Читать книгу: «Тишина», страница 2

То и случилось. Сначала он ни к кому не дозвонился, потом как назло связь вместе с интернетом у него пропала, а после и сам телефон резко забарахлил и отключился, не дав даже такси вызвать. Череда совершенно случайных, казалось бы, совпадений напоминала какой-то странный алгоритм, будто всё происходило строго по какому-то плану. Это напоминало какой-то дешёвый фильм ужасов. На улицу из подъезда Елов, подгоняемый странным предчувствием, что никак не хотело выветриваться, и страхом опоздать, вылетел, как пробка из узкого горлышка бутылки шампанского. Вылетел и тут же застыл, сражённый наповал висевшей на улице пустотой. Не было на свежем снегу ни намёка на следы. Мерцали сухие снежинки всем цветовым спектром и больше ничего. Это пугало, вызывало сотни противоречивых чувств, и завораживало настолько, что Август бы ещё долго так пялился на замерший в дневном свете пейзаж, но его вновь настигло осознание играющей важную роль в дальнейшем положении дел вещи: он всё ещё опаздывал на поезд.

И тогда Гас принял для себя решение: бежать, бежать со всех ног к вокзалу и не оглядываться. Не оглядываться на окружающую его тишину, не оглядываться на сугробы, перебирать длинными ногами по заснеженному тротуару так, будто жизнь от этого зависела. Он даже уверен не был, что дома ничего не забыл, да и к чёрту, к чёрту! Потом маму попросит по почте забытую вещицу отправить, если вдруг что. Сейчас главной задачей было одно: успеть.

Несясь к железнодорожной станции, парень чувствовал, как обжигал его лёгкие ледяной воздух, как забивался в обувь свежий ночной снег, как становилось холодно в не по погоде накинутом пальто. Даже быстрый бег совершенно не грел. Кровь может и циркулировала по организму с большей скоростью, да только с каждым следующим рывком в груди больно сводило всё сильнее, сводило от холода и недостатка кислорода. Елов не помнил, когда в последний раз так спешил куда-то, да и вспоминать желанием не горел, некогда ему было. Снег громко скрипел под ногами, будто побуждая поторопиться, а сам Гас даже не обращал на него внимания. Он сосредоточен был на немного ином: на улицах по-прежнему не было совершенно никого.

Постепенно, в недоумении пялясь по сторонам, парень и не заметил, как совсем замедлил шаг. А он точно ничего не перепутал? Может, сегодня всё-таки выходной? Или какой-то праздник? А вдруг вообще комендантский час? Где все люди? Нет, конечно, Августу иногда очень даже хотелось, чтобы все вдруг исчезли, но сейчас всё было как-то… не так. Чувствовалось, что так быть явно не должно. А ещё вокзал, словом, был пуст, и торопиться было совершенно некуда. Не суетились тут и там пассажиры, не стоял нигде персонал, не горел свет, не виднелись из-за забора вагоны всегда стоявших обычно на путях поездов. Гаса увиденное, если честно, ещё больше повергло в шок. Он, в полнейшем ступоре остановившись перед самыми дверьми, поднял голову вверх, оглядывая здание целиком, будто пытаясь что-то понять. Да и кого бы вообще такое не ошарашило-то? Вокзал, самое сердце города, куда люди по железнодорожным путям стекались со всех уголков страны, подобно насыщенной углекислым газом густой венозной крови, стоял недвижим и пуст, и Август, человек без малого ста девяноста четырёх сантиметров роста, казался на его фоне совсем ничтожным, маленькой лёгкой пылинкой.

И ему не хотелось дальше ступать и шагу. Его мигом одолел тот самый липкий страх, застигший его минувшей ночью, страх, расползавшийся по внутренностям чёрной дёгтевой плёночкой. Его одолел ужас и непонимание: сугробы на пешеходных дорожках лежали нетронуты, проезжая часть пустовала, хотя обычно на ней можно было увидеть полчища самых разных машин, а вывески минимаркетов и кафе не горели своими вызывающе яркими огнями. Глупость, такая несусветная глупость! Верить в это не хотелось, нет. Да какой там! Даже если бы хотелось, Гас бы просто не смог понять произошедшее. Оно не укладывалось в голове, как тот не к месту появившийся блок в тетрисе, который, как его ни крути, ни в какую щель удачно не всунешь. Что за безобразная чертовщина?!

Кинув сумку на дорожку, Август присел на бордюр и беспомощно уткнулся лбом в свои коленки, будто пытаясь абстрагироваться от окружающей действительности, будто пытаясь спрятаться и, наконец, понять, что к чему. Не получалось. Он лишь снова чувствовал то же, что и ночью. В ушах опять нарастал гул, а по телу в арифметической прогрессии распространялся страх, вызывая дрожь, вызывая огромное желание сжаться в комок. Пульс нарастал, объятые лишь тонким пальто худые плечи мелко подрагивали.

Елов лицом к лицу встретился со своим самым большим страхом.

Он остался совершенно один.

