Читать книгу: «Феронакозия», страница 13
– Если бы я знал, то не втягивал бы ее в свое расследование, – пробормотал Стас.
– Избавь меня от запоздалых сожалений, Стас! Уже поздно в чем-то себя винить! Главный неудачник – тут я! В Лизину фантазию проникли очень опасные персонажи, я каждый день стараюсь их блокировать, исправляю то, что возможно. А ты посмотри на себя! Еще молодой, а выглядишь и на мир смотришь, как старик. Уверен, что это от застарелой бессоницы, – профессор замолчал на мгновение и поднялся из-за стола. – Мы все в этой истории потерпели немало неудач. А вокруг кипит жизнь. Она полна разнообразия, омыта чистыми водами. Посмотри на этих золотых рыбок! Они ведь только и ждут, чтоб их пригласили.
Девушки с радостью приняли предложение Тутанхамона составить компанию двум одиноким мужчинам. Профессор обладал способностью влиять на людей. Девчонки оказались самыми красивыми в клубе. Все четверо перешли за столик в баре. Шум музыки заставлял их кричать, наклоняться все ближе друг к другу. Профессор медицины и известный журналист-расследователь, так представил их Завадовский. И блондинка уже не отпускала Стаса от себя, взмахивала ресницами, прикрывала глаза, как игривая кошка, и тянулась к нему красивыми розовыми губами, которые он вскоре уже то и дело целовал.
Тутанхамон действительно умел веселиться. Оставалось лишь поражаться его энергии. Вернувшись с танцпола с разгоряченной рыженькой красоткой, он прокричал на ухо Стасу.
– Что касается Лизы, это будет медленный вальс. Мы начинаем по крупицам реставрировать все, что не затронуто ее болезнью. Боюсь, она пробудет в больнице очень долго.
Утром Стас проснулся у себя дома и почувствовал, что его подушка пахнет клубничным сиропом. Он повернул тяжелую после алкоголя голову и с улыбкой посмотрел на спящую рядом красавицу. Одеяло наполовину сползло на пол, и ему открывались гибкие линии роскошного, лениво раскинувшегося на постели тела.
– Иди ко мне! – прошептала девушка, не открывая глаз. И он снова окунулся в волну незабываемого запаха и звериных, слегка обезличенных желаний.
– Вчера ты несколько раз называл меня не моим именем, – сказала девушка с беззлобным упреком, ставя полупустую чашку кофе на свободное место возле раковины. – Мне пора. У меня группа по йоге через два часа. Еще нужно успеть домой. А ты чем займешься?
– А я продолжу расследование, буду искать убийцу!
– Ну, и работа у тебя! – рассмеялась красотка. – Ты будь осторожнее и набери меня, когда освободишься!
Через полчаса после ее ухода зазвонил телефон, и выскочивший из душа Стас услышал бодрый и трезвый голос Завадовского. От вчерашнего панибратства не осталось и следа, разве что совсем немного насмешливости в его интонациях.
– Удалось ли поспать, Станислав? – спросил Завадовский. Стас представил, как профессор ухмыльнулся.
– Почти нет, – ответил Стас, – Но на такую бессоницу врачу не жалуются.
– Я бы тебе настоятельно советовал взять отпуск и поехать к морю. Я серьезно, Стас, если хочешь обходиться без специалистов, вроде меня, то поезжай, позови с собой Иришку! Отличная девчонка! Расслабьтесь вместе!
– Спасибо за совет, профессор! Только сначала проверю Лизины предположения. Они хоть и безумные, но занимательные. И старик Кривенко тоже копал в этом направлении.
– Лучше бы ты подумал о себе, – вздохнул Завадовский, – Твои мысли опасны. Не буди собственных монстров!
– Кривенко тоже любил рассуждать о монстрах и зле, а ведь его убили, Евгений Александрович, так же жестоко, как и Веру с Зоей. Только случилось это пару дней назад, после того, как я столкнулся с ним у твоей больницы. Тебя же в тот день навещал высокопоставленный пациент – Вахрушев. Не много ли совпадений?
– Да, убили, – пробормотал Завадовский. – Станислав, тебе нужно остановиться.
– Именно этого я и хочу, найти убийцу по кличке «Игрок» и начать все сначала. Я уверен, что эти преступления – дело одних грязных рук. И тогда, и сегодня.
