Читать книгу: «Как из бильярдных шаров вылупляются лейтенанты», страница 8

ХХХ

Когда мы начали ездить в караулы в Красное Село для охраны учебно-материальной базы училища, мы осознали, что до этого мы не особо-то и хотели спать.

После того, как два часа на морозе отстоишь на наблюдательной вышке, которая продувается восемью ветрами (мы его называли «пост Карбышева»), и возвращаешься в теплое караульное помещение, мозги работают только в одном направлении – спать. Но не тут-то было. Еще два часа необходимо бодрствовать: учить уставы, драить караулку и, в случае нападения на один из постов, немедленно выдвинуться в составе группы для отражения нападения.

Но и тут мы умудрялись найти местечко, где можно вздремнуть. Прокуренная курилка, в которой находился стол для чистки оружия и узкая лавочка, – это и были наши лежанки, на которых мы принимали горизонтальное положение и пытались ухватить кусочек сна, пока начальник караула отдыхал.

Во время бодрствующей смены мы еще и охраняли караульное помещение. Именно на этом посту находился я в четыре часа утра – время, когда больше всего клонит в сон. Чтобы не уснуть, я нарезал круги вокруг двери.

Двадцать шагов от двери до калитки… Двадцать шагов от калитки до двери… Потом обратно… Точно помню, что шел в сторону калитки, как вдруг – сильный удар в лоб, аж искры из глаз полетели. Передо мной входная дверь караульного помещения. Как так? Я отчетливо помню, что шел в противоположную сторону. Выходит, я уснул, развернулся на 180 градусов и врезался головой.

Вот такой вот сон в летнюю и зимнюю ночь.

ШАР В ЛУЗУ КАРАСЮ

Во все времена жители края земли, откуда ежедневно вставало Солнце, с наступлением календарного лета (климатического лета тут практически нет) и каникул у школьников отправлялись в паломничество на материк (так здесь называют большую землю). Кто-то ехал к своим родственникам, которые проживали в более комфортном климате, кто-то по профсоюзным путевкам в Крым и Анапу – все мчались погреться после долгой девятимесячной зимы, чтобы потом опять вернуться в ее холодные объятья.

Мои родители не были исключением. Ежегодно, собрав скарб и прихватив неподъемный чемодан с рыбой и морскими деликатесами, они отправлялись на малую родину отца в дружественную республику. Прицепом ехали и мы с сестрой в деревню с редким названием Мыколаевка.

Не скажу, что там мне не нравилось. Свежий пьянящий воздух, сочные фрукты, ласковая родня и мопед «Карпаты», который отец купил мне за хорошее окончание учебного года. Но подрастающему организму требовалась свобода и независимость. Уже не хотелось ходить с родителями за ручку по многочисленным родственникам и выслушивать: «Как он подрос за последний год!». К счастью, мои родители это быстро поняли, и где-то после седьмого класса стали отправлять меня на летние каникулы в деревню к деду на самый край земли.

Деревня – три-четыре десятка обветшалых лачуг, из которых жителей давно расселили в близлежащий поселок по причине угрозы смертоносного цунами. Бревенчатые стены домов так и не испытали на себе силу и мощь водной стихии, а местные жители постепенно вернулись и превратили свои прежние обители в дачи и перевалочные базы для браконьерства.

В начале июня (после сдачи экзаменов) я собирал трусы-майки, батарейки для транзистора и фонарика, садился на самолет и летел туда, где была почти полная свобода. Здесь меня помимо деда ждали деревенские друзья, с которыми я проводил все свободное время. Парни были не чета нашим городским: в телогрейках, кирзовых сапогах, с сигаретой в зубах. Думаю, что сейчас бы их назвали «брутальными». Именно с ними я первый раз попробовал терпкий дым табака (папирос «Беломорканал») и горький вкус алкоголя (спирта).

