Читать книгу: «Мальчик с сердцем цвета индиго», страница 7

Наступила тишина, друзья вслушивались в отклики и отражения своих мыслей и чувств. А Рахамим тем временем добавил последнюю мысль:

– Одно я знаю точно, выучив из своей жизни: когда мы не можем изменить вещи согласно нашему желанию, то меняются сами наши желания.

Рахамим завершил свою речь более тихим голосом. Илан прекрасно понял смысл его последних слов и уловил, что дедушка не очень хочет дальше об этом говорить, а сам молодой человек не очень хотел об этом думать. Потому что это было больно и требовало много сил. А он был еще не готов к этому. Он вновь решил, что подумает об этом лучше «завтра».

Через две недели в позднюю осень Ашер с членами семьи посетили семью Клэйр. Он оказался прав, от одной встречи с этой милой девушкой мама успокоила все свои натянутые струны беспокойства за сына. Девушка была среднего роста, с волосами цвета золотистого блонда и светло-серыми глазами, словно цвет всей ее души, светлой и доброй. Они с Ашером как две противоположности дополняли друг друга по цветовой гамме. Все члены семьи собрались, несмотря на негодование отца и его запрет. После того, как Ханна убедилась, что сын будет искренне счастлив, и сама успокоилась. Вскоре состоялся скромный обряд обручения, и Ашер с Клэйр запланировали небольшую семейную свадьбу на весну этого года.

Близилась зима и, соответственно, день рождения Хилай. Илан уже смирился с тем, что будет ей писать картину, но теперь, увидев реакцию отца и переживания мамы, он вновь где-то глубоко внутри сделал шаг назад. Если среднему брату эти порывы стихийного бедствия отца давались почти без последствий, то в душе Амирама и Илана они оставляли глубокие повреждения в крове и жилище чувств. Одна часть молодого человека много раз пыталась подумать: а что было бы, если сейчас на месте Ашера был он? Но другая часть без колебаний давила эти мысли и уносила его куда угодно, лишь бы не думать о том, что так больно ранит.

Глава 16

Хилай с тех пор, как услышала, что Илан согласен с ней вместе рисовать, еще три месяца назад, перестала напоминать о своем дне рождения. Ей было бы это забавно, считать дни до дня рождения и играть в игру «А что же все-таки он ей подарит», но не теперь. Не теперь, когда дело дошло до серьезного выхода за некие пределы и преграды со стороны Илана. Молодой человек заранее присмотрел краски в небольшой лавке для художества в городе N. Зайдя в магазин, он услышал запахи моря, деревьев, неба и луж от дождя, запахи тишины и падающих листьев, которые он безмятежно рисовал в свои долгие отцу, короткие и быстрые самому часы жизни когда-то. Он словно унесся в свое недалекое прошлое, где он был самим собой, несмотря на запреты и жесткие рамки, которые ему ставил отец. Вечером он долго рассуждал, с чем могло быть связано то, что, когда он был маленьким, все эти нападения не оставляли такого глубокого шрама в его душе. Илан тщательно пытался анализировать, почему сейчас он, став взрослее и самостоятельнее, стал более ярко чувствовать эти выбросы злости и упреков со стороны отца.

Он не понимал, что есть разница и в его окружении, и в нем самом, если сравнить эти два разных отрезка времени. Он был дома, в окружении мамы и братьев с сестрами, у него были защита и поддержка, принятие и понимание со стороны экологичной среды, в которой его, растущее дерево, берегли. Но отец хитрым способом довел до минимума эти встречи и связи. Теперь он был основным его окружением вне учебы. Он был той нормой, которая со временем разъедает и формирует свои изгибы на камне. Он был хитрой водой, которая может точить камень. Илан не понимал, что, находясь в нужном окружении, однажды человек примет ту форму, что ваяет из него рука этого коварного мастера. Чтобы сохранить себя, необходимо слишком много сил и внутренней мотивации. Отец также поменял свой подход к Илану. С Ашером он понял, что вариант продавливания через свой авторитет не сработал. Теперь Илан был единственной его опорой и надеждой на будущее. Молодой человек видел каждые выходные улыбки и вел дружеские беседы с отцом, чему был очень рад. Вся эта игра была построена на подсознательном уровне с обеих сторон. И каждый из них как мог, так отмахивался от мыслей и размышлений по этому поводу, ибо они приносили дискомфорт. Каждый играл свою роль. Единственное, что они не замечали, что, играя в эти игры, люди действительно меняются, мало, медленно, но меняются. И какова будет цена, которую необходимо заплатить однажды, дойдя до линии соединения их путей, никто не знал. А пока же оба делали неторопливо шаги навстречу друг другу.

