Читать книгу: «Welcome to Hollywood», страница 17

Часть четвёртая

Из переписки с форума «Киноманы»:

Sfrend: Я знаю! Это гангстерский боевик.

Ugly: Ни в коем случае. Что за глупость? Не знаю, что у меня за жанр, но не гангстерский боевик. Это точно. Не гангстерский, не аниме и не сплэттер.

Sfrend: Добавлю – не катастрофа, не пеплум и не вестерн. Спасибо тебе, теперь я классно плаваю в этой теме – досконально изучил все жанры мирового искусства.

Глава 1
Ева Мария Фитцджеральд

Безрезультатно, то бишь впустую, меня допрашивали целую неделю. То угрожали, то пытались залезть в душу. Но я ни в чём не созналась. Видимо их это достало по полной программе. В тот памятный день меня в очередной раз привели в «пыточную» комнату. За столом сидел уже знакомый мне коп: с пошлыми тоненькими усиками и красным носом. Полицейский, похожий на итальянца, называл его Домиником.

– Что-то Ева ты исхудала. Тебя плохо кормят?

Я безразлично отвела взгляд в сторону.

– Ты расскажи, всё что знаешь, и тогда сразу же вернёшься домой. И не будешь больше мучить ни себя, ни нас. Почему ты не хочешь рассказать? Чего ты боишься?

– Где мой адвокат? Где судья, вынесший решение о моём содержании в камере? Наконец, где обвинение против меня? Я имею право на один звонок. Дайте мне телефон, я должна сообщить родителям, что жива.

Он ощерился, зацепившись за последнее слово:

– Вот! Никто не знает, что ты жива. Поэтому ничего и нет: адвоката, судьи и обвинения.

– Это незаконно! Вас самого отдадут под суд!

– Не отдадут. Всё законно. Посмотри, – он бросил передо мной папку с документами. – Посмотри, посмотри! Тебе будет интересно.

Наконец-то! Наконец, моя тактика стала давать плоды. Они не выдержали моего блефа и запаниковали. Ладно, посмотрим, что у них за карты. Но их «карты» расстроили меня. Это было дело о моей смерти. Первый документ рассказывал о том, что 25 августа 2019 года с крыши трёхэтажного павильона 6&7 студии «Уолт Дисней» была снята невменяемая девушка с признаками «диссоциативной фуговой амнезии». К документу прилагались фотографии: я на крыше, спасатели устанавливают лестницу, я на пороге автомобиля «Скорой помощи» и т.д. В другом протоколе говорилось, что мою личность установить не удалось. Никто из сотрудников диснеевской студии меня до этого дня не видел. А сама девушка, то есть я, была полностью невменяема и на вопросы не отвечала. Ещё один документ гласил о том, что меня доставили в клинику для прохождения курса терапии. Там врач-психиатр поставил мне другой диагноз – шизофрения. На дне папки лежал последний протокол. В нём сообщалось, что при перевозке из госпиталя в психиатрическую клинику душевнобольная пациентка напала на сопровождающих санитаров, нейтрализовала их и выпрыгнула из автомобиля на полном ходу. В результате этого она, то есть я, попала под колёса цементовоза. К этому документу прилагалось свидетельство о моей смерти, фотографии и показания очевидцев. Тем не менее, ни на одной фотке невозможно было рассмотреть черты «моего» лица. Тем не менее, бумаги произвели на меня сильное впечатление. Мне стало так жалко себя, что я расплакалась. Но тут же взяла себя в руки. Вывод из документов папки следовал только один: полицейские связаны с Муленбергами и теперь готовы на всё, чтобы спрятать концы в воду. Я была жива, но, судя по всему, это временное явление. Что мне делать дальше, я не знала. Помощи ждать тоже не приходилось.

– Как видишь, мы тебя здесь держим вполне законно, – уродец в полицейском обличии торжествовал, отыгрываясь за потраченные на меня нервы и время. – Будешь продолжать молчать? Или поступишь благоразумно?

– Меня посадили сюда точно так же незаконно, как графа.

– Какого графа? – выпучил на меня свои неприятные глаза Доминик.

– Узника замка Иф.

– Ты о себе думай, а не о графах!

– Какой смысл мне теперь говорить? Сейчас вы меня убьёте или потом. Особой разницы нет.