В то время у меня были довольно длинные патлы, которые изрядно меня вымотали в деревенской жизни – мыть их из десятилитрового ведра была сплошная мука. Я посетовал об этом ребятам. Те охотно согласились помочь мне решить эту проблему. Один из них сбегал домой за ножницами.

Стричь начали с затылка. Уже поле первых штрихов новоиспеченного цирюльника, я зашелся благим матом. Ножницы были до того тупые, что не стригли волосы, а рвали вместе с корнями. Но с плешью на затылке надо было что-то делать. Решили, что затылок как-нибудь дострижем, а спереди – пусть колосятся волосы, как и прежде. Пятнадцать минут пыток – и конец экзекуции.

ХХХ

– Вставай, хер моржовый, а то сейчас рыбинспекторы сетку нашу срежут!

Так обычно будит меня дед в четыре часа утра. Иногда может прилететь и сапогом с соседей кровати. Но я не обижаюсь – деда я уважаю и люблю.

Утренняя свежесть лезет своими холодными культями под полы телогрейки, когда мы продираемся сквозь непроглядную тьму в сторону речки. Облака комаров и различных кровососов осаждают с небес. Точные пике с высоты на мой выбритый затылок схожи с атаками Мессеров в годы Второй Мировой.

Дед подбадривает:

– Давай быстрее, надо до рассвета сетку выбрать и спрятать в кусты.

По грудь захожу в воду в эльке (Л-1 – лёгкий защитный костюм от химической атаки) – спасибо отцу, что передал этот костюм для деда, а то бы пришлось голой задницей в ледяную воду лезть. Сегодня улов хорош – штук тридцать рыб, и каждая не меньше трех кило. Покидав рыбины в мешки, а сетку в кусты, отправляемся в обратный путь. Что же за дьявол придумал этих комаров и москитов?

Пять ходок – весь улов дома, осталось этих водных позвоночных животных распотрошить, засолить и закоптить. Зато потом все родственники по всей необъятной стране будут вкушать морские деликатесы с края Земли. Но это позже…

– Голец, точно голец!!!

Деревенские друзья гоготали от души.

– Почему?

– Ты видел свой затылок?

Я посмотрел в зеркало мотоцикла. Вся моя лысина была покрыта укусами кровососов. Действительно, голец (голец – это хищная рыба с туловищем без чешуи, с совершенно голой кожей. Преимущественно рыбы имеют кожу буроватого или желтовато-серого окраса с множественными пятнами различной формы).

Так до конца лета я стал Гольцом.

Вернувшись в город, первого сентября на линейке в школе я получил новое прозвище – Гарик Сукачев из-за моей экстравагантной прически. В то время был довольно популярный альбом группы Бригада С «Я обожаю Jazz», поэтому лидера этой команды все знали в лицо.

ХХХ

Не секрет, что даже в армейском сугубо мужском обществе каждый хочет выглядеть прилично – чистая форма, надраенные сапоги, красивая прическа (ни ежик, ни бобрик, ни полубокс). «Что под шапкой – то мое» гласит армейская мудрость. Где-то через пару месяцев пребывания в училище мы это отчетливо уяснили. У большинства прически начали формироваться однообразно – затылок, выглядывающий из-под шапки, наголо выбрит, а под головным убором – лошадиная грива.

Мне было не привыкать к такой стрижке, но многим это было в диковинку. Но, как говорится, «красота требует жертв», поэтому желающих иметь обширную растительность под своей шапкой было хоть отбавляй.

В батареи сразу образовалась когорта парикмахеров, которые со знанием дела могли изобразить на голове модный причесон. Да, много ума это и не требовало. В бытовой комнате было пара машинок «Бегущая волна» – механическая ручная машинка для стрижки волос времен СССР. Представляла она собой простое приспособление, при нажатии на ручки которого происходило движение острых зубцов, что позволяло выполнять срезание волос без использования ножниц и дополнительных инструментов. Этим дивайсом виртуозно пользовались наши цирюльники. Затылок – «под ноль», сверху ничего не трогаем (пусть еще растет) – алгоритм приведения в порядок курсантской головы.

Некоторые отцы-командиры смотрели сквозь пальцы на наше баловство, но были и те, кто рьяно противился таким неформальными стрижкам. Безусловно, до конца скрыть эти новомодные веяния мы не могли – на занятиях все сидели без головных уборов, а наши «гривы» притягивали взгляды преподавателей и командиров.

Некоторые пользовались раствором сахара с водой: им зализывали назад свои шевелюры, тем самым показывая аккуратность своей прически. Сложнее было потом расчесать эти волосы, которые намертво слипались, а по причине отсутствия в казарме горячей воды, сделать было это не просто.

Неудивительно, что самым ярым противником наших чубов стал Карась.

ХХХ

Сампо. Самостоятельная подготовка – пожалуй самое лучшее послеобеденное времяпрепровождение (в отсутствии отцов-командиров). Заместитель командира взвода делает вид, что ничего не замечает, а в это время кто-то играет в «Морской бой», кто-то бьет рекорды в злополучном «Тетрисе», кто-то пишет письмо на родину любимой девушке, кто-то просто кемарит. Естественно, никто не занимается подготовкой к завтрашним занятиям. Завтра – будет завтра!

Ба-бах! Дверь в аудиторию резко открывается! Из проема показывается голова с тараканьими усиками (наверное, по мнению их обладателя, это были гусарские усища) – Карась решил неожиданно нагрянуть на сампо с проверкой.

– Взвод, встать! Смирно!

Дежурный по взводу отработал хорошо. Бдил. Все, кто уже успел задремать, резко подскочили, вытирая длиннющую слюну со стола, а другие успели спрятать листочки с морскими баталиями.

– Вольно! Садитесь!

Командир взвода в щегольском наглаженном камуфляже пришел покрасоваться перед подчиненными (в то время эту форму одежды было нелегко достать). Ба, а на ногах новые бердцы (ботинки с высокими бердцами) – дефицит, который с собаками не отыщешь в военторгах. Вышагивая между рядами парт, он не скрывал своего разочарования – ни одного спящего или бездельника, все с военной аккуратностью готовятся к занятиям.

Стоп! Зоркий взгляд Карася остановился на его любимом земляке Михоне Полякове:

– Это что, бля, у тебя на голове?

У Миши структура волос была такова, что если они отрастали больше пары сантиметров, то топорщились во все стороны.

Карась нашел жертву дня.

– Нууу… Это самое… Вчера подстригся… – Как-то не по-уставному!

У офицера под кепкой промелькнула шальная мысль. С той же скоростью, с какой он заскочил в аудиторию, вылетел из нее пулей. В воздухе зависло недоумение. Что он задумал?

Не прошло и пяти минут, как он вернулся – на лице ехидная улыбка, в руках канцелярские ножницы. Подбежав к парте, за которой сидел Михон, он стал нещадно кромсать ему челку тупыми ножницами. Все присутствующие находились в состоянии ступора. Беспредел чистой воды!

Потешив свое самолюбие, Карась с чувством выполненного долга ретировался. На некоторое время в аудитории воцарилась гробовая тишина…

– Ну, он вообще оборзел!

– Надо что-то предпринять!

– Нельзя это спускать на тормозах!

В классе поднялся гомон – каждый хотел высказать свое мнение о случившемся. Месть будет неизбежна – пришли мы к единому выводу.

ХХХ

«Месть – это блюдо, которое нужно подавать холодным». Если ты настоящий гурман, то ты должен насладиться местью, как дорогим деликатесом в шикарном заведении. И не столь важно, из каких ингредиентов приготовлено твое возмездие. Главное, оно должно достигнуть цели. Собственно, в конце сампо на симпозиуме мы придумали изощренное наказание для Карася.

Вечер в казарме. Личное время каждого – кто-то смотрит телевизор, кто-то уткнулся в книжку, кто-то балагурит с соседом, а кто-то откровенно «пинает балду». Все занимаются ерундой, кроме 112 взвода (то бишь нас).

Собрав всех брадобреев батареи, мы попросили их помочь осуществить задуманное. Ребята нас с радостью поддержали – шоу должно было получиться знатное.

По центру умывальной комнаты появилось несколько табуреток, на которых восседали виновники торжества в одних синих трусах. Как по команде со всех сторон раздалось лязганье ножниц и металлический скрежет «Бегущей волны» – локоны всех оттенков и мастей падали на кафельный пол. Куча зевак, смакуя сигареты, пришло посмотреть на действо.

Первым из умывальника выскочил Михон Гавриков, над которым поизмывался Сэм – он выстриг ему плешь, а сзади и по бокам оставил растительность. «Ленин» – сразу придумали ему новое прозвище. Естественно, потом Мишину прическу довели до логического завершения (а-ля колено).

Вскоре два десятка курсантов 112 взвода, поправив изъяны причесок бритвой и окатив лысины холодной водой, стояли на вечерней поверке, бросая блики в свете электрических ламп. Даже старшина, который зачитывал список батареи, не мог без улыбки смотреть в наши ясные глаза. Оставалось увидеть реакцию того, на кого нацелен был наш вызов.

ХХХ

Раннее утро. Пустынная казарма – все на завтраке.

– Дежурный по батареи на выход, – по всей казарме слышится зычный голос дневального.

В проеме дверей стоит Карась, который только прибыл на службу. Для поднятия настроения он традиционно предъявил кучу претензий служивому на тумбочке, типа: почему бляха не чищена, почему подворотничок не свежий, почему кепка на затылке…

Вдруг мимо пробегает кто-то из свежевыбритых.

– Стой! Что это за прическа?

– Так это… Жарко… Вот и постриглись… – И много вас таких, кому жарко? – Весь взвод.

Немая сцена… Карась, не переодеваясь в военную форму, со всей прыти бежит в фойе столовой, где наш взвод ждет своей очереди для приема пищи. Курсанты других курсов, проходя мимо, потешаются над нами:

– Взвод бильярдных шаров!

Карась, увидев эту картину, только и смог произнести: «Чтобы после завтрака все сержанты прибыли в канцелярию». Хотя что с них было взять – они тоже поддержали демонстрацию и сейчас отсвечивали своими лысинами.

Слухи о нашей выходке быстро разнеслись по всему училищу и докатились до его командного состава. Дефилируя по плацу учебного корпуса во главе с командиром взвода, на встречном курсе к нам приблизился заместитель начальника училища по воспитательной работе полковник Левченко (он уже был в курсе происшествия).

– Взвод стой! Головные уборы снять!

Карась даже не успел скомандовать «Смирно». Мы обнажили свои лысые черепа перед замом.

– Товарищ лейтенант, вам что надоело служить в военном училище? Хотите в войска? Я вам это быстро устрою! Вы хоть знаете, что означает эта выходка подчиненного вам личного состава? А я знаю! Это проявление неуставщины, они празднуют неформальный праздник – сто дней как они приняли присягу. И вы этому потакаете.

Конечно, никакого праздника мы не отмечали, но и рассказывать истинную причину нашего поступка тоже не стали. По слухам, Карась тогда получил выговор, после которого на некоторое время притих, поняв, что если надо, то мы тоже можем показать свои зубы. Правда, продолжалось это недолго…

СТИМУЛЫ

Состязательный принцип в Вооруженных Силах появился в советское время. Старшее поколение помнит еще стахановские движения, пятилетки за три года, нормы ГТО – «Быстрее, выше, сильнее». Собственно, последний девиз еще в девяностые годы красовался в спортивном комплексе училища.

Для меня соревновательный процесс начался одновременно с обучением в среднем учебном заведении…

ХХХ

Второй класс. 22 апреля – День рождения дедушки Ленина. Нам на сцене клуба «Строитель» на лацканы синих форменных костюмчиков прикололи красную пентаграмму с портретом кудрявого мальчугана. И началась другая жизнь – олимпийская…

Прежде всего в классной комнате появился «Уголок октябренка» – стенд, где твердой рукой педагога весь класс был разделен легким арифметическим действием «на пять» (по какому принципу, мне до сих пор не известно). На белом ватмане – красные звездочки, на лучах которых были приклеены наши физиономии, аккуратно вырезанные из общей фотографии, сделанной бродячим фотографом. В советское время были такие люди с «Зенитами» и «ФЭДами», которые совершали паломничества в близлежащие школы и детские сады, предлагая услуги фотохудожника. В свою очередь, любящие своих чад родители обязаны были выделить по зеленой «трешке» по велению классного руководителя.

Посредине каждой звездочки был белый круг с цифрой, которая менялась с наступлением каждой субботы (в то время во всех школах были шестидневки) в меньшую или большую сторону. Это были баллы рейтинга всех звездочек. Стимул стать фаворитом был простой – лучшая пятерка получала похвалу от классного руководителя. Она же пела дифирамбы на родительских собраниях родственникам передовиков о том, как хорошо они воспитали своих детей. Школярам было приятно, что после собрания папа не снимает с гвоздя ремень, а с гордостью рассказывает супруге, кого они вырастили.

Наша звездочка никогда не занимала первого места. Причина тому – балласт в лице одной девочки, чья успеваемость перекатывалась с «двойки» на «тройку». Кардинально изменить картину рейтинга и выбиться в лидеры предложил Виталик – маленький, щупленький человечек с оттопыренными ушами (сын капитана 2 ранга).

– А давайте ее после уроков вызовем за школу и отмутузим, глядишь, учиться лучше начнет.

Предложение было принято единогласно.

С нетерпением дождавшись конца последнего урока, мы вынесли ультиматум двоечнице: или ты идешь с нами за школу, или мы всем расскажем, что ты ешь козюли из носа. Естественно, девочка пошла за нами.

На лобном месте мы окружили ее с четырех сторон. Виталик прочел речь о том, как плохо подводить товарищей. Ударить одноклассницу никто не решался. Вдруг она заплакала. Второй девочке Наташе, состоящей в нашей звездочке, стало искренне жаль ее.

– Может не надо, ребята?

– Тогда мы тебя поколотим.

Наташа испугалась тумаков и бросилась наутек. В ходе марафона с нее слетела вязаная шапочка, которую мы подобрали. Догонять провокатора мы не стали, а просто зашли за угол и сходили по малой нужде в ее головной убор. В то время двоечница стояла за углом и продолжала всхлипывать.

– Так будет и с тобой, – сказал Виталик, выходя из-за угла школы и показывая мокрую шапку, – если будешь плохо учиться.

На этом наша экзекуция закончилась, и мы разбрелись по своим домам к любящим папам и мамам.

На утро нас ждали неприятности. Прошлым вечером Наташа рассказала свой маме о происшествии, а та в свою очередь – классному руководителю (очень суровой даме). В свете этих событий вместо первого урока математики у нас впервые прошел урок по этике, взаимоотношении полов и любви к ближнему своему. Итоговой жирной чертой этого необычного занятия стал вызов наших родителей с утра в школу.

Мне повезло: в ввиду того, что мои родители очень были заняты на работе (службе), они не смогли прийти в столь ранний час. Те, чьи родители пришли, сидели на «камчатке» с понурым видом. Наша троица стояла в шеренгу вдоль доски, также потупив взгляд. Потерпевшие сидели за партами.

Классная руководительница распекала нас на чем свет стоит. Неожиданно открылась дверь и в класс ворвался массивный капитан 2 ранга (отец Виталика) и с ходу двинулся к доске. Ничего не говоря, он схватил огромной клешней своего сына за ухо, цвет которого на наших глазах стал плавно переходить из розового сначала в красный, а потом в пунцовый.

