Читать книгу: «Как из бильярдных шаров вылупляются лейтенанты», страница 10
ХХХ
Лето… Ноги еле передвигаются, словно ватные. Тяжело дыша, отхаркиваюсь, кажется что сейчас выплюнешь свои легкие. Проклятые машины едут по правую руку от меня, душа своими выхлопными газами. Металлический привкус на зубах, кажется, что бензол и окиси вредных веществ осели на них. Сампсоневский мост позади, осталось пробежать по Гренадерскому – и финиш. Только до него еще не меньше километра. Перед поворотом краем глаза видел крейсер «Аврора» – впечатления не такие яркие, как в первое увольнение. Сейчас не до городских красот – добежать бы до офицера с красным флажком, который стоит на противоположном берегу Невы.
Проклятые портянки сбились в комок, голая пятка елозит по кирзе – опять будут мазоли. И вроде уже не первогодка – наматывать умею. Надо будет на следующий кросс носки надеть, но вдруг, как в прошлый раз, заставят всех снимать сапоги, чтобы убедиться, что все в портянках и нет «хитросделанных» в носках.
Последние метры дистанции… Сбегаю вниз с моста, поворачиваю налево, ускоряюсь на сколько это возможно. Впереди уже отчетливо видно лицо капитана Крутого, который поднял флажок, в готовности сделать отмашку. Подбадривающие крики ребят, что уже финишировали придают силы – открывается второе дыхание.
Красная тряпка на древке опускается за моей спиной. Последний глубокий выдох и я валюсь на тротуар. Преподаватель говорит, чтобы встал, походил, восстановил дыхание, но мне все равно, что он трепет своим языком. Я лежу на асфальте, тяжело дышу, а в глазах плавают мушки…
ХХХ
«Кони бегают по кругу», – поется в одной детской песенке. Это про нас, в любое время года, в любых погодных условиях мы бегали. Правда, иногда занятия проходили в спортивном комплексе, где у нас был большой зал для подвижных видов спорта, гимнастический зал и зал тяжелой атлетики (любимое место пребывания Димы «Федор» Федорова). Здесь нам разрешено было заниматься даже, переоблачившись из военного мундира в спортивный костюм и легкие кеды.
Под строгим взглядом наставника, капитана Крутого, мы научились челночному бегу 10х10. (Распространенная по всему миру разновидность кардио нагрузки, направленная на развитие скоростно-силовых качеств. При выполнении челночного бега, курсант должен пробежать одну и ту же дистанцию в прямом и обратном направлении несколько раз с разворотом на 180 градусов в конечной точке дистанции). Улучшили свои навыки в подтягивании на перекладине, со временем научились подъему с переворотом и выходу силой. Честно сказать, в зал тяжелой атлетики я был не ходок, а потому, когда занятия проходили там, я старался «зашкериться» в закуток, где хранились пыльные маты, и покимарить на них часок – другой.
Чтобы показать спортивный статус нашего училища, командование периодически устраивало спартакиады между военными вузами в разных дисциплинах. Как-то накануне таких состязаний весь личный состав батареи построил командир:
– На этой неделе на базе нашего училища проводится первенство по боксу. Есть ли желающие постоять за честь батареи?
Получить по физиономии от профессиональных спортсменов, которые приедут со всего Ленинградского военного округа, охотников не оказалось, поэтому комбат достал из рукава козырь:
– Курсант Луняка, на прошлых выходных в увольнении вы проштрафились, а потому от нашего подразделения выступать на соревнованиях выпадает честь вам. Отводов не принимается.
Толик пытался возразить командиру. Его доводы, что он никогда даже не примерял боксерские перчатки, не увенчались успехом. «C’est la vie», – подумал он и смирился со своей участью быть побитым в первом же раунде.
Гонг, предвещающий начало боя, отозвался эхом в ушах Толика и болельщиков, которые пришли поддержать своего товарища. Против нашего однокурсника вышел именитый спортсмен, чьи регалии зачитывали несколько минут. «Толик, Толик, Толик», – кричали мы хором. Быть может, это и вдохновило его. Мягко ступая, словно кот, он стал передвигаться по периметру ринга, избегая молниеносных атак своего оппонента. Оценка противника – так называется этот прием, которым пользуются в начале боя даже профессиональные боксеры. Хотя напомню, что навыков махания кулаками на ринге у Толика не было. Все по наитию.