Мой палач изменился в лице. Смысл моих слов был вполне логичен.

– Мы же не звери. Совершено страшное государственное преступление. Подчёркиваю, государственное. И ты единственный свидетель, который может пролить на него свет. Именно поэтому мы получили санкцию на твою полную изоляцию. Ты будешь сидеть в камере до тех пор, пока не расскажешь все подробности событий, произошедших с тобой.

– С чего вы взяли, что я в нём замешена и вообще, хоть что-то знаю. Я просто дура, которую бросил парень и, которая залезла на крышу здания, чтобы свести счёты с жизнью.

– Поначалу все так и думали. Но в подвале известного тебе отеля, – он сделал ударение на слове «известного», – мы идентифицировали два трупа: Элайзы Гудвин и Стэна Булка. Эти имена тебе ни о чём не говорят?

– Нет, – продолжала упорствовать я.

Коп мерзко ухмыльнулся:

– Хватит уже изображать из себя наивную дурочку. Был ещё четвёртый – Уилл Маркс. Это имя тебе тоже ни о чём не говорит?

Да, здесь они меня вывернули наизнанку. Господи, неужели они и его посадили? Или Уилл мёртв?

– Уилл Маркс? – я сделала последнюю попытку придерживаться линии «ошибки следствия». – Его я знаю. Он мой одноклассник. Но он здесь причём?

– Ты всё поняла. Эти двое мертвы. Но, кроме этого, мы имеем два заявления о пропаже без вести. От родителей Маркса и от твоих родителей. Твой одноклассник двоюродный брат Булка. Нам известно, что вы вчетвером 23 августа уехали из Сан-Хосе в Лос-Анджелес на машине Стэна. Отпираться нет смысла. Машина найдена недалеко от отеля. В подвале гостиницы найдены трупы двоих из вас. Значит, вы были там вчетвером. Твои пальчики обнаружены не только на дверях, но и на пистолетах, найденных в отеле, где неизвестные устроили бойню, пристрелив 37 человек! Именно поэтому нам даны широкие полномочия применять любые нетрадиционные методы расследования, вплоть до пыток.

Угу! Дурочку нашёл. Я что, зря смотрела всю свою сознательную жизнь детективы и фильмы про полицейских? Дело о коллективной бойне никогда не передадут в полицейский участок. Это федеральная прерогатива. Наверняка, этим занимается ФБР. Просто они не знают, что я жива.

Доминик продолжил:

– Осталось решить два вопроса: что вы делали в этой гостинице и куда подевался твой дружок Уилл? Теперь тебе, надеюсь всё ясно?

Мне было более чем, всё ясно. Потупив глаза, я скромно произнесла:

– Мне надо подумать.

– Опять двадцать пять! Ну, хорошо. Даю тебе полчаса. Затем, если не начнёшь давать показания, пеняй на себя!

Он вышел решительным шагом, пнув по пути пустую корзину для мусора.

Итак, к какому выводу можно прийти? Да, меня окунули лицом в лужу. По документам – я труп! Вывод однозначен: всё чрезвычайно хреново! Что же делать, Ева? Что же делать? Надежды нет. Перспективы рисуются только с мрачным финалом. Можно даже сказать – с мрачно жутким. Если продолжать молчать, они меня начнут пытать, а затем убьют. Если во всём сознаться, меня тоже непременно убьют, как опасного для них свидетеля. Что остаётся? Ничего. Совсем ничего. Выхода нет. Ева, хватит паниковать! Выход есть всегда! Всегда? При всех раскладах меня ожидает близкая смерть. Не опускай руки, Ева, думай! Лягушка выбралась из бидона с молоком, потому что не прекратила бороться. Лягушка, лягушка, лягушка… Что же делать? Думай, Ева, думай. Что мы имеем? Они, это уже понятно на все сто процентов, сидели на крючке у Муленберга и выполняли самые гнусные его распоряжения. Если это всплывёт – им конец. Этого они и боятся! Но только ли этого? Может, они не нашли планшет альбиноса? Тогда возникает явственная опасность, что случайные руки могут запросто нажать иконку «стереть» и таким образом преподнести для моих истязателей последний в жизни неприятный сюрприз. А куда, кстати, подевался планшет? Стоп! Я отлично помню, что Джонатан отдал планшет и рюкзак Уилла этому отставному доктору-пьянице, сказав, что это личные вещи больного. Мудрый Джо! Он как чувствовал, что планшет нужно спрятать. Постой, Ева, постой! Но ведь это краеугольный камень всего. Копы не знают, где находится убийственный планшет. Именно поэтому они меня и мучают. Именно поэтому они меня спрашивают о Марксе. Вопросы про Уилла – это не блеф! Если бы они обнаружили нашего геймера, то планшет был бы уже в их руках. И тогда они спокойненько могли бы избавиться от меня и Уилла, спрятав при этом все концы в воду. При таком развитии событий так долго возиться со мной вообще не имело бы никакого смысла. Но они со мной упорно возятся. Зачем? Им необходимо срочно найти программу управления опасными для их жизни пилюлями. Значит, Маркс жив. Скорее всего, жив. Конечно, жив. Не растворил же этот доктор-пьяница моего друга в кислоте! Что за дурацкие предположения? Конечно, нет. Копы ничего не знают о его судьбе, и у них нет планшета. Это чёткое свидетельство, что мой одноклассник жив и здоров. Мне стало легче и веселее. Слава богу, Уилл жив! Возможно, он всё ещё лежит в больнице, поэтому его до сих пор не нашли. Конечно же! Мы дали сто тысяч баксов, чтобы его поместили в частную клинику, не сообщая о нём полиции. Но как только Уилл выздоровеет и появится на улице или в сети, это будет означать смерть не только для меня, но и для него. Зараза! Может, он прямо сейчас включает интернет, берёт в руки телефон или прощается с медперсоналом в дверях лечебницы. И я никаким образом не могу его предупредить. Дьявол! Как, как мне выбраться отсюда? Побег невозможен! Я не обладаю способностями голливудских суперменов, чтобы вырубить все системы слежения и обезвредить охранников. Вариант графа Монте-Кристо тоже не подходит. Жаль. Стоп! Но если сказать, что планшет спрятан в лабиринтах коммуникаций отеля? Они пойдут и проверят. Проверят, но не найдут. Что тогда? Да ничего, сошлюсь на то, что я девушка. Простая, глупая девушка, которая плохо ориентируется в пространстве. Тем более в этих ужасно страшных и бесконечных катакомбах. Что, попав в них снова, я вспомню, где спрятан планшет. Без меня они его не найдут. Никогда не найдут. Да и со мной тоже! Я даже повеселела от своих выводов. Я буду водить их за нос до тех пор, пока они не потащат меня в подземелье. Оттуда есть шанс сбежать. Маленький, но шанс. Блин! Я и на самом деле плохо помню всю эту запутанную систему лабиринтов! С другой стороны: кто её знает лучше меня? На сегодняшний момент никто. У меня есть преимущество. Надо только постараться восстановить в своей памяти все наши маршруты. Главное не сказать лишнего. Язык мой – враг мой.

– Ну, так ты будешь давать показания?

Коп вернулся, жуя сэндвич. Его красный нос был слегка вымазан кетчупом.

– Хорошо. Только мне трудно описать всё словами. Вы видели, в каком состоянии меня сняли с крыши. Многое, словно в тумане. Можно, я изложу всё, что с нами произошло в отеле, письменно?

– Письменно? Даже интересно будет почитать, – полицейский осклабился в противной улыбке. – Давай! Действуй!

– Это не простая работа. Возможно, что я буду долго вспоминать обо всём. Отведите меня в камеру и дайте бумагу с ручкой.

Коп хотел уйти, затем вернулся и, вновь повторив этот круг, помялся, уставившись на меня.

– Хорошо. Раз мы договорились о твоём сотрудничестве, чтобы не тратить попусту время, я сразу скажу, что нас интересует. А ты постарайся ответить предельно честно. От этого зависит твоя судьба. Понятно выражаюсь?

– Да. Что вас интересует?

– Кхе-кхе, – красноносый прочистил комок в горле. – В ходе обыска не был найден очень важный для следствия предмет. А именно: планшет. В нём хранится информация государственной важности, украденная террористами из Пентагона. Речь идёт о безопасности Америки.

Угу, скажи лучше, что речь идёт о вашей личной безопасности. Но я не подала виду, что знаю больше, чем положено знать глупой недальновидной девочке.

– Ты его видела?

– Да. Стэн вытащил его из кармана пиджака этого ужасного альбиноса.

Усатый коп побелел от напряжения.

– И что? Куда он его дел?

– Никуда. Положил на полку в комнате.

– В какой комнате? – не понял полицейский.

– Там есть небольшое помещение. Лет сто назад строители обустроили его под своё жильё. Так оно и существует. В нём есть топчан, кухонный стол, полки и прочая рухлядь.

– Где, там?

Доминик готов был схватить меня за грудки, оторвать от пола и засунуть в свою пасть.

– Там, в глубине лабиринтов.

Он сдержался, чтобы не сожрать меня, дёрнул головой и сделал два шага в направлении двери.

– Напиши подробно, как его найти.

– Вас только планшет интересует?

Усатый недоумённо покосился на меня.

– Почему ты спрашиваешь?

– Вы сказали сначала, чтобы я полностью изложила всё, что с нами произошло. Теперь говорите, чтобы я описала, где находится комната с планшетом. То есть, про деньги теперь писать не надо?

– Про какие деньги? – вновь напрягся красноносый.

– Про доллары, – в моей голове крутилась рулетка казино, не зная, на какой цифре остановится. Наконец, я сообразила, что лучше назвать значительно большую сумму, чем та, что была на самом деле. Чем выше сумма, тем больше вероятность, что они отправятся в подземелье вместе со мной. Поэтому я, наивно улыбнувшись, промолвила: – Про десять миллионов долларов.

Коп подавился собственной слюной и вновь поменял цвет своего лица, став пунцовым. Он опять прочистил горло и спросил:

– Откуда они у вас?

– Долго рассказывать. Так про деньги писать или нет?

– Девочка, пиши про всё!

– Понятно.

Этого мне и надо было. Писала я долго, упорно и старательно. Долго – так как продумывала каждую деталь, чтобы не навредить ни мне, ни Уиллу. Упорно – потому что не всё сходу получалось описать так, как хотела. Старательно – по одной простой причине: пусть они воспринимают меня, как более легкомысленное создание, чем есть на самом деле. Мне очень хотелось, чтобы продажные копы относились ко мне снисходительно и не очень серьёзно. Именно поэтому я напустила в тексте клубы тумана: множество соплей, гипербол, ненужных деталей, тинейджерских высказываний, киношного восприятия мира и всего другого, что создаёт портрет неадекватной девочки с поверхностным мелированием мозга. Перечитав, я поняла, что написала много, даже очень много. Но получилось неплохо. Можно даже сказать: хорошо. Это мой дебют, моё первое в жизни литературное произведение. Чёрт возьми! У меня талант!

Утром я передала своё творение итальянцу. Он взял толстую пачку исписанных листов и расплылся в довольной улыбке:

– Давно бы так.

Ну-ну, дерзайте.

Глава 2
Уилл Маркс

Меня удивило появление того самого дядечки, который приставал к нам в казино. Даже насторожило. Он здесь каким образом появился? Случайно?

– Ты так смотришь, как будто не узнаёшь меня, – высказал удивление «дядечка», садясь на стул возле моей реанимационной кровати.

– Почему? Я вас помню.

– Зато ты не можешь помнить, что это именно я привёз тебя сюда.

– Вы?

– Да. Меня зовут Бертран. Я бывший доктор.

– Редкое имя.

– Для канадских французов не очень.

Он внимательно посмотрел на меня:

– Шарль прав, ты идёшь на поправку. – Поймав мой вопросительный взгляд, он расшифровал: – Шарль, мой кузен. Твой лечащий врач.

Ах, вот оно что! До меня стало доходить, как я сюда попал. Не хватало только одного звена, каким образом дядечка оказался рядом с моим израненным телом, пострадавшим в боях со всемирным злом.

– Где вы меня нашли?

– Это не я тебя нашёл. Это Джонатан Виг меня нашёл. Мы с ним в прошлом были немного знакомы. Я очень огорчился, когда узнал, что вся его семья погибла при взрыве автомобиля. Все считали, что сам он тоже погиб. Я был пьян, когда услышал, что кто-то грабит мой бар. Мы с ним даже немного подрались. Но, как ни странно, я первым его узнал. Хотя он изменился до неузнаваемости. Дело в том, что в прошлом я работал лицевым хирургом. Поэтому сразу узнал свою работу – едва заметный шрам на его щеке. Так, ничего особенного. Шрам, как шрам. Но работа – точно моя. Пригляделся – да это же Виг! Известный журналист. Соседская собака перепрыгнула через забор и бросилась на его дочь. Но Джо не позволил питбулю разорвать ребёнка, задушив псину своими руками. В этой схватке Виг получил несколько рваных ран. Конечно, их трудно сравнить с твоими, но всё же. После того, как раны на его теле зажили, мы ещё некоторое время общались. Пару раз я даже бывал у него в гостях. Но затем от рака умерла моя жена. Дети к этому времени уже давно жили самостоятельно. Оставшись в одиночестве, я стал выпивать. Дальше, как это бывает в таких случаях, всё к одному: проблема за проблемой. Скончался мой пациент. Естественно, было заведено уголовное дело, и мои «доброжелатели» воспользовались этим прискорбным фактом. Хотя расследование не выявило моей вины, комиссия пришла к выводу о низкой степени моей компетенции. И это после двадцати лет успешной практики! В результате меня лишили лицензии, отстранив навсегда от медицины. Вот так, мой дорогой друг, в жизни бывает. Надо быть готовым ко всему. Всегда готовым. Впрочем, я что-то разболтался. Мы, французы, любим поговорить. Тем более, мне в последнее время редко удаётся найти хорошего собеседника. Рассказывай, как ты себя чувствуешь?

– Нормально. Почти, хорошо. Только шланги совсем задолбали.

Из носа и рта у меня торчали пластмассовые трубки, из-за которых время от времени сбивалось дыхание. Я никак не мог к ним привыкнуть и всё время боялся, что задохнусь во сне.

– Ну-ну, давай, поправляйся. Пожелания есть?

– Есть. Мне не дают газет, и здесь нет телевизора.

Бертран улыбнулся:

– Это не только здесь. В реанимации в принципе не может быть ни газет, ни радио, ни телевизора. Потерпи немного.

– Да, но мне даже не позволяют сделать звонок родителям.

– И телефонов в реанимации не бывает.

– Хорошо, но кто-то должен поставить моих предков в известность, что я жив-здоров. Почему они не позвонили им сами, хотя я неоднократно об этом просил и доктора, и медсестёр. Это как так?

– Признаюсь, Уилл, это я им наказал никому о тебе не сообщать.

Он грустно улыбнулся и дотронулся рукой до моего плеча, слегка по нему похлопав.

– Зачем вы это сделали?

Я не понял смысла, сказанного им. Зачем ему пришло в голову просить о моей изоляции? Что тут происходит?

– Сейчас всё объясню. Для этого я сегодня сюда и приехал.

Медсестра принесла ему кофе, дежурно в подобии улыбки показала мне все свои зубы и удалилась. Бывший доктор слегка отхлебнул, а затем, поняв, что не обожжётся, залпом опустошил всю чашку. Жажда – постоянный спутник всех алкоголиков. Крякнув, он выдохнул, как после принятия на грудь порции виски и снова грустно улыбнулся:

– Джо, пока мы лезли по лабиринтам к его каморке, коротко рассказал о событиях того дня. Да-да. И про Муленбергов с их ужасными планами. И про то, кто убил его семью, и про вас, и про продажных полицейских, которые после ареста отвезли твоих друзей в лапы этих уродов. Я своей жизнью не очень дорожу. Родители оставили мне хорошее наследство, но жизненных перспектив у меня нет. Именно поэтому я с такой лёгкостью согласился вам помочь. Естественно, тебя нельзя было засвечивать, помня о продажности копов. Но дело не только в знании мной этой жуткой ситуации, о которой поведал Виг. На следующий день я наведался в отель Пола Муленберга. Он был оцеплен и в него никого не впускали. Судя по строгости, по униформе и автотранспорту, всем там заведовали фэбээровцы. Я даже обрадовался такому факту. Подумал, ладно, хорошо, приду чуть позже. Но во второй раз тоже никуда не попал. Казино оказалось закрытым. Был поздний вечер, но оцепление вокруг отеля никто не снимал. Тем не менее, можно было догадаться, что оттуда вывозят лабораторию, про которую мне рассказал Джо. По дороге, ведущей к гостинице, то и дело шныряли неотличимые внешне грузовики. Их регистрационные номера были одной серии. Эта дорога никогда не была загруженной. Тем более грузовиками. Ничего подобного здесь я не видел. Хотя в казино бывал довольно часто. И я пришёл к выводу, что правильно поступил, когда попросил Шарля о скрытности. ФБР явно хотело сохранить всё в тайне. Поэтому ты для них ненужный свидетель. Не знаю, может я перегибаю палку, но жизненный опыт мне подсказывает, что в таких ситуациях лучше перестраховаться, чем легкомысленно следовать обычной беспечности. Дальше – больше. В новостях выдали сюжет, как с крыши съёмочного павильона киностудии «Уолт Дисней» спасатели спускают девушку. Я сразу в ней узнал одну из твоих подруг.

