Читать книгу: «Как из бильярдных шаров вылупляются лейтенанты», страница 3
ЭКЗАМЕН НА ПРОЩАНИЕ С ГРАЖДАНКОЙ
А помимо того, что мы собирали бычки вокруг бараков (либо затаптывали их в грязевую жижу) и думали о вкусной и здоровой пище, мы ежедневно готовились к экзаменам. Происходило это в учебных классах, располагавшихся в старинных зданиях, которые были построены еще при царе-горохе.
В эти аудитории каждое утро приезжали преподаватели из училища, для того, чтобы хоть как-то поднатаскать нас по экзаменационным предметам. Ведь уровень у поступающих абитуриентов был совершенно разный. Кто-то приехал из большого города, где его обучали заслуженные учителя, а кто-то из деревень, где на всю школу приходилось три педагога. Хотя, иной раз выпускник сельской школы с легкостью мог заткнуть за пояс горожанина.
На одной из консультаций я был шокирован молчанием одного из абитуриентов, у которого преподаватель попросил процитировать закон Ома. Опрашиваемый покраснел и не произнес ни слова. Я право не понимал – как можно было пройти полный курс физики средней школы и не знать основ, при этом поступая в технический военный вуз.
Сейчас я понимаю тех педагогов, которые ни свет ни заря ехали на электричках в область, чтобы вталдычить в наши буйные головы какой-то базис их предметов. Понимаю и «покупателей», которые разъезжали по городам и весям необъятной страны, чтобы привезти хоть кого-то. Понимаю и офицеров с большими звездами на погонах, которые их туда посылали. Ведь в девяностые годы даже в самые элитные военные училища конкурс на поступление снизился в десятки раз. Что же говорить про наш вуз, где на одно место приходилось меньше одного человека. Вот и пыжился весь профессорско-преподавательский состав, чтобы найти в дерьме маломальский алмаз или хотя бы изумруд.
Нам предстояло сдать экзамены по математике и физике, написать сочинение на предложенную тему и выполнить необходимые нормативы по физической подготовке. Пожалуй, только последнего никто не боялся. Ведь любому семнадцатилетнему пацану не составляло труда подтянуться на перекладине тринадцать раз (могу и ошибаться), пробежать кросс три километра и ускориться на стометровке.
С точными науками было сложнее. Уровень познаний у всех был разный, поэтому ребята, у которых школьная база была чуть получше, начали предлагать свою помощь отстающим. В послеобеденное время на самоподготовке можно было наблюдать приятную глазу картину взаимовыручки – группы подростков располагались на траве близ бараков (нам разрешалось в хорошую погоду проводить самостоятельную подготовку на свежем воздухе). Самый подготовленный абитуриент объяснял сложную тему по предмету, а все остальные слушали, задавали вопросы, дискутировали. Именно это засеяло первые плоды для получения хорошего урожая – поступления в училище.
Но имелось и еще одно испытание, которое необходимо было пройти перед основными экзаменами. Называлось оно «профотбор» (профессиональный отбор).
Профотбор – это, по сути, что-то вроде медицинской комиссии, только вместо врачей – психологи, а вместо анамнеза – совокупность пройденных психологических тестов.
В ходе этого отбора отсеиваются молодые люди, имеющие нарушения психики, а также те, кто не обладает необходимыми для офицерского звания особенностями характера. Могут не пройти данную проверку и неспособные адекватно проявить себя в экстремальных условиях.
Для чего необходим профотбор? Думаю, что если тщательно не регулировать и не проверять будущий офицерский состав, то велика вероятность появления в будущем в Вооруженных Силах некомпетентных и психически неуравновешенных командиров. Хотя, исходя из двадцатилетнего опыта своей службы, мне кажется, что некоторые из офицеров профотбор при поступлении в училище либо проспали, либо прогуляли.
Профотбор у нас проходил в течении четырех дней. Психологи ежедневно проводили по несколько тестов, на решение которых уходило много часов. На этих тестах проверялась неординарность мыслительных процессов, умение принимать мгновенно решение, внимание, многозадачность, координация движения. Да что там только не проверялось. Нам показывали цветные бумажки, а мы должны увидеть ассоциативно в них какие-то картины. Сразу вспоминается анекдот.
Приходит пациент к психиатру:
– Доктор, все говорят, что я сексуальный маньяк. – Любопытно, сейчас проверим.
Доктор достает листок, на котором нарисован квадрат.
– Что здесь нарисовано?
– Это просто. Это кровать. На ней сексом занимаются!
Доктор достает следующий листок, с треугольником:
– Ну, а тут что нарисовано?
– Ну, доктор, тут же это… Мне даже говорить неудобно.
Доктор показывает листок с кругом:
– А это что?
– Ну, это же вообще… Я стесняюсь произнести это вслух!
– Что ж, все понятно. Вы действительно маньяк.
– Но вы, доктор, тоже ведь сексуальный маньяк? Признайтесь?
– С чего вы взяли?
– А откуда у вас такие картинки?
Нам задавали самые разные вопросы:
– Как часто у вас бывает жидкий стул?
– Вам никогда не хотелось убить своих родителей?
– Кто президент нашей страны?
– Что красивее – круг или квадрат?
И все эти вопросы задавались вперемешку в течении нескольких часов. Абитуриент должен был быстро сконцентрироваться, переключить свое сознание и мгновенно ответить на вопрос. А для усложнения задания на одном из тестов нам включили музыку, чтобы отвлечь внимание.
Не удивительно, что некоторые ребята были исключены из-за профотбора даже не начав сдавать общие экзамены. Кто-то был списан из-за дефектов речи, у кого-то заметили вспыльчивый темперамент, а у кого-то наоборот – неумение беспрекословно подчиняться вышестоящим по званию и их приказам…
И вот наступил день Х, когда нашему взводу надлежало сдать первое боевое крещение.
Накануне вечером кто-то из тех, кто учился в техникуме или ПТУ, рассказал нам, как стопроцентно сдать вступительный экзамен, при этом не прикладывая особых усилий.
Правила беспроигрышного варианта изложу по пунктам, дабы современные студенты и курсанты могли при необходимости воспользоваться, ничего не перепутав:
– Из конспекта по экзаменационному предмету вырвать чистый лист.
– Конспект положить под подушку, на которой вам придется провести ночь перед экзаменом.
– Ручкой, с которой пойдете на экзамен, художественно нарисовать на листе человеческую задницу (можно волосатую).
– Последний раз дотронувшись руками до этого произведения изобразительного искусства, положить его на пол возле своей кровати.
– При помощи ног, словно Марадона, переместить листок в сторону туалета.
– Ручка, которой вы рисовали свой шедевр, должна находиться у вас в руке.
– Достигнув цели, необходимо ногой запихать листок в дырку для экскрементов.
– Снять колпачок с ручки и во весь голос проорать: «Халява приходи!!!».
– Быстро надеть колпачок на ручку и не снимать его до экзамена.
– С чувством выполненного долга можно ложиться спать. Готовиться уже не обязательно.
– Во время подготовки к ответу на экзамене незаметно открыть колпачок от ручки и прошептать: «Халява выходи!!!».
– Ожидать свою положительную оценку.
Узнав о таком незаурядном способе сдачи экзамена, группа товарищей (в том числе и я) решили применить это на практике. Наверное, очень забавно было наблюдать абитуриентам, которые не познали истинные правила сдачи вступительных экзаменов, как толпа ребят от барака через поле к туалету ногами гоняют бумажки. А потом еще зовут какую-то халяву.
Сейчас я твердо уверен, что поступлению в родное училище я обязан Великой Халяве. Кстати, на протяжении четырех лет, что мы обучались, этот ритуал был обязателен каждую сессию.
Экзамены прошли… Двоечники и непрошедшие профотбор разъехались… Остались мы, те кто был зачислен в списки Санкт-Петербургского высшего зенитного ракетного командного ордена Красной Звезды училища.
На построении, посвященном этому событию, нас поздравили какие-то военные, нажелали нам всего и отправили на праздничный ужин в столовую. А там царские разносолы: котлеты, овощные салаты, фрукты, какие-то десерты. Да уж, давненько мы так не потчевались. Да и не скоро будем еще…
На следующий день нам предстояло впервые поехать в город в училище (некоторые офицеры называли это зимними квартирами) для получения обмундирования. А через день мы обязаны были вернуться назад для прохождения КМБ (курс молодого бойца), который должен был продлиться весь август. Зная по слухам, что на КМБ будет несладко, мы решили как-то отметить последний день на гражданке.
После отбоя мы огородами побежали в Красное село, где в лавке приобрели горячительного и закуси. В бараке нас уже заждались. Употребив все принесенное, мы отошли в царство Морфея. Завтра начиналась совсем другая новая жизнь.
ЧЕТЫРЕ СТЕНЫ И ТРИ ПОМОЙКИ
Дома… Родившись в маленьком провинциальном городке, я думал, что это моя родина. В последствии я понял, что родина – это не где ты родился и вырос – родина – она в душе!
Первый дом – отчий. Папа, мама… Сначала Океанская, потом Труда, потом Корякская. Как пел Федя Чистяков: «Там я научился водку пить из стаканов». Хотя водку мы не пили – в основном портвешок.
Второй дом, как нам говорили учителя, – это школа… Никогда не понимал, почему сто пятьдесят раз перекрашенные парты и стулья с заусенцами являются нашим домом.
Походу третий дом – казарма.
Зеленая электричка уносила нас из Красного села. Куда? Опять на Балтийский вокзал, опять на «Горьковскую». Чтобы через пару дней вернуться на КМБ в любимые красносельские бараки.
Мы с товарищами и с котомками ехали в ЛАТУЗУ. Сейчас вспоминаю этих ребят, кто-то дослужился до медалей и орденов, кого-то уже нет.
Улица Мира, 15 – это адрес, куда нам присылали наши родители письма и посылочки. Огромное монументальное здание, построенное в начале двадцатого века. Предположительно, это здание появилось после принятия решения о создании Зенитно-Артиллерийского училища в декабре 1934 на базе Курсов ПВО, располагавшихся в соседнем здании.
Но кое-кто говорил, что здание – это бывшие казармы гусарского корпуса. Возможно, придумавший это хотел себя почувствовать настоящим воином в кивере и лосинах. В общем, точно этого никто не знает.
Когда мы прошли через огромные железные ворота, выкрашенные шаровой краской, в нос ударил неприятный запах. Окинув взором окрестности, я понял откуда это амбре: в небольшом дворике, куда нас привели, с обоих сторон находились места для сбора мусора. Слева – для простых отходов, справа – для пищевых из столовой.
Уже позже я узнал неформальное название нашего училища: «Четыре стены и три помойки». Кстати, ходила байка, что когда-то на территории училища росло единственное дерево, которое задолго до нашего поступления срубили. Думаю, что если бы оно еще существовало, то название училища могло звучать так: «Четыре стены, три помойки и одно дерево».
Дворик этот назывался Дивенским по названию улицы, которая шла по ту сторону забора.
Прямо перед нашим взором возвышалось огромное крыльцо и стеклянные двери. Хотя вместо стекол стоял плексиглас, для того чтобы голодные курсанты, несущиеся на обед, не разбили стекло и тем сам не нанесли себе травму.
По широким мраморным ступеням мы поднялись на четвертый этаж – там располагалась наша казарма. При входе бросился в глаза пустой аквариум, четыре гладильные доски и приспособление для ремонта сапог. Как я позже узнал, это помещение называлось «бытовая комната».
Пройдя метров десять по широкому коридору, устланному линолеумом – «взлетке», мы попали в святая святых. В третий дом – казарму. Огромное помещение величиной со спортивный зал, полностью покрытое паркетом, с массивными колоннами, за которыми прятали свои «железные ребра» десятки панцирных кроватей.
Странное чувство разбирает, когда видишь 150-человечную казарму и понимаешь, что это твое жилище на ближайшие четыре года.
Нам показали расположение каждого подразделения, а младшим командирам поручили закрепить нас за койками.
Все кровати были двухъярусные и по две сдвинуты друг к другу, а рядом стояли по две тумбочки друг на друге, в которых нам предстояло хранить все свое имущество.
Мне досталась кровать на втором ярусе (собственно, я так и хотел), подо мной находился Серега «Алекс» Алексеев из Питера, рядом Дима «Морпех» Вохмин из Пскова, а под ним разместился Андрюха «Никита» Никитин из Алтайского края. Так вот в такой «капсульной гостинице», словно два спаренных автомата ЗРПК 2К22 «Тунгуска» (которую мы изучали четыре года), мы прожили большую часть времени обучения в училище.
Отдельное внимание заслуживал туалет, совмещенный с комнатой для умывания. Как оказалось, что горячей воды здесь никогда не было. «Кривоногие и хромые» умывальники стояли вдоль стен, у крайнего из них «хобот» был развернут наверх, дабы уставший курсант мог с легкостью утолить свою жажду. Естественно, никакого душа тут не было, хотя во всех руководящих документах по оборудованию этих помещений он должен был присутствовать. Да, что и говорить, если даже ванны для мытья ног не было, поэтому приходилось, как балерина, задирать конечность и полоскать ее в раковине.
