Читать книгу: «Феронакозия», страница 17

– Теперь это для нее бесполезно, – покачал флягой в руке профессор, – Я надеялся, что успею хотя бы в последнюю секунду, но она уже была мертва.

Стас почувствовал жжение в глазах, и по его щекам потекли слезы. Он опустился возле Виолы на колени и погладил ее по волосам.

– Что у Вас во фляге, Евгений Александрович? – раздался у них за спиной спокойный и требовательный голос Лизы, – Что Вы собирались ей дать?

– Феронакозия, средство для изгнания демонов, – устало ответил профессор и тихо всхлипнул. – Мы хотели предложить его Виоле, как альтернативу бою. Но она с ума сошла, бросила вызов Сараджу. Он про тебя и думать забыл в гневе.

– Она пожертвовала собой? – удивленно спросила Лиза.

– Не понимаю, – прошептал профессор, глядя на Виолу.

– Мне кажется, у нее могли быть и другие мотивы, – после паузы произнес Стас, вспоминая, как накануне Виола и Вахрушев, словно влюбленная до безумия парочка, покидали заброшенный особняк.

– Ее нужно увезти отсюда, – сказала Лиза, – нужно подогнать машину.

Тело Виолы аккуратно положили в багажник Ландровера Завадовского. Она выглядела странно, крови на ней не было, но вся ее плоть ужалась и высохла. Она больше походила на мумию.

Когда они тронулись и проехали несколько десятков метров, то неожиданно вспомнили, что на поляне до сих пор валяется голова Вахрушева. Машина резко развернулась и понеслась назад. Лиза и Завадовский вышли, Стас остался внутри. Он чувствовал себя нехорошо. Ему всюду мерещился сладковатый и отвратительный запах. Он с трудом сдерживал подступающую к горлу дурноту. Лиза сразу же безошибочно, несмотря на темноту, отыскала голову. Ее упаковали в полиэтиленовый пакет и тоже положили в багажник.

– Это полтора трупа или меньше? – спросил Стас, когда они снова двинулись в путь.

– О полиции не беспокойся, – возразила Лиза. – Я могу изменить их мысли. Да и профессор кое-чему научился от Виолы. Он же самый лучший мастер гипноза в стране.

– С тобой мне никогда уже не сравняться, – измученно ответил Завадовский, щурясь из-за слепящего света от фар встречных машин.

До самой клиники они больше почти не разговаривали. Каждый погрузился в собственные раздумья. И неизвестно, чьи мысли были на тот момент чернее или печальнее.

Ночью они вооружились лопатами и закопали тело Виолы вместе с головой ее жестокого и кровожадного возлюбленного в той части больничного парка, который не проглядывался камерами слежения. Свежую землю присыпали сверху прошлогодними листьями. Вернувшись назад, сели за стол. Горина разлила по рюмкам водку, и все в молчании выпили. Людмила Николаевна была единственной из компании, кто пытался поддерживать беседу. При упоминании Вахрушева, она начинала часто дышать, но было заметно, что внутренне она ликует. Возмездие, наконец, настигло убийцу ее дочери. Когда пришло время расходиться для отдыха, Лиза неожиданно попросила всех еще ненадолго задержаться.

– Я чувствую, как быстро я меняюсь, – начала она. – Сегодня Вы все доказали мне свою дружбу. Мне это очень льстит, но часть меня просто жаждет, чтобы вы сделались моими жрецами. Меня страшно влечет кровь, я с ума схожу при мысли о ней, как наркоманка. Поверьте мне, это мучительно.

– Так тяжело будет только вначале, – сказал Завадовский. – Я буду помогать тебе, как я раньше помогал Виоле.

– Почему-то мне не кажется, что Виола была счастлива, – заметила Лиза, поворачиваясь к Стасу. – Что ты думаешь, Стас?

– Я не успел в этом разобраться, – хмуро ответил журналист.

– В Виоле оставалось слишком много человеческого, – тихо сказал Завадовский.

– Мы не знаем, во что превращусь я, – продолжила Лиза. – Скорее всего, я открою секту собственных фанатов, утрачу человечность, и когда рядом появится несчастное новое существо, вроде меня, то постараюсь его убить. Или уступлю эту честь Сараджу. Хотя убийство одержимого – это высшее удовольствие из тех немногих, которые нам доступны.

