Читать книгу: «Не надейтесь на князей, на сынов человеческих», страница 5

Сопротивление материалов читал Викентий Викентиевич Варнелло. Тоже легендарная личность. Один из дедов института. Шутка ли – в молодости участвовал в подавлении Кронштадтского мятежа. Доктор наук, профессор. И принципиальный, за красивые глазки ни за что не сдашь сопромат, но и не злой. Известное дело, студенту только дай повод над преподавателем подшутить. У Варнелло дикция хромала, вместо сечение, вращение, кручение говорил сесение, врасение, крусение. Поначалу хихикали на лекции, потом привыкли. Но при случае не могли не поиронизировать. Привычным делом было услышать от сотоварищей: «Ты сесение, врасение, крусение думаешь сдавать или как?» Умер Варнелло скоропостижно, во сне. Лёг спать здоровым, а утром не встал. Царствие ему Небесное.

По электрооборудованию был Карпенко, звали за глаза – Карпуха. И не переваривали его. Сначала старшекурсники про него страсти рассказывали, а потом на себе узнали. Мог запросто всю группу на экзамене завалить. В нём была и гордыня, и комплексы… Поговаривали, разлад в семье, то сходятся с женой, то расходятся… Ему доставляло удовольствие над студентами поизгаляться. Казанцев говорил в сердцах: «Прищучить бы Карпуху в тёмном месте! Да настучать по кумполу». Но я Карпенко сумел обвести вокруг пальца. Предмет – голову сломишь… Электрооборудование шлюза или корабля – там столько всего… А ты должен знать, что когда включается, выключается, запитывается… В экзаменационном билете два вопроса и схема. Чуть начинаешь путаться при ответе – иди «два». На что Казанцев голова и то с первого захода не сдал. У него в институте раза два всего случалось несдача. Карпуха всю группу завалил. Не в настроении был. У него было заведено, листы, на которых мы ответы писали, выдавал свои. Хорошо, не подписывал их. Я приглядел, какие у него – тетрадные. На пересдачу пришёл с ответами в кармане. Пришил к подкладке пиджака носовой платок размером с тетрадный лист, получился отличный карман, в него ответы на все билеты поместил. Карпуха усаживал нос к носу к себе. Его стол, а ты перед ним за своим столом. Беру билет, сажусь. У меня путеводитель в ладони, маленькая бумажка, на которой написано, сколько надо отсчитать листов, чтобы достать ответ. Я тихонько вытащил нужные листы, под чистые листочки, что Карпуха выдал, сунул. На чистых что-то пишу, чиркаю, потом нужный листок сверху положил. Маленько почиркал для правдоподобного вида – будто родился в творческих муках. Электросхему, что в билете, проработал.

Карпуха мне:

– Ну что, Кузнецов, отвечать будешь? Или не готов?

– Да готов, – начинаю заикаться, картину гнать, – но боюсь, как бы не ошибиться. Может, поможете немного, я сопоставлял одно с другим…

Включаю всё актёрское мастерство. Делаю испуганный вид – вызвать снисхождение удава, перед которым кролик трясётся.

Начинаю отвечать. Он послушал:

– Ну, правильно ведь. Вижу, учил.

– Учил, ночь не спал, но маленько перемешалось в голове.

– Давай второй вопрос, первый твёрдо сдал.

Ух, прокатило. Второй начинаю. Тоже заикаюсь, хотя один к одному с лекции списано.

– Вот здесь, – говорю, – не уверен, вроде вот так должно быть!

– Не вроде, а так и есть! Правильно! Схему давай.

– В прошлый раз мне такая же попадалась, я вот здесь ошибку сделал.

Уже не жду его реакции, уверенно говорю:

– Ток вот сюда идёт, эти реле срабатывают…

Он меня перебил:

– Ладно, иди.

Гора с плеч. Ребята в коридоре со всех сторон:

– Не сдал?

Я грудь колесом:

– Почему не сдал – четыре балла!

– Да ты что?!

