Читать книгу: «Сатана», страница 4

Тут я не удержалась, схватила его за руку и выпалила, сама от себя не ожидая:

-Степан! Эх Степан, да не знаешь ведь ты и ,может быть, не надо тебе и знать…

Он грозно посмотрел на меня и тихо спросил:

-Чего не знаю?– я молчала,– говори, сказал!– он с силой сжал мою руку.

-Степан, мальчик этот…твой сын!– я зажмурила глаза, отдернула руку и опустила голову

-Врешь…

-Не вру отец, он сам так сказал…Нечистый, так сказал!

-Но разве ж такое может быть? Это все не может…слышишь?…

Я села на колени перед ним. Хотела было снова взять его руку, но Степан не позволил.

-Сам же сказал, издевается нечистый над тобой- вот тебе все объяснение! Вот и все!

Степан медленно и грозно выпрямился во весь рост

-Вот и все?…Вот и все?!Это что ж выходит, я собственного сына, единственное, если тебе верить, свое дитя погубил?!А? Ты скажи, поди лучше знаешь?

Он начал вырывать со своей головы кудри, топтать горящий огонь, вопить и спотыкаться, постоянно повторяя и повторяя:

-Вот и все…вот и все!?Вот и все!

Наконец Степан побежал к реке, встал на четвереньки у самой воды. Ему достаточно было только решиться, только решиться и безжалостные потоки ледяной воды быстро закончили бы его мучения. Но в последний момент что-то будто бы вынудило Степана остановиться. Он затих и замер.

Я медленно подошла к нему и проговорила:

-Мальчик жив, отец, твой сын жив, слышишь. Но от того еще хуже…

-Что может быть хуже смерти? -быстро выпалил Степан.

-Душа его в руках не Сатаны…как и Наташина, и он потешается над ними и издевается, как над тобой, Степан. Мальчик- единственное живое, что было в том доме ночью, я…о нет, нет! Забыть не могла, и всю ночь мальчик мне чудился, как он плачет, и как черти и демоны нянчат его и играют с ним, как с игрушкой, а мать хохочет, а он кричит и плачет так жалобно, так жалобно! Некому защитить его, и некому помочь…

Степан опустил руку в бурлящую воду, зачерпнул немного, и протер ею свое лицо и шею. Затем молча встал и проговорил:

-А я, стало быть, могу помочь?

-Не знаю. Но знаю одно, он точно тебя ждет.

Наступила тишина. Деревянный пирс безвольно извивался в воде, ветер гулко завывал, где-то вдали зловеще отзывалась громкая ночная птица.

…

Степан велел мне ночевать в доме, когда сам он остался спать у костра. Места и предметов в деревянной лачуге было совсем не много. Единственная комната располагала в себе: маленький самодельный письменный стол, стопку бумаги, небольшой стул, набитый сеном матрас на полу дома и книги. Книги были аккуратно сложены столбиком в углу лачуги, жилище освещал старый ржавый масляный фонарь. На одной из бумаг я успела заметить дату, вчерашнее число, разумеется, на всех других страницах числа были тоже указанны. На некоторых из них- надписи, на других- рисунки. Рисунки эти изображали животных, растения. Но били и другие страницы. На них изображались демоны и невиданные твари, такие, каких мы со

Степаном оба встречали и уже видели накануне. Одним из которых- была и я…

В тот момент, когда я рассматривала жуткие страницы из дневников, в лачугу зашел Степан, он быстро собрал бумагу в охапку, потушил фонарь, велел мне спать и ушел. Ночь была холодной и неспокойной, из лесной глуши то и дело доносились крики, не то зверей, не то людей. Завывал ветер. Я точно знаю, ни мне, ни отцу так и не удалось заснуть. Каждый раз, когда мы закрывали глаза, перед нами рисовались жуткие образы чертей, их кровавые трапезы, пляски и смех. Несколько раз за ночь, выглядывая на улицу через дверную щель, я видела, как Степан испуганно поднимался, кто-то манил его в темноте, а он шептал во тьму: «Сгинь, нечисть проклятая, оставь меня!». Затем со стороны реки доносился истошный детский крик и женский смех, Степан зажигал фонарь и бежал к реке, но там уже никого не было.

Так наступило не менее холодное, пасмурное утро. Степана нигде не было. Под навесом, у костра, он оставил для меня кусок черствого хлеба и записку, на которой была надпись: « Жди». Так я прождала его до самого вечера. Когда он вернулся, лицо его было покойно, он тихо улыбался. Затем Степан зашел в дом, переоделся в свою старую церковную рясу, причесался и весело сказал мне:

-Пора!

– Пора?– тихо переспросила я.

Но отец ничего не ответил. Он быстро двинулся в сторону дороги. Я побежала за ним вслед. В груди моей вновь похолодело, а Степан был совершенно спокоен. Вновь наступила тьма. У нас не было фонаря или факела, я спотыкалась и падала на каждом шагу. А отец ступал уверенно, не обращая на меня никакого внимания. Так мы добрались до выжженных полей, а когда приближались к селу, я заметила вдали множество огней и услышала шум, нет – гул человеческих голосов! Они ожидали нас. Оказывается, Степан ходил в село эти утром, ему удалось убедить людей. Они пошли к дому вместе с нами.

Отец шел впереди и вел всех за собой, как праведник. От него исходило непонятное тепло, а кожа Степана будто побелела и светилась слабым белым светом. Сельчане с гулом, криками, зажженными фонарями и факелами уверенно шли за ним. Я брела в самом конце и от чего-то, чем ближе мы подходили к дому, тем страшнее мне становилось.

Вокруг избы было тихо, а внутри горел слабый огонь. Мы остановились, немного не дойдя до дома, толпа замолчала, а Степан окликнул меня. Я медленно подошла к нему, и в тот момент, когда мы сделали движение вперед, дверь медленно со скрипом открылась, на пороге показалась Наташа, вместе с ней , держа мать за руку ,вышла и моя сестра. Они улыбались. Второй рукой Наташа держала сверток с новорожденным сыном. Он не плакал и не издавал никаких звуков. Затем мать обратилась к моей сестре и и ласково сказала:

– Ты посмотри, папа наш вернулся!

И тогда сестра, смеясь и подскакивая на месте, завопила:

-Папочка! Папочка! Иди же скорее к нам!– она взглянула на меня и так же резво закричала,– и сестрица! Мы так давно вас ждем!

Степан грозно закричал в ответ:

-Не отец я тебе! Поняла?– он нахмурил брови и угрожающе уставился на сестру.

Она сделала удивленный взгляд и переглянулась с Наташей. В этот момент, из дома, что-то бурча и взвизгивая, появилось, постукивая копытами, новорожденное накануне нечистое дите. Теперь она стала еще больше и безобразнее. У твари выросло пузо, черные глаза сделались маленькими, все тело было серо-зеленное, как у мертвеца. Руки и ноги ее были невероятно длинные и худые, а все тело было покрыто редкой черной шерстью. Я почувствовала, что и Степану стало страшно. Я осторожно взяла его за руку и тихо прошептала:

-Ничего не бойся!.. Степан!…– он настороженно взглянул на меня, но руку не отдернул, а даже наоборот- с силой сжал ее своей ладонью.

Тогда сестра завизжала, взглянув на мать:

-Не он наш отец!– затем она перевела взгляд на нас,– я не к тебе обращалась!– и указала пальцем левее Степана.

Мы быстро оглянулись и увидели его- Нечистого. Он вновь облачился в Степана и улыбался. Затем все собравшиеся, кроме нас, разразились хохотом. Тварь улюлюкала и кряхтела пуще прежнего. Мы начали разглядывать лица людей, пришедших вместе с нами. Они были изуродованы нечеловеческими улыбками. Не издавая не единого звука, люди разошлись вокруг дома, и окружили его плотным кольцом. Воздух начал нагреваться, земля под нашими ногами раскалилась, от нее повалил дым и жар. И под хохот и крики, Сатана, с лукавой улыбкой, медленно подошел к Наташе. Он поцеловал ее в губы и осторожно взял младенца на руки. Ребенок заплакал. Сердце Степана наполнилось яростью, он двинулся вперед, но пошевелиться не смог. Какая-то неведомая сила приковала наши ноги к раскаленной земле. И тогда расхохотался сам Сатана:

-Отец Степан, ты чего, как вкопанный там стоишь? Заходи уже в гости, жену навестить и сына. Они так соскучились. Но не переживай, я лично заботился об их благополучии в твое отсутствие. Можешь спросить у Наташи, быть может, я справлялся даже лучше…

Отец не дал ему договорить, и что есть духу, закричал:

-В гости? Это мой дом! И я тебя я не боюсь, Нечистый, и колдовства твоего не боюсь и пакостей твоих бесовских!– затем он вдохнул, нахмурил брови, и заговорил громко и грозно,– он,– Степан показал глазами на небо,– он защитит меня, он не позволит навредить!…

Сатана тоже престал улыбаться, лицо его сделалось серьезным. Все вокруг затихло. Он сделал шаг к нам , и горячий воздух содрогнулся. Затем Сатана тихо и насмешливо заговорил:

– Это уже серьезно. Зачем же ты пришел, Степан? Если ты еще не понял- здесь больше ничего твоего не осталось. И жены твоей больше нет и дома. И жизни и даже людей вокруг нет, – затем он снова заулыбался,– и даже сына своего ты мне подарил, он сейчас дышит только по моей милости, захочу- перестанет. Вот, смотри,– он развернул простыни, взял мальчика на руки, и вдруг грудь ребенка опустилась замертво, ножки и ручки начали синеть,– нечистый поглядел на испуганное лицо Степана и насмешливо проговорил,– ладно, я шучу,– и младенец вновь сделал вдох. Степан задрожал. Затем Нечистый взглянул на меня,– ты и дитя мое потерявшееся вернуть пришел?– толпа вновь разразилась хохотом.

Степан улыбнулся и спокойно ответил:

-Я пришел забрать своего сына. А тебя и твою нечисть я отправлю обратно в ад. И ты не тронешь меня, не навредишь. Нет у тебя такой власти, нет у тебя такой силы!– лицо отца было покойно, а грудь его жадно поглощала раскаленный воздух, то поднимаясь, то опускаясь.

Затем Степан бросил мою руку, и в доказательство своих слов сделал усилие, ноги его все еще были прикованы к земле, и он с трудом шагнул в сторону дома. На животе отца и лице вновь проступили заживленные мною раны, порезанная рука почернела, из нее полилась темная кровь и гной. Но отец, преодолевая боль, продолжал идти. Толпа издала удивленный гул. И тогда Сатана сказал:

– Ну пойдем тогда в дом! – и он, вместе со всеми, кто был на крыльце, скрылся внутри избы.

Сила, удерживающая Степана, мгновенно его отпустила, воздух и земля остыли, толпа, пришедшая с нами, безмолвно стояла вокруг дома плотным кольцом. Раны на теле Степана исчезли.

Мы медленно вошли в дом, вслед за Сатаной.

…

Я взялась рукой за откос двери и с усилием провела по нему тыльной стороной ладони. Мне хотелось почувствовать боль от вонзившихся в кожу деревянных щепок, для того, чтобы убедиться, что сознание еще не совсем покинуло нас. Но я ничего не почувствовала, ни боли, ни то, каков же на ощупь был откос. Тело мое затряслось, кожа на спине и ногах зачесалась и покрылась пятнами, на ней проступила жесткая черная шерсть. Степан скрылся внутри дома, в комнате было темно, и я, глубоко вздохнув, быстро заскочила внутрь вслед за отцом.

Время замерло, в избе было очень холодно, темно и тихо. Я окликнула отца, но голос мой, как и прежде, растворился во тьме, тогда я сделала шаг, затем еще несколько. Я непременно должна была напороться на кровать, печь или стену, но все, что раньше было здесь, по-видимому, исчезло. Тогда я побежала куда-то вперед и бежала так до тех пор ,пока все же не наткнулась на предмет. Это что-то было мне по самую грудь. В полной темноте, мне удалось разобрать, что предмет был деревянным- не то коробка, не то кровать, достаточно длинная деревянная кровать. Я обошла предмет вокруг, и поняла, что верхняя часть его можно сдвинуть. Это была крышка. Я приподняла крышку и запустила руку вовнутрь. Внутри было холодное человеческое тело. Я испугалась, оступилась и упала на спину. Это был гроб.

Сзади меня блекло замерцал свет, постепенно комната начала освещаться. Передо мною был гроб, а сзади стоял стол, посреди которого мерцала свеча- единственный источник света, освещающий пространство. Вокруг плясали тени тех, кого не было видно глазами. За пустым столом сидели: Степан с одного края , моя сестра и тварь- по бокам. А на другом краю стола, напротив отца сидел Нечистый. Все они, кроме Степана, молчали и равнодушно смотрели перед собою. Отец же, со слезами на глазах, наблюдал то за мной, то за гробом. Затем изнутри донесся громкий детский плачь. Все сидящие за столом быстро уставились на гроб. Они стали закрывать уши и недовольно восклицать. Но голоса и звуки по-прежнему растворялись в мутном пространстве. И только голос Нечистого загремел: