Читать книгу: «Не надейтесь на князей, на сынов человеческих», страница 19

Шрифт:

Евгащино, век XXI

Я наконец-то сподобился побывать в Евгащино, не для написания сценария об иерее Багинском, на который вдохновляет меня батюшка Виталий. С оказией попал в Большеречье, С оказией попал в Большеречье, заговорил об Евгащино, о его прошлой самобытности, и друзья предложили посмотреть село своими глазами. Евгащино славилось до революции, как говорилось выше, ярмарками и крупными купцами, которые и сделали его известным. Само по себе небольшое, менее полутора тысячи жителей, в конце XIX, начале XX веков оно превратилось в экономический центр целой округи. Евгащинское сливочное масло хозяйки Европы брендом выставляли на стол. Они знать не знали, где Евгащино находится, безбожно перевирали название села, ударение ставили на последний или предпоследний слоги, при этом пальчики облизывали от сибирского масла. Чаще можно прочитать про вологодское масло, которое в дореволюционные годы на ура шло в заграницах. Евгащинское не уступало по изысканному вкусу и популярности. Ясное дело, молочко у коровки на языке. По ватсапу ходит видеоролик. В бокале жидкость, цветом напоминающая чайную заварку, её выплеснули в десятилитровое ведро воды, и чудо – прозрачная водичка на глазах приобретает молочный цвет. И вкус, как сказал комментатор, размешав ложкой бурдомагу, молочный. Вот оно так называемое «китайское молоко». Можно ли из него приготовить масло – трудно сказать. Разве что китайское. Разнотравье на лугах близ Евгащино произрастало на удивленье, местные коровки, с удовольствием щипали его, жевали в результате получалось отменное масло. Ушлые иностранцы ехали в Евгащино с желанием сделать быстрые деньги, скоренько разбогатеть на поставках завоевавшего сердца европейских хозяек молокопродукта. А ещё более ушлые европейцы вообще сидели на месте, в Тартарию не ездили, они выдавали за евгащинское масло фальсификат. Мошеннические методы хитроумных китайцев уже тогда имели место быть.

Я отказался от провожатых, сам по себе бродил по селу, и фантазия моя разыгралась – представил на улицах Евгащино иерея Виталия Багинского. Будто он через сто лет после своего бегства с колчаковцами, чудесным образом снова оказался на этой земле. Ходит по селу, сравнивает, что было в годы его пастырской службы, что стало в коммунистические восьмидесятые годы XX века (помните, один раз я «забрасывал» мятежного священника в Евгащино), и во что превратилось село в демократическо-либеральном XXI веке.

Смотрит гость из прошлого на картины настоящего и ничего другого не приходит в голову – Мамай прошёлся по селу. Безжалостный, враждебный, злобный Мамай. Уничтожил оба кирпичных завода, следа не осталось. Не работают маслозавод и нефтебаза, от них кое-какой след остался. Тогда как профессионально-техническое училище разобрали до основания. Канул в лету, ушёл в историю села промкомбинат. Как радовался батюшка, когда тридцать лет назад услышал пение хора из окна детской музыкальной школы. Музыку батюшка любил трепетно, считал, все дети музыкально одарены от Бога, в каком бы медвежьем углу ни жили. Дай ребёнку вовремя в руки скрипку, гитару, фортепиано, научи… Любил детские ангельские голоса на клиросе… На месте евгащинской музыкальной школы одни руины. Если звучат здесь песни, исключительно пьяные… Валяются среди битого кирпича пустые бутылки, пластиковые стаканчики. Похоже, укромное место облюбовали евгащинские колдыри-пьянчужки. Батюшка грустно улыбнулся неожиданно выскочившему из памяти словечку – колдырь. Интернат, в котором много лет жили ребятишки из соседних деревень, зиял оконными проёмам. Живёт в нём один бродяга ветер.