– Прислушайся к моему совету, Станислав, – Завадовский говорил отчетливо и взвешенно, – слушай меня внимательно! Для твоего будущего! Ты сейчас слишком взвинчен. Ты рискуешь понапрасну разозлить могущественных людей. Не стоит ввязываться в то, чего ты не понимаешь. Не вороши осиное гнездо!
– Но я как раз должен. Всю жизнь я ждал этого момента. Могу я ненадолго заехать и увидеться с Лизой?
– К сожалению, неподходящее время для визита.
– Процедуры? – мрачно спросил Стас.
– Желаю нам обоим удачи!
Закончив разговор с неуступчивым журналистом, профессор Завадовский покачал головой и медленно прошел к окну. Он распахнул его и присел на подоконник. С высоты третьего этажа он мог видеть кроны деревьев больничного парка, слышать чириканье беззаботных маленьких воробьев, синиц и пеночек. Посидев несколько минут, Завадовский вернулся к столу, вытащил из ящика золотистую пачку сигарет. Он начал курить, глубоко затягиваясь и не сводя глаз с телефона.
Стас выходит на след.
– Двуличная шельма! – выругался Стас, когда Завадовский оборвал их разговор. В тот же момент он заметил мигающее на экране непрочитанное сообщение. Профессор отправил его вчера глубокой ночью. Похоже, Стас все-таки сумел выцыганить у него фотографию Зои.
Открыв ее, он долго любовался золотистыми волосами и загорелой кожей молодой женщины, пытался разгадать тайну ее янтарно-морских глаз и даже будто просил у нее совета. С трудом оторвавшись от фотографии, он перешел к рабочему столу, достал из ящика розовую коробку «Палочка-выручалочка», нашел в ней записную книжку следователя Кривенко и начал быстро ее листать.
– Вот она! – радостно воскликнул он, увидев то, что искал.
На отдельной страничке в конце блокнота мелким корявым почерком Кривенко записывал подозрительные случаи, связанные с детьми. Одной из пропавших тогда девочек значилась Марина Горина. Группу поисков возглавил сын генерал-полковника Вахрушева, проживавший по соседству и хорошо знакомый с семьей пропавшей.
– Эдуард Вахрушев. Вот ты его откуда выкопала, Лиза! – прошептал Стас и вытащил из коробки тетрадный листок с рисунком. – Старуха и два мальчика в центре. Остальное ты каким-то образом додумала. Синие глаза. Неплохо.
Стас включил компьютер и загрузил программу поиска петербуржцев. Отыскать адрес матери девочки ему удалось без труда. Он был тем же, что и в записках на полях блокнота.
Домашнего телефона у Людмилы Гориной не было. Стас подхватил в прихожей куртку, сбежал вниз по лестнице, сел за руль своего слегка помятого Рено. Примерно через час, пробившись через бесконечные дорожные пробки, он стоял на ее пороге. .
– Проходите, молодой человек, – грузная пожилая женщина с неряшливой прической и распухшими лодышками повела его на кухню, – Вам чаю? Или, может быть, Вы еще не завтракали? Я сделаю Вам бутерброт.
Пока Людмила Николаевна нарезала хлеб и разливала чай, Стас рассматривал стоящую на полке фотографию маленькой хохочущей девочки в красном платье в горох и розовых босоножках. Девочка раскачивалась на висячих качелях вся в солнечных бликах, пробившихся сквозь листву раскидистой липы.
– Вот, угощайтесь, – доброжелательным, но усталым голосом произнесла женщина и поставила перед Стасом простую белую тарелку с толстым бутербродом и большую чашку дымящегося чая.
– Спасибо, – поблагодарил Стас и надкусил бутерброт, – Вы, кажется, не удивлены моему приходу.
– Конечно, я не ожидала, что кто-то еще вспомнит о моей Маришке, – Людмила Николаевна села к столу напротив Стаса, – но ведь мир полон грустных историй как раз для писателей. Раньше мы с Аней отмечали ее День рождения. Плакали вместе. А теперь, кроме меня, некому. Пока мы помним, они продолжают жить. Что я могу Вам рассказать?
– Скажите, в тот День, когда пропала Марина, Вам ведь много людей помогало в поисках? – горячий травяной чай приятно согревал горло.
Людмила Николаевна подлила кипятка в заварной чайник и посмотрела на фотографию дочери.