Ватерклозет не отличался своим убранством. Вдоль правой стены стройным рядом стояли писсуары, вдоль левой – кабинки с деревянными дверьми. А внутри… Как я узнал позже, это называлось чаша Генуа. Крестоносцы, древние японцы, османы, итальянцы – неизвестно, кто из них стал первым, но все они делали ее, вырубая углубления из камня или фарфора, выплавляя корытца из металла и чугуна.
Говорят, что правоверные мусульмане с незапамятных времен называют ее по-другому – «азиатский туалет», гастарбайтеры на стройках в свою очередь величают его «турецким унитазом», а русский воин давно зовет это дело просто «очком».
Так вот эти «очки» из-за ветхости коммуникационных сетей постоянно забивались и тогда приходило наводнение из фекальных масс, пострашнее Всемирного потопа, от которого нельзя было улизнуть, как это сделал Ной на ковчеге. Но это было гораздо позже, а пока мы только знакомились с нашей обителью.
Нам предложили снять свое гражданское тряпье и переодеться в военное обмундирование.
Старшина выдал нам «афганки». «Афганка» – это комплект полевой формы, который появился в воинских частях в начале 1980-х годов во время советско-афганской войны, отсюда и название. Это типа камуфляж, но только колер однотонный. Но и здесь была изюминка. На самом деле они были двух видов: «песочка» и «стекляшка». Первые были ничем не примечательные хэбэшки, а вторые – имели необычный лоск и были более гладкими. Конечно «стекляшки» были предпочтительнее, но кто нам дал бы тогда выбирать.
В то время не было и берц (ботинок с высоким голенищем). Когда мы пришли служить, то для нас существовали только кирзовые сапоги. В свете этого мы получили по паре блестящих кирзачей. Большинство из нас доселе не видывало такой обувки. Повезло деревенским, которые с детства бегали в них пасти коров.
Дали нам тряпицы, которые назывались портянками. И опять повезло деревенским, которые с этим предметом одежды были на ты. Мы же, чтобы правильно научиться наматывать их, еще не одну неделю натирали кровавые мозоли на пятках.
Попытки пришить подворотнички также у большинства не увенчались успехом. Но с поддержкой «бывалых» более-менее все получилось.
Гражданскую одежду мы сдали в каптерку, для того чтобы впоследствии отправить ее домой. Было сказано, что в ближайшие несколько лет она нам не понадобится.
Пригласили нам командира взвода лейтенанта Алексея Карасева. Странный человек. Думаю, что мой друг Сергей «Фил» Филатов когда-нибудь расскажет о нем подробнее. Он был его «любимым» курсантом. Но это чуть позже.
Впервые переночевав в казарме, мы с утра отправились опять на электричку, чтобы начать постигать все первичные премудрости военной службы на КМБ.
ПЕРВЫЕ ШАГИ
Тяга к армии в моей жизни была волнообразной. Каждый этап моего существования сопровождался желанием служить Родине.
В раннем детстве, когда меня кто-то спрашивал, мол кем я хочу стать, я украдкой посматривал на отца в военно-морской форме и говорил: «Военным!». За что был всегда щедро поощрен улыбкой отца.
В детстве, уже менее заискивающе, но более осмысленно, я опять начал представлять себя на службе Отечеству. Отец, потакая моим желаниям, принес с части мне настоящую военную меховую шапку с кожаным верхом и кокардой во лбу. В ней я проходил все детство, пока одноклассники в кроличьих и пыжиковых головных уборах не стали посмеиваться. Пришлось снять.
В подростковом возрасте нашу школу взорвал бум. Все старшеклассники поголовно начали носить телогрейки и кирзачи. Моя мама в то время работала в Военно-Морском госпитале, откуда и принесла эти наряды от кутюр. Возможно, в ту пору и возник последний всплеск воображаемой синусоиды сомнительного желания послужить в войсках…
Дальше об армии я думал без фанатизма, а скорее, как фаталист: забреют – хорошо, не забреют – тоже хорошо.
ХХХ
«В известную пору молодости, после многих ошибок и увлечений, каждый человек обыкновенно становится в необходимость деятельного участия в общественной жизни, избирает какую-нибудь отрасль труда и посвящает себя ей.»
Граф Лев Николаевич Толстой «Отрочество».
Через два века я неосознанно подписался под каждым словом великого классика.
1 августа 1993 года – рубикон, который мы перешли тогда. И это почувствовалось уже на перроне станции, куда мы прибыли. Если раньше мы до полевого лагеря добирались неспешной поступью за разговорчиком, то сейчас нас резко осадили:
– Повзводно становись!
– Равняйсь, смирно, шагом марш!
Сбоку шел бравый командир взвода лейтенант Леха «Карась» Карасев:
– Четче шаг!
– Ногу не сбиваем!
А лицо-то такое счастливое, аж сияет в свете летнего солнца. Еще бы, ведь всего год назад как он окончил училище, а уже доверили почти три десятка будущих офицеров. До этого ему довелось покомандовать лишь взводом в непонятном подразделении, которое называлось ДОУП (дивизион обеспечения учебного процесса). Эта структура состояла из солдат срочной службы, предназначение которых заключалось в основном в обслуживании техники, на которой курсанты оттачивали свои практические навыки.
Полевой лагерь ничем не изменился за два дня, что мы отсутствовали в нем. Те же покосившиеся бараки, те же кирпичные строения, являющиеся складами, та же трава, те же деревья.
Нас сразу повели на плац. Хотя плацем это было трудно назвать – все асфальтовое покрытие было украшено паутиной трещин. То там, то сям куски покрытия топорщились: видимо, под ними пробивалась молодая поросль. Кое-где она уже выглядывала из проломов и тянула свои ослабшие листочки к солнцу, чтобы получить свою дозу тепла и света.
Перед нами выступили кто-то из представителей командования училища и непосредственные наши отцы-командиры. Все, как под копирку, говорили о почетном звании курсанта, о том, что наше училище является лучшим в Сухопутных войсках Российской Федерации, о перспективах развития зенитно-ракетных войск, ну, и конечно, о том, что необходимо стойко переносить тяготы и лишения военной службы.
На этом торжественное мероприятие было завершено, и начались трудовые будни.
Прежде всего мы отправились на склад, где каждый получил отсыревший матрас с одеялом и подушку «Ни пуха ни пера». Момент расстилания кроватей не мог пройти без Карася. Ему свербило в пятой точке – так хотелось показать свой опыт, как правильно отбивать матрас, как выравнивать полосы на одеялах, как укладывать мыльно-рыльные принадлежности в тумбочке. Мы, без сомнения, поняли, что это настоящий гуру в бытовых вопросах.
«А ПО УТРУ ОНИ ПРОСНУЛИСЬ»
– Батарея, подъем! Строиться на зарядку! Форма одежды номер два с голым торсом!
Перекатываясь со второго яруса кровати, наступая на голову соседа снизу, перепуганные тела спешат к своим табуреткам, на которых «конвертом» сложена форма. На перекладинах табуреток пытаются просохнуть мокрые портянки. Тщетно. В бараке такая влажность, что они остались сырыми, к тому же стали холодными. Противно надевать… Белые лоскуты с черными мазками – гуталин проник через кирзу, как через губку, и раскрасил в авангардистском стиле этот атрибут одежды. Неумелыми движениями пытаюсь намотать ее на ногу. Ничего не получается… Сейчас вылезла пятка из-под обмотки, а давеча пальцы торчали. Вот вроде бы получилось, но почему же нога предательски не хочет влезать в сапог. Блин… – Поживее, что вы телитесь!
Вроде все получилось – штаны на мне, сапоги на мне. Надо откинуть на дужку кровати одеяло, чтобы просохло. Конечно, не просохнет за полчаса зарядки при такой влажности. Тут надо днем все выносить на траву, чтобы солнце все высушило, но это только в субботу на ПХД (парко-хозяйственный день) или в воскресенье. А пока поспим под влажными одеялами.
В углу барака есть буржуйка, но пользы от нее мало, когда в стенах огромные щели, а в окнах разбитые стекла. На днях кто-то принес целый мешок каблуков от сапог (видать, со склада умыкнул) и мы ими топили. Вот это был Ташкент! Печка раскалилась до красна, и во всем бараке была благодать. Правда, запах был не очень, да и истопник после такого топлива был похож на Поля Робсона.
В голове роятся мысли о необходимости моего пребывания здесь… А студенты ведь еще спят в общежитиях. И я мог бы быть одним из них. А еще у них девчонки по соседству живут. А по выходным пивко, а может и что покрепче…
– Выходим строиться! Направо! Бегом марш!
Втаптывая в землю свежую росу, второй взвод бежит в сторону «взорванного» плаца.
– На месте! Стой! Оправить естественные надобности!
Несколько десятков полуобнаженных человек поворачиваются в сторону кустарника. Достав детородный орган из гульфика, щедро орошаю шиповник. Еле дотерпел… – Заправиться! Налево! Бегом марш!
Блин, все-таки хреново намотана правая портянка. Чувствую, что пятка трется о задник сапога. С каждым шагом все больнее ступать. Бросил взгляд на соседа. Ба, да он тоже хромает – такой же бедолага. А спереди еще один. Хорошо «бывалым», да деревенским – эти уже могут диссертацию защищать на тему «Нереальная реальность. Об устройстве портянки – просто и понятно. Теория и практика мотания».
– Стой! Раз-два! Навести порядок в расположении и готовиться к завтраку!
Сапог с трудом стаскивается с ноги. О, бля… Кусок кожи лоскутом свисает с пятки. Побегали… Зажмурившись, отрываю его. Благо есть лейкопластырь в тумбочке. От души заклеиваю пятку, неспешно аккуратно наматываю портянку, надеюсь, сейчас она не собьется.
У нас принято, что сначала кровати заправляет нижний ярус, а потом уже мы. Подождем пока ребята справятся с этим делом. Спешить не надо, ибо если накосячишь, то придет Карась и всю кровать вверх ногами перевернет.
Сидя на шаткой табуретке, думаю, что пока присягу не принял, может написать рапорт и на волю. Мне еще семнадцати нет, до армии еще год. Можно поступить в какой-нибудь гражданский вуз, а если не поступлю, так у меня будет возможность и в следующем году поступить. Возраст позволяет. Девчонки… Пиво…
Вот и Алекс закончил заправлять кровать, теперь моя очередь. Подставил табуретку. Шатается… Не навернуться бы… Блин, лезет же всякая дрянь в голову. Правда армейская мудрость гласит: чтобы солдату не приходили дурные мысли, он должен быть постоянно занят; не важно чем, главное – занят. Буду заправлять кровать.
– Строиться на завтрак!
Столовая находится примерно в километре от бараков. Всю дорогу мы идем то с песней, то строевым – готовимся к грядущей присяге на верность Родине. Она намечена на середину сентября.
Блин, у всех взводов песни, как песни, а нам Карась непонятно что подогнал. Мало того, что она не строевая, так и слова толком не запомнишь.
Эта песня из легендарного фильма «Щит и меч», сейчас я вам ее напою:
Есть у меня в запасе гильза от снаряда,
В кисете вышитом – душистый самосад. Солдату лишнего имущества не надо.
Махнем, не глядя, как на фронте говорят.
Какой снаряд, какой кисет? К тому же он решил слово солдат заменить на курсант. А к чему тут зенитно-ракетные войска, когда фильм собственно о разведчиках в годы Великой Отечественной войны.
А вот и столовая. Наконец-то, а то с моей правой ногой много строевым не походишь, да и в животе предательски бурлит.
Знакомая раздача, знакомые гнутые алюминиевые тарелки. Ложку-то не забыл? А, нет, на месте, в кармане, а то пришлось бы просить у соседа, чтобы одолжил поесть, после того как сам закончит прием пищи. Такие тут суровые нравы: свою ложку носи с собой, в столовой – только для офицерского состава.
Опять перловка. Блин, может хоть с маслом?
Так, дневальные, которые выдают пайку, сегодня нормальные пацаны, значит хлеба и сахара не зажмут. А масло стандартное – «шайба».
Ну каша сегодня, на удивление, съедобная. Чай тоже крепкий, хорошо, что не кофейный напиток из ячменя, который последнее время любят нам давать.
После завтрака есть минут десять до отправления в обратную дорогу. Выскакиваешь из столовой, заваливаешься на травку и закуриваешь сигарету. Блаженство… – Оставь покурить!
Справа от меня стоит однокурсник.
– Конечно!
Мне не жалко, сам бываю в таком положении, когда нет сигарет, а курить хочется «аж уши пухнут».
Сбоку уже обращаются к моему «стрелку»:
– Оставишь?
– Конечно!
И сигарета пошла по кругу на троих, а то и на четверых…
