Пропало, закатилось счастье ее супружеское, утонуло в озере лесном, в тине болотной. Заплакала женщина от обиды такой, а русалкам того и надо. Расшумелись, разгалделись сороками на весь лес.
– Ио, Иа, о uo, ua цок, ио, А, паццо, ио, А, папаццо.
– Что случилось, отчего плачешь, милая, – обнял за плечи супруг, присел рядом.
– Я твое колечко в воду обронила…
– Было бы, о чем, – прижал к себе. – Завтра другое подарю, лучше прежнего будет.
– Как ты здесь оказался, – положила Тула голову на плечо верное.
– Вернулся за тобой. Решил, что завтра поутру вместе в город поедем. Здесь нас уже ничего не держит. У Насти своя семья, а нам нашу жизнь устраивать надо. После того, что случилось в деревне оставаться глупо. Гляжу по улице, а ты в лес направилась, да так скоро, что не нагонишь, не докличешься. Вот и подоспел следом. Скажи, что с тобой, родимая?
Тихий, ласковый голос мужа успокоил Тулу. Боль совсем покинула ее. Только стало еще холоднее… И русалки поют все громче… а Ксен почему-то не видит и не слышит эту свору некрещеную. Что в самом деле происходит?
Внезапно осенило ее, что стоит у той неизбежной последней черты, которой никому никогда не миновать.
– Чуяло сердце мое беду. Не кликало ее. Она сама пришла нежданная, незваная. Приблудилась, да загостилась. Поселилась в сердце змеей гремучей, ненасытной и по капельке, по капельке жизнь мою несладкую и выпила. Оставила лишь малую кроху.
Ксен удивленно вскинул брови, попытался сказать что-то.
– Гляди, – прикрыла губы его своею бледною ладонью, – как чудно дремлет облачко в воде, будто белый пушистый котенок свернулся в клубочек… Слышишь, как игривая волна лукаво шепчется с бережком, как шаловливый ветер, лаская, треплет листья. Россыпи в далеком небе… манят, влекут к себе своею тайной горделивой. Ты видишь, как ярко среди них, как мучительно догорает моя звезда, по счастью прошлому горюя и тоскуя.
Отшумело, отголосило лето жизни моей. Не жать мне больше рожь-пшеницу в поле чистом, не слышать звонкой песни жаворонка. Не любоваться белым цветом черемухи душистой. Отгорели, отполыхали мои рассветы и закаты. В последний раз сидим с тобой наедине.
Дурманом ночи душной, пылкой не буду больше я пьяна!.. Как жарко было мне в твоих объятиях, как сладко!
Уж небо сыплет в озеро лесное осколки любви моей, такой горячей, ненасытной.
– Любимая, ты о колечке так тревожишься? – заглянул в глаза своей голубке. – Почему разбередила сердечко эта неловкая потеря? Перед Богом мы муж и жена и, уверяю тебя, что всегда будем вместе. Обещаю, я никогда больше не оставлю тебя. Не брошу. То была всего лишь минутная слабость. Дали клятву и в радости, и в горе …
– Родной мой, – прервала Тула его речь, – молчи и слушай: не венчаны мы в церкви. Не настоящая тебе жена. Отдай свое колечко, я брошу его в воду. Пусть катится к своей паре на дно озерное. То-то порадуются русалки щедрому подарку.
Приутихла, вслушиваясь в глухие, затихающие удары своего сердца.
– Пожалей меня… За все грехи мои, ошибки и страдания, я умоляю, строго не суди. Надежду робкую лелея, прошу, прости. За любовь мою, такую странную и грешную, такую безоглядную, прости. И пожалей. Не осуди и не спеши винить.
– В последний раз дай утонуть в твоих глазах. Обними крепко, поцелуй жарко, что б снова, как прежде захмелела я.
Холодно… Зябко… Совсем промерзла душа моя. Согрей и пожалей, единственный, желанный, пусть станет мне хоть чуточку теплей, чтоб ледяные осколки сердца моего, остывающего превратились бы в слезинки теплые. Хочу поплакать напоследок на плече родном.
Половинка моя, песня недопетая, нежность нерастраченная, так безоглядно расцветшая, так горько безвременно увядшая, зарастут наши стежки-дорожки. Хмельную песню любви заветной петь будешь уже с другой.
Не держи зла, обиды на меня в сердце своем. Любила я, любовь лишь одна виновата, что накрепко привязала тебя к себе узами грешными, чарами недозволенными.
Отпускаю, мой родной, отпускаю навсегда и безвозвратно. Горько и тяжко сознавать, что там, за последней чертой, никогда не быть нам вдвоем. Не моя ты судьба, сворованная украдкой с чужой запретной жизни, колдовством привязана к моей, нескладной и неладной. Знаю, найдешь себя и будешь счастлив, а моя сердечная мука догорает в груди остуженной.
