Читать книгу: «Welcome to Hollywood», страница 16
Глава 5
Ева Мария Фитцджеральд
Раздался взрыв. Всё это произошло прямо у меня на глазах. Лайза с истошным визгом бросилась к Стэну. Она перевернула его тело на спину и увидела выжженную в его груди дыру. Не все броники настолько хороши, чтобы выдержать взрыв гранаты. Не знаю, но даже на мой женский взгляд, гранаты бывают разными.
Несомненно, наш супермен погиб, но Лиз не хотела в это верить. Она целовала и гладила лицо своего возлюбленного, мечтая привести его в сознание. Всё было бесполезно. Лайза непрерывно причитала сквозь громкие рыдания:
– И всё-таки ты герой! Ты супергерой! Мой супергерой! Навсегда. Прости меня, Стэн! Прости!
В это время дверь, из-за которой выскочила граната, распахнулась, и в холл вбежали два автоматчика, поливающие свинцом всё подряд. Я сделала два выстрела и краем глаза заметила, что один из автоматчиков упал. Поток пуль, летящих в мою сторону, не давал мне возможности высунуть из-за угла даже нос. Стрелять не прицельно было нельзя. В обойме оставалось максимум пара последних патронов. Вдруг стрельба прекратилась, и я услышала мерзкий голос Снейка:
– Выходи, сестрёнка, всё кончено. Или я убью твою подругу.
Выглянув из-за угла, я увидела ушлёпка в окружении четырёх телохранителей. Сам альбинос спрятался от меня за тело Гудвин, приставив к её голове ствол пистолета:
– Прятаться бесполезно. Выходи!
Он говорил уверенно, самодовольно. Это меня особенно взбесило. Сколько же в моём пистолете патронов? Эх, Ева, надо было считать! Но разве до этого мне было? Ничего хорошего от выхода из своего укрытия, я не ожидала. Моё появление всего лишь отсрочит смерть. Нас это не спасёт. Но и прятаться бесполезно. Если я не выйду, он убьёт несчастную подругу Стэна. Убьёт у меня на глазах. Этого я себе не смогу простить. Не смогу… Чёрт! Сколько патронов осталось? Скорее всего, два, не больше. Надо выйти и пристрелить этого урода. Одна пуля ему, а вторая себе. Нельзя, Ева, нельзя тебе оставаться живой. Ты теперь одна. Одна против пятерых. И всего две пули. Таков расклад. Если останешься в живых после того, как пристрелишь Фрида, тебя будут мучить самыми садистскими пытками. Лучше смерть. Лиз истерично заорала сквозь слёзы:
– Ева! Не выходи! Не выходи! Стреляй в него! Пусть этот ублюдок сдохнет! Пусть, сдохнет!
Стрелять! Только бы не промахнуться! Только бы отправить его в ад одним выстрелом! Я сделала шаг из-за угла, оказавшись под прицелом телохранителей.
– Брось пистолет, сестрёнка. Брось, или я вышибу ей мозги, – Фрид показушно нежно прижался своей головой к голове Лиз, при этом ещё сильнее вжав пистолет в её висок.
– Стреляй Ева! Если ты его не убьёшь, нам всё равно не жить! – продолжала кричать Лайза.
– Сестрёнка, ты всё ещё надеешься на благополучный исход? – Фрид ликовал, получая наслаждение, как от вида крови, залившего помещение, так и от сознания, что он может безнаказанно нами манипулировать. – Наивные дети. Насмотрелись боевиков, где злодей, державший на мушке заложницу, получает неожиданно пулю в лоб, или что-то подобное – вариантов у Голливуда не много. Но сейчас будет по-другому. Другой сценарий у настоящей истории. Я просто её пристрелю. Смотри! Это же так просто – о-па, и всё!
И он нажал курок. Мозги пампушечки, вперемежку с кровью, залепили его бездушную физиономию. Фрид брезгливо провёл по лицу длинным ногтем мизинца, соскребая свидетельство смерти девушки. Мерзко лыбясь бледными губами, он засунул этот палец себе в рот:
– Кончайте её!
Но телохранители не успели исполнить его приказание. Оказалось, что я не одна. Виг жив. Просто он спрятался за нашим «бронепоездом» до появления уродливого маньяка и его свиты.
Джонатан выскочил из-за тележки в полный рост. В каждой руке – по пистолету. Это называется стрельба по-македонски. Через секунду вся охрана альбиноса уже валялась на полу. Их отвратительные души выстроились в очередь в ад. Туда им и дорога! Горите, твари! Почему Виг сразу не убил Фрида, я не знаю. Он двинулся к Альбиносу уверенным шагом. Шагом – полным решимости. Шагом – не знающим жалости. Казалось, Джо хотел заглянуть маньяку в глаза, чтобы убедиться, что такая нечисть и на самом деле существует. А может, хотел сказать этому уроду напоследок, что он, Джонатан Виг, сумел отомстить за свою семью. Не знаю. Улыбка мгновенно слетела с бесцветного лица Муленберга-младшего:
– А ты, кто такой? – крикнул он и стал поднимать руку с пистолетом.
Но не успел. Моя пуля попала ему точно в висок. Ещё несколько пуль, выпущенные Джонатаном Вигом, разорвали на груди садиста пиджак и сорочку.
– Сдохни, урод! – самовольно вырвалось у меня.
Я бросилась к Стэну и Лиз, но Виг крикнул:
– Не ходи туда, девочка. Не ходи, не надо. Ты уже не сможешь им помочь, – и добавил скороговоркой: – Нам надо срочно уходить.
– Куда? Зачем? – я была растеряна и отказывалась воспринимать жуткую действительность.
– Если мы не прикончим старшего Муленберга, то их жертвы будут напрасны.
Пистолет горел в руке. Вернее, не так: он жёг мою ладонь. А через ладонь выжигал сердце. Мне хотелось рвать на себе волосы. И стрелять, стрелять, стрелять! Стрелять во всех этих уродов! Бесконечно и непрерывно стрелять.
– Здесь, наверно, ещё есть живые бандиты, – хмуро произнесла я, оглядывая поле боя.
– Были бы живы главари, а подручных они себе наберут столько, что всех не перестреляешь.
Джо схватил меня за руку и потащил к лифту. По пути он прихватил автомат, пару гранат и столько же пистолетов с запасными обоймами. Лифт ждать не пришлось, он сразу открылся. Что нас ждёт в пентхаусе? Я уже не задавалась таким вопросом. К чему вопросы? Мы с Вигом молча и синхронно заряжали пистолеты, рассовывали запасные обоймы и проверяли оружие.
– Как ты? – спросил меня напарник.
– Нормально.
Я сама удивлялась. Меня не душили слёзы, истерика тоже отсутствовала – внутри меня вообще ничего не было. Пустота. Нет, вру. Месть. Меня переполняла жажда мести. И только.
– Почему ты дал ему убить Лиз?
Джо грустно покачал головой:
– Я не мог помешать. У меня кончились патроны. Пришлось тратить время, чтобы завладеть трофейными пушками.
Виг для наглядности показал мне пистолеты.
– Прости меня, девочка. Я не успел.
Он развернулся лицом к дверям, сказав при этом:
– У тебя нет бронежилета. Держись за моей спиной. Стрелять будешь по необходимости, а лучше только тогда, когда я буду перезаряжать обоймы. Поняла?
– Ясно.
Двери открылись, и стало понятно, что нас здесь не ждали. Совсем не ждали. В помещении находился сам Муленберг-старший. Он был одет в великолепный костюм, в руках – дорогой портфель. Претендента на мировое господство окружали четыре громилы. Было очевидно, что главный злодей собрался уезжать. Прямо с порога Виг открыл прицельную пальбу. Все клевреты Пола Муленберга быстро легли. Легли на голый паркетный пол. Вчерашний ковёр отсутствовал. Раритет Саддама на этот раз не пострадал. Из смежной комнаты выскочили ещё два бандюгана. Я и Джо среагировали молниеносно и одновременно. Отморозки не успели сделать даже по выстрелу. Отрадно – мы стали напарниками. Но папаша Фрида воспользовался суетой. Он исчез.
– Прыткий, урод! Ладно, получи, тварь!
Виг сначала катнул одну гранату в комнату по правую руку – для профилактики, чтобы оттуда больше никто не выскочил в наши тылы. Вторую бросил в комнату по левую руку. Именно туда юркнул Муленберг-старший. Мы прижались к стене. С улицы, скорее всего, это выглядело чисто по-голливудски – вылетающие рамы, стёкла, всполохи огненного смерча. Не могу сказать: так это или нет. Но внутри помещения взрывы произвели на меня не менее мощное впечатление. Я к ним не успела привыкнуть. Да и нельзя к такому привыкнуть. И лучше не надо. Джо сразу же оторвался от стены и заскочил в комнату, в которой скрылся главный злодей. Я, словно хвостик, юркнула следом. Здесь никого не было.
– Куда ты спрятался, тварь? – Джо подбежал к следующей двери и осторожно её открыл. – Выходи, урод! Всё кончено!
Но я его остановила, крикнув:
– Виг, он сюда сбежал.
Одна из стен этого помещения представляла собой стеллажи с книгами: от самого пола и до потолка. Здесь и был тайный проход. По какой-то причине он не закрылся вслед за сбежавшим злодеем. Против «повелителя мира» восстали даже его секретные механизмы. Щель была узкой, но вполне проходимой для нас. Протискиваясь, я споткнулась о книгу, в которую дверь и упёрлась. Видимо граната бабахнула в момент закрывания. Взрыв снёс со стеллажа книгу, не позволившую папаше альбиноса безнаказанно скрыться. На обложке романа читалось название: «Преступление и наказание».
За тайным проходом оказалась металлическая лестница. По ней мы выбрались на крышу. Здесь, страшно рыча, разгонял свои лопасти вертолёт, готовый тотчас взмыть в небо. Но небо – небо было чёрным, как картина Малевича. Всполохи ярких молний на мгновения перекрашивали его во все цвета радуги. Впрочем, кровавые оттенки в этом буйстве красок явно преобладали. Надо же, именно сейчас над Лос-Анджелесом разыгралась страшная гроза. Всё как в кино. В импульсах небесного стробоскопа хорошо было видно, как спина Муленберга растворилась в открытой двери геликоптера. Хлынул ливень. И дождь смывает все следы… Дьявол готов был исчезнуть, чтобы возродиться вновь. Мы не имели права дать ему этот шанс. Вертолёт сразу не взлетел, видимо ещё не набрал необходимых оборотов. Негодяю в этом смысле не повезло. Вдобавок, он сразу не увидел погоню, уверенный, что мы не знаем секретного выхода. Но наказание за преступление всегда приходит неожиданно. Муленберг стал закрывать дверь и только тогда обнаружил нашу пару, подбегающую к вертолёту. Он налёг всем телом на дверь, стремясь её задвинуть, и крикнул лётчику:
– Давай! Взлетай!
На мгновение показалось, что мы проиграли. Всполохи молний выхватывали кадры: Джо бежит, Джо отрывается от земли, Джо взмывает в воздухе. Грация древнегреческого атлета, феноменальный полёт. И вот он уже на подножке геликоптера, просунул руки в оставшуюся щель. Несколько мгновений длилась борьба: кто кого пересилит. Виг оказался сильнее. Он распахнул дверь. Очередная вспышка… и Джонатан исчез в чреве винтокрылой машины. Я попыталась повторить его прыжок. Толчок, прыжок… Вертолёт резко взмыл вверх, унося в грозовую высь девочку, ожесточённо вцепившуюся в лыжу шасси. В кино часто можно увидеть, как главный герой долго висит на этих самых полозьях шасси, затем подтягивается, забирается внутрь и завязывает смертельную финальную схватку с главным негодяем. Особенно мне нравится (в кавычках нравится) традиционный сценарный ход, когда, совершив подвиг, герой выбрасывает злодея за борт (или тот сам выпрыгивает, спасаясь от него), но тут же обнаруживает, что лётчик убит, топливо закончилось, вертолёт готов рухнуть, а парашюта нет. Единственный парашют забрал подлый негодяй. И тогда герой без парашюта бросается следом. Дальше вы знаете: обычно герой догоняет злодея, в результате борьбы отправляет его в нокаут, и они приземляются на одном парашюте. Да, сидя в удобном кресле перед монитором, приятно перемывать косточки сценаристов и режиссёров. А здесь и сейчас я вцепилась в лыжу мёртвой хваткой, даже не помышляя взобраться в кабину. Такой подвиг не для меня. Кино – это одно. Жизнь – совершенно другое. В голове только и вертелось: «Не смотри вниз! Не смотри вниз! Только бы не сорваться. Только бы сил хватило удержаться!» Изнутри кабины время от времени доносились звуки какой-то возни и крики. Затем раздался выстрел. Потом ещё и ещё… Вертолёт резко бросило в сторону, и он стал летать по кругу. Неужели мы все разобьёмся? Страх пронизывал меня сильнее дождя и ветра. Вдруг лётчик погиб? Но ещё страшнее было предполагать, что смертельный поединок выиграл Муленберг. На миг я представила, как его мерзкая рожа появляется в дверном проёме вертолёта, и он бьёт меня ногой, стараясь сбросить вниз. Жуткая картинка! Я даже зажмурила глаза, мысленно умоляя бога помочь Вигу. В этот же момент кто-то ткнул меня. От неожиданности, я чуть было не разжала хватку. Джонатан ухватился одной рукой за поручень, а другую, максимально свесившись из кабины, тянул ко мне. Он прокричал:
– Хватайся!
В ответ я отрицательно покачала головой. Казалось, что мои руки превратились в конечности гипсового изваяния. Если разожму одну, то вторая треснет и сломается. И тогда я полечу вниз. Да ещё эта страшная гроза! Я была мокрой насквозь. Руки, естественно, тоже. Влажная ладонь выскользнет, и тогда полёт неминуем. Свободный полёт, но без крыльев. Последний полёт.
– Ева, не бойся. Дай мне свою руку.
– Нет! Я не смогу!
– Сможешь!
– Сажай вертолёт и тогда я отцеплюсь от него.
Меня в тот момент мучили сомнения: смогу ли я вообще когда-нибудь отклеиться от этой лыжи. Можете смеяться. Но смеяться надо мной имеет право только тот, кто летал на шасси вертолёта. Думаю, таких найдётся не много. Джо хотел продолжить уговоры, но неожиданно в его взгляде проявилось смятение. И он тут же скрылся внутри геликоптера. С опаской я всё же взглянула вниз, чтобы понять, что напугало журналиста. Причины для испуга, несомненно, были. Вертолёт продолжал нарезать круги, но делал это с каждым разом всё ниже и ниже. Мы крутились над плоскими крышами каких-то непонятных зданий. Стало очевидным, что Джонатан не умел управлять воздушным судном. Время шло, а мы кружились, кружились и кружились. Опускаясь всё ниже, ниже и ниже. Крыши стали так близко, что я непроизвольно поджала ноги. И в этот момент геликоптер перестал вращаться и завис на одном месте. В проеме двери показался Джонатан.
– Ева, прыгай! – прокричал он, пересиливая шум винтов.
Джо! Он укротил машину! Он победил! Я верила в это! Теперь всё будет хорошо. Жаль только, что я провисела на лыже и не видела самого захватывающего: кульминации триллера. Из его плеча на меня капала кровь. Надо же! В первое его появление в дверях геликоптера я не заметила, что он ранен.
– Тебе надо спрыгнуть на крышу! Давай, девочка! Здесь не очень высоко.
Я посмотрела вниз: и на самом деле мы зависли над широкой плоской крышей всего в каких-то полутора ярдах:
– А ты? Прыгай тоже!
– Я не могу. Вертолёт упадёт. Лётчик мёртв. Попробую приземлиться в другом месте.
– Я с тобой!
– Нет! Прыгай. Со мной не безопасно. Я не умею управлять геликоптером.
– Не умеешь? Тогда прыгай.
– Если ты не спрыгнешь сама – я тебя столкну. Прыгай, сказал! Это приказ.
Оставить его одного в неуправляемом вертолёте? Нет, не сейчас. Мы вместе сражались с Муленбергами – вместе будем выбираться и из этой передряги. Перспектива остаться совершенно одной на какой-то крыше меня не радовала. Совсем не радовала. И я решилась на то, что делают голливудские каскадёры: попробовала взобраться внутрь кабины. Но стоило мне отцепить одну руку от шасси, как вторая не выдержала нагрузки и соскользнула с мокрой рамы шасси. Слава богу, было невысоко. Тем не менее, при приземлении нога подвернулась, и я со всего размаха шлёпнулась грудью о бетонную крышу здания. Хорошо, что не головой. Всё равно очень больно. К счастью, у женщин есть подушка безопасности. Даже две! Правда, они тоже болезненно воспринимают такие удары. Я перевернулась на спину и увидела улыбающегося Вига. Он стоял в дверном проёме и махал мне рукой. Таким я его и запомнила. Затем Джо скрылся внутри винтокрылой машины и она, натужно гудя и болтаясь в воздухе, стала медленно удаляться от меня. С крыши хорошо просматривалась высокая гора, на верхушке которой стояла телевизионная башня. Всё это было совсем недалеко от того места, где я приземлилась. Не знаю точно, но расстояние до вершины горы не превосходило мили, максимум две. Дождь продолжал хлестать, тем не менее, было хорошо видно, как вертолёт набирает высоту, взбираясь вдоль отрогов горы к её вершине. Молодец, давай! Стало очевидно, что Виг специально отгоняет геликоптер подальше от жилых массивов. Мне казалось, что всё проходит гладко и Джонатану удастся воплотить задуманное. Но не прошло и пяти минут, как я увидела сквозь пелену дождя яркую вспышку. Странно, что молния сверкает так низко. Опасно, вдруг она попадёт в вертолёт? Где он, кстати? Но после вспышки, никак не удавалось рассмотреть, куда подевался геликоптер. И вдруг появился дым. Чёрный и густой. И валил он как раз из той точки, где мелькнула молния. Проклятый дождь! Из-за него так трудно рассмотреть подробности. И всё-таки, что на голом склоне горы может так сильно дымить? И тут до меня дошло. Я вскочила на ноги и буквально завизжала от горя. Я выла белугой, падала на колени и снова вскакивала и бегала по крыше, забыв о подвёрнутой ноге и других болячках. Слёзы лились рекой за Вига, Булка, Гудвин. Я царапала лицо и кусала собственные ладони. Все, кто меня окружает и любит – умирают. Мне было невыносимо от всего, что произошло со мной за эти два дня. Невыносимо горько, больно, жалко и одиноко. А затем на меня обрушилась полнейшая прострация. Не знаю точно, сколько я в ней находилась: час, два, день. В голове не было ничего, даже малюсенькой мыслюшечки. Полное отрешение от этого грешного мира, который мои чувства и мысли отказывались воспринимать наотрез. Меня замкнуло. Замкнуло по полной. Я продолжала бродить по крыше, сначала мокрой, а затем раскалённой от калифорнийского солнца, совершенно бесцельно, бессмысленно и бессистемно. Это продолжалось до тех пор, пока приехавшие пожарные не приставили к крыше лестницу. Меня отвезли в госпиталь и накачали седативными препаратами. Я закрыла глаза, но так и не уснула. А может, уснула. Всё, как в тумане – толком ничего не помню. Когда я их открыла вновь, то увидела, что палата набита полицейскими. Мне зачитали права, надели наручники и увезли в полицейский участок.
Только на третий день они добились от меня хоть что-то – я начала разговаривать.
Глава 6
Уилл Маркс
Вошла медсестра. Когда она увидела мои открытые глаза, тут же исчезла и вернулась с доктором.
Доктор был достаточно молодым и модным. Он обладал заковыристой причёской и многочисленными татуировками на руках и шее. Док долго меня осматривал и ощупывал. Затем неожиданно расплылся в довольной улыбке:
– Слушай, парень, что я тебе скажу: можешь меня поздравить.
– С чем? – мой слабый голос был едва слышен.
– Я выиграл. Все ставили на то, что ты сдохнешь. Но произошло чудо! Ты, парень, молодец! Твоё возвращение к жизни принесло в мою копилку пять с половиной тысяч баксов. Раз так попёрло, сегодня же сделаю ставку на тотализаторе. Все считают, что выиграют доджерсы. Поставлю-ка я на «Вашингтон нэшионалс». Хороший коэффициент, чёрт подери: 6,25. Как ты считаешь?
– Я не очень разбираюсь в бейсболе.
– Ты разве не американец?
– Я геймер.
– Тогда с тобой всё ясно, парень. Геймер – это не национальность. Это – диагноз. Летальный случай.
Меня не очень волновали его восторги по поводу выигранного пари. Да и исход бейсбольной встречи был абсолютно безразличен.
– Скажите, сколько я уже здесь нахожусь?
– Слушай, парень, что я тебе скажу: ты почти три дня пролежал в коме.
– Три? Так много?
– Удивительно, что ты после всего этого ещё можешь нормально говорить. Обычно после комы народ плохо соображает и даже иногда буянит, упорно вырывая трубки и катетеры. Такой дохлый, но такой сильный! Я тебе, парень, просто поражаюсь. И радуюсь, что ты такой! – он подёргал меня за кончик носа.
– Меня скоро выпишут?
– Делать прогнозы лежащим в реанимации безнравственно. Только пари! Если ты, парень, быстро будешь поправляться, то скоро. При оптимистическом сценарии, через недельку переведём тебя в палату усиленной терапии. А затем через пару недель в отделение для выздоравливающих. Через месяц будешь дома. Лучше, конечно, парень, если бы ты наблюдался у нас месяца три – у нас отличные специалисты и самое современно оборудование. Но денег, которые за тебя заплатили, хватит только на месяц. Слушай, парень, если есть возможность проплатить ещё сотню тысяч баксов, то тогда ты выйдешь отсюда через три месяца. И выйдешь в самом лучшем виде: хоть в армию, хоть под венец.
– Почему так долго?
– Слушай, парень, вот что за вопросы? Когда тебя привезли, мы подумали, что на тебя напал дикий гризли, от которого тебя отбили охотники. Им пришлось лупить из всех стволов, чтобы завалить зверя. Но впопыхах, парень, они попали и в тебя. Причём многократно. Поэтому у тебя не только вся кожа в лохмотьях, но и огнестрелы многочисленные имеются. Я, парень, понял, что это не драка и не бандитские разборки. Если не секрет, парень, что с тобой случилось?
– Не знаю. Может, знает тот, кто меня привёз? Кто меня привёз?
– Я, парень, знаю, кто тебя привёз. Но не скажу об этом ни тебе, никому другому. Ни к чему это, парень. Он сказал, что не знает тебя. И я, парень, очень ему верю.
Да, задача. Естественно, что я помнил, где получил все свои ранения. Возможно, что к ним после того, как я потерял сознание, добавились ещё и дополнительные. Возможно. Но почему меня привёз незнакомец? Или это элемент конспирации?
– Скажите, док, полиция сюда приезжала?
– Слушай, парень, что я тебе скажу: успокойся и не вспоминай ни про какую полицию. Она тебе нужна?
– Не очень.
– Вот и забудь. Тебе, парень, сейчас нужно думать о выздоровлении – и точка. Отдыхай, парень, а я пойду. Сейчас тебе Мадлен капельницу новую впаяет, – указал он на улыбающуюся санитарку, подкатившую тележку с медицинскими прибамбасами.
– Последний вопрос.
– Надеюсь, что он последний на сегодня, а не в жизни, – засмеялся док. – Что ещё?
– За эти три дня в Лос-Анджелесе происходили значимые события?
– Ну, ты, парень, даёшь! Только глаза открыл после комы и сразу такие вопросы. Мадлен, что было в последнее время важного?
– Дайте подумать. Так-так-так. Нет, ничего особенного не произошло.
– Давай, парень, отдыхай, поправляйся, – док снова потаскал меня за нос. – Счастливчик! Ну, пока, я пошёл.
– Стойте, стойте! – возбудилась с пол-оборота Мадлен. – Точно! Было! Двадцать девятого августа на Аллее Славы заложили звезду Кирстен Данст! И это ещё не всё! Чёрт! Как я могла забыть? Кристина Агилера похудела на 45 фунтов!
