Читать книгу: «Сатана», страница 2

-Ни за что!– она закрыла рот и крепко стиснула зубы,– я выбираю тысячу раз умереть…– прошептала она.

Тогда гость разозлился, рука его сделалась звериною и огромной. Он схватил мою мать за лицо, закрыл ей глаза и нос и в тот момент, когда она открыла рот, чтобы вдохнуть воздух, мужчина прислонил ее губы к своей шее, и она сделала глоток его крови, сначала нехотя, затем жадно причмокивая, повалив незнакомца на кровать, она впилась ему в горло. А он хохотал, гладил ее по волосам и хвалил. Глоток за глотком, раны на ее теле затягивались. Из окровавленной груди и спины на деревянный пол, посыпалась мелкая свинцовая дробь. На щеках матери вновь проступил румянец.

И в тот момент, когда она наиболее неистовее поглощала кровь незнакомца, он вдруг перевел взгляд на меня. Наши глаза встретились, и хотя я с головой спряталась под два толстых одеяла, я знала, что он смотрел в мои глаза так, будто бы между нами не было никаких помех. Я решила не шевелиться, пока гость первый не отведет взгляд.

…

Наконец, кровавая трапеза завершилась. Незнаокмец отвернулся от меня и провел рукой по своей шее, по тому месту, из которого текла его черная кровь. Рана исчезла. Он провел другой рукой вороту сорочки, и он сделался совершенно чистым и белым. Затем, таким же образом он убрал все следы крови и грязи с, наконец успокоившейся и сидевшей совершенно смирно на полу, матери. Гость встал с кровати и монотонным басом произнес:

-Не люблю беспорядок ,-он отряхнул рубаху и штаны и хотел было шагнуть в сторону двух плачущих на кровати существ.

Но в этот момент мать ухватилась за правую его штанину и зашептала молитву, и тут же, будто бы осеклась и замолчала. Незнакомец наклонил голову и с ухмылкой надменно взглянул на Наташу. А она завопила, что есть мочи:

-Забери, забери меня! Его оставь. Умоляю! Умоляю!– мать вцепилась в ногу гостя и рыдала,– проклинаю, проклинаю тебя, итак уже трижды проклятого! Оставь ты моего Степана, демон!

Он же, смахнул мать с ноги, будто тряпку. Затем гость опустился на колено рядом с нею. Нежно приложил правую руку к щеке матери и силой приблизил ее лицо к своему, таким образом, что его губы оказались прямо у уха Наташи и монотонно зашептал:

– Теперь ты проклинаешь меня? Теперь ты молишь меня о его спасении,– он медленно отстранился от матери,– назад дороги нет, Наташа. Ты знала- все будет именно так. Ты обрекла его. Ты! Все неизбежно теперь. Все свершится.

Затем он быстро поднялся, отряхнул штаны. Мать по-прежнему сидела на полу, голова ее безжизненно висела на плечах, она зашептала:

-Ты обманул меня, все должно было быть не так,– она медленно подняла голову и жалобно, еле слышно произнесла,– сколько еще?.. Я чувствую, я знаю! Больше я не в силах вынести…

Гость подошел к сверткам на кровати.

-Выдержишь, Наташа, никуда не денешься,– создания затихли, он коснулся одного из них, затем развернул простыню- но я, на счастье твое, могу видеть грядущее. Следующий раз- последний. Все будет кончено…

Незнакомец грубо схватил одного из существ и поднес к себе. Оно извивалось и царапалось в его руках будто дикий зверек, затем в одно мгновение успокоилось и затихло. Поначалу кожа существа была синяя и мокрая, но затем она быстро начала розоветь, и за несколько секунд сделалась совсем как человеческая- розовая и гладкая. Глаза у него оказались целиком черные, носа не было вовсе, уши острые и длинные, как у лисы, двигались и ловили каждый звук, ножки звериные с копытцами и длиннющий лысый хвост. Когда все его тельце порозовело, гость резко отпустил существо на пол, и оно тут же забегало так быстро, как не мог бегать ни один известный мне зверь и тем более человек. Оно металось, беспрерывно стуча копытами по деревянным полам дома. Затем дотронулось до каждого предмета, обнюхало каждый его угол, и, наконец, медленно подкралось к неподвижно сидячей матери. Мать подскочила, и с криком: «Брысь, нечисть !»– со всех силой ударила существо по голове ногой. Оно отскочило, зашипело и быстро запрыгнуло гостю на плечи. Он почесал существо за ухом и захохотал:

– Не хорошо это, Наташа, с собственной дочерью,– он хохотал и хохотал, до тех пор, пока голос его не заполнил все пространство, и стены не задрожали.