– А что тут удивительно! – свысока на всех смотрю. – Заниматься надо! На лекции ходить, лабораторные не пропускать. А то мы всё норовим на дурачка сдать. Учить надо, а не прохлаждаться по кафе! Я вам скажу, Карпуха нормальный мужик! Зря на него наговаривают!

Казанцев готов был пришибить меня!

Гидравлику Долгашов читал. Проект сдаёшь, он посмотрит-посмотрит, сунет тебе логарифмическую линейку – пересчитывай. А то и сам начнёт проверять с линейкой. Всех приучил пользоваться логарифмической линейкой. По сей день могу. Как-то вещи перебирал и попался артефакт, начал старшим детям показывать, как считать с логарифмической линейкой, они смеются – каменный век.

И ещё один легендарный преподаватель – Сергей Иванович Галкин. Вёл строительную механику. Интеллигент до мозга костей. Доктор наук, профессор, а никакой заносчивости. Культура во всём, в речи, в отношении к студентам, голос на тебя никогда не повысит. И преподаватель идеальный, всё у него чётко до мелочей.

Он участвовал в проектах создания новых самолётов, разрабатываемых фирмой Туполева, делал расчёты. Время от времени летал в Москву.

Стоим однажды с Казанцевым в коридоре, группа вся в аудитории, звонок прозвенел, а Галкина нет. Наконец показался в конце коридора, к нам подошёл:

– Вы меня извините, к Туполеву летал. Самолёт из-за непогоды задержался. Вот опоздал, извините.

Мы с Казанцевым снисходительно:

– Да ничего-ничего, бывает.

Думаю, был Галкин из потомственных интеллигентов. Выделялся из преподавателей. Разве сравнить с тем же Карпенко. Галкин месяца два у нас уже читал, когда случайно узнали, он лауреат Государственной премии. Ни словом об этом не обмолвился, от Клавы узнали. Никогда не козырял, что с легендарным Туполевым работает.

Позже Галкин перебрался в фирму Туполева в Москву.

В подавляющем большинстве хорошие преподаватели нас учили. Единственный, подлая душонка, – физик. Начал на первом курсе приставать к Любе Ушковой. Воспылал страстью. Давай предложения откровенные делать. Дескать, ты мне, а я тебе пятак поставлю на экзамене… Люда Новичкова ко мне подошла, так и так. Я к ребятам… Не дали в обиду. Люба заявление написала, ребята пошли к ректору – Володя Казанцев, Витя Краско, Руслан Бойко… Физика быстро наладили из института… Не то что в случае с профессором консерватории, который моей дочери начал домогаться, не он, а она в конечном итоге ушла из консерватории, мы, наоборот, отстояли товарища…

Зея, Бурея, мак, василёк

Сижу у батюшки Виталия в келье, заходят женщина и мужчина среднего возраста, с ними девчушка-егоза, лет пяти от роду. Женщина говорит:

– Вот, батюшка, твоя Надежда.

Надо сказать, в батюшкиной келье порой набивалось человек по семь-восемь, больше не было посадочных мест. Он придерживался технологии: пришёл к нему посетитель – заходи. Даже если, с кем-то ведёт разговор, всё равно проходи. Секретов нет, вдруг пришедшему тоже полезно послушать. Отец Иоанн, настоятель храма, под его началом батюшка служил много лет, неоднократно отчитывал: превратил келью в проходной двор, вечно народ торчит.

– Покаюсь ему, – вспоминал батюшка, – мол, не буду так делать, а всё равно. Не могу я прогнать человека: жди в коридоре. Будто он к чиновнику пришёл. Если надо ему со мной один на один поговорить, посидит со всеми, подождёт. Случалось, посидит-посидит, послушает беседы с другими чадами, а потом скажет: батюшка, я всё понял.

Духовные чада с девчушкой-егозой были, как потом выяснилось из медицинской среды, дантисты, владели клиникой. После слов женщины: «Вот, батюшка, твоя Надежда», – мужчина поднял брови:

– Не понял?

– Ну как же, – посмотрев на меня, улыбнулась женщина, – не проведи батюшка с нами работу, Нади у нас с тобой не было.

В своё время они пригласили батюшку Виталия освятить помещение клиники, с той поры он стал их духовным отцом. Соберутся ехать в отпуск или в другую поездку обязательно берут у него благословение. Сыну поступать в медицинский университет, тоже пришли: благословите Максима. Серьёзные дела без батюшки не решали.

Но однажды отец Виталий «наехал» на духовных чад, рассказывал об этом так:

– Говорю им: «Вам по сколько лет? По сорок. Я в этом возрасте только женился, а у меня пятеро детей. Вы двадцать лет в браке и всего-навсего один сын! Молодые совсем, а крылышки уже сложили! Не заметите, как Максим получит диплом, скажет вам: гуд бай, мама-папа, и упорхнёт в ту же Москву! И что тогда? Одни будете куковать?

Не прошло года, дантисты родили Надежду. У её отца память оказалась короткой, забыл, кто надоумил «крылышки расправить», потому-то и удивился словам жены – «батюшка, твоя Надежда».

Когда духовные чада ушли, батюшка посетовал, Максим, сын их, стал к другому священнику ходить.

– Отец Сергий моложе меня, может, из-за этого. Не так стесняется Максим, исповедуясь в каких-то вопросах. Опять же отец Сергий не знаком с его родителями.

***

Тема нашего разговора с батюшкой в тот день была его практика после третьего курса. Батюшка человек азартный, рассказывая, может войти в азарт, соскочить с места. Воспоминания об институтской молодости частенько сопровождают такие эмоциональные всплески. Не исключением стал рассказ о практике на Зее.

– Практика после третьего курса – это что-то, – начал батюшка Виталий. – Наш факультет в институте стоял наособицу, готовил не только речников, но и одновременно строителей. Не зря как бы два названия: гидротехнический или водные пути и порты. Готовили специалистов, которые кроме всего прочего могли проектировать и строить порты, шлюзы, плотины, причалы и другие подобные сооружения. Практика после третьего курса относилась к теме строительства. Будущие многопрофильные речники должны оценить почём фунт изюма на стройке. В тот год на факультете сформировали стройотряд для работы на самом что ни на есть гидротехническом объекте – строительстве Зейской ГЭС.

Половина нашего курса, сорок человек, одели в стройотрядовскую форму с эмблемой, где фигурировала Зейская ГЭС. Стройотрядовская форма – особый шик. В Новосибирске как лето – полгорода в ней. У каждого института своя эмблема. Помню, после Зеи приехал к отцу в Богданович, всю дорогу щеголял в стройотрядовской куртке.

Ехали на Зею железной дорогой, обратно самолётом, а туда вагон целиком заняли. Это был вагон щенячье радости, счастья, безмятежности. Позади курсовые, зачёты, экзамены, впереди безразмерное лето! Да что там впереди, оно везде – припадай к окну и любуйся! Половодье зелёного шума накрыло Западную и Восточную Сибирь, а также Прибайкалье, Забайкалье, Дальний Восток. Стучат колёса на стыках, в окна врываются запахи тайги, степей, Енисея, Байкала, Амура… Четыре дня пути. Вагон последний в поезде, в торце тамбура окно. Встанешь напротив и смотришь, как полосато убегают назад шпалы, уходят к горизонту отполированные до блеска рельсы. «А я еду, а я еду за туманом, за туманом и за запахом тайги». Песни в вагоне звучали с утра и до позднего вечера (гитаристов пруд пруди). И конечно разговоры, и, само собой, постоянное броуновское движение-хождение из одного купе в другое по одному и целыми компаниями.

Миша Норкин придумал считалочку:

Зея, Бурея, мак, василёк!

Едем с песня´ми на Дальний Восток!

Роза, берёза, тополя пух!

Кто сидит на печке, тот лопух!

Шпалы мелькают, колёса стучат!

Катит на Зею наш стройотряд!

Зея, Бурея, мак, василёк!

Ждёт не дождётся нас Дальний Восток!

На правом берегу Зеи стройотряду выделили фронт работ – участок будущей плотины. Задача: подготовить в скальном грунте ложе плотины, на которое укладывается бетон. По технологии должно быть идеальным. Чтоб ни одной трещинки. Выбирали их, отбойными молотками вгрызаясь в скалу. Комиссия приняла, дала добро на бетонирование. Я, и ещё двое наших, Егор Назаров и Миша Ложкин в Новосибирске окончили курсы сварщиков – мы варили арматуру, ребята заливали бетон. Работали в три смены. Своя столовая, девчонки наши готовили.

Жили в палатках, девчонки – в вагончиках, мы – в палатках. Было ещё несколько студенческих отрядов на стройке, у каждого свой городок. Рядом с нами стоял мединститут из Владивостока. Командовал нашим отрядом Миша Извеков. Мой постоянный секундант на соревнованиях по боксу. Миша вообще исключительный организатор, я уже говорил, что он много лет руководил крупным проектным институтом. И боксёр с головой. Настоящий секундант не только с полотенцем бегает. Видит состояние противника, сильные и слабые его стороны. Миша соображал мгновенно и давал дельные советы, как лучше вести бой. И командиром отряда был отличным. Мы никогда не простаивали и очень хорошо заработали.

Наш лагерь стоял на краю поляны. Когда мы его обустраивали, нас предупредили: будьте бдительны, не исключены инциденты с местными. Я сунул под кровать хороший берёзовый дрын. Кулаки кулаками, да один вид дрына может отрезвить ретивого забияку. Особенно, если он с толпой единомышленников пожаловал. И-таки пожаловал. Крепко сплю, вдруг шум за стенами палатки и призыв: «Полундра, местные». Я отбрасываю одеяло, просыпаясь на лету, хватаю дрын. Вооружившись, выскакиваю из палатки, бегу на шум. Следом ещё человек двадцать…

Утром оказался героем анекдотов.

– Шура местных нижним бельём распугал!

Парни успели что-то натянуть на себя, я как был в трусах, так и выскочил. Трусы белые, полуспортивные, ночь лунная.

– У Шуры семейные трусы парусами развеваются, дубина народной войны в руках! А ещё лысина сверкает!

Лысина – это особая статья. В то время кумиром молодёжи был ансамбль «Битлз». Заслушивались музыкой «ливерпульской четвёртки», равнялись на их длинноволосые причёски. В большинстве технических вузов имелась военная кафедра, офицеры не признавала никаких «Битлз», «Роулинг Стоунз», заставляли стричься под армейский формат – накоротко. В НИИВТе военки не было, ходи, как хочешь. Что мы и делали. Кто-то до плеч отращивал волосы. Правда, не совсем «ходи как хошь», свободу ограничивали комитет комсомола и деканат, следили за внешним видом. Длинные волосы расценивались как тлетворное влияние запада. Больше всего боялись мы Клаву, Клавдию Федоровну – секретаршу деканата, говорил уже, она время от времени заявлялась в общежитие, вооружённая ножницами, и не успокаивалась, пока одному-другому, попавшему под руку «волосатику» причёску кардинально не поправит. Увидит, подзовёт к себе… Убегать – себе дороже. Нельзя портить отношения с таким могущественным человеком. Выстрижет из роскошной причёски клок, после чего бедолага, проливая слёзы об утраченной красоте, отправлялся в парикмахерскую.

Сдав сессию после третьего курса, мы с Володей Казанцевым решились на отчаянный шаг для проверки силы духа. Хоть в чём-то не идти слепо в толпе, скованной одной цепью, поплыть против течения. Для чего Володя предложил остричься наголо. Это был вызов всему и вся. В то время встретить в городе наголо постриженного было практически невозможно даже среди стариков и детей старшего садиковского возраста. Прическа «под ноль» ассоциировалась с человеком, побывавшим в вытрезвителе, или зеком, который только-только вышел из зоны. Да и то последние старались задрапировать свои причёски кепками.