«Но ведь нельзя вот так!» – воскликнул батюшка, ему захотелось вскочить в седло, как в Гражданскую войну…

Из двух детских садов остался один. Закрыто детское отделение в больнице. Поликлиника фактически превратилась в фельдшерский пункт. Из специалистов фельдшер да стоматолог. Времена, когда работали здесь хирург, педиатр, терапевт и гинеколог канули в лету. «Расстреливать за это надо!» – снова закипятился батюшка. Вспомнилось евангельское, из послания апостола Павла к Титу: «Если же кто о своих и особенно о домашних не печется, тот отрекся от веры и хуже неверного». Батюшка подошёл к дому с главкой, увенчанной крестом, перекрестился. Тяжело было на сердце, страшно тяжело. Село показалось уставшим, постаревшим, утомлённым, без будущего… Мало деток, мало молодых…

Он воевал ровно сто лет назад за республику, парламент, свободные всенародные выборы, свободу предпринимательству. И проиграл большевикам. За него отомстили через семьдесят лет, скинули большевиков, и сегодня торжествуют победители его победителей. Есть республика с парламентом, президентом, полной свободой для крестьянина – сей хлеб, выращивай скот, делай масло для себя и Европы. Но заросли евгащинские поля кустарником, луга дичают. Коров сельчане не держат. От совхоза остались одни слёзы. Фермеров нет. Какое там масло в Европу, для себя возят незнамо откуда, незнамо из чего сделанное, скорее всего по китайской молочной технологии, по которой пальму вместо коровы доят.

Перед Евгащино посетил батюшка Омск. Восстановлен красавец Свято-Успенский собор, восстановлены Воскресенский военный собор, часовни Серафимо-Алексеевская и Сергия Радонежского, с крестами стоит Казачий собор. Служатся литургии, всеночные, много священников… И ещё больше колдунов, экстрасенсов, магов, сектантов, воров, мздоимцев. Строятся новые церкви, но закрываются заводы, в их корпусах магазины, рестораны, ночные клубы.

В отдельные моменты батюшка чувствовал бесов. Дар открылся, когда сидел в минусинской тюрьме. В минуты особого напряжения, невидимый мир проступал перед глазами, батюшка начинал видеть контуры врагов. Создатель не показывал всю мерзость тёмного мира, лишь приоткрывал завесу. Омск кишел бесами. Будто кто-то разворошил огромный пузырь, сотканный осами, и пустил жалящий многомиллионный рой на город. Бесы-осы с отвратительными физиономиями настигали людей, и впрыскивали яд властолюбия, зависти, жадности, похотливости, злобы. Бесы сторонились церквей, редко какой проникал вовнутрь, во всех остальных местах чувствовали себя вольготно – город находился в их власти.

Багинский, пройдя по Евгащино, спустился к Иртышу. С детства любил смотреть на пляшущее пламя костра и движение речной воды. Иртыш был пустынным. Ни кораблей, ни барж, ни моторных лодок. Подумалось: так было при Ермаке. Такое же поле воды, заросли тальника по берегам и ветер над ними… Когда его бросили в двадцать седьмом году в тюрьму, в первую ночь приснился сон, плывёт с женой и детьми на лодке от Евгащино на другую сторону. Вдруг налетает ураганный ветер, поднимает высокую волну, он не успевает повернуть лодку носом к ней, стремительный вал бьёт в борт, лодка переворачивается. Утонули он и два сына, старший и младший, трое остальных детей и жена спаслись. Старший сын был расстрелян вместе с ним, младшего арестуют в тридцать девятом году, и тоже расстреляют.

Безбожная власть, которая расстреляла его, уничтожила его сыновей, навсегда разлучила с женой и детьми, повержена, ушла в прошлое, но на смену ей пришло ещё безбожнее время…

«Неужели церкви открываются для того, чтобы пришли к вере и покаялись последние христиане, которым Бог милостиво даёт возможность спастись перед концом света, – думал Багинский, глядя на пустынные воды Иртыша. – Затем начнутся подмены, о которых говорит Апокалипсис: храмы заполнят лжепастыри и начнут прославлять зверя-антихриста, его чудеса, его власть, выдавать за мессию, а людей клеймить печатью зверя…»

Канон Андрея Критского

Снова я приехал к батюшке Виталию в офис. Мы пьём чай, ведём неспешный разговор. Последние наши беседы обязательно рано или поздно выходят на тему «власть и церковь». Сделав попытку сходить во власть, батюшка много думает над этой проблемой. Многие годы политикой не интересовался, был далёк, сторонился, считал, не дело священника, без него есть кому разбираться, однако погрузившись на короткое время в эту сферу, пришёл к выводу – нельзя дистанцироваться от того, что мы называем политикой. Да, церковь отделена от государства. Но когда, спрашивается, государство было в стороне от церкви. Никогда. Реформа церкви в XVII веке, приведшая к трагедии церковного раскола, разве произошли без участия царя Алексея Михайловича? Царь едва не каждый день ревностно ходил на службы, читал Апостол, поправлял хористов, если начинали врать, а то и сам вставал петь рядом с ними. Параллельно со службой тут же в церкви вершил государственные дела, читал и писал бумаги, отдавал распоряжения… И церковные дела не упускал из виду. Не самочинно начал реформу церкви патриарх Никон, а с благословения царя, которому нужны были эти преобразования. Пётр Первый вообще посадил церковь на поводок, обезглавил её, отменив патриаршество. Жесткими реформами прошлась по церкви Екатерина Вторая. Во все века государство довлело над церковью. А церковь отстаивала свои и паствы интересы. И сегодня, считает батюшка, не дело отгораживаться церковным забором от государства и политики, которую оно ведёт. Мы сходимся с батюшкой во мнении, церковь обязана активно вести и вне храмов свою христианскую линию. Дитё не плачет, мать не разумеет. Если вы игнорируете политику, она постучит дубиной в вашу дверь. Такая жестокая реальность сегодняшнего нашего бытия.

Мы тут же находим с батюшкой яркую иллюстрацию наших рассуждений. Полная отстранённость церкви от государственных дел на Украине привела к открытой войне против неё. Украинскую православную церковь Московского Патриархата ставят вне закона. Как бы повела себя Рада, будь среди её делегатов представители православной церкви. То, что они прошли бы в Раду, нет сомнений. Не так уж много в общей массе на Украине националистов и бандеровцев. Они в основном гнездятся в Западной Украине. Воцерковлённость православных на Украине выше, чем в России, храмы по воскресеньям и в праздники полны и в сёлах, и в городах. Группа священнослужителей, как бы ни противодействовали этому шулера избиркома, как бы не изгалялись националисты, прошла бы в Раду. От областей на юго-востоке точно. Священники, несущие на себе благодать Божью, даже своим присутствием оказывали бы влияние на работу парламента. Само собой, батюшка на трибуне приводил бы в тихое, а то и буйное бешенство большую часть послемайданной Рады. Зато нормальные, вменяемые граждане имели своих посланников среди законодателей, которые могли на всю страну говорить в защиту многомиллионной паствы. Никто не скажет в защиту церкви лучше священника или епископа.

Пророки, святые, не боясь за себя, высказывали правителям самые жёсткие слова, видя преступления власть предержащих. Вспомним Иоанна Предтечу, его обличительные речи, обращённые к правителю Галилеи Ироду. А тот при всех своих пороках не решался расправиться с пророком, понимал – Иоанн избранник Господа, чувствовал, что на нём почивает Дух Божий, он под защитой Небесных Сил.

Но в Раде не было делегатов-церковнослужителей, ни один священник, ни один епископ не мог сказать с самой высокой светской трибуны ни слова в защиту матери церкви. Церковь, может, и отделена от государства, но православный человек является гражданином государства. А его духовная жизнь разве только лишь его сугубо личное дело? В обществе торжествуют дьявольские постулаты: сребролюбие, воровство, коррупция, разврат, идёт социальное расслоение. В безбожном социализме справедливости было в разы больше. Нравственные ориентиры социализма, пропагандирующего атеизм, были ближе христианству, его пониманию добра и зла. Подумать нельзя было, чтобы Верховный Совет СССР рассматривал вопрос послабления законодательства в отношении педофилов.

– Патриарх на днях выступал в Думе, – говорит батюшка, – он прекрасно говорил, о социальном расслоении общества, о пагубности рекламы алкоголя, о проблемах молодёжи, в очередной раз сказал об абортах. Не назвал цифры, но только по официальным данным в год делается миллион абортов. А по неофициальным, в два раза больше как минимум. Представляешь, за двадцать последних лет сорок миллионов детей не родилось. При этом смертность превышает рождаемость. Население страны вымирает. А государство по факту поощряет аборты. Надумала женщина избавиться от ребёнка, и его законно, за государственные деньги убивают! Что фурункул вырезать, что аборт сделать.

Батюшка встаёт со стула. Одет он в тонкий свитер, брюки. После того, как батюшку отправили за штат, в облачении его ни разу не видел. Носит исключительно светский наряд. Давно в прошлом его шестьдесят три килограмма боксёра первого полусреднего веса. Килограммов на десять тяжелее, но также спортивен в движениях. Верная примета: если батюшка при разговоре встал – значит разволновался.

– Не надо действовать одними запретами! – говорит, меряя шагами кабинет. – Сколько женщин приходило ко мне в слезах: не хочу рожать! Не буду рожать! Если бы совсем не хотела, не пришла. Какой бы дурёхой не была, а сердечком чувствует – идёт против Бога. Ей помочь, разъяснить, её поддержать надо. Скольких уговорил рожать. В свою очередь государство, если оно обеспокоено приростом населения, должно на руках женщину-мать носить. Нужен прорыв для улучшения демографической ситуации. Реальная, а не трибунная поддержка молодёжи. Не завтра-послезавтра, а сегодня, так как надо было делать позавчера. Деньгами, рабочими местами, жильём. Количество разводов увеличивается – тоже проблема.

Патриарх раз в год выступит в Госдуме, депутаты с умными лицами покивают. Лет двадцать идёт разговор об изменение законодательства по абортам. Хотя бы не делать их за бюджетные деньги. А воз и ныне ни тпру, ни ну, ни кукареку! Понятно кому нужны аборты в России – кому Россия не нужна. И нет в Думе таких людей, как Багинский, решительных, влиятельных. Почему не организовать крестный ход на всю страну, через всю страну с иконой Петра и Февроньи в защиту семьи, против всех эти европейских ценностей с их толерантностью к сатанинским ориентациям. Крестный ход идёт – ад трепещет, бесы по углам разбегаются. Почему украинская власть начала носиться с томосом, автокефалией. Всеукраинский крестный ход привёл в ступор – такая силища прошла через всю страну. Ничего умнее не придумали – томосом расколоть её. А не выходит. И наши крестные ходы могли бы отрезвить тех, для кого народ это «алкаши и неудачники». Только вместе мы можем что-то решить.

Батюшка садится за стол. За изменение законодательства по абортам он ратовал давно. Как-то прихожу к нему в храм, он выдаёт пару подписных листов с просьбой поучаствовать в акции сбора подписей под обращением к президенту о запрете абортов.