– Чёрненькую?

– Нет, вторую. Затем вечером услышал ещё одну новость: Пол Муленберг погиб в авиакатастрофе. Его вертолёт врезался в гору в ста ярдах от знака «Голливуд». Следователи установили, что в результате этой аварии погибли три человека: Муленберг-старший, пилот и некто, чью личность не удалось идентифицировать. Эге, думаю! Студия Уолта Диснея находится совсем недалеко от места аварии. Как твоя подруга могла попасть на крышу этого здания, имеющего не только внушительный размер, но и бдительную охрану? Уж, не конечная ли глава трагедии разыгралась в вертолёте? Выждав пару дней, я решил навестить своего товарища, работающего в госпитале, в который увезли девушку, снятую с крыши. В сам госпиталь я не пошёл, чтобы не мозолить глаза тому, кому не следует, а встретил приятеля, как бы случайно на улице, перед его домом. Иногда я бываю в этом районе. Там живёт семья моего сына, поэтому встреча не могла вызвать подозрений. Поговорив о том о сём, я осторожно спросил о девушке, мол, видел сюжет о ней. При этом выдвинул гипотезу, что она хотела спрыгнуть с крыши, чтобы покончить с жизнью. Но товарищ ответил, что, судя по всему, девушка не собиралась этого делать, но она пережила шок, поэтому у неё, возможно, случилась кратковременная амнезия. Лечение её не должно было составить особого труда. Но вскоре после того, как он её осмотрел, в госпиталь нагрянули полиция и врач-психиатр с санитарами. Они заявили, что больная страдает шизофренией, поэтому опасна для общества. Её, якобы, разыскивали после побега из психушки. Под этим предлогом девушку забрали из госпиталя и увезли в неизвестном направлении. Вот здесь мы подходим к главному. Ты уже идёшь на поправку. Но то, что я сейчас скажу, ты не должен воспринимать в качестве непреложной истины. Я сам сомневаюсь в правдивости этого. Вечером на экране ТВ промелькнул очень короткий сюжет. Душевнобольная во время её перевозки неожиданно вырвалась из крепких рук санитаров и выпрыгнула из двери «Скорой помощи» прямо под колёса грузовика. Она скончалась на месте. Но! Слушай дальше. Я нашёл на сайте этот сюжет и несколько раз внимательно его прокрутил. Кадры были короткими и весьма поверхностными. Лица девушки вообще нельзя разглядеть. В сюжете сказали, что это та самая девушка, которая собиралась спрыгнуть с крыши павильона. Но одежда на жертве, судя по кадрам, совершенно другая. И фигура, как мне кажется, тоже. Где она могла переодеться? И когда успела растолстеть? В общем, вопросы напрашиваются сами собой. Полиции выгодно официально избавиться от твоей подруги. Ты понимаешь, о чём я? Они её завуалировали и теперь властны делать с ней, всё что угодно. Она «миссис никто» и звать её «никак». Полиция замазана в делишках Муленберга, этого сумасшедшего Нео-Гитлера и верить ей нельзя. Именно поэтому, пока ты не выздоровеешь – тебе никоим образом нельзя засветиться и обозначить свои координаты. Достаточно одного выхода в интернет, и они тут же появятся здесь.

Мне его логика была вполне понятна. Естественно, я до гробовой доски благодарен этому человеку за заботу. Но Ева! Что с нею будет? Это катастрофа!

– Плохо. Ева в руках подонков, родители ничего не знают обо мне, а сам я лежу с полным ртом трубок.

– Запомни, Уилл, все эмоции и помыслы, всю энергию ты теперь обязан направить на своё скорейшее выздоровление.