Зима в городке, где жила Хилай и семья Илана, была мягкой и теплой. Но для жителей города все равно вечера были слишком холодными, чтобы шагать у моря или проводить много времени на улице. Илан заранее запланировал занятия так, что был впереди группы, так как собирался весь этот день пропустить. Хилай была им предупреждена, что он будет ждать ее у колледжа ближе к концу ее учебы. С самого утра он приехал в свои родные места детства, обдуманно одевшись, чтобы не замерзнуть, сел у моря и вскрыл первый тюбик с краской. Ох уж этот запах, он вновь унес его в дни его душевной свободы. Он машинально вскрывал разные цвета и вдыхал их аромат, затем наносил крупными мазками на белый холст. Не было ни определенного рисунка, ни цели, что рисовать, ни четкой последовательности, что с каким цветом смешивать, его окутывало только удовольствие.

Хилай знала, что он не пойдет на учебу с утра, но не стала уточнять, что он будет делать. Она была уверена, что он приедет с утра сюда, к их камням, и будет сидеть и изображать именно те выражения на лице, что она много раз себе представляла. И вот она видит, как он вскрывает первый тюбик, второй, третий и все ровно так, как она воображала много раз в своих мыслях. Она пришла раньше Илана и села в кафе неподалеку от берега, чтобы дождаться ответа на свою чувствительность и интуицию. Но на берег вышла только после него и сидела достаточно далеко, чтобы быть незамеченной и не мешать ему дышать.

После того, как Илан завершил свою картину, он выпрямил спину и уставился на горизонт. Хилай еще немного понаблюдала за ним и затем не спеша направилась в его сторону. Она остановилась достаточно близко от него, но так, чтобы не видеть саму картину. Он ее пригласил к себе рукой и показал на холсте крупными мазками красивое, живое море. Хилай была очарована этим волшебством, которое могут создать краски.

– Ты вся замерзла, – сказал Илан, схватив ее руку, поцеловал каждый тонкий палец.

– Твой нос тоже похож на носик собаки, не менее холодный, чем мои руки, – коротко засмеялась она.

– Это тебе.

– Я знаю. Спасибо!

Молодые люди собрались и пошли вместе в сторону города.

– Хилай, поехали ко мне в город праздновать твой день рождения? А картину свою сможем у меня в комнате в общежитии вместе изобразить. – Илана посетила удивительная мысль. Он заберет ее с собой. Подальше от отца и от горьких мыслей.

– Давай! А что для этого нужно?

– Просто идти со мной. – Молодой человек подал ей руку.

Она сжала ее, и они пустились бегом в сторону автобусного вокзала.

Первый раз Илан был рад этим двум часам уединения в узких автобусных креслах. Пассажиров было не так много, как бывало вечерами, особенно в пятницу. По дороге они то болтали обо всем на свете, точнее, Хилай вела свой быстрый монолог, а он вслушивался в ее лепетание, словно песнь птички, то ехали, каждый в своих мыслях. Илан осознал, как важно то, что с кем-то можно просто молчать. Молчать и мечтать.

Приехав в город, первым делом Илан показал ей маленькое красивое кафе, где он периодически ужинал. Пообедав вместе, они пошли в парк, где со слов Илана было много красоты, которая могла наполнить человека. Напитавшись ею, по его заключению это великолепие природы позволит перенести свои чувства на холст и получить самый ощутимый результат. Парк был для Хилай слишком большим по меркам ее городка, где она прожила всю свою жизнь. Деревья были такими же прекрасными, несмотря на зимний период, даже, возможно, более красочными. Весь сад пестрел зелено-оранжево-красно-желтым цветом. И это были не цвета листьев, а плодов и цветков на деревьях и кустах. Пешие аллеи, словно линии на ладони, местами пересекались. Хилай представляла, что они попали на ладонь судьбы и будут выбирать себе дороги для жизни и любви. И вот они идут по этим тропам вместе, взявшись за руки, не давая друг другу упасть. Поддерживая друг друга и любя. Как бы было прекрасно пройти весь этот путь совместно. Все также не отпуская рук.

Илан заметил неподалеку высокий, пышный куст, усыпанный цветками кораллового цвета. Необычно маленький куст по сравнению с деревьями вокруг, но настолько густо наполненный цветом. Он не смог сдержать любопытства, какой энергией питался этот куст, что настолько буйно и сочно цветет. Он забыл на мгновение о своей спутнице. И свернул с тропинки по газону к кусту. Хилай в этот момент как раз размышляла, что широкую аллею любви они оставили вместе позади, теперь, по ее расчетам, шла тропа жизни – узенькая тропинка, на которую Илан свернул, чтобы они могли наслаждаться роскошью зимней природы поближе. В момент, когда он без предупреждения отпустил ее руку и отошел к кусту на достаточно далекое расстояние, она остановилась. Она не хотела ни одного шага делать без него. Он залюбовался кустом, а сзади все ближе подходила пожилая дама в теплом коричневом манто со своим питомцем. Хилай не хотела и его отвлекать, но и отступать от узкой тропинки тоже не хотела. Дама была уже совсем близка. Ее маленькая собачка легко обошла девушку. Дама была уже в двух шагах от стоящей статуи посреди тропы, и у девушки не оставалось ни одного другого пути, как сойти с нее и пропустить женщину. Когда Илан вернулся обратно, спросил ее, почему она такая задумчивая.

– Илан, никогда не уходи, не предупреждая меня. Обещай, чтобы в жизни ни случилось, ты не уйдешь, не предупредив, куда ты уходишь и зачем.– Она была все еще в задумчивости, и мысли, что однажды он ее вот также покинет, не оставляли ее, как она ни старалась.

– Ни за что и никогда, мой огонек! Я же замерзну, если уйду без твоего одобрения! —засмеялся громко Илан, что было ему не очень свойственно.

Хилай поняла, что у него хорошее настроение, и ей было всегда радостно слышать его редкий смех, поэтому она решила оставить свои размышления на вечер в одиночку.

После прогулки молодые люди посетили магазин продуктов, Илан вызвался сам готовить ужин. Затем они двинулись в сторону общежития.

Комната Илана была небольшой, на двоих студентов. Он жил в ней временно один. Она была обставлена минимальным количеством мебели и вещей. Деревянные шкаф и письменный стол охряного цвета, покрытые лаком, выделялись с первого взгляда. Они эффектно блестели, словно наружный слой краски, который был на них нанесен, замерз в тонкий, статичный слой зимнего льда. На столе в деревянном стаканчике стояли карандаши и ручки. Учебники лежали на левом краю стола почти у самого дальнего угла, аккуратно возведенные в башню согласно размеру. В комнате был маленький телевизор с выпуклым внешним экраном темно-коричневого цвета. По серебряным переключателям, что располагались по правому краю его прямоугольного корпуса, было видно, что со дня покупки ими мало пользовались. Илан сам никогда не включал его, но телевизор представлялся обязательным атрибутом почти любой жилой площади. Двухъярусная кровать показалась Хилай особо интересной, так как в жизни она видела такие только у подруг в домах. Она была застелена на обоих ярусах одинаковыми темно-зелеными покрывалами c рисунком в виде крупных коричневых пятен неправильной формы. Илан перебрался на нижний ярус, хотя изначально располагался на верхнем. Он всегда мечтал спать высоко над полом, как будто под звездным небом.

Кухня была общая, и ужин Илан с Хилай готовили совместно с шутками и импровизацией на каждом шагу. В конце, как оказалось, получилось очень вкусно, несмотря на смешивание всего, что было под рукой. В какой-то момент Илан предложил заправить все приготовленное соком кислых лимонов, да так, чтобы кроме кислоты ничего другого не чувствовалось. Хилай вспомнила свою выходку на празднике после поста в прошлом году и засмеялась:

– А лицо у тебя было такое, как будто ты ешь траву без вкуса, а не лимон! От тебя эмоций выжать – это как из камня масло! Ты хоть вообще что-то чувствуешь? – шутя, спросила она.

– Нет, ничего! – с нарочитой серьезностью и грубоватым голосом ответил молодой человек. Затем добавил: – Только тебя!

После ужина студент достал из рюкзака свои краски и чистые полотна среднего размера для картин. Один лист достаточно плотной бумаги он положил на пол с емкостью для воды и кистей. Тюбики и остальные полотна он убрал в выдвижной шкафчик письменного стола, а акварели поставил на пол. Далее предложил Хилай сесть рядом на пол и взять свои кисти и принялся объяснять ей, как решил создать совместную картину.

– Мы поделим один лист бумаги на две части. Каждый будет рисовать свою часть. Тему оглашать не будем, рисуем, что нам хочется. Потом в конце уберем картон, что будет разделять эти две части бумаги, и узнаем, что у нас получилась за картина. Как ты на это смотришь? Только честно, не подглядывать друг за другом! – начал Илан, разделив вертикально два поля картонной перегородкой ровно посредине листа.