– Лиза, сегодня не лучший день для такого разговора! – попытался урезонить ее профессор. – Давай вернемся к нему завтра!

– Нет, Евгений Александрович, это может быть важно, – вмешалась Горина. – Дай ей договорить!

Лиза с благодарностью посмотрела на Людмилу Николаевну и кивнула. В эту секунду Стас нутром ощутил, что у нее на уме.

– У Виолы была страшно красивая смерть. Настоящее откровение и экстаз. Даже я ощутила невероятное возбуждение и удовольствие. Что же тогда говорить о Сарадже! – Лиза обвела всех потерянным взглядом. – Я хочу принять Феронакозию.

– Деточка, – воскликнула Людмила Николаевна, – это мужественный поступок! Но мы точно не знаем, что с тобой после этого произойдет! И, возможно, мы сможем как-то договориться с твоим демоном. Извлечь из него пользу. Изучить его, или даже подчинить с помощью нашей магии.

– Дай мне время! – взмолился Завадовский, – Мы соберем больше информации.

– Нет, – недобрая ухмылка скривила Лизины губы, – я чувствую, что во мне кроются ужасные разрушительные энергии. Я знаю, что стану намного злее и опаснее Виолы. Стану такой же, как Сарадж. Нужно остановить меня немедленно. Дайте ее мне сейчас!

Лиза протянула руку с растопыренными пальцами к Завадовскому. Он почувствовал, как она старается подчинить его своей воле. И, несмотря на все, чему научила его о противодействии гипнозу Виола, он не мог сопротивляться.

– Лиза! – Стас вскочил с места и бросился было к ней, но она одним взглядом усадила его назад. Завадовский начал теребить ворот рубашки, будто ему сделалось трудно дышать.

– Людмила Николаевна, – спокойным голосом сказала Лиза, – налейте-ка мне стаканчик Вашего продукта! Не зря же Вы его готовили!

Горина с изменившимся лицом достала флягу из холодильника и вылила ее всю до капли в большой стакан. Неодобрительно качая головой, она протянула отвар Лизе. Женщины встретились долгим взглядом.

– Спасибо! – улыбнулась Лиза, приняла стакан из рук Гориной и поднесла мутно-зеленую густую жидкость к губам, – Пахнет отвратительно, как почти все на вашей Земле!

Она почти успела попробовать напиток, когда пальцы ее разжались, раздался скрип двери и звон бьющегося стекла. На пороге квартиры возник Сарадж Айдахар. Гладкая кожа на смуглом лице сияла молодостью, лик его излучал неземное блаженство. Он поманил пальцем Лизу к себе.

– Эти людишки не заслуживают твоей жертвы, – сказал он и с омерзением обвел взглядом присутствующих. – Я помогу тебе понять, что значит быть такой же как я.

– Только не причиняй им вреда! – с мольбой в голосе прошептала Лиза. – Я уверена, что скоро все они станут моими лучшими рабами. Они, как и остальные, на все пойдут ради выгоды.

– Как пожелаешь, я сегодня сыт, – безразлично ответил Сарадж, и за его спиной начало расплываться серое облако, похожее по очертаниям на крылья. Он подхватил Лизу одной рукой, и оба растворились в тумане. По саду пронесся сильный порыв ветра, и настала тишина.

Оставшись одни, двое мужчин и взволнованная пожилая женщина обменялись растерянными взглядами. Из больничного парка в квартиру тянуло ночной прохладой и сыростью. Профессор уронил голову на руки и закрыл глаза ладонями. Стас затравленно озирался, все его тело била частая дрожь. Он слышал, как кровь пульсирует у него в висках.

– Я уже видел этого Сараджа, – с отчаянием прошептал он, – Он был при моей первой встрече с покойным Кривенко в рюмочной, кривлялся и хихикал, как черт. Назвался коллегой моего приятеля. Мне начинает казаться, что все это было неслучайно. Что он всегда был где-то рядом. Я ведь и втянул Лизу в это дело из-за того, что зашел в ту рюмочную. Там был Сарадж. Я уверен, что это был он. Он как-то это организовал, чтобы подобраться к Лизе, чтобы разворошить ее старую рану, пробиться через все ваши защиты. И я попался.

– Тебя предупреждали! – сквозь зубы просвистел Завадовский, – Тебя просили остановиться!

– Откуда же мальчик мог знать, с чем мы тут имеем дело! – отозвалась начинающая приходить в себя Людмила Николаевна, – Какая однако фантастическая силища у этого монстра!

Она подошла к распахнутой двери, закрыла ее и со вздохами принялась собирать с пола осколки стекла. Встав на колени, она аккуратно и тщательно вытерла тряпкой разбрызгавшуюся по всей кухне зеленую Феронакозию. После того, как пол и стены приняли прежний вид, женщина встала, повернулась к столу, тяжело оперлась о него обеими руками и некоторое время оставалась без движения, пока Завадовский и Стас не подняли головы и не посмотрели на нее.

– Я сварю ее снова, – сказала Горина, – я знаю рецепт, знаю, чего они боятся, и я сварю Феронакозию снова. У нас есть над ними преимущество. И у меня снова появилась цель, смысл жизни. Ко мне будто возвращаются силы. Я обрела веру в себя!

Эпилог.

Во врачебном кабинете напротив друг друга за за разделяющим их широким столом сидели Людмила Николаевна Горина и главный редактор «Прямой силы». На Людмиле Николаевне была классическая шелковая блузка, на пухлом пальце блестело крупное обручайное кольцо, на ногтях свежий маникюр. Шеф Стаса, полный, будто выстроенный из нескольких шарообразных форм человек едва помещался на стуле с подлокотниками.

– Чаю? – предложила Горина, и не дожидаясь ответа пододвинула посетителю дымящуюся чашку чая, – только что заварили.

– Спасибо, – обрадованно согласился редактор. Он сделал небольшой глоток и взглянул на строгую Людмилу Николаевну своими добрыми близорукими глазами.

– Что же теперь будет? – спросил он ее. – Прошло немало времени с госпитализации.

– Скоро вам будут разрешены посещения и прогулки, – ответила Горина, – Его лечащий врач – один из лучших в стране. Ваш брат в хороших руках. Вы не должны волноваться.

– Вы не представляете, как я рад это слышать, – с облегчением в голосе сказал редактор и снова отхлебнул чая. – Про Завадовского ходят легенды.

– Да, – многозначительно протянула Людмила Николаевна, – Но сейчас Станиславом Войником занимается другой специалист.

– Наша мама вчера нашла у него в вещах кое-какие блокноты с датами, записки все про ту же Лизу. Я решил, что они вам могут пригодиться.

Редактор протянул Людмиле Николаевне через стол прозрачную папку с парой потрепанных блокнотов и исписанных от руки тетрадных страниц. Та нацепила на нос очки в тонкой оправе, висевшие у нее на шее на золотой цепочке, и уткнулась глазами в лежащий поверх остальных лист.

– Тут он пишет, как некая Лиза возвращается в Москву, – протянула она, – Я передам эти записки доктору. Спасибо.

– Мы все Вам так благодарны! – еще раз с искренним воодушевлением добавил редактор, и внезапно взгляд его сделался ностальгически печальным, – Знаете, он всегда был золотым мальчиком. Родители в нем души не чаяли. Учился только на отлично. Одноклассники любили. За что не возьмется, всему быстро научится. В их школе действительно погибли две девочки, но он тогда пережил это, как и все остальные.

– Такие вещи могут сказываться позже, – серьезно изрекла Людмила Николаевна.

– Да, несомненно. В университете отучился он блестяще. И его пригласили работать на телевидение. У него появилась девушка. Сегодня она – знаменитость, руководит каналом.Они казались тогда совершенно влюбленными друг в друга. А потом все неожиданно разладилось. Появился другой мужчина. Она и теперь с ним.

– Если я правильно понимаю, о ком речь, то образ злодея Сараджа Ваш брат списал со своего соперника, – часто заморгала Людмила Николаевна, – Очень интересный ход мыслей. Мерзавец с азиатской внешностью.

– Очень уважаемый в артистической и киношной среде человек, – вздохнул толстенький редактор. – А брат, видимо, не смог пережить этого падения с пьедестала. Пить тогда начал, а, может и еще чего похуже. И в то же время часто стал говорить о бывшей однокласснице по имени Лиза. Он с этой девушкой встречался, рассказывал, что только с ней и может поговорить по душам.

– Это мы еще раз проверили и убедились, что ни одной Лизы вместе с ним не училось. Вы ведь тоже в курсе?

– Да, но тогда у нас не было оснований ему не верить. Понимаете, он прежде никогда не врал.

– Не врал, – усмехнулась Горина, – просто иногда считал себя Стасом, а иногда Лизой.

Главный редактор «Прямой силы» посмотрел на потолок и глубоко вздохнул. Он до сих пор не мог до конца поверить в глубину безумия, овладевшего его младшим братом.

– А что рассказывал Вам его старый приятель? Кривенко, так его звали, кажется? – спросила Горина, не сводя с Войника заинтересованного взгляда.

– Да, у нас был такой знакомый, раньше служил в полиции. Стас с ним часто выпивал. По его словам, однажды Стас неожиданно привязался к нему с вопросами о деле некого «Игрока». Тот просил его отстать, а у Стаса прямо как навязчивая идея случилась. Кривенко тогда плюнул и ушел. А через некоторое время Стас заявился к нему домой. Кривенко-то всегда рад гостям, налил выпить, но тут заметил, что Стас ведет себя как-то странно, говорит намеками про какую-то тайну, жеманничает при этом, как деревенская невеста. В общем, когда Стас, наконец, от Кривенко ушел, тот нашему отцу позвонил и сказал, что, похоже, крыша у него совсем поехала.

– После этого эпизода вы его к нам и привезли в первый раз, – утвердительно кивнула Людмила Николаевна, начавшая быстро строчить какие-то заметки.

– Да, после того, как ночью соседи с дачи позвонили, сообщили, что брат там куролесит. Притащил двух бомжих, прости Господи, и в бане с ними парился. Соседи боялись, что всю деревню спалит.

– Тут в карте больного сказано, что после первого лечения в нашей клинике он Лизу больше не упоминал? – спросила Горина, решив сравнить рассказ брата Стаса Войника с историей болезни пациента в своем компьютере..

– Некоторое время все было спокойно. Как и прежде, у меня в газете на полставки работал. Толку от него было не очень много, но так я за ним немного приглядывал, и он был при деле. Если и крутилось что-то в его голове, вслух он этого не говорил.

Людмила Николаевна кивнула и, заметив, что у старшего Войника за разговором опустела чашка, вытащила из ящика стола небольшой термос и, не спрашивая, наполнила ее снова до краев. Шеф-редактор вежливо кивнул и сделал глоток. Напиток был горячим и приятно бодрящим. Он вруг отчетливо вспомнил, как срочно примчался к родителям и вслед за отцом и заплаканной матерью зашел в комнату Стаса, где тот сидел голый, забившись в угол и шептал что-то про отражения.

– Внезапное сезонное обострение, – заметила Горина, – типично при шизофрении смешанного, так сказать, типа.

– Вам виднее, – грустно поддакнул брат Стаса.

Он начал выбираться из тесноватого кресла. Горина тоже поднялась. Войник поразился массивности ее тяжелой фигуры. Он поспешил подойти к ней. Людмила Николаевна по-королевски протянула ему широкую ладонь. Пожимая ее на прощание, Войник поддался внезапному порыву и с мольбой в голосе произнес:

– Разрешите мне его увидеть на одну только минуту! Родители будут так рады, если я им передам от него весточку.

Горина помедлила с ответом. Она несколько высокомерно окинула его взглядом, словно измерила. Потом вздохнула, и на лице ее появилась сочувственная улыбка.

– Я прекрасно понимаю Ваше желание, но…

– Совсем ненадолго, только поздороваемся! – Войник так комично стиснул руки перед грудью, что она начала улыбаться еще шире. Губы ее задрались так высоко, что обнажили длинные клыки со следами прилиптшей к ним красной помады.