– Почти весь дачный поселок. Там жило много милицейских и военных. Все старались, – Людмила Николаевна вздохнула, – но напрасно. Я налью Вам еще чаю?
– Среди помогавших был и Эдуард Вахрушев, Ваш сосед?
– Да, сын Ани, он больше всех и помог, все организовал, – Людмила Николаевна нахмурилась. – Почему Вы о нем спрашиваете? Вам ведь вовсе не интересна моя девочка, да? Вы на Эдика хотите что-то накопать! А я-то подумала!
Людмила Николаевна отвернулась к окну и утерла лицо кухонным полотенцем.
– Я до вчерашнего дня не задумывался о его существовании, – попытался успокоить женщину Стас, – мне лишь хочется проверить одну довольно маловероятную и очень странную версию.
– Что еще за версия? – продолжая глядеть в окно, спросила хозяйка механическим грустным голосом.
– Есть одна несчастная молодая женщина, сейчас она лежит в психиатрической больнице. Она в детстве пережила жестокое нападение и чудом выжила. Теперь пытается разобраться в себе и в случившемся.
– В психушке, говорите? – оживилась Людмила Николаевна. – Было время, я тоже лечилась у одного молодого гения, Завадовского. Слышали о таком?
– Кажется, что все, кого я в последнее время встречаю, знакомы с Завадовским. Он – врач моей подруги.
– Видно, серьезный случай. Теперь в его клинику не попасть, в мои времена проще было, – с сочувствием покачала головой Людмила Николаевна, – этот Завадовский большую карьеру сделал. Я тогда от него сбежала, не позволила проводить на себе эксперименты. А что Ваша подруга?
– У нее бывали и лучшие дни.
– Так это она интересуется Эдиком? Вы, должно быть, знаете, что он стал очень важным человеком, еще более важным, чем его отец. Мы почти не видимся.
– Судя по той информации, что доступна, он принадлежит к высшим элитным кругам страны.
– Да, все верно. Иногда он присылает мне подарки, а, бывает, что и звонит, расспрашивает о моей жизни. Обычно у меня мало чего происходит, дойду потихоньку до магазина, встречу соседку… Он все терпеливо выслушивает, – на лице Людмилы Николаевны промелькнула тихая улыбка. – Так почему Вы пришли и задаете эти вопросы?
– Вы дружили с его родителями?
– Больше с матерью, – кивнула женщина. – Наши мужики вместе рыбачили, пока мой не утонул по пьянке. А через год Маришка исчезла. И осталась я навсегда одна.
– Сочувствую, – вздохнул Стас и, помолчав, продолжил. – А с его матерью Вы поддерживаете отношения?
– Аня умерла несколько лет назад. Рак, – Людмила Николаевна поставила пустые чашки в раковину. – Она была страстным садоводом. И, вообще, увлекающимся человеком. Идите сюда, тут ее цветочное царство. Ей хотелось, чтобы они жили дальше.
Журналист с побледневшим лицом последовал за ней в комнату, где возле большого окна расположилась живописная мини-оранжерея. Огромные изумрудные листья и крупные яркие цветы в тяжелых горшках с китайскими орнаментами.
– Половина этих растений от нее, – сообщила Людмила Николаевна. – Аня еще девчонкой увлекалась бонсаем и всякими редкостями.
– У нее был один сын? – спросил Стас, напрягшись, словно от ответа зависела его судьба.
– Есть еще старший, он подался в науку, живет в Швейцарии. Физик. Ищет частицу Бога или что-то там похожее. Он порвал с семьей. Аня переживала, но молчала.
– Скажите, а у Вашей подруги с младшим сыном, Эдиком, какие были отношения?
– Все-таки Вы пришли поговорить не о Марише, – вздохнула Людмила Николаевна. – Аня не ладила с Эдиком. Было заметно, хотя они и держались очень вежливо при посторонних.
– Вот, значит, как. Она не была чем-то напугана или расстроена?
– Странные Вы вопросы задаете, Станислав, – нахмурилась Людмила Николаевна. – После смерти мужа она быстро начала сдавать, угасала на глазах, будто ее кто сглазил. Сын помогал, заботился о матери, но отношения их не улучшились. Я это видела. И мне казалось, что она от меня что-то скрывает.
– Людмила Николаевна, – в глазах Стаса появился лихорадочный блеск, – Вы цветы с горшками вместе от Анны забирали?
