Читать книгу: «СИНИЕ ЛЕБЕДИ», страница 6
Поняла встревоженная женщина, сын правду говорит, умирает он от любви, а зачем ей тогда жить. И вырвала она из груди свое любящее сердце, слабеющими руками подала его сыну и упала, счастливая, что в конце своего пути еще раз подарила ему жизнь и надежду на счастье.
Он, где и силы взялись, бросился с трепещущим в руках материнским подарком в ноги гордой красавице. Увидев наяву это смертельное подношение, была столь напугана и огорошена, что схватила сердце и с диким сумасшедшим криком бросила его далеко в лес, а несчастного поклонника прогнала за порог.
И там, где падали капли, почерневшей от горя запекшейся крови любящего материнского сердца, появились агатовые ягоды крушины.
Дана слушала, не двигаясь, слегка прикусив верхнюю губу.
– Кровь запеклась и стала черной потому, что девица обманула? Она не думала, что ей сердце принесут.
Нора кивнула в ответ.
– Недаром горе-беду черным цветом люди красят. А что случилось с красавицей дальше?
– Она осталась на всю жизнь одна. Молодость и красота пролетели очень быстро, и сделалась она страшной, горбатой и уродливой старухой, никому в этом мире не нужной.
А юноша ушел в лес. Через некоторое время появился в лесу страшный оборотень, который в лунные ночи ищет ту девушку, из-за которой лишился матери, ее любви, ласки, заботы. Тогда в лесной чаще слышен страшный вой, наполненный болью и отчаянием, и каждый, кто находится рядом, подвергается смертельной опасности.
– А почему мы не слышим этот крик? – Дана пыталась вспомнить что-то похожее, и не смогла.
– Это было давно и неправда, – Нора прижала девушку к себе. —Чего только не сочинят старые выдумщики, абы запугать пострашнее.
– Интересно, а любовь мамы к дочке? Ты что-то знаешь?
– Есть много разных сказок, всех и не припомнишь.
– Ну, подумай, очень хочется послушать такую историю.
* * *
– В деревне, где я жила раньше, где остались мои родители, есть очень красивое место. У реки, на крутом берегу растет огромная и довольно древняя плакучая береза. Высокая, развесистая, раскинула ветви, что руки, низко – низко склонившись над землей.
Под ней в густых зарослях листьев стоит скамейка, где вечерами обожают целоваться влюбленные парочки. Рядом, недалеко настелены доски – площадка для танцев. Срублены большие и высокие расписные качели.
В праздничные и выходные дни здесь собираются деревенские жители, проходят массовые гуляния.
Так вот, говорят наши бабы, что тоже очень давно жила в деревне семья, мать и дочь на выданье.
Девочка, тоненькая, будто былиночка, с большими, ясными голубыми глазами, что светились как звездочки. И такая она была славненькая, такая чистая сердцем и мыслями, что понравилась одному заморскому господину, когда он со своей свитой, будучи в гостях, заблудился на охоте, и девушка помогла им выйти из лесу. Король тут же решил сосватать ее за своего сына-повесу, авось одумается, остепенится. Ударили по рукам и решили через год свадьбу сыграть. Должен был королевич приехать из-за моря сам за своей невестой.
Ни дня не проходило, чтобы не говорили мать с дочерью о чудесном будущем. Как мечтала девушка о красивых нарядах, о добром муже, украшениях, которыми он будет одаривать ее. Ей так хотелось побыстрее окунуться в эту новую увлекательную жизнь.
И вот подошел положенный срок. Уже готовится вся деревня к встрече гостя заморского, надеясь, на подарки богатые, на угощение знатное. Долго ждать не пришлось.
Целый караван повозок, телег и колясок, запряженных разукрашенными лошадьми, пришел в деревню. Сбежались тут и стар, и мал; всем хотелось взглянуть на диковинных гостей. У ворот же мать встречала с хлебом-солью дорогих гостей.
А была она не на много старше своей дочери, тогда рано замуж выходили, рано и овдовела. Следующий брак – внезапная смерть, и снова одна. Потом уже не стремилась в церковь, хотя нравилась многим мужчинам; да и как не нравиться.
Личико свежее, что яблочко румяное, брови черные, что ночка темная, густая, ресницы пушистые, губы сазхарные, улыбка легкая играет, слепит глаза белым жемчугом речным. А косы! Таких великолепных длинных, густых волос цвета спелой пшеницы в мире не увидишь. Бывало, распустит их по плечам, солнце красное засматривается на красоту женскую, луна ночью тускнеет от зависти.
Так вот встречает она гостей своих дорогих, кланяется низко до самой земли, привечает зятя будущего. Нарядный платок спал с головы женской, и коса камнем упала на грудь высокую, расплелась и накрыла золотой волной.
Ахнули гости, красоту такую увидев, у многих седобородых глаза от сладострастия помутнели, а жених как увидел, оцепенел. Она ему каравай подносит, а он глаз жадных с нее не сводит, кроме ее не видит никого. Разве
видны ясные звездочки, когда луна-красавица серебром горит, и заметишь ли ромашку скромную, если в саду роза алая тянется к тебе дивным узором лепестков своих.
Зазвала в дом гостей, за столы дубовые сажала, яствами изысканными, медом-пивом угощала. Спать уложила на кровати тесовые, покрывала стелила льняные, белоснежные, одеялами укрывала шелковыми.
Но не спится заморскому гостю в постели прохладной, подушки пуховые каменными кажутся, думы тяжкие душу терзают, плоть лихая горит-пылает. Закрывает очи ясные, и видит золото волос роскошных, грудь высокую, глаза с паволокой, бровь тонкую дугой, и как тут уснуть.
Решил жар в воде остудить. Пришел к реке, а на берегу стоит будущая теща в рубахе до земли, волосы распущены по плечам. Месяц ясный обнимает ее, любуется ею, ветер-хулиган щекочет тело страстное, заигрывает с красавицей.
Подошел молодец, заглянул в глаза глубокие, бездонные, и утонул, захлебнулся дурманом терпкого пьянящего запаха. Брал на руки могучие и, безмолвную, нес в травы высокие, туман серебряный. Ладой, ладушкой называл, отрадой сердца своего.
От слов таких ласковых, от поцелуев нежных, от крепких сильных объятий мужских растаяла молодушка, забыв обо всем на свете. Затмила страсть жгучая, горячая глаза и уши влюбленным. Мир для них перестал существовать. Ничего не видели, не замечали никого вокруг.
А завистливых глаз очень много, завидущих всегда достаточно. Нашлось сердце злобное, душа черная. Быстренько в деревню сбегали, привели дочь вдовы и показали место укромное, где мать с будущим зятем любуются – обнимаются.
С горя окаменела девушка, сильное затмение нашло на нее, и пошла она в воду темную, в бездну мрачную. И закрылись очи девичьи, и угасла жизнь, воробышком маленьким встрепенулась, и затихла на веки – вечные. Как увидела мать тело дочери, задохнулась от горя страшного.
– Доченька, моя милая, прости мать свою непутевую! Прости, – только и смогла прошептать.
Весь народ возле утопленницы столпился, забыли о бедной женщине, а когда кинулись, нет ее. Выросла на том месте береза белая, ветви длинные, к реке тянутся, листья шепчут: – прос-с-сти, прос-с-сти.
Вот так-то, спать давно пора, заговорила я тебя, – Нора погладила девушку по голове.
– Чего пригорюнилась, призадумалась?
– Жалко их всех, а ты меня отведешь в ту деревню, смогу я увидеть березу знаменитую.
– Придет пора, увидишь, а сейчас в постель, – поцеловала на ночь и ушла к себе. Кирея, как всегда, в избе не было. Где он бывает по ночам, неведомо, приходит всегда под утро, усталый и голодный.
Сегодня Нора встала позднее обычного. Дана еще спала. Быстро приготовила поесть, и ушла в лес, надо было забрать мед в пчелиных дуплах, пока косолапые не опередили и не забрали первыми. Корзина была тяжелая, путь дальний, возвращалась домой под вечер, усталая и довольная. Присела на пеньке, рассматривая шляпку большущего гриба, и не червивый даже, в корзину не вмещается. Вот Дана удивится, такое не часто можно встретить. Солнце круглым красным шаром катило к невидимому из-за верхушек деревьев, горизонту. В лесу время летит быстро.
Вдруг ветер донес решительные сердитые мужские голоса. Тихонько подошла ближе и увидела, нескольких человек, спрятавшихся в кустах возле их избушки. Они явно кого-то ждали. Немного поодаль к дереву привязаны кони. Нора решила не выходить из укрытия и узнать, что хотят эти незнакомые люди. Ветер донес первые слова.