Затем также, в мгновение, затих. Существо спрыгнуло на кровать, рядом со вторым свертком и начало быстро копошить пальчиками простыню. Гость медленно перевел взгляд на него и монотонно произнес:

-Ах, да. Я совсем и забыл,– он потянул свои руки к свертку.

Мать вновь отчаянно завопила:

– Не тронь!– и бросилась на гостя.

Но какая-то неведомая сила удерживала ее на месте. Затем она резко затихла и изменилась в лице. Мать заулыбалась, в глазах ее сверкнул прежний холодный блеск. Наташа медленно подошла к кровати и встала рядом с гостем. Она нежно подняла сверток и прижала его к груди. Существо, которого гость обозвал дочерью Наташи, перепрыгнуло теперь на плечи к матери. А последняя произнесла, но теперь уже иным, вовсе не своим голосом:

-И впрямь, жаль милого Степана,– аккуратно и медленно покачивая ребенка на руках, она передала его гостю, а гость осторожно передал ребенка существу. Оно спрыгнуло с плеч матери и с грохотом свалилось на пол.

Какое-то время все трое неподвижно и беззвучно стояли посреди комнаты. Огонь из печи слабо освещал их силуэты. Наступила абсолютная тишина. И в этой тишине предательски громко раздался стук моего сердца.

Оно стучало все громче и громче. И в один момент я вдруг поняла, что этот звук остался единственным во всей комнате. Оно начало стучать так громко, будто бы это был стук барабана или ударов топора по дереву. Я быстро взглянула на лежащую до этого рядом со мной сестру и обнаружила, что она пропала, затем медленно перевала взгляд обратно на комнату. Мать со свертком, гость и существо стояли совсем близко к печи и теперь, так же безмолвно, все вместе уставились на меня. Я в ужасе вновь накрылась тяжелым шерстяными одеялами и затряслась, грудь и ноги похолодели, по всему телу проступил холодный пот, сверток вновь разразился детским плачем. Я сжалась, зажмурилась, и хотела было начать проговаривать единственную известную мне на тот момент молитву, но каждый раз, в попытках произнести хоть единое слово из нее, губы по неволи сжимались, а рот будто бы наполнялся сырой землей. Я искусала весь язык в попытках заставить его слушаться и затем почувствовала уже настоящий вкус своей крови. Оставив попытки молиться, я зажмурилась, сердце мое совсем перестало биться, теперь слышен был только тихий и жалобный детский плачь где-то в глубине дома.

Невыносимо долгие несколько минут я пролежала совершенно неподвижно. И пролежала бы так и всю ночь, но вдруг этот жалобный детский плач как будто проник мне в самое сердце. Испугавшись за, возможно единственное, по-настоящему живое и беззащитное существо в этом доме. Я собрала все свое мужество и медленно, трясущейся рукой, приподняла одеяло. Мать в одиночестве медленно бродила по комнате и убаюкивала беспокойное дитя. Вдруг я почувствовала, что по моей ноге что-то ползет, опустила одеяло ниже- пропавшая немного раннее сестра медленно приближалась я к моему лицу. Я вскрикнула, но звука не последовало, затем попыталась вновь накрыть голову одеялом. Но сестра вырвала его из моих рук, подоткнула два края ткани у самых моих плеч и с силой прижала мое тело к печи. Я металась и кричала под плотной тканью, не издавая при этом ни единого звука. Затем я подняла глаза и увидела парящего надо мною незнакомца. Лицо его было точь-в-точь как у отца, но совсем не живое. Где-то под одеялом рыскала туда-сюда, шипела и кряхтела его новорожденная тварь.