– Хорошо, но он все еще не в лучшей форме, Вы понимаете? – спросила Горина.

Обрадованный Войник закивал головой. Людмила Николаевна нажала кнопку на столе, чтоб вызвать персонал для сопровождения посетителя в лечебный корпус. Он проследил за ее рукой. Стоя рядом с ней, он мог даже видеть экран ее компьютера с открытой историей болезни. Среди довольно неряшливого беспорядка на столе выделялось фото в дорогой рамке. На нем была женщина примерно одних с Гориной лет, очень полное расплывчатое лицо, малюсенький носик и поросячьи глазки. Взгляд у нее был тяжелый, чем-то она напоминала саму Людмилу Николаевну.

– Ваша родственница? – рискнул спросить старший Войник, когда Горина снова повернулась к нему.

– Нет, мы работаем в одной области, – ответила Горина, – коллега.

– Ясно, – кивнул брат Стаса.

В дверь заглянула миловидная блондинка. Людмила Николаевна пожелала Войнику приятного свидания с братом. Он последовал за белокурой медсестрой. Закрывая за собой дверь, он еще раз взглянул на табличку, на которой жирными черными буквами на золотом фоне было выведено «Проф. Горина Л.Н. Главврач». Девушка повела его через лабиринт коридоров клиники. Похоже, она специально была построена так, чтоб в ней можно было заблудиться. Наконец, пройдя через два пункта контроля, они оказались в широком и светлом пространстве, по которому прогуливалось несколько фигур в цветных халатах. Войник сразу словно каким-то телескопическим зрением заметил Стаса, сидящего с опущенной головой на низком подоконнике возле высокого зарешеченного окна. Войник обогнал медсестру и быстро зашагал к брату.

– Стас! Братишка! – осторожно позвал он его, оказавшись рядом.

Сидящий медленно поднял голову. Шефа-редактора «Прямой силы» поразила тоска и испуг в глазах сидящего перед ним человека. Стас Войник всегда казался подтянутым и даже чуть слишком худым, телосложением братья сильно отличались, но сейчас лицо его выглядело совершенно осунувшимся. Щеки ввалились. Они были покрыты темной щетиной.

– Здравствуй, братишка! – повторил старший Войник.

– Ты здесь! – удивленно и радостно прошептал Стас.

– Скоро буду часто тебя навещать. Тебе ведь уже лучше, правда? – спросил его брат.

– Не верь им, – еще тише зашептал Стас, бросая косые взгляды на медсестру, болтающую с мускулистым надсмотрщиком из медперсонала в паре шагов от них, – они тут все в сговоре.

– Успокойся, – увещевательно заговорил шеф-редактор, – Я разговаривал с главврачом. Она мне показалась очень надежным человеком. Это – прекрасная клиника.

– Она – ведьма, – руки Стаса сжались в кулаки.

– Стас, перестань! Этого еще не хватало. Только не нервничай!

Надсмотрщик и блондинка-медсестра повернули головы в их сторону.

– Ведьма, ведьма, – шептал Стас, – у нее свой интерес. Она сразу смекнула, что выгоднее стать сообщницей Сараджа. У их проклятого ковена свои планы, а мы попались… Поверили… Мы с Завадовским все прошляпили. Ты ее про Феронакозию только не спрашивай! После этого и сам сюда угодишь.

– У тебя теперь другой врач, не Завадовский? Как зовут врача? – попытался отвлечь Стаса на другую тему старший брат.

Стас горько усмехнулся и сплюнул на пол. Прежде за ним не водилось таких привычек. Редактор «Прямой силы» невольно съежился и закрыл свои добрые глаза.

– Когда Горина нас сдала, то Сарадж потребовал голову Завадовского. Профессор же помогал прежде этой, как же ее.... Виоле, ты ее не знаешь, даже можно сказать, что служил ей. Только бескровно. У Завадовского было два варианта – умереть или служить Лизе, теперь уж по-настоящему. Кровно. Что он выбрал, я понятия не имею. Он просто исчез. Ха! – Стас издал дикий смешок, вздрогнул и зажал рот ладонью.