Ах, как горчит зола моей тоски любовной…
Ухожу, нет сил, глаза открыть. Уплываю. Не удержаться в объятиях твоих. К звездам тянется душа моя…
Не плачьте! Не корите! Не судите! Не ищите оправданий для меня, я лишь любила. Любовью душу грешную сгубила…
Как оглушительно поют русалки! Как надрывно плачет, как голосит среди них моя нелегкая судьба. Погляди, какая красивая она! Какие изумительные лилии украшают этот венок! Мои последние цветы, как нежны и благородны!
Милый мой, не горюй, не тоскуй. Покрепче обними, к груди сильней прижми и на прощанье поцелуй…
Горчит твой поцелуй сегодня дикой полынью, не греет губ холодных…
Как глухо кружится голова… Все что болело, прошло. Отпустила боль сердце усталое.
Как сильно шумит вода, как тоскливо воет ветер… как скорбно улыбается луна.
Улетаю, падаю в небо.
Ксенушка, прощай. Помни меня! Прошу! Не забудь! Не вини…
Склонила голову на грудь. Уснула крепко. Навсегда.
XIII
Дана открыла глаза. Возле нее хлопотала красивая незнакомая женщина. Ее темные пышные волосы были перехвачены шелковым платком. Клава сидела тут же, уныло повесив свой клюв. Пригорюнившись, смотрела немигающими глазами на Дану. Увидела, что девушка пришла в себя, сразу захлопала крыльями и завопила
– Люди добрые, девочка наша очнулась.
– Тише, тише, – успокаивала женщина птицу. – Вот уже горластая. Напугаешь Дану своим криком.
Но ворону остановить было невозможно. Она летала, она кричала, она была вне себя от радости. На шум вошла целая гурьба. Первой бросилась в объятия мама Нора. Ее дорогая родная мама Нора была жива и невредима. Она целовала свою любимую девочку, приговаривая, – ох и напугала ты всех нас своим необдуманным поступком. Хорошо, что Клава нашла Кирея в лесу и привела его к березе, а так бы случилась непоправимая беда. Слава Богу, самое страшное уже позади.
Дана c немалым удивлением и любопытством оглядывала неизвестных. Заметив ее взгляд, Нора стала рассказывать:
– Это мой муж Эльдар, – показала на почтенного седовласого мужчину. По воле судьбы мы с ним длительное время не виделись. А вот наш сын, – представила темноволосого красавца, – Кирей, который и спас тебе жизнь. Волею злого рока он был превращен в пса, но теперь это уже позади. Подробности потом расскажем. А это Наина, – показала на женщину, которую Дана увидела первой. – Сестра моего мужа. Она и выходила тебя. У нее тоже своеобразное прошлое. Благодаря ее волшебным рукам ты сейчас жива и здорова. Ей тоже досталось в этой жизни. Вот такая теперь у нас большая и, надеюсь, дружная семья.
Дана была такой счастливой. Она держала руку Норы, не веря своим глазам и улыбалась беспрестанно. Казалось, что она спит и ей снится чудесный волшебный сон.
Вечером все собрались в горнице, вокруг стола. Наина сидела в центре, держа в руках перстень с яркокрасным камнем. Поднесла его к хрустальному шару, он стал медленно загораться. Засветился необыкновенным ярко-желтым светом, по нему стали проноситься какие-то тени, задвигались чьи-то неясные силуэты. Нора тихонько рассказывала Дане, что при помощи чудесного кольца и хрустального шара, который зажигается этим перстнем, были возвращены к нормальной жизни Кирей, его отец Эльдар, его тетя. До этого ее знали как Ярушку, известную местную ворожею. Наина начала тихонько говорить:
– Вижу дворец большой, красивый. Темно, какие-то люди бегут по коридору, неся в руках большой пакет. Навстречу выбегает маленькая девочка с крестиком в руках. Люди хватают испуганного ребенка и запихивают в мешок. Она плачет, никто не слышит ее. Все спят.
Лес. Дорога. Волки нападают на путников. Кони испуганно мчатся, внезапно телега спотыкается о большой придорожный камень и выпадает мешок с девочкой. Волки, подобрав его, бегут в лес. Пес. Он забирает сверток, приносит Норе.
Дана, наконец, понимает, что речь идет о ней, и об ее крестике. Это она раньше жила в том большом дворце.
Телега едет в деревню, – продолжает Наина рассказ. – Их встречает молодая красивая рыжеволосая женщина,
дает выпить что-то отуманенному мужчине и, как слепого котенка ведет в избу.
Это получается, Тимор в деревне. Тула обманом похитила и привела его к себе в дом. – Нора с ужасом подумала о судьбе Милы. Ее бедная подруга в одну ночь потеряла и мужа, и дочь.