– Старая карга, жизнь испортила своим гаданием. Наговорила чуши всякой жене, а она поверила, из дома выгнала в одном исподнем, без копейки денег. Любовниц, видишь ли, у меня много, деньги женушки в карты проигрываю. Кутить в кабаках – это жизнь моя, но зачем ей об этом знать. Теперь вот нищим стал, хоть по миру иди.
– А моей, что наговорила. Прячу деньги от нее, якобы дня не проживу, чтобы не пожелать смерти своей благоверной. А ты видел жену мою? Сам черт испугается, увидев ночью темной, а я вынужден жить с ней. Деньги-то ее папаша дал. Теперь тоже остался на бобах. Стерву эту порешить надо, чтобы больше не смогла испортить жизнь никому!
Решительные и злобные слова собравшихся воедино нескольких мужчин, явно желавших отомстить Ярушке за ее ворожбу, слились в сплошной гул, иногда выделявший в своей звучащей массе отдельные неприятные слова. Незваные гости пришли видно с одной целью – уничтожить рассадник колдовства, но где живет она, толком не знают. Вот и решили, что здесь.
– А какая она из себя, ты знаешь?
– Старая, конечно.
– А если не старая и совсем может быть молодая? Ведьма же, может разное обличие принимать.
– Тогда любую бабу, что в доме этом, пусть это будет даже и нежная молоденькая девочка, убиваем, мало ли какую муть ведьма напустить может.
Нора с ужасом представила, что могло быть, если бы она была сейчас в доме. Даны и Кирея, видно, тоже в избе не было. Что за напасть! Недобрые гости расположились возле костра, жаря на вертеле зайца. Стараясь ничем себя не выдать, сидела в укрытии, тщательно прислушиваясь к лесным звукам. Прошло еще немного времени, стало темнеть. Голоса звучали приглушенно, сердито и решительно. Ожидание затянулось, что с собой принесено, выпито и съедено. От большой дозы алкоголя охотники опьянели, стали злее и решительнее в действиях, им хотелось быстрее разделаться со зловредной старухой.
– Не до утра же сидеть здесь, давай в лес пойдем поищем. Пальнем по кустам пару раз, да по домам. В другой раз попробуем подловить каргу старую. Вон тьма какая, может ведьма умышленно навела, чтобы с толку сбить.
Чей – то голос предложил зажечь избу, им будет светло, и бабка прибежит, увидев пожар.
И вот уже пылает ярким жадным пламенем строение ветхое под довольные возгласы пьяной разнузданной братии. Неожиданно для всех и для спрятавшейся Норы, к горевшей избе выскочила огромная мохнатая собака, похожа на лесного диковинного зверя.
– Ведьма! – раздался возглас. – Ведьма объявилась!
– Какая это ведьма, глаза разуй.
– Стреляй, сейчас пропадет!
– Не стрелять! – взволновался один из бандитов. – Ловить будем, у меня в псарне такой собаке приготовлена особая клетка.
– Она же дикая!
– Ничего пару недель поголодает, присмиреет.
– А если это старуха, убить надо не раздумывая, чтобы не успела чар наслать.
– Не стреляй, я сказал. Давай в обход, веревки покрепче приготовьте.
– От греха подальше, стреляй лучше.
– Точно, может это старуха? – подхватили остальные.
Тут Нора поняла, что жизнь Кирея в опасности, его сейчас или убьют, или поймают, и будут в городе показывать диковинного зверя.
Незаметно пробралась к коням, встревоженным пожаром, отвязала, вскочила на одного из них и с громким криком поскакала в лес, увлекая за собой нескольких пьяных мужчин. Они с улюлюканьем помчались следом, стреляя во всадницу.
Остальные, увлеченные ловлей невиданного зверя, стали сужать круг, стараясь набросить сетку на пса. Тут животное растопырило огромные лапы, все как-то вздернулось, и перед изумленными взглядами охотников предстал зверь еще более диковинный. Он стал больше, громаднее. Свирепые глаза зажглись ярким светом, наводящим ужас на непрошеных гостей, огромная пасть раскрылась в жутком рычащем звуке, показывая красный язык и огромные клыки. Шерсть покрылась множеством желтых светлячков, живых, как бы кишащих на поверхности, что во мраке ночи казалось еще страшнее. Все присутствующие остолбенели от обуявшего их ужаса, казалось сам дьявол перед ними во всей своей красе. Кто-то пытался креститься окаменевшими от страха пальцами, вспоминая бога, кто-то вспоминал свою мать. Рядом раздался жуткий волчий вой.
Насмерть перепуганные, охотники бросились врассыпную кто куда, совершенно забыв о цели своего визита, оставив напуганных коней на привязи возле сгоревшей дотла лесной избушки.