Во втором раунде наш сослуживец осмелел и даже предпринял ряд атак, которые неизбежно встречались блоками профессионала. Тем не менее он не сдавался. К пятому раунду дыхание Толика стало неравномерным, движения стали вялыми, а руки все время норовили опуститься вниз, оставив без защиты свою голову. Этим и воспользовался противник, который несколько раз успешно провел атаки.
Рефери остановил поединок, в котором одержал победу профессиональный боксер. Но нам было на это начхать, потому как Толик для нас был победителем. Именно он не побоялся выйти на ринг против титулованного спортсмена и смог простоять несколько раундов, тем самым не посрамить честь батареи, да и училища в целом.
ХХХ
В одно недоброе утро командир батареи объявил нам, что в эти выходные будет проходить сдача нормативов по гиревому спорту, на которых будут присутствовать представители управления по физической подготовке и спорту Ленинградского военного округа. «Вот это залет», – подумал я. В моем тщедушном теле в то время было от силы чуть больше пятидесяти килограммов, а подымать надо было одновременно две двадцати четырех килограммовые гири. Минимальный норматив был (если я не ошибаюсь) семь раз.
Все оставшиеся до проверки дни я ходил как в воду опущенный. Логично, что за два – три дня я не научусь этому упражнению, да и мышечную массу за такой короткий срок нарастить не успею. На кону стояла моя учеба в училище.
Офицеры батареи также были не заинтересованны, чтобы какой-то немощный не выполнил положенный норматив, а посему решили идти на хитрость. Накануне мероприятия ко мне подошел высокий здоровяк, заместитель командира соседнего взвода, Витя Голованов:
– Серега, я знаю, что у тебя с гирями не очень, поэтому меня попросили тебе подсобить.
– ?
– На сдаче норматива на исходную точку каждый будет выходить со своим военным билетом, чтобы представители вышестоящего штаба могли сличить фамилию и фотографию с живым человеком. Понятно?
– Не совсем.
– Мы при помощи лезвия аккуратно отделяем твою и мою фотографии из документов, меняем их местами, и когда вызовут тебя – пойду я, представившись твоим именем. Понял?
– Так тебе же тоже надо сдавать норматив.
– Поэтому я сначала за себя выполню упражнение, а потом и за тебя. Со взводными офицерами все договорено – ваш взвод идет в спортзал после моего. А за то время пока мы будем уходить в казарму, а вы наоборот выходить из нее, мы поменяем фотографии.
Ну и авантюра, но что поделаешь.
«Курсант Вольченко, на исходную», – эхом разлетается под сводами зала. Витя, не моргнув глазом, строевым шагом подходит к мату, на котором стоят две гири общим весом в три пуда, протягивает фальшивый документ и докладывает о готовности. Лицо капитана Крутого, который знает нас всех в лицо, в некотором недоумении, но он ничего не говорит – ведь здесь и престиж кафедры физической подготовки и спорта может пострадать. Проверяющие также не замечают подвоха.
Витя как положено выполнил норматив, тем самым помог мне не попасть впросак. Прошло уже больше четверти века с той истории, но тем не менее, когда мы встречаемся на годовщинах выпуска, он неизменно вспоминает ту неординарную ситуацию, над которой мы смеемся по сей день.
ДУСТ (DDT)
Когда я слышу первые аккорды песни DDT «Ты не один», меня неосознанно уносит во времена первой сессии в февраль 1994 года. Именно тогда я впервые услышал эту песню.
«На дороге туман – нам мерещится дым…», – хрипел баритоном телевизор. На экране скакали кадры: мерзкий дождь, мокрый асфальт, грузовая фура, за рулем которой крепкий мужичок и автостопщик Шевчук с гитарой. Мрачный клип, такое же настроение. «Ты не один…», – единственные слова поддержки звучали из динамика. Лежа на кровати, я с грустью смотрел на голубой экран – у меня был сплин.
Официально сессия уже закончилась, и все счастливчики, которые успешно ее сдали, разъехались в сторону родительских домов, сглатывая слюну в предвкушении горячих маминых пирожков и холодного пива в компании друзей. Но были и те, кто по каким-то причинам остался в казарме. Эти курсанты делились на две категории: «двоечники» и «политические».