– В чём-то не грех с Америки пример взять! – батюшка поворачивает ко мне монитор компьютера и показывает фото с американского марша «За жизнь». – В США ежегодно проводят эти марши, они собирают сотни тысяч людей, выступающих против абортов. Выходит на марши и наша сестра во Христе – Поместная Православная Церковь в Америке. Православные вместе со всеми требуют отмену законов, разрешающих грех – убийство не рождённых младенцев. Одним из первых указов Дональда Трампа на посту президента стал запрет на финансирование из бюджета страны международных проабортных программ. А Россия более четверти века финансирует это безбожные программы. Откуда берутся у нас несколько миллионов абортов в год? Это поставлено на поток. Я в церкви говорю: рожай и ничего не бойся, а в клинике её прессуют: лучше вам сделать аборт. Запугивают – у вас будет неполноценный ребёнок. Женщина в панику, как быть-поступить. Казалось бы, какое врачу дело? Видимо, заинтересована. Глядишь, тем, кто проабртную тему ведёт, командировочку на международную зарубежную конференцию устроят зарубежные благодетели. Беременная в панике. Сколько приходили ко мне таких: что делать батюшка? Рожай, говорю. Рожают и никаких аномалий. Вчера приходила Тамара, принесла банку мёду моим детям и матушке, а ещё килограмма два конфет всяких разных… Лет пять назад обращается ко мне: «Батюшка, врач говорит, прерывай беременность». Застращала беднягу, прессует – делай аборт, иначе урода родишь. А они с мужем несколько лет ждали ребёнка. И я уверен, у врача был какой-то личный интерес в аборте. Почему так агрессивно действовала? Настроил Тамару: никого не слушай, молись, я тоже буду молиться. Родила славную Ульянку. Ко мне крестить принесла. Крёстная моя старшая дочь.

Зазвонил телефон, батюшка поднял трубку. А я вспомнил недавно услышанное из уст историка. Лысому кукурузнику, когда он дорвался до единоличной власти, американцы протянули «руку дружбы»: будем с вами и Советским Союзом дружить, дорогой вы наш свет Сергеевич, коль выполните три наших условия: начнёте разоружаться, клеймить сталинизм и снимите запрет с абортов. Разоружаться – понятно. Генералиссимус – тоже поперёк горла им, ведь он создал страну-альтернативу Западу, да такую, что Гитлера, подмявшего под себя всю Европу, уничтожил, Японию на обе лопатки молниеносно положил. Но при чём здесь аборты? Какое, казалось бы, дело той Америке до наших женщин. Ан нет – волнует их умножение нашего народонаселения, усиление и процветание нашего государства.

Сказал об этом батюшке, когда он положил трубку телефона, и услышал в ответ:

– Бог сказал: плодитесь и размножайтесь. Они, прислужники бесов поднебесных: делайте, русские бабы, аборты и чем больше – тем лучше. Представь, пойдёт крестный ход в защиту семьи от Владивостока до Калининграда. А к нему стекаются с разных мест другие крестные ходы. И постараться, чтобы СМИ не замолчали событие. Какой резонанс по всей стране! Дьявольские приспешники во властных структурах, лоббисты абортов и «европейской толерантности» прижмут хвосты. По норам не попрячутся, для этого Багинские нужны с шашками наголо, но и перестанут нагло плевать на всех – завибрируют, они ведь трусы, больше всего боятся, что сковырнут их, а у них столько наворовано. И президент вынужден будет принять сторону большинства. Все они, у кого физиономия с ног до головы в пушку, боятся большинства, не дай Бог оно поднимется. Бесовская камарилья президенту во все уши нашёптывает: нужны аборты! А скажи народ громко «нет», крыть им станет нечем. И президент хошь не хошь, пойдёт на попятный: а что я сделаю, коль народ против абортов? Митрополит Сергий Страгородский обратился в первый день Великой Отечественной войны к пастве: отечество в опасности! Оно снова в опасности. И надо вставать на защиту жизни. Иоанн Кронштадтский не боялся устраивать огромные крестные ходы против пьянства, когда государство решило зарабатывать, спаивая народ. Митрополит Московский и Коломенский Владимир (Богоявленский) активно поддерживал борьбу с пьянством. В 1911 году с его благословения, под его покровительством состоялся Российский противоалкогольный съезд. Почему мы мямлим? Молчок с амвона о том, что идёт грабёж страны, спаивание нации, процветает наркомания, миллионы младенцев убиваются в абортариях, телевидение насаждает с утра до утра нравственные неценности…

Мы сходимся с батюшкой во мнении: избери мы в Госдуму с десяток священников, умных, образованных, энергичных, Дума была бы другой. А ещё бы в придачу к священникам-депутатом епископа-депутата. Сотни прикормленный думцев отстаивают интересы олигархов, коммунисты проповедуют коммунистические идеи, и никто не стоит открыто на позиции православной паствы. Никто. Могут возразить, в России регулярно в храмы процентов пять от всего населения если и ходит, то хорошо. И что? Профессиональным спортом того меньше народа занимается, а спортсменов в Думе седьмого созыва насчитал пятнадцать душ. Тут тебе и титулованные хоккеисты, тут тебе и гимнастки с фигурами на загляденье, и боксёр-чемпион ростом под потолок, и миниатюрная вся в олимпийских медалях фигуристка. Может они семи пядей государственного ума во лбу. Во всяком случае, хотелось бы, чтобы так было. Только ни один спортсмен, хотя бы один для смеха, ни один не проголосовал против закона о повышении пенсионного возраста. Избиратели поголовно против, спортсмены дружно давили кнопки «за». И, надо сказать, все до одного ужасно скромные – никогда на трибуну Думы не поднимаются, семипядный ум не продемонстрируют избирателям, отстаивая законы в защиту народа.

Вспоминаем с батюшкой царскую Государственную думу. Батюшка тут же открывает нужную папку в компьютере. Этот вопрос он хорошо изучил. В третьей царской Думе было сорок три священника и два епископа. Подавляющее большинство относились к правым фракциям. Не по всем вопросам было единство. Одни горячо поддерживали реформы Столыпина, другие критиковали их. И всё равно это была деятельная сила, которая одним видом священнических одежд напоминала безбожникам о многомиллионном православном населении страны. В четвёртой Думе было сорок четыре священника и два епископа. Вместе они разрабатывали законопроекты, обсуждали проблемы православия в стране. По праздникам и воскресным дням соборно проводили богослужения.

Соглашаюсь с батюшкой и возражаю, священников тоже может использовать власть. Об этом писал епископ Евлогий (Георгиевский), член второй и третьей царской Думы, умница, пользовавшийся большим авторитетом и в своей епархии, и в Думе. Правительство рассчитывало, что священнослужители (как, к примеру, наши спортсмены-единороссы) будут дуть в одну дудку с ним. Ничего не получилось.

– Могут использовать и священника! – говорит батюшка. – Только священник служит литургию, стоит у Святого престола, он всё равно Бога боится и навряд ли пустится во все тяжкие. Уж во всяком не будет проталкивать закон под свой бизнес, по той причине, что у него быть не может бизнеса. Подумать только, у нас в Совете Федерации не один год сидел малограмотный Арашуков, подозреваемый в организации нескольких убийств. У него обнаружены горы денег, тонны валюты, которые пытался сжечь, заметая следы. Это не просто криминал, это люди с изменённым сознанием… Какой там народ и его чаяния… Бесы подсалили их на дворцы, яхты, миллиардные счета. В мозгах одна извилина и та в виде доллара…

Вдруг батюшка замолкаем, после долгой паузы произносит:

– Раскипятились мы с тобой, а ведь грешим – Великий Пост начался. В храмах канон Андрея Критского читают. Давай-ка и мы помолимся. Хорошо, что зашёл – соборно помолимся. Я любил в церкви канон Андрея Критского читать. Меня он как ничто другое на пост настраивал. Ещё вчера днём в храме было праздничное настроение – хоть и Прощёное воскресенье, но ещё не пост, вечером в Свято-Успенском соборе традиционно митрополит собирал на службу всё священство. Едва не полсобора нашей братии стояло. Я старался заранее прийти, кого-то из батюшек целый год не видел, обнимаемся, радуемся встрече… Это было вчера, а сегодня под рукой у тебя канон Андрея Критского…

Мы с батюшкой остались одни на всём этаже. Минут десять назад заглянула уборщица, доложила: все ушли и она уходит. Батюшка достаёт из стола покаянный канон Андрея Критского. В двух экземплярах, один протягивает мне.

– Я буду читать на церковнославянском, а ты следи на русском.

Иметь перед глазами русский текст, само собой, удобнее, массив текста большой, попробуй улови на церковнославянском смысл каждого слова.

Вместе поём «Царю Небесный»… Батюшка начинает читать канон:

Помощник и Покровитель бысть мне во спасение,

Сей мой Бог, и прославлю Его, Бог Отца моего,

и вознесу Его: славно бо прославися.

Вместе выдыхаем припев:

Помилуй мя, Боже, помилуй мя.

Батюшка не сбивается на скороговорку, не торопится, читает внятно:

Откуду начну плакати окаяннаго моего жития деяний?

Кое ли положу начало, Христе, нынешнему рыданию?

Но, яко благоутробен, даждь ми прегрешений оставление.

Дуэтом поём:

Помилуй мя, Боже, помилуй мя.

В здании тишина, только голос батюшки ровно звучит, выпевая скорбные слова кающегося грешника. За окном догорает день, в сотнях церквях звучат сегодня эти строки. Слежу по переводу:

Ум изранился, тело расслабилось, дух болезнует,

слово потеряло силу, жизнь замерла, конец при дверях.

Что же сделаешь ты, несчастная душа,

когда придет Судия исследовать дела твои?

Душе, погрязшей в грехах, сказать нечего, одно остаётся – взывать к Всевышнему с молитвой:

Помилуй мя, Боже, помилуй мя.

Голос батюшки окреп, так читал когда-то в церкви, наполняя храм молитвой, увлекая за собой паству. С высокого иконостаса, колонн и стен взирали лики святых, теплились лампадки, колебалось пламя свечей, в сердца проникали призывающие к покаянию строки:

Ослабел закон, не воздействует Евангелие, пренебрежено

все Писание тобою, пророки и всякое слово

праведника потеряли силу; язвы твои, душа,

умножились, без Врача, исцеляющего тебя.

Помилуй, мя, Боже, помилуй мя.

…Наконец мы поём:

Преподобне отче Андрее, моли Бога о нас.

Батюшка всё также в полный голос читает:

Андрее честный и отче преблаженнейший, пастырю Критский, не престай моляся о воспевающих тя: да избавимся вси гнева и скорби, и тления, и прегрешений безмерных, чтущии твою память верно.

Батюшка осеняет себя широким крестом, закрывает книгу:

– Вот и помолились мы с тобой и Андреем Критским. Даст Бог, когда-нибудь и в церкви ещё почитаю канон.

– Почитаете, батюшка, – говорю я, – обязательно почитаете.

Он вздыхает:

– Дай-то Бог.

Я начинаю собираться, надеваю пуховик, батюшка домой не торопится:

– Ещё посижу за компьютером, – говорит. – Кое-что надо сделать. А ты возьми-возьми канон, это я тебе принёс – дарю. Не будет возможности в храм на канон пойти – читай дома! Без него и молитвы Ефрема Сирина «Господи и Владыко живота моего…» и пост не пост.

Я иду по городу. Весна. Скоро семь вечера, а ещё светло. На западе, окрасив в лимонно-розовые цвета полнеба, догорает за домами солнце. Днём под его лучами снег проседает, грубеет, на тротуарах грязнится. Отжил он своё, вот-вот побежит ручейками.

В полупустой маршрутке сажусь к окну, наугад открываю канон Андрея Критского, я ещё под воздействием нашей с батюшкой молитвы, взгляд выхватывает строки: «Конец приближается, душа, приближается, и ты не заботишься, не готовишься; время сокращается – восстань: Судия уже близко – при дверях; время жизни проходит, как сновиденье, как цвет. Для чего мы напрасно суетимся?»

И нет ответа: для чего суетимся? Время сокращается, сжимается, летит, а мы мельтешим-мельтешим…