– Конечно, с горшками. Вот эти ее. Красивые, да?
– Можно на них поближе взглянуть?
– Пожалуйста. Может, выпьете еще чашечку чаю? Я бы поставила.
– С удовольствием! – Стас уже стоял на коленях перед окном и ощупывал один горшок за другим, водил пальцами по сколам и трещинкам.
– Теперь Вы еще больше меня удивляете, друг мой, – раздался голос хозяйки дома у него за спиной. – Уж не думаете ли, что Аня в них что-то спрятала?
Стас пожал плечами и еще некоторое время продолжил осматривать горшки со всех сторон.
– Это было бы уже слишком просто, – пробормотал он себе под нос, вставая.
– Неужели и про мои горшки Вам сказала подруга из сумасшедшего дома? – улыбаясь краешком губ, спросила Людмила Николаевна. – Давайте-ка к столу! Выглядите Вы что-то не очень. Будто несколько дней не спали.
Стас кивнул, и оба вернулись на кухню.
– Теперь скажите прямо и честно, – Людмила склонилась над чашкой словно хотела прочитать на ее дне свою судьбу, – Вы думаете, что Ваша подруга и моя дочка подверглись нападению одного и того же человека? Поэтому Вы здесь?
– Эту возможность допускал следователь, и моя подруга тоже пришла к такому же, – Стас кашлянул, – умозаключению.
– При чем тут горшки?
– Там мог быть тайник и улики.
– Ах, вот оно что! Вы пришли сюда поговорить об Эдике и отыскать улики в Аниных горшках!
– И выгляжу глупо, – усмехнулся Стас.
– Я бы так не сказала, – протянула Людмила Николаевна. – Пейте чай! Я добавила в него мяты и разных других травок. Всего побольше.
Стас пил горячую ароматную жидкость под сочувственным взглядом женщины и чувствовал как тяжелеют его веки. В последние ночи бессоница его почти доконала, а вчерашний вечер в «Грюн дакиз» стал последним ударом и довел Стаса почти до сомнамбулического состояния. Он отодвинул чашку в сторону и растерянно улыбнулся Людмиле Николаевне.
– Кажется, я сейчас усну!
– Это чай так действует, – лицо Людмилы Николаевны летало по кухне. – Отдохни! Куда тебе торопиться?
– Лучше я пойду, – ответил он, вяло пытаясь подняться, – иначе сон разума породит что-то совсем нехорошее… Извините за беспокойство.
– Погоди, – Людмила Николаевна усадила его обратно. – Допей чай! И мы обо всем поговорим. Дай-ка, я на тебя пока полюбуюсь. Моей Маришке сейчас было бы примерно столько же лет, как и тебе. Ты мог бы оказаться моим зятем. Каких ведь только не бывает чудес! У вас уже были бы дети.
– Три дочки, – промурлыкал Стас. Он чувствовал в животе сытый теплый комок, излучающий покой.
– Летом я бы жила с ними в деревне. А вы бы в отпуск ездили.
– К морю, – зевнул Стас и сделал еще один большой глоток чая.
– А ведь у Ани был тайник, зятек, в их старой квартире. Она там хранила немного денег. Муж ее все считал до копейки. Скупердяй! А она в молодости красивая была, синеглазая с толстой косой. Не была с ним счастлива. Это я точно знала.
– Что? – Стас встрепенулся, пытаясь стряхнуть с себя сонный морок. – Квартира все еще принадлежит Вахрушевым?
– Кажется, да. Впрочем, могу и не знать. Эдик говорил, что ремонт сделает и продаст.
– Где она прятала эти деньги, Людмила Николаевна?
– Под подоконником в спальне. Она сама этот тайник придумала. Там надо подцепить доску и нажать.
– Вы не могли бы дать мне отвертку или нож, а еще веревку! – возбужденно воскликнул Стас, с усилием отгоняя сон.
– Конечно, – ответило круглое белое лицо, – только сначала ты пару часов поспишь!
Людмила Николаевна враскорячку засеменила в комнату, и Стас побрел за нею. Там он рухнул на кровать лицом в кипу подушек и моментально отключился.
Когда он проснулся, то увидел хозяйку одетой и причесанной для выхода на улицу с матерчатой сумкой в руке. Посреди комнаты стоял деревяный ящик с крышкой на разболтанных петлях.
– Тут инструменты мужа. Я собрала кое-что. Веревка вряд ли понадобится, этаж высокий. Взяла стамеску, она ржавая, но другой нет, – Людмила Николаевна опустила сумку на пол рядом с ящиком. – Я с тобой поеду. Мне будет проще зайти в квартиру.
Стас протер глаза и поднялся, заглянул в сумку. Целый воровской набор. Когда они уже сидели в машине, он повернулся к хозяйке и неожиданно спросил:
– Людмила Николаевна, Вы сказали, что не думали, что кто-то еще вспомнит о Вашей Маришке. Вы с кем-то говорили о ней в последнее время?
– Что делает жизнь с нами?! – вздохнула женщина. – Он заходил примерно неделю назад, опустившийся полупьяный старик. Я никогда не узнала бы его в сегодняшнем состоянии. Тоже хотел поговорить о прошлом.
– Кривенко, – прошептал Стас.
– Да, я первый раз видела его давным давно после исчезновения дочки, и вот вдруг через столько лет снова. Он вел себя странно, о религии много говорил. О том, что ему открылся Бог. И он начинает новую жизнь без греха.
– Она не была длинной, – Стас стиснул зубы.
– Почему? – удивленно спросила Горина. – Что случилось?
– Его убили, – мрачно сказал журналист. – Скажите, Эдик Вахрушев Вам до или после этого случая звонил?
– Эдик, – женщина задумалась, – кажется, через день или два. Да, точно, он звонил мне после визита сумасшедшего. Эдик тут же предположил, что этот человек мог быть старым следователем. Я тогда еще точнее вспомнила. Эдик потом сказал, что раньше отличные люди работали в органах, достойные и честные, не то, что сегодня…
– Людмила Николаевна, прошу Вас, будьте осторожны, – тихо произнес Стас, почти не разжимая губ, – особенно с Эдиком! Не исключено, что мы с Вами тоже в опасности.
– Я буду молчать, если опасность угрожает тебе, – ответила женщина, – а со мной ничего не может произойти. Я уже давно мертва, только не решаюсь довершить это дело. Такие полутрупы живут долго, к сожалению.
Отыскав, где припарковаться, Стас и Людмила Николаевна медленно двинулись вдоль улицы в сторону дома, где раньше жила семья Вахрушевых.
– Какой у нас план? – спросила Людмила Николаевна.
– Не знаю, – покачал головой Стас, – придется импровизировать.
– Тогда, – Людмила Николаевна покрутила головой по сторонам, – нужно купить пирожные или торт. Там за углом булочная. В гости же, никак, идем к старым знакомым!
В витрине булочной стояло единственное произведение кондитерского искусства, гора взбитых сливок, розового крема и масла.
– То, что нам нужно, – уверенно заявила Людмила Николаевна. – Нарежьте, пожалуйста на куски и заверните!
С огромной перевязанной алой лентой прозрачной коробкой пара направилась к дому, где располагалась квартира Вахрушевых. Людмила Николаевна нажала на кнопку звонка у подъезда. Ответа не было, но дверь подъезда резко распахнулась, и из-за нее появились двое посыпаных светлой мучнистой пылью рабочих. Они посторонились, пропуская в подъезд пожилую женщину с тортом и ее спутника. Людмила Николаевна царственной утиной походкой подплыла к лифту. На полу лифта виднелись крупные белые отпечатки ног. Они поднялись на последний этаж. Дверь квартиры Вахрушевых была открыта на распашку. Мужчина в серой робе стоял на стремянке спиной к ним и возил мастерком по потолку. В глубине квартиры слышались еще несколько голосов. Людмила Николаевна бросила Стасу выразительный, полный надежды взгляд.
– Я их отвлеку. Тебе прямо по коридору до конца и направо, под подоконником справа, – шепнула Людмила Николаевна и решительно пошла вперед. Стас сделал шаг в сторону и скрылся за стеной, чтобы остаться на несколько мгновений незамеченным.
– И что это тут у вас творится, мальчики! Какие молодцы! Работящие ребята! – услышал он зычный голос своей сообщницы. – Пора перекусить! Подарок от шефа за хорошую работу! Свежий торт! Идите же все сюда!
Стас услышал, как человек тяжело соскочил со стремянки. Он сосчитал до трех и вошел в квартиру. Коридор был пуст, в нем не было ничего, кроме пары высоких лестниц и больших ведер с мусором. На кухне Людмила Николаевна громовым командирским голосом раздавала советы и похвалы. Стас помчался вперед и заскочил за тихо скрипнувшую дверь. До этой комнаты ремонтники, очевидно, еще не добрались. Она выглядела относительно чистой. Стас увидел старую тяжелую кровать, журнальный столик, кресло, пару стульев и свернутый в углу ковер. Он подбежал к окну, вытащил из мешка стамеску, присел на пол, пропихнул стальное лезвие в тонкую щель под подоконником и осторожно нажал. Доска отодвинулась в сторону. Стас выдохнул и пошарил рукой в углублении, он нащупал пачку бумаги. Вытащив ее, Стас аккуратно задвинул доску назад. Все! Теперь можно было возвращаться. Удивительно просто!
– Что тут происходит?! – журналист услышал удивленный мужской голос в коридоре и замер у двери на цыпочках. – Людмила Николаевна, каким ветром тебя сюда занесло?
– Эдик! Я проходила мимо и решила проведать. Ностальгия. Не ожидала, что застану тут целую команду красавцев. Теперь точно знаю, кого позову, если задумаю побелить потолок.
– Просто так без звонка и через столько лет? Совсем на тебя непохоже.
Стас осторожно выглянул в коридор и увидел профиль мужчины, которого он на днях встретил в приемной у Завадовского. Позади маячили широкоплечие фигуры его рептилоидов. Стас отпрянул назад.
– Ностальгия – это прекрасное чувство! Что ж, давай я проведу тебе экскурсию по квартире, расскажу о проекте!
– Не нужно, Эдик. Лучше я не буду мешать. А ты, кстати, не подбросишь меня до дома? Ноги совсем плохо ходят.
– Куда спешить, Людмила Николаевна?! Я так понимаю, что у тебя тут какое-то дело. Пойдем, в бывшей маминой спальне осталась мебель, там можно присесть и поговорить.
– Нет! Какие могут быть у меня дела! Просто ностальгия.
– Я хочу услышать нормальное объяснение, зачем ты сюда пришла, – в голосе Вахрушева послышались железные нотки. – Идем!
Стаса заметался по комнате. Единственное место, где он мог спрятаться, была кровать. Он бросился на пол и с трудом втиснулся в узкое пространство под ней. В ту же секунду на пороге комнаты появились разношенные плосконосые туфли Людмилы Николаевны и сверкаюшие чистотой элегантные ботинки сына ее подруги, подозреваемого в жесточайших преступлениях, вероятного убийцы Зои. Руки Стаса сжались в кулаки. Дверь в спальню плотно закрыли.
– Садись, тетя Люда, – Вахрушев развернул кресло для Людмилы Николаевны и сам устроился на стуле напротив. Стас мог запросто вытянуть руку и схватить его за ногу. – Здесь все по-прежнему напоминает о маме. Может, после ремонта это чувство исчезнет.
– Мне ее не хватает, – вздохнула Людмила Николаевна, Стас буквально чувствовал возникшее в комнате напряжение.
– Разве я не говорил тебе, что не живу в этой квартире уже несколько лет?
– Теперь я вспоминаю, – Людмила Николаевна отвечала неуверенно. «Ну же, – рвался к ней мыслью Стас, – будьте раскованнее, он услышит фальшь!» – Я стала такая старая, все путаю.
– Ничего ты не путаешь, дорогая моя тетя Люда, – у Вахрушева был очень красивый редкий тембр голоса, но что-то в его интонации заставило Стаса съежиться. – Нет никаких случайностей. И я вижу, что ты пытаешься водить меня за нос. У меня на такое нюх. Зачем ты пришла? Я не отвезу тебя домой, пока не скажешь.
– Что ж, Эдичка, не беда, я могу и прогуляться.
– После того, как я получу ответ.
– У меня складывается впечатление, что ты меня допрашиваешь.
– Нет, – рассмеялся Вахрушев и перекинул ногу на ногу, – Мы просто приятно беседуем, как старые друзья.
– У меня всегда были другие представления о дружеских беседах. С твоей мамой, например.
– Итак, я слушаю, – Вахрушев прервал Людмилу Николаевну на полуслове. – Мои дружеские беседы ограничены во времени. Потом я теряю терпение.
– Ты напоминаешь мне сейчас ребенка, каким ты был когда-то. Тогда ты падал на пол, визжал и месил ножками.
– Время побежало быстрее, – сладко изрек Вахрушев.
– Что ж, – изменившимся голосом произнесла его собеседница, – действительно, не будем тянуть. Ты прав, я хочу задать тебе несколько вопросов. Обещай мне ответить на них честно!
– Внимательно слушаю.
– Тот следователь, Василий Кривенко, он не только говорил о Маришке, он несколько раз упомянул и твое имя. Он спрашивал подробности того дня, когда ты организовал поиски. Он также дал мне недвусмысленно понять, что подозревает тебя в чем-то, – Людмила Николаевна замолчала. Стас закрыл глаза. Это было слишком рискованно. Вахрушев тоже молчал. Стасу очень хотелось, чтобы Людмила Николаевна добавила к своим словам что-то еще, сказала бы, что ни в коем случае не поверила в бред слетевшего с катушек алкоголика, но она держала паузу.
– Надо же, как интересно! – Вахрушев хлопнул пару раз в ладоши, его слова звучали весело, почти задорно. – И ты пришла сюда. Зачем?
Из-за неестественно приподнятого тона в голосе Вахрушева у Стаса резко начало покалывать в животе. В эту секунду у него отпали сомнения в том, что Людмила Николаевна смотрит в глаза мрачному безжалостному Игроку, тому, кто разрушил ее жизнь.
– Я и правда стала плохо соображать, – сказала женщина, – старость – отвратительная штука, когда все уже в прошлом. Хороша она, однако, тем, что от нее еще никто не улизнул. Ведь есть хоть и маленькая, но надежда на то, что воздаяние настигнет убийцу по ту сторону.
– Ты такая бледная сделалась, тетя Люда. Краше в гроб кладут, – из голоса Эдика внезапно пропало веселье, теперь в нем отчетливо слышались холодное презрение и злость. – Неужели тебе сейчас страшно?
– Да, – тихо сказала женщина.
– И напрасно! – Игрок снова поменял интонацию на шутливую. – Поверь, мне хотелось лишь разобраться с тем, что тебя сюда привело, чтобы ты рассказала мне о своих тревогах. Иди домой! Ты старая, больная, у тебя маленькая пенсия. А ведь нужно хорошо питаться и записаться на терапевтические курсы. И ремонт тебе давно пора сделать. Я рад, что ты напомнила мне о себе. Тебе будет перечисляться ежемесячно… Сколько тебе нужно для счастья, тетя Люда?
Стас почти не дышал, но он слышал как глубоко вздохнула Горина.
– Это ведь ты украл мою девочку? – прошипела она. – Признайся, гаденыш! Теперь хочешь меня купить. И ведь знаешь, мерзавец, что много не попрошу. Не встану тебе дорого. А вот мне интересно, сколько ты готов заплатить за секретные сведения, за тайные разоблачительные документы?
– Тетя Люда, я и не знал, что ты однажды сумеешь меня удивить, – предельно равнодушно оттветил Вахрушев. – О чем это ты? Уж не тронулась ли ты умом?
– Твоя мать оставила мне свои цветы. В одном из горшков был тайник, – Людмилу Николаевну несло на крыльях вдохновения в черную бездну, – Ты – ничтожный ублюдок, эти сведения смогут тебя уничтожить.
Снова нависла пауза. Стас видел, как поднялся с кресла Вахрушев. Его ноги прошагали к двери, он окликнул своих цепных крокодилов. Двое телохранителей появились в комнате.
– Мы отвезем тебя домой, как ты просила, тетя Люда, – сказал Вахрушев и вышел вон. Людмила Николаевна еще некоторое время оставалась сидеть.
– Я намеренно рассказала ему о тайнике у меня, – заговорила она, глядя в пустоту перед собой. Но Стас отлично понимал, что она обращается к нему. – Мне стало все предельно ясно. Наконец-то, я знаю, что случилось с Маришкой. Мне страшно, но одновременно я словно отправляюсь на выпускной бал. Теперь важно, отыскать улики. Если не убить его, то хотя бы ранить.
– Вы едете? – спросил один из спутников Вахрушева, потерявший терпение.
– Какой у меня сегодня выдался необычный день! – сказала Людмила Николаевна, покидая комнату.
Прошло несколько минут. Стас продолжал остолбенело лежать на полу. Что ожидало несчастную женщину, выманившую команду Вахрушева из квартиры? Чем он мог ей сейчас помочь? Стас выбрался из-под кровати, стараясь не греметь сумкой с инструментами и вышел в коридор. Он с равнодушным видом прошел мимо удивленных рабочих на стремянках, пулей сбежал вниз по лестнице, заскочил за угол в ближайший переулок и вытащил бумаги, найденные в тайнике. Здесь было только несколько денежных купюр старого образца и несколько исписанных от руки листов. Еще одно письмо… Стас жадно начал разбирать нетвердый женский почерк.
«Дорогой мой сынок! Мое здоровье быстро ухудшается. Сегодня мне трудно было встать с постели. До сих пор я молчала о своих подозрениях и о том, что мне известно. Однако теперь откладывать больше нельзя. Мне кажется, точнее, я почти уверена в том, что твой брат травит меня каким-то медленным ядом. Ему необходимо избавиться от последней свидетельницы его постыдных тайн. В том, что он стал таким порочным и жестоким человеком, есть и моя вина. Я должна была настоять на том, чтобы держать его, как и тебя, на расстоянии от вашего отца. Он был безумен, ваш отец и мой муж, но я и не догадывалась насколько, пока не случилось ужасное непоправимое несчастье. Теперь перед смертью я хочу рассказать. Будем считать, что это моя исповедь.
В ранней юности твой брат познакомился с девушкой. Его капризный характер проявился тогда во всей силе, он помыкал ею, девушка послушно выполняла все его приказы. Мне было очень неприятно все это видеть, и они почти у нас не бывали. Девушка была из неполной семьи. Мать ее умерла от туберкулеза, усугубленного алкоголизмом. Отец тоже пил. Ее младший брат и бабка дружили с бандой цыган и попадались на мелком воровстве. Жили они в старой развалюхе в пригороде. Несколько раз водитель отца подвозил Эдика до ее дома. Ты тогда готовился к экзаменам в Штатах. И я старалась поменьше рассказывать тебе о своем беспокойстве. А твой брат наслаждался властью над этой плохообразованной девицей, впавшей от него в полную зависимость. Эдик часто не ночевал дома. Отец поначалу мало обращал внимания на его увлечение, считал, что молодому человеку нужно пройти «боевое крещение», как он это называл. Я постоянно заводила с мужем разговор о том, что и девушка Эдику совершенно не подходит, и то, как он ее унижает, недопустимо. Но муж только грубо смеялся в ответ и добавлял, что такие девки и должны знать свое место, и сын его – не подкаблучник.
Потом в характере и во внешнем виде Эдика появились заметные изменения. Он прибавил в весе, кожа его начала странно лосниться и блететь, и он ехидно и зло смеялся почти на каждое мое замечание. Твой брат прогуливал лекции и оказался в списке на отчисление. Жестоко избил однокурсника. Он словно сорвался с цепи. Избитого мальчика доставили в больницу. Нам звонили из университета и милиции. И вот тогда твой отец согласился со мной, что связь с неблагополучной семьей пагубно сказывается на его младшем сыне.
Поздним зимним вечером мы сели в машину и поехали в мрачный район, где жила его подружка. Мы надеялись застать его там. Нам пришлось покрутиться по грязным нечищенным улицам. Наконец, мы остановились у высокого завалившегося внутрь дощатого забора, за которым громыхала цепью и лаяла собака. Мы подошли к калитке. Она была заперта. Сквозь узкие щели в заборе было видно, что в доме горит свет.
Мой муж был тогда не на шутку разгневан, и он был очень сильным мужчиной, как тебе известно. Когда он с размаху толкнул калитку плечом, та сорвалась с петель. Мы вошли во двор. Повсюду валялся старый хлам. Лохматая собака скакала, брызжа слюной, прямо на нас. У мужа был пистолет. Он никогда не был особенно сентиментальным и пристрелил пса. Я помню только, как вскрикнула и подумала, что мы не имели права так поступать. Я еще не знала, что ждет нас впереди. Входная дверь была не заперта. Вероятно, люди, находившиеся внутри, слышали хлопок выстрела и визг зверя, но ничего не успели сделать. Мы зашли внутрь. Всюду стоял душный паровой туман, светила тусклая лампочка. Она свисала на проводе с низкого косого потолка. Страшная грязь. Полы измазаны какой-то багряно-коричневой кашей. Отвратительнейший запах тления и плесени. Меня стало тошнить.