***

– Потухли все звёзды совсем от мороза, – тихо напевал себе под нос Август песню Земфиры, щуря глаза, покрасневшие то ли от навернувшихся минутами ранее слёз, то ли от холода, пока, перекинув тяжёлую сумку через плечо, шёл обратно домой. С одной стороны, возвращаться туда, зная, что там больше нет ни матери, ни маленьких сестёр, не хотелось совершенно. Дома, казалось, одиночество будет ощущаться в разы отчётливее, в разы назойливее… только вот на улице Гасу, одетому совсем не по погоде, было катастрофически холодно, в Москву уехать он не смог, к брату пойти тоже не вариант – ключей нет, а открыть некому. Короче, некуда ему больше деться было. – Все потемнели. Пожухли те розы, вызвали слёзы и надоели…

Не высовывая носа из объёмного шарфа, неплотно намотанного на шею, Гас прятал замёрзшие руки в карманы и вновь щурился. Начинался снегопад. Снежинки, подобно белым мухам, настырно приставали к длинным волосам, одежде, даже сквозь очки пробивались к почти полностью сомкнутым ресницам.

– Ненужная проза из-за мороза… – Елов пел без стеснения, почти в полный голос. Пел, чтобы не думать лишнего и не сходить с ума от назойливой тишины. – Будет ли белой? – он поднял взгляд к побледневшему небу. Ещё утром там не было даже намёка на облака и тем более тучи, а теперь всю былую голубизну затянуло густой пеленой. Белое, белое, всё было белое. Глаза уставали от этого цвета. Хотелось к бабушке в деревню под Верхней Пышмой, хотелось лето, хотелось взять дедову гитару и пойти играть в безлюдный зелёный лес, где слышен был шум ветра в пышной зелёной листве и журчание речушки поблизости. Хотелось сидеть рядом с этой речушкой на давно поваленном кем-то бревне и наполнять звук дыхания леса лёгкой мелодией гитарных струн.

А реальность была куда холоднее мечтаний, но Августу совсем не хотелось более пытаться разобраться в происходящем. Он понятия не имел, чем себя займёт, ведь кроме переставшего функционировать средства сотовой связи у него больше ничего не было. От этого вновь стало очень не по себе. Все внутренности будто перевернулись от мерзкого страха и нежелания принимать реальность. А может это всё – просто бредовый сон? А может, стоит лечь спать, проснуться вновь, и всё встанет на свои места? В это очень-очень хотелось верить.

Хотелось верить, что это всё не по-настоящему.

– Ты уйдёшь, – продолжал напевать парень теперь уже песню группы Комиссар, – И мне станет не до сна, я опять сойду с ума. – вновь оглядевшись, он поправил средним пальцем съехавшие с переносицы очки и глубоко вздохнул. – Я прошу тебя, постой…

Ему стало смешно и нелепо от себя самого. Всё происходящее начинало теперь казаться просто чьей-то глупой и неуместной шуткой. Прямо-таки почему-то поверилось на пару секунд в это, ведь даже такая версия звучала в разы убедительнее. Да и правда, куда могло целиком исчезнуть население города в без малого полтора миллиона человек? Полтора миллиона… даже думать страшно об этом было. Ну не могли же они все просто по щелчку пальцев развалиться на мелкие частицы, не могли же просто исчезнуть!

Разбираться Августу в этом не хотелось, точно не сейчас. Сейчас ему хотелось выспаться, поесть и оказаться, наконец, в тепле, поэтому он, продолжая напевать себе под нос всё те же песни, отнюдь не новые, быстро шагал домой. Он даже взгляду от земли не отрывал, ему не страшно было свернуть куда-то не туда и потеряться в незнакомом районе. Август шёл, глядя на одинокие следы, оставленные им же ранее, и думал о том, что никогда бы раньше не поверил в то, что захочет скрыться от тишины. Он ведь всегда искал возможности спрятаться подальше от суеты и людей, он ведь всегда хотел спокойствия, так почему, почему же сейчас это всё начинало действовать на нервы? Что за ужасная пытка?!

– Светофор, высокое дерево, пятиэтажка… – когда песни в голове закончились, а повисшее затишье вновь начало давить на барабанные перепонки, Елов просто стал называть всё, что удавалось ему заметить. Уже всё равно было, каким он себе же казался, ему просто было очень-очень не по себе, когда он никак не мог отвлечься от наползавшего на него неподъёмным брезентовым полотном страха. – Чья-то тачка, фонарь, супермаркет.

Глубоко вздохнув и уставившись на вывеску сети продуктовых магазинов, парень вдруг остановился. Он всё ещё был голоден, но еды, что и так дома была, ему не хотелось. Хотелось чего-нибудь… громкого? Да, громкого, как бы странно ни звучало. Чипсов. Таких хрустящих, какие только найти можно, таких, чтобы потом ещё какое-то время сидеть и шуршать их упаковкой, бездумно пялясь в стенку. Только вот просто взять и украсть было крайне тяжко. Август ведь был, как Онегин ещё про своего дядю говорил, самых честных правил, и даже чёткое понимание того, что вокруг никого не было, что никто с поличным бы его не поймал, не помогало ему расслабиться.