– Никакой Лизы не существует, братишка! – начал было старший Войник, как тут почувствовал тяжелую лапу на своем плече. Он оглянулся и увидел очень близко лицо медбрата, похожего на рослого штангиста из цирка. На секунду ему передался панический страх брата. Старший Войник чуть было не присел от испуга и тяжести этой ручищи.

– Вам пора, – заметил с широкой белозубой улыбкой медбрат.

– Хорошо, – пробормотал Войник. И посмотрел на Стаса. Сердце его сжалось при виде его затравленной тощей фигуры.

– Вы уверены, что он хорошо питается? – спросил он у подошедшей медсестры.

– Лекарства могут вызывать отсутствие аппетита – отвечала она со знанием дела, – но стол наших пациентов очень сбалансирован. Многие сначала худеют, а потом набирают вес снова.

Войник наклонился к брату и приобнял его на прощанье.

– Скоро увидимся! – ободряюще сказал он. Выпрямился и пошел вслед за девушкой. Дойдя до середины коридора, он оглянулся. Брат смотрел ему вслед со страшной тоской. Войнику сделалось совсем нехорошо. Он остановился, чувствуя, что он прямо сейчас должен что-то сделать, что-то предпринять.

– Они тебя тоже загипнотизировали! – закричал вдруг Стас и вскочил на ноги, чтобы побежать вслед за братом. Надсмотрщик, похожий на штангиста, бросился ему наперерез. За ним, откуда ни возьмись, появилось еще двое крепких ребят. Они схватили сопротивляющегося Стаса и потащили к одной из боковых дверей. Стас визжал и царапался.

– Не верь ничему! Они гипнотизируют! Они меняют воспоминания! Они приносят кровавые жертвы! Прямо тут! Ведьмы и демоны! – голос Стаса исчез за плотной звуконепроницаемой дверью.

Его брат остался стоять с выпученными глазами посередине коридора. Прочие сумасшедшие в испуге щемились у стен. Кто-то тихо скулил. У Войника пол начал уходить из под ног. Он схватился за сердце.

– Вам нехорошо? Присядем? – участливо спросила его медсестра.

Войник помотал головой. Ему хотелось поскорее оказаться на воздухе. Он чувствовал собственное бессилие, и ему было ясно, что, уходя, он совершает подлость по отношению к обезумевшему брату. Он сделал несколько шагов и остановился, удерживаясь за стену, рядом с беззубым трясущимся стариком. Старик смотрел на него со странной смесью выражения сочувствия и насмешки.

Внезапно залившийся потом редактор сглотнул и попытался улыбнуться. Старик тоже раззинул в ответ весь свой опустевший рот и прошамкал:

– Убирайся отсюда, гнида! Морда нерусская!

– Хватит, Федор Михалыч! – строго сказала медсестра и подхватила Войника под руку. Несмотря на всю ее миниатюрность и легкость, хватка у нее была железная.

Через несколько минут оба покинули лечебный корпус. Девушка довела Войника до выхода и вежливо с ним простилась.

Шеф-редактор дошел до метро. Перед его глазами то и дело проплывали зеленые и желтые круги. Сердце Войника страшно болело за несчастного брата. Длинный эскалатор торжественно и неспешно донес его до станции подземки. Войник шагнул в поезд. Он дал себе слово, что завтра же позвонит Гориной и выпросит у нее разрешение посещать брата чаще. И еще он должен будет наладить контакт с его новым лечащим врачом. Почему-то Горина не назвала его имени, а он не удосужился спросить. Мысли Войника начали потихоньку приходить в порядок. Поезд мчался вперед. И жизнь тоже не могла стоять на месте. Из прошлого в будущее, из одной истории в другую, из пункта А в пункт Б. Войник смотрел на собственное отражение в черном стекле напротив, а отражение глядело на него.

– Феронакозия, – пришло на ум Войника странное слово, которое он услышал от брата.

– Феронакозия, – прошептало его отражение.

Шеф-редактор одобрительно кивнул своему двойнику, поскорее вытащил из нагрудного кармана телефон и записал в нем это странное слово, которое он прежде никогда не слышал. Он немного подумал, открыл ежедневник, куда уже давно и тщательно заносил все свои планы, и сделал там следующую пометку: «Узнать все о Феронакозии!»