V
Кирей бросился искать Нору. Она скакала на лошади, слыша сзади звук стрельбы, надеясь, что пуля минует ее. Сколько так промчали лесом, не знает, но тут конь на скаку споткнулся, почувствовала сильный удар в спину, стала падать в густую темную пелену неприглядной ночи, сразу мир перевернулся, стал верх тормашками.
– Неужели это все? – мелькнула мысль. – А Дана, Кирей?
Пришла в себя от дикой боли в небольшой луже крови, рядом тесно прижавшись, лежал Кирей и тихонько жалобно скулил, зализывая её рану.
– Ну, хватит, видишь еще живая, – простонала, положа руку на собачью шею. Попробовала встать, качнулась, ноги подломились и провалилась в темноту. Очнулась уже утром. На губах почувствовала горьковато-соленый привкус воды, явно морской, неужели рядом море. Прислушалась, шум прибоя был едва слышен. Стало немного легче. Опершись на собаку, попыталась пройти несколько шагов, получилось. Сцепив зубы, ссутулившись, шатаясь и задыхаясь побрела. Рокот моря был ближе и ближе.
А вот и оно, необъятное и могучее. Камень, на котором часто сидел Тимор и она, будто совсем недавно, и скала, высокая, в синих небесах спрятавшаяся. Подняла голову, там, неизвестный и таинственный замок, в легкой дымке облаков далекий и невесомый. Кивком головы дала понять, что им надо туда на самый верх, может, это их спасение, а, может, и погибель. Кто там может быть, сердце тянется, верит, надеется.
Сколько добирались они, то ползком, то пехом по каменным ступенькам, не знала, все перемешалось; физическая боль, усталость, непреодолимая жажда. Время от времени теряла сознание, проваливаясь, в пустую, бездонную темноту, тогда пес тащил ее наверх, звериным чутьем понимая, что неспроста Нора стремится наверх. Земля с высоты птичьего полета казалась маленькой и нереальной. Не свалиться бы отсюда вниз. Кирей, уже окончательно потерявшую сознание Нору, все тащил и тащил по ступенькам, надеясь, что когда-нибудь они всетаки закончатся. Не один день, верно, прошел, когда вконец обессиленный, приполз на небольшую площадку, огороженную камнем, упал перед железной дверью, жалобно заскулил, царапаясь в нее. На звук никто не спешил выходить.
Нора в очередной раз пришла в себя в удобной, мягкой кровати, в ослепительно белой шелковой постели, так она спала только в спальне княжеского замка. Пес лежал тут же на шерстяной подстилке. Внимательно осмотрела его, ничего подозрительного. Тихонько позвала, услышав голос проснувшейся, радостно заскулил, стараясь лизнуть в лицо.
– Ну все, все, видишь, снова живая. Обошлось и на этот раз, а вот куда мы попали, непонятно! Где хозяин, ты его видел?
Собака виновато опустила глаза, что может сказать безмолвное животное, разве поскулить малость.
– Ладно, сама познакомлюсь и поблагодарю за кров и пищу.
Но свидание не состоялось. Каждое утро, пока Нора еще крепко спала, кто-то убирался в их комнате. На столе стояли всевозможные блюда и напитки, в вазе – свежий букет цветов. Особенно выделялся золотой кубок, богато украшенный самоцветными камнями. В нем был настой, который гостья всегда пила на ночь. Густой, ароматный и чрезвычайно вкусный, он наполнял женский организм жизненной энергией.
Нора уже могла потихоньку вставать, ходить по замку в сопровождении Кирея и осматривать вереницу богато убранных комнат, любезно предоставленных гостеприимным хозяином на обозрение, только одна тщательно заперта, откуда вечерами доносилась тихая и чудная мелодия. Она невольно заслушивалась музыкой, глотая тихие соленые слезы. Дивная музыка грустила о несбыточных мечтах, потерянной синей птице счастья.
Все вокруг напоминало о необыкновенной слабости владельца к роскоши, тяга к прекрасному сотворила это великолепие; восхитительные покои, отделанные изысканной резьбой по дереву, стены драпированные обоями из парчовой ткани, мебель изготовлена из дорогих пород красного дерева и оббитая шелком в тон комнат. Куполообразный потолок в гостиной, выполненный из множества слоев древесины, каждый из которых в свою очередь покрыт золотом. Малахитовая шикарная лестница, ведущая на второй этаж и не имеющая опор, а над ней -фамильная галерея. Взгляд задержался, да это же она на одном из портретов, а рядом очень красивая девушка, сложив руки на коленях, грустно смотрит на непрошенных гостей, и на пальце красавицы до боли знакомое кольцо, где-то она его уже видела.