Мы с Володей добровольно отправились стричься налысо. Так как оба занимались боксом, до плеч волосы не отращивали, но всё одно довольно длинные носили. Меня однажды наша Клава обкарнала своими ножницами. Но и тогда я насыло не стригся. Попросил парикмахершу максимально длинные оставить. Приходим с Володей в парикмахерскую, мастер, молоденькая девчонка, своим ушам не поверила:

– Да вы что, мальчики! Зачем наголо? Вы такие симпатичные! Вы, наверное, шутите.

Казанцев тут же придумал, что нас взяли в кино сниматься в роли зеков. Он умел красивые истории сочинять для девушек.

– Ну, тогда, конечно, – уважительно посмотрела на нас парикмахерша. – Искусство требует жертв.

Первым на алтарь искусства была принесена причёска Казанцева. Парикмахерша старательно оболванила «артиста». Когда в мою шевелюру запустила машинку, Володя решил усилить тест на проверку силы духа:

– Для большего эффекта давай ещё побреем головы.

Сказано – сделано.

В нашем детстве был фильм «Банда бритоголовых», мы с Володей как из той банды, сверкая свежевыбритыми лысинами, вышли из парикмахерской. В общаге был поначалу шок, а потом нас подняли на смех. Чего только не наслышались.

– Вас что в вытрезвон замели?

– Неужели пятнадцать суток впаяли?

Старались не обращать внимания на насмешки, продолжали укреплять силу духа индивидуумов, которым наплевать на людскую молву. И по городу ходили без кепок с гордо поднятыми лысыми головами, ловя на себе недоумевающие и пугливые взгляды прохожих. Милиционеры смотрели на нас с подозрением.

Я в стройотряде дал повод для дополнительного веселья. Бритоголовый, в трусах, с дрыном над головой погнался за местными хулиганами. Те как увидели орду студентов во главе со мною, дали стрекача, не стали вступать в сражение, уклонились от боя. С того раза больше ни разу не появлялись на горизонте. Так что берёзовый дрын пролежал без дела оставшиеся полтора месяца. Но все полтора месяца, как спать укладываемся, какой-нибудь острослов непременно бросит:

– Шура, ты главное свои белоснежные надень, вдруг опять местные нагрянут!

Или:

– Шуру надо отпросить от ночных смен, без его устрашающей лысины и нижнего белья нам кранты.

Уже и волосы более-менее отрасли, всё одно короче, чем у всех.

А от третьей смены я и сам бы с удовольствием отказался – самая тяжёлая.

А вообще, мы успевали всё. В свободное время играли в футбол. Зея город небольшой, но двенадцать футбольных команд участвовало в городском турнире. Команды выставили строительные управления, автопредприятие, Зейская ГЭС… Мы тоже играли… Бокс я тоже не забывал, привёз две пары боксёрских перчаток, грушу. С Мишей Извековым спарринги устраивали.

Одно из развлечений – ходили в Зею на базарчик. Что удивительно – китайцы попадались среди торговцев. Страшная редкость в то время. Нынешней молодёжи сей факт покажется фантастическим, на уровне – быть такого не может, чтобы китайцы редкость! Тогда за исключением Москвы в любом другом месте Советского Союза проще было столкнуться с негром из Нигерии или Чада, чем с китайцем. Это сегодня желтолицых граждан Поднебесной от тайги до всех наших морей тьма-тьмущая, куда ни плюнь – в китайца угодишь. Тайгу валят под самый корешок, рыбу выгребают до последнего рака, землю, выращивая непонятно на каких химикатах непонятно какой вредности овощи, губят. Подход всё пожирающей саранчи из апокалипсиса. При этом ни одного китайца не встретишь в церкви, ни одного – им чуждо православие. В Гражданскую войну, кто нередко был заплечных дел мастерами у красных – китайцы. Посему не хочешь да начнёшь задумываться на досуге, если завтра Китай отдаст команду тем своим согражданам, которые в России: «Все под ружьё и вперёд», – мы на каких врагов будем ракеты направлять, когда миллионы их среди нас? По детству помню плакат – китайский и русский рабочие стоят рука об руку, надпись под ними: «Дружба навек». Лет десять век продолжался, потом куда что делось? В 1969 году вчерашние друзья посыпали мурашами с автоматами да пулемётами через границу. Русские воины дали им прикурить на острове Даманский. А потом ещё «Градами» хорошо посыпали китайскую территорию. Поджал Китай хвост с лозунгом: Сибирь до Урала наша. И китайцы, что жили в Советском Союзе, куда-то исчезли.