– Помнишь, вы приходили ко мне гадать. – Наина всплеснула в ладоши. – Я еще тогда зелье ей дала и словам научила приворотным, как любимого к себе привязать, память у него забрать. Откуда могла знать, что обманет, что так все в жизни напутает, намешает ее дикая странная любовь, ее неуемное пылкое влечение. Страсть жгучая, не вознагражденная взаимностью, омрачила ее ум и заставила сделать все для того, чтобы заполучить Тимора любым способом. Пусть даже сделать несчастной свою родную сестру.
– А кто же островом правит все эти годы без князя? – спросил Эльдар.
Наина, глядя на шар,
– После такой потери Мила тяжело заболела. Желая якобы помочь сестре, Тула передала Антону настойку, которой потом снабжала постоянно все эти годы. Верный слуга, полностью доверяя женщине, сам того не ведая, поил Милу этим чаем. Княгиня как бы не в своем уме. Островом правит совет старейшин.
Вот поэтому, когда впервые Тимор увидел Дану, то почувствовал притяжение родного человека. От того у них были такие напряженные, непонятные отношения. А Тула, она дочь свою и Антона выдала за дочь князя, то есть по-новому, Ксена.
Так значит мужчина, встречи, с которым Дана старалась избегать, и который, как на грех, встречался ей на пути везде и постоянно, был ее отцом, настоящим кровным отцом, и она тщетно просила у него помощи. Дана вспомнила его вначале потеплевшие глаза, и потом непреклонное, непоколебимое выражение лица.
Его все знают, как Ксена. Никто даже не догадывается, что великий князь, пропавший несколько лет назад при невыясненных до сих пор обстоятельствах, живет в их деревне.
На всякий случай Тула решила изменить имя мужа, дабы не рисковать, и чтобы никто ни о чем не мог догадаться.
Девушке трудно было поверить, что у нее есть отец и мать, и что она княжеская дочь, что ее вторая, но не менее любимая и дорогая, мама Нора жива и здорова. У нее есть дядя и тетя, и, наконец, на нее искоса бросает жгучий пылкий взгляд очень симпатичный молодой человек, с которым она оказывается знакома давным-давно и, который спас ей жизнь. И что удивительно, та женщина, которая принесла ей столько горя и, которая ее так невзлюбила, оказывается родная тетя, а Настя – ее сестра, хоть и двоюродная. Значит, Лука тоже теперь родственник.
– Мама Нора, как все в жизни напутано! Вчера были чужие – сегодня родные, да только по крови! И как можно быть такими черствыми, безжалостными!
– Ничего не поделаешь, такова жизнь, моя девочка. Люди встречаются разные! Одни искренние, добросердечные, не жадные на сочувствие, а другие жестокие, злые, скупые на любовь, сострадание.
Кто полюбуется цветком, запомнит красу его дивную и спрячет в сердце своем память об этом чуде; а кто, проходя мимо, обязательно сорвет, сомнет и выбросит за ненадобностью это прекрасное творение Бога и природы себе под ноги.
Кто заслушается печальным криком журавлей, засмотрится на их чарующий полет, а кому-то захочется выстрелить в этих удивительных птиц. К сожалению, этих людей, с так называемой недоразвитой совестью, очень даже немало и выглядят они на первый взгляд, как обычные, нередко милые и доброжелательные, но ждать от них можно, каких угодно мерзостей.
* * *
– Ну, вот и все. Конец, а кто слушал, молодец.
Галина Ивановна поднялась с бревен, с наслаждением потянулась, ноги совсем затекли. Оглянулась вокруг. Солнце уже было мягче, не так слепило глаза, мимо пролетали машины. День плавно переходил в вечер. Ее же машина стояла все там же и, к сожалению, никого из сервисной службы и близко на горизонте не видать.
Даная сидела молча, задумавшись. Потом один за другим посыпались вопросы.
– Галина Ивановна, что случилось с ними со всеми дальше? Встретились ли Дана и ее настоящая мать, великая княгиня? Как потом сложилась жизнь у Луки и Насти? Как Ксен среагировал на то, что чуть не угробил родную дочь.
Девушка притихла.
– У меня с братом отец не лучше, бросил нас, а сам женился на другой.
– Даная, – позвали девушку из соседнего дома, – Пора корову встречать, где ты запропастилась.
– Идемте к нам, я вас маме представлю. Она сейчас болеет и почти не встает с кровати. Все наше небольшое хозяйство на мне с братом. Крутимся, как умеем, а мама одна в избе. Ей будет приятно познакомиться. Идемте, мы Вас и ужином угостим.
Вы потом продолжите свою историю? Очень хочется узнать, что же произошло дальше.
– Ну, конечно, – с легкостью пообещала я, сама не догадываясь, как надолго сведет судьба меня с моей новой знакомой, ее матерью, маленьким братом.