Время шло. Дни повторялись однообразные и одинокие. Хозяин не спешил знакомиться с гостями, а, может, и не нужны они ему вовсе. Нора уже полностью поправилась. Кирей часто сидел у входной двери, печально положив морду на могучие лапы, его тянуло домой, он беспокоился за судьбу Даны. Нора понимала, что девушка одна, совсем не приспособленная к жизни среди людей, да и охотники могли вернуться и тогда представить страшно, что может случиться.
Засиделись они в гостях, пора и честь знать. Сколько пыталась говорить в закрытую дверь, оттуда веяло холодным молчанием. Если так, то завтра решили уйти домой по той дороге, по которой поднялись сюда, вниз легче идти, да и здоровье не то, что прежде, чувствует себя намного лучше.
Кубок с живительной влагой стоял на своем обычном месте. Нора, задумавшись, поднесла напиток к губам, неожиданно пес подпрыгнул, и бокал упал, разлившись бордовым ароматным пятном. Огорченная, прибралась, и пошла спать, но уснуть так же быстро и крепко, как раньше не смогла. Долго крутилась в постели, пытаясь вздремнуть, но тщетно.
Послышался тихий осторожный скрип открывшейся двери. Удивленная, взглянула на Кирея, тот лежал, как ни в чем не бывало. Закрыла глаза, притворившись спящей. Некто осторожно подошел, присел на краешек кровати, положил на женскую руку свою, когтистую и мохнатую. Нора сквозь прикрытые веки увидела лысого, дряхлого уродца. Женщина схватила его ладонь, больше похожую на лапу дикого зверя. От неожиданности он с силой выдернул руку и бросился в свою таинственную комнату. Нора – следом. Дверь закрыться не успела, и она увидела горбуна, стоящего на подоконнике и грозившего спрыгнуть вниз.
– Не подходи, – глухо простонал. – Я никогда не позволю тебе видеть себя таким.
– Успокойся, – Нора услышала такой родной голос, и сердце замерло от счастья.
– Тебя такого, я часто по ночам в своих снах видела. Знала, что страшен видом, что непригляден, поэтому и не пугает меня твой вид. Давно догадалась, какая болезнь гложет тело твое, не могла разобраться только, где искать. Слава богу, определила, что только ты можешь жить в этом странном замке. Женское чутье не подвело, сердце правильно привело. Пойми, полюбила, поверь, люблю не меньше, не за красу показную, не за плечи широкие, а за душу щедрую, голос нежный, взгляд ласковый.
Если бы я знала, как в тебя влюбилась! если бы я знала, как горька и как невыносима разлука! что сердце вырвано тобой! я бы тогда не ушла! я бы у судьбинушки счастье наше вымолила.
И уже совсем решительно:
– Слезай с окна, хватит голову морочить.
– Не смогу! Не позволю себе так жить дальше. Не хочу вести жалкое и неприглядное существование затворника, даже если и ты будешь рядом. Не буду делить с тобой судьбу прокаженного. Не отговаривай! Не знать тебе лучше, как тяжела и нестерпима эта жизнь. Прощай!
– Стой! – крикнула в ужасе, поняв, что сейчас, в самом деле, потеряет его снова, но уже навсегда. – Погоди, выслушай, а потом поступай, как знаешь. Я понимаю, тебе нелегко…
Посмотри вниз, сколько воды река принесла в морскую пучину за это время, сколько раз черемуха отцвела с той поры, когда коварная сводница ночь-колдунья бросила меня в объятия твои, бессовестно подглядывая потом за нашим первым и единственным свиданием.
Все жива память, все щемит душа. Имя твое молитвой шепчу все эти годы. Не упрекать тебя буду, в ту ночь сама пришла, честью девичьей поступившись. Грешна, поэтому несу крест свой безропотно через года, через лета, дни и ночи. Кара божья черной тучей свет закрыла, в тупик завела и не видно дальше пути-дороженьки.
Не сама и не по своей охоте пришла. Сын наш здесь, ему помощь нужна. Взгляни, чем провинился он перед Богом, судьбой и людьми! Ты хоть иногда мог быть человеком, а Кирей пес, который до конца своей жизни будет им, и по сроку живет меньше. Это твой сын, которому кроме тебя некому помочь. Не верю, что, если человек мог хоть иногда становиться собой, не сможет найти причину этого злого превращения и предотвратить его.