Только на рынки Дальнего Востока, получается, просачивались, с зеленью и другой мелочью…

Частенько мы ходили компанией в город на танцы, были на концерте Иосифа Кобзона. Ему устроили экскурсию на строительство ГЭС и подвели к нашей бригаде, даже сфотографировался с нашими девчонками. Люда Новичкова недавно выставила то фото в «Одноклассниках».

Наш институт отличался в XX веке тем, что в любом городе, где протекала судоходная река, на флоте работали выпускники НИИВТа. Не было ни одного случая, чтобы я, попадая в Красноярск, Хабаровск, Казань, Тобольск не нашёл кого-то из наших. В Зее студенты-судоводители НИИВТа проходили практику на корабле. Они нашему стройотряду устроили выезд на Гилюй – приток Зеи. Утром отвезли, вечером забрали. В Гилюе я, было дело, едва не пошёл на дно. К нам в стройотряд частенько приходил испанец Раймонд. Сам с Кубы, родители гидростроители, а он учился в Горьковском институте водного транспорта. Их стройотряд тоже работал в Зее. Раймонду нравилась Люда Новичкова, она полушутя отвечала на его ухаживания. Раймонд увязался с нами на Гилюй, и – слава Богу. Кстати, Люда потом встретила его в США. Столкнулись в Нью-Йорке на Махеттене и узнали друг друга. Тесен наш шарик земной.

Мы с Раймондом надумали Гилюй переплыть. Никто нас не поддержал. Миша Ложкин попытался меня образумить:

– Ты что ку-ку?

Я оказался на самом деле «ку-ку»… Обь не один раз переплывал. Решил и Гилюй добавить в коллекцию. В районе Новосибирска Обь раза в два шире Гилюя. Тогда как течение не сравнить… Важный фактор не учёл по своей легкомысленности. Плыву изо всех сил, а полное ощущение, стою на месте: ни тпру, ни ну, ни кукареку… Вода тащит со страшной силой, берег нисколько не приближается… Запаниковал, натуральным образом запаниковал. Кабы не Раймонд… Кубинец плыл впереди, потом увидел, я отстаю, вернулся и поплыл рядом. Начал подбадривать: «Ты потихоньку-потихоньку, не торопись, потихонечку работай». Я успокоился от его слов, всё-таки не один… Стал размеренно руками работать, вперёд продвигаться… Испанец моей комплекции, а плавал лучше. Тяжело бы пришлось, не поддержи он вовремя. Самоуверенно посчитал: что там Гилюй, раз Обь могу перемахнуть! Выносливость у меня есть, силёнка имеется, как-никак боксёр, мне всё нипочём… Одним словом, позайчился…

Собираясь с сокурсниками в Новосибирске на юбилеи по случаю окончания института, обязательно вспоминаем стройотряд, поездку через полстраны, работу на Зее, песни под луной на берегу… Золотое время… И, конечно, вспомнят дорогие мои друзья-товарищи полную драматизма картину: сверкая лысиной я в белых трусах и с берёзовым дрыном разгоняю хулиганов…

Кстати, после стройотряда впервые попал в Омск. Направлялся к отцу в Богданович. До Свердловска на самолёте, в Омске пересадка. Утром прилетел, во второй половине дня рейс на Свердловск. Побродил по городу, погулял по набережной. Ни одна жилка в душе не ёкнула, ничто не шевельнулось: вот бы жить на Иртыше! Город как город, ничего особенного, река да – отличная для судоходства… И только… А через несколько лет связал судьбу с Омском…