«Двоечники» – те, кто не смог сдать какой-либо экзамен или зачет по одной из дисциплин, вынесенных на сессию. Были конечно уникумы, которые умудрились схлопотать неуды и незачеты по нескольким предметам. Этой категории надлежало в кратчайшее время пройти переэкзаменовку, и в случае удачи, получив отпускной билет из рук командира взвода, убыть на малую родину, отгуливать остаток отпуска. То есть каждый «двоечник» был заинтересован как можно быстрее сдать задолженность, чтобы как можно больше дней провести на свободе. Ведь с отпуска возвращались все в один день, и не имело никакого значения, что сдал ты сессию вовремя или сидел в «блоке». Именно так называли личный состав, который находился в казарме, когда основное большинство резвилось за воротами училища.
«Политические» – это элитная каста. В нее входили все залетчики – самоходчики, нарушители воинской дисциплины, субординации. Да в конце концов практически любой мог попасть в эту группу накануне отпуска. «Политические» отрабатывали свое наказание трудовой повинностью. Обычно командир батареи совместно со взводниками нарезали задачи по облагораживанию казарменного фонда. Кому-то доставался туалет, который необходимо было побелить и покрасить, кому-то бытовая и ленинская комната, в которых необходимо было отциклевать весь паркет при помощи осколков стекла, кому-то необходимо было покрасить кровати во всем взводе.
Я был в когорте двоечников, потому как за полгода обучения в училище не смог научиться выполнять упражнение «склепка», которое было вынесено на зачет по физо.
В «блоке» нас находилось порядка двадцати человек. В первый же день, когда основная масса курсантов, получив отпускные билеты, разъехалась по городам и весям нашей необъятной страны, мы все переехали в закуток казармы, где сформировался сводный взвод. Я как всегда выбрал себе койку на втором ярусе, подо мной разместился Фил, который был из числа «политических». Ему надлежало сделать ремонт в бытовой комнате, после которого он смог бы убыть в отпуск.
В первую ночь в «блоке» сон не шел. В голове, словно пчелы, роились мысли: как так, мои однокурсники уже отдыхают, кушают харчи, заботливо приготовленные мамами, а я тут лежу на казенном матрасе и смотрю телевизор, вместо того чтобы в гражданском платье гулять по зимним улицам Северной столицы. Утром, наспех позавтракав, я, не заходя в казарму, прямым курсом направился в спорткомплекс. Кровь из носу, но я обязан в ближайшее время научится выполнять эту злополучную «склепку» и покинуть стены училища.
Вот он – треклятый турник, стоит на своих двух хромированных лапах, которые держат перекладину, отполированную тысячами курсантских ладоней. А под ней гимнастический мат, от которого поднимается облако пыли, пахнущее затхлостью и потом.
Из гимнастической стойки, словно кенгуру, выпрыгиваю вверх… Вис, ноги прямые, руки в узком хвате… Раскачка – тело словно маятник начинает отклоняться взад и вперед, постепенно увеличивая амплитуду… Пора поднимать ноги к перекладине, тянусь носками к спортивному снаряду… Пора… На самом пике выбрасываю ноги вперед. По теории – за счет инерции меня должно выбросить вверх и я обязан выйти в упор на обе распрямленные руки и воспарить над перекладиной… Отнюдь, я срываюсь с турника под собственным весом и падаю на душный мат… До слез обидно.
Ребята из «блока» пришли помочь мне, говорят, что ничего сложного в этом нет. Что при выполнении упражнения сила не важна, а необходимо просто чувствовать свое тело и суметь поймать тот момент, когда необходимо выбросить ноги вперед, и все.
Парни поочередно показывают мне свои умения. Тщетно пытаюсь повторить. Подход… Еще один… Третий… На руках появляются мозоли – не обращаю внимания. Стиснув зубы, продолжаю…
Время обеда. Ложка в руках трясется, как стопка у алкоголика, выбивая на зубах дробь, из стакана проливается горячий кисель.
После приема пищи, не заходя в казарму, прямиком в спортзал.
«Врешь! Не возьмешь!», – цитирую я слова легендарного начдива Чапаева своему железному супостату. Первая попытка – провал… Вторая, третья, …, десятая. Руки онемели, боль от мозолей уже не чувствуются.
Вдруг, я сам не замечаю, как оказываюсь над перекладиной. Меня распирает гордость за свою настырность – за время семестра не научился, а за день смог обуздать п-образное чудовище. Спрыгиваю с него и заскакиваю снова – не выходит. Еще… Еще… Еще… Не получается, видимо, это была лишь случайность, после которой я зря так ликовал. Но я не отступаю. Кто-то из однокурсников заходит в зал.
– Ну как?
– Один раз получилось, а потом нет.
– Давай помогу, все равно делать нечего – у меня пересдача по физике только послезавтра.
Я от помощи не отказываюсь. Вновь вскарабкиваюсь на турник, мах ногами, товарищ снизу помогает выполнить его, выбрасываю ноги вперед. Мгновение и я воспарил над турником. Я улыбаюсь – получилось.
– Давай еще раз повторим, – предлагает мне однокурсник. – Давай.
Второй, третий, четвертый, пятый… – все получается. Бросаю взгляд вниз, товарищ уже стоит в сторонке и показывает мне большой палец. Так это же я сам делаю. Правы были парни из «блока», которые говорили, что в этом упражнении сила не самое главное, а просто надо прочувствовать момент, когда инерция выкинет тело вверх.
Закрепив свое умение еще пару раз, я расшаркиваясь перед сослуживцем, пошел с ним в расположение, с твердым намерением с утра прийти в спортзал и уговорить преподавателя принять у меня зачет.
Коты-бродяги ластятся ко мне, ходят возле кровати кругами – попрошайничают. Недели две назад они обустроились в нашей казарме. Один черный с белыми прогалинами, другой рыжий, как Чубайс (так его и кличут). Чувствуют, пади, что у меня хорошее настроение. А если мне хорошо, то и животинкам должно житься в радость. Недолго думая, залазаю в свою прикроватную тумбочку, из недр которой изымаю пайку (хлеб, кругляш масла и столовая ложка сахарного песка), делю желтую массу по-братски (а может они и сестры – под хвост им я не заглядывал) и бросаю на паркетный пол. Черный вмиг подскочил и уже жадно уплетает свой кусок, а рыжий грациозно подошел, понюхал и нехотя начал есть, своим видом высказывая упрек: мол, почему так мало? Черный, который по мотивам булгаковского произведения «Мастер и Маргарита» был назван Бегемотом, уже умял свой ужин и с остервенением грызет дощатый пол, в который впитался ароматный запах масла. Чубайс же размеренно ест. Ну и приятного аппетита. На душе стало как-то легко – у меня радость и у бродяг тоже.
Масло закончилось, остался лишь хлеб и сахар – а это я попью чаек в каптерке. Коты поняли, что им больше здесь ничего не светит, потерлись своими пушистыми бочками об ножку кровати, и побрели дальше по своим важным кошачьим делам. Я же лежал и с наслаждением мечтал о том, как я завтра удивлю капитана Крутого выполнением «склепки», и отправлюсь совершать променад по заснеженным проспектам Северной Пальмиры.
Сон не шел. Попробовал задремать на левом боку – тщетно, на правом – та же история, засунул руки под подушку – не прет. Табун овец не помог, когда счет перевалил за тысячу. Ладно, думаю, в отпуске отосплюсь.
Решил прогуляться по пустынной казарме. Исходной точкой моего ночного моциона стал спортгородок. Холодный металл гимнастических снарядов и притушенный свет в помещении наводили тоску. В ближайшие две недели сюда никто не придет отжиматься на брусьях или подтягиваться на турнике. Одиноко стоящая полторапудовая гиря пригодиться разве что для того, чтобы повесить ее на ручку «машки» (приспособления для полировки пола) для ее утяжеления и драить дневальному свое заведование.
Сушилка. Груды бушлатов и ватных штанов небрежно развешаны на железных крюках. Они тоже ожидают своих хозяев, чтобы те облачились в них и уехали в Красное село гонять по полям. В углу, вкусно посапывая, под кипой обмундирования «сушится» какой-то курсант. Не стану его тревожить – пойду дальше.
Ленинская комната и класс изучения уставов. Кажется, в ночной дремоте все: различные учебники, шахматы, подшивки газет «Красная звезда» и «На страже Родины».
Иду по «взлетке». Какой же «умный человек» застелил ее светлым линолеумом, а ведь ежедневно сотни черных резиновых каблуков громыхая проходят по нему, оставляя китайские иероглифы на его белом пергаменте.
Туалет. Зайду, перекурю – ночью можно, никто не увидит. Вкусив горько-сладкого дыма и отлив, выхожу из туалета, бросаю взгляд на бытовку (бытовую комнату) – Фил корячится, пыхтит словно паровоз, хочет к утру домой уехать. Комбат нарезал ему задач по благоустройству этого помещения – отциклевать и отполировать паркет, покрасить стены и перетянуть гладильные доски шинельной ткань. Знаю, что Филу это по силам, когда есть такой стимул, как поезд Санкт-Петербург – Смоленск. Но от помощи он не отказывается, потому включаюсь в процесс – все равно не спится.
От покраски стен и мирной беседы нас отвлек телефонный звонок. Кто мог звонить в столь поздний час? Дневальный с кем-то долго общался, потом, положив трубку, обратился к нам.
– Мужики, тут такое дело, даже не знаю как сказать. Там на первом посту возле Боевого Знамени застрелился часовой – курсант на год нас старше. Дежурный по училищу просит, чтобы я прислал кого нибудь с тазиком и тряпками, навести порядок.
– Ты чё, дебил? Мы пас, – хором ответил наш тандем.
– Ну поймите, он все равно не слезет с меня. Я бы и сам пошел, но очень страшно, а еще я крови боюсь, может есть кого послать? – взмолился дневальный.
Посовещавшись с Филом, мы решили, что с такой работой отлично справится батарейный тюфяк, который также находился в «блоке» за несданные долги. С этим предложением дневальный отправился к старшему в нашем подразделении двоечников и залетчиков, который поддержал эту идею.
Через некоторое время мы увидели, как еще не продравший от сна глаза, гремя ведрами и тазиками, наш единогласно выбранный кандидат вышел из казармы.
Как оказалось позже, самострелом был курсант третьего курса по уши влюбленный в свою двоюродную сестру, которой он, набравшись смелости, написал письмо о своих чувствах. А накануне заступления в караул он получил ответ. Кузина, как здравомыслящая девушка, не оценила любовную страсть брата. Ну а тот, недолго думая, разнес свою голову автоматной очередью, при этом не забыв оставить в шинели в караульном помещении покаянную записку с традиционными словами, что виноват только он. До сих пор непонятно, как такой человек мог пройти профессиональный отбор при поступлении в училище, а потом еще и проучиться до третьего курса.
Через час наш рохля вернулся в казарму. Со звоном бросив на пол тазик внутри которого лежали окровавленные тряпки, он отправился спать. Непомытое орудие труда мгновенно привлекло Чубайса и Бегемота, которые начали копошится, выискивая среди ветоши остатки человеческой плоти. Дневальный вовремя пресек людоедство, отогнав котов, выкинув все тряпки на помойку и вымыв таз. Хвостатые бродяги недовольно пофыркали на служивого и пошли ловить крыс. Мы же с Филом закончили наводить марафет в бытовой комнате и под утро легли спать.
Спозаранку позавтракав я помчался в спортзал. Еще не отдышавшись, я влетел в преподавательскую. В кабинете, где всегда было многолюдно находился всего один офицер, который на нашем курсе не преподавал никаких дисциплин.
– Здравия желаю, а капитан Крутой сегодня будет?
– Нет, во время сессии на кафедре дежурит лишь один офицер. По графику ваш педагог будет здесь через два дня.
У меня случился полный ступор. Не уж-то мне еще двое суток ждать переэкзаменовки. Набравшись смелости, я рассказал офицеру о своей ситуации, и он вошел в мое положение.
– Беги к командиру батареи и, если его устроит, что зачет у тебя приму я, то возвращайся.
На мое счастье, комбат благосклонно согласился, сказав, что ему не важно, кто у меня будет принимать упражнение. Я пулей вылетел из кабинета и побежал в спортзал, где в преподавательской застал того же офицера.
Сердце билось, как мотор, того глядишь вылетит. Я стоял под перекладиной. Прыжок – раскачка – ноги к перекладине – выбрасываю ноги вперед… Все я наверху!
– Молодец! Давай зачетку.
Несусь сломя голову к командиру батареи.
– Вот, припекло – сразу научился, – лукаво улыбаясь, говорит капитан и протягивает мне отпускной билет.
– Спасибо, а курсант Филатов уже уехал?
– Да, предъявил мне бытовую комнату и побежал билет на поезд покупать – надеется сегодня уехать.
Жаль, не успел попрощаться, ну да ладно, через две недели все свидимся. Я же, собрав свои скромные пожитки и пожелав удачи в пересдаче экзаменов ребятам, которые еще оставались в «блоке», отправился в свой первый курсантский отпуск.