Эльдар медленно повернулся. На него смотрел огромный черный пес своими грустными большими глазами. Растерянно уселся на подоконнике, глядя то на Нору, то на пса. Кирей подошел, и положил морду на колени старца.
– Сын мой?! Я не мог даже подумать о том, что у меня может быть сын. О, горе! И тебе, самому дорогому и самому близкому, я причинил столько боли и страданий. Своим необдуманным поступком обрек на вечную жизнь в этой шкуре. Разве мог знать, что еще кто-то может страдать так, как я и даже сильнее? Как мог я не почувствовать в тебе родную кровинку, увидев на пороге своего дома? Нашего дома, – поправился, – отныне это наш отчий дом.
Сидел на полу, гладя собаку, что прильнула к нему, тихонько поскуливая в ответ. Нора присела рядом, тихо привычно глотая слезы, глядя на своих самых близких и родных, кроме них у нее никого дороже нет.
Долго не спали в ту ночь, и все говорили и говорили. В комнате было темно. Угадывались только покачивающиеся тени на стенах, и Норе казалось, что прежний Эльдар разговаривает с ней и сыном. Его голос, его речи приятно обволакивали, вселяя надежду на перемены в жизни. Спрашивала, почему столько драгоценностей в замке, золота, серебра Он ответил, что может любую вещь одним движением руки оборачивать в драгоценные металлы. Любой обыкновенный камень может превратить в слиток золотой, любую каплю жидкости – в брильянт.
Видно на той планете, откуда родом, его предки так увлеклись этим процессом, что алчность и жадность вытеснила все человеческое из их душ, и стали они чудовищами, погрязшими в клубке человеческих пороков.
Теперь он знает, почему много лет тому назад мать оставила их с сестрой на земле, надеясь оградить от превращения, но злой рок достал и здесь. Испорченные гены перешли по наследству.
– Так это твоя сестра? – догадалась Нора, вспомнив портрет печальной девушки, и облегченно вздохнула. Ревность тонкою иглою вонзилась в сердце, и все время напоминала о себе легким покалыванием. Эльдар рассказал, что сестра пропала уже давно, оставив одного в лесу.
– А кольцо, как там, на портрете тоже можешь сделать?
– Нет, оно магическое и повторить его силу нельзя.
– Довелось увидеть эту красоту невероятную и признаюсь, была поражена его пророчеством. Скажу больше, Ярушка очень удивилась, когда кольцо предсказало нехорошую судьбу моему будущему сыну.
– Этого не может быть. Нора, кольцо это одно, как оно могло попасть к вашей гадалке?
– Не знаю, бабушка носит его с собой, не расставаясь ни днем, ни ночью в набалдашнике. У нее имеется такая палка очень красивая и необычная, а в ней этот перстень.
– Мою сестру звали Наина. Погоди, о какой палке ты говоришь?
– Такая вся особенная блестящая и вычурная такая. А в набалдашнике бабка кольцо держит.
– Откуда она появилась в ваших краях?
– Не знаю, может, давно, а, может, и не очень, – засомневалась Нора, вспомнив, что никто и никогда не говорил о том, когда появилась старушка возле их деревни.
– Ты именно это кольцо видела у нее? – Они подошли к портрету.
– Ну, да, его спутать невозможно. Этот камень, он горит и переливается живым пламенем, завораживает, и, если это чудо увидишь хоть один раз, запомнишь на всю жизнь. Когда Ярушка поднесла ко мне перстень, он вспыхнул, зашипел и даже почернел, но вскоре заново разгорелся, когда оказался у бабушки. Вот такое диво дивное!
Эльдар неожиданно засуетился, засобирался, попросив и Нору быть готовой в дорогу, cтремительно вышел из комнаты и вернулся в темной накидке с большим капюшоном, низко надвинутым на глаза.
– Мы сейчас же уходим. Забирайте все самое необходимое, и в путь. Пока я ничего не могу сказать.
Повел их к глубокой узкой шахте, вниз по которой вилась крепкая толстая веревка. Сели в плетеную корзину и через некоторое время были внизу. С трудом открыли заржавевшие запоры на дверях. Пес выскочил вперед, и не оглядываясь на своих спутников, бросился в лес. Норе и Эльдару пришлось задержаться, пока не приобрели пару лошадей, готовых в дальнюю дорогу.
Повесть третья