Хилай немного задумалась, прикидывая в голове, чтобы она могла с ним нарисовать.

– Гм… ну тогда лучше вот так? – немного погодя, переставила она его руку с картонной стеной горизонтально.

– Договорились. Давай так!

Илан подготовил лист бумаги для рисования акварелью, постелил под ним клеенку. И молодые люди сели рядом друг с другом, каждый наклонив голову над своим полем. Хилай уже знала, что будет рисовать, сразу же принялась за кисть и обильно набрала ярко-желтой краски, которая растеклась в мгновение по мокрой бумаге. Ее завораживающе влекло к этим расползающимся пятнам, которые невозможно было удержать. Они словно врастали каким-то диким темпом в белое покрывало, разбегались от одного прикосновения, так рьяно, что девушка начала их ловить, чтобы остановить кистью, а получалось, только сильнее становился взрыв этой свободы, на которую выпустили пигменты краски. Будто душа вышла из заточения, и ее уже никому не остановить, она пляшет и летит навстречу буре счастья. Немного поиграв с красками, она окончательно замазала все поле желтым цветом. Далее смешала новые, более темные оттенки желтого и достаточно долго вырисовывала солнце с яркими волнистыми лучами-кудрями в отсвет дня. Все ее поле превратилось в безоблачный, жаркий закат.

Илан некоторое время думал, что рисовать, так как картину с морем он уже с утра ей изобразил в подарок. Не очень ему хотелось два одинаковых подарка. Но чем больше он не хотел ей рисовать море, тем больше волны его сердца требовали именно себя на бумаге. В один момент Илан просто сдался и пошел дорогой, куда вели его душа и руки. Воды были с летними красивыми волнами любви и гармонии.

Убрав перегородку, они оба уже знали, что на бумаге будет целостная картина их мира.

После насыщенного дня вместе в большом городе Илан проводил свою гостью до самого ее дома. Был уже глубокий вечер. Нандини и Фаравиндад волновались, потому что, как оказалось, их дочь сегодня не посещала колледж. Когда они увидели Хилай у двери дома, то были счастливы, что с ней все в порядке и она вернулась домой. Они оба хотели увидеть ее спутника, но без разрешения самой Хилай не решились. Когда Хилай вошла в дом, то мама подошла к ней и проводила дочь до спальни. Мама хотела начать давно беспокоящий ее разговор, чтобы успокоить прежде всего себя.

– Дорогая, ты не хочешь все-таки нам ничего рассказать? —со сдержанным тоном начала Нандини.

– Нет, мам, пока ничего. Простите, что не предупредила, я сама не знала, что проведу весь день не в городе. Я уезжала, но со мной все хорошо. Не волнуйтесь! – на одном дыхании выдала Хилай, так и не подняв ни разу взгляда от пола.

Ей стало очень неудобно перед отцом, но дело было сделано, а она по привычке думала о последствиях только после того, как уже совершила какой-то поступок.

После ужина, который мама приготовила специально по случаю ее дня рождения, после поздравлений и подарков, перед сном мама зашла вновь к ней в комнату. Помогла ей раздеться, собрать красивые волосы и вновь предупредила дочь:

– Хилай, мы тебя очень любим и во всем тебе доверяем. Ты сама это знаешь. Но прошу тебя, соблюдай рамки. Не совершай того, отчего потом отцу бы пришлось склонять голову перед людьми. – Нандини говорила открыто, мягко и без напоров. Ровно так, как говорит союзник, предупреждая о нападении общего врага.

– Мама, я знаю. Я ничего такого не делала, из-за чего было бы так волноваться. Я гуляла весь день по городу N. c другом. Его зовут Илан. Этого пока достаточно.

– Мы не против твоего союза с любым молодым человеком, лишь бы он был по взаимной любви и понимании друг друга. Лишь бы он осознавал и понимал твою ценность. Дорогая, а он и его семья готовы принять тебя?

– Я чувствую, что да, он понимает и принимает. Но ему надо время. – Она повернулась к маме, сидя на кровати, пока та собирала ей волосы в свободную косу. – Ему надо немного еще времени, чтобы окончательно понять нашу связь. А я умею ждать. Теперь уже умею.

Глава 17

С приходом весны часто ощущается возрождение не только природы, но человеческой души и тела. Наступает пора пробуждения от длительного, порой в долгие годы жизни, сна. Всегда приятно ощущать эту новость души, которая начинает ощущать, чувствовать, трепетать и цвести. Цвести в первый раз или вновь