– Будешь еще, будешь?

– Нет, папочка, никогда!

У Виталика уже из глаз ручьем текли слезы. Наташа с двоечницей злорадствовали. Позже, правда, и мне досталось, когда родители изыскали свободное время для прихода в школу. Но это было не так публично, поэтому мне было менее обидно, чем Виталику. Так я проиграл первое в своей жизни соревнование, потому как двоечница не стала отличницей, а наша звездочка ни разу ни была в лидерах.

ХХХ

В военном училище стимул стать фаворитом в соревновании был так же прост, как и в начальной школе. Похвальные листы, почетные грамоты, благодарности и другая мишура. Даже было такое поощрение – благодарственное письмо родителям от командования с фотографией отличника боевой и физической подготовки возле Боевого Знамени СПВЗРКУ. Но нам этого было не надо. Самая лучшая награда для нас в то время – это увольнение в город, но иногда за него необходимо было изрядно попотеть.

Когда с питерских дорог сходила последняя наледь, а градус температуры воздуха поднимался до точки, при которой можно было ходить без шинели, тогда командование устраивало общеучилищный кросс на три километра. Проходил он по Аптекарской набережной, на которой перекрывали движение автомобилей на несколько часов, пока курсанты оттачивали свое спринтерское мастерство. Думаю, для того, чтобы сейчас закрыть эту важную дорожную артерию города, придется попотеть не мало при согласовании всех необходимых документов с многочисленными властными органами. В девяностые годы все было проще, поэтому и устраивались кроссы чуть ли не через неделю (обычно – по воскресеньям).

После завтрака бесконная кавалькада выдвигалась на старт. Каждая батарея с интервалом в несколько минут, чеканя шаг, направлялась в сторону Невы, но не топиться, а показать свое умение быстро бегать. Стук каблуков отдавался звонким эхом в узких улочках и перемежался с патриотическими песнями.

– День Победы, как он был от нас далек… – слышали жители Петроградки, когда проходила наша батарея. Честно сказать, певцы из нас были еще те: некоторые просто открывали рот в такт песне (боясь сорвать ангельский голос), а иные пытались петь эту песню на мотив композиций какой-нибудь группы «Сектор газа». Главное, чтобы хайло было открыто на ширину автоматного приклада, а вдалеке был виден вход в гортань, дабы офицеры, идущие сбоку строя и следящие за исполнением песни, не заметили фальши.

На старте, словно на первомайской демонстрации, нас встречали с флажками, ограничивающими ширину мостовой, по которой происходил забег. Нам необходимо было пробежать половину дистанции, сделать небольшой круг и вернуться к месту начала марафона. «Булавка» – так с легкой руки курсанты назвали этот маршрут за свою форму.

На протяжении всей дистанции через сто-двести метров стояли офицеры с кафедры физической подготовки и спорта, которые филигранно записывали в свои блокноты номера тех, кто уже пробежал мимо них, дабы никто не мог «срезать» дистанцию.

Процесс преодоления трехкилометровой дистанции прост: старт – ускоряемся, чтобы обогнать, как можно больше соперников; середина дистанции – поддерживаем средний бег, как говорят автолюбители «в натяжку», когда видим на горизонте финиш – рвем что есть сил. Это я рассказал свой секрет мастерства. Возможно, ктото пользовался другими методиками, но мне моя была по нраву.

– Батарея, строиться!

Мы еще тяжело дышим, вытирая пот со лба, становимся в шеренги и колонны.

– Кто пробежал на «отлично» и «хорошо» – выйти из строя, получить увольнительные записки у старшины батареи. Остальные – направо, в казарму шагом марш.

Во такой был стимул – провести пол выходного дня в городе, вдали от отцов-командиров и однокурсников, чьи лица ты видишь каждый день от подъема до отбоя, от серых тумбочек и железных кроватей и безумных криков дневального. Ну, а если вдруг в кармане еще имеются кой-какие ассигнации, которые выслали накануне родители, то…