Так и висел он, пока я совсем не затихла и не начала смотреть на гостя в упор. Я почувствовала, как кости моих ног с треском ломаются и делаются звериными, как сделались немного ранее и у моей сестры. Я изнывала от адской боли, но пошевелиться более не могла. Тело мое совсем похолодело, но из глаз полились горячие, по-прежнему человеческие слезы. Гость произнес:

-Ты правильно все поняла, дитя! Я тебя породил, а не Степан- бедолага!– он медленно приблизился к моему лицу.

Сестра отпрыгнула в сторону. Незнакомец наступил ногой на мою грудь и с силой вдавил ее в матрац, а руками он захватил мое лицо с двух сторон. Горячие слезы обжигали его холодную липкую кожу, и в воздухе стал слышен мерзкий запах жженной гнилой плоти. И в тот момент, когда гость приблизился совсем близко, я набрала полную грудь воздуха и ярость, чистая и сильная вырвалась из меня. Я закричала, что есть духу. Так громко, что в комнате вновь стало светло, а нечисть всю разбросало по углам дома.

Я вскочила на свои, вновь ставшие человеческими ноги, и взглянула на мать. Она по-прежнему качала беспокойного младенца, Степанова новорожденного сына, они оба жалобно взглянули на меня. Сердце мое сжалось и забилось вновь, руки и грудь наполнились теплом.

Я спрыгнула с печи. Незнакомец уже успел подняться на ноги, сестра и тварь с копытцами хищно глядели на меня. Я побежала к двери, первой дорогу мне преградила сестра. Она вцепилась когтями в мой живот и неистово рвала мою плоть. Но и я тоже почувствовала в себе странную не человеческую силу. Я схватила сестру за холодную руку и в одно движение откинула ее на пол, затем ногой я втоптала ее голову глубоко в деревянный пол. Удар был настолько сильным, что нога моя провалилась вниз не меньше чем на полметра. Голова сестры застряла в полу, и она, барахтаясь, подпрыгивая и шепча что-то на неизвестном языке, пыталась вызволить ее из деревянного плена. Незнакомец и мать начали свирепо и громко хохотать, комнату снова начала поглощать тьма, сын Степана вновь завопил. Сердце мое опять бешено застучало, я почти добежала до входной двери. И в тот момент, когда рука моя уже лежала на железной ручке, маленькая тварь вцепилась мне прямо в шею. Она успела сделать несколько глотков крови, прежде чем я схватила ее за скользкую шею. Несколько раз с размаху я ударила тварь об стену, а затем впечатала ее в пол подобно сестре. Существо, в отличии от первой, быстро выбралось из плена. Стоит ли мне упоминать о том, что выбралось оно оттуда совершенно невредимым и выросло у меня на глазах не меньше, чем в два раза.

Наконец, быстро распахнув дверь, напоследок, я украдкой оглядела комнату, подобно тому, как это сделал перед уходом Степан. Теперь все они стояли неподвижно и смотрели на меня безмолвно. Я выбежала на улицу, а из дома донесся грозный голос незнакомца:

-Беги, беги! Далеко все равно не убежишь, а если и убежишь-вернешься! Не Степаново ты дите! Мое!– дверь избы с силой захлопнулась за моей спиной, изнутри раздался жалобный детский плачь, а вместе с ним- хохот и звериный визг. Дом поглотил абсолютный мрак. А я бежала и бежала, затем плакала, всхлипывала и кричала, хваталась за голову и шею- болели две маленькие раны на коже. Не было холода или страха. Но сердце жалобно билось, и было живым. Мне чудился и не давал покоя жалобный плачь Степанова сына. И знала я, что обязательно должна буду вернуться в свой дом.

Так и бегала я по селу холодной ноябрьской ночью и не помню уже как очутилась у подножья церкви и уснула там без чувств. Проснувшись наутро, я увидела перед собою родное и живое израненное лицо моего отца- Степана.

…

Отец молча смотрел на меня. Лицо его заметно постарело, всем видом своим оно выражало отвращение. Волосы на голове Степана совсем поседели. Вся одежда его была покрыта запекшимися кровавыми пятнами, под разорванной рубахой виднелись свежие ссадины и раны. Местами проступала свежая кровь. Левая половина его лица была закрыта повязкой, а рассеченная накануне рука замотана чистой тканью, она была спрятана под одеждой и висела неподвижно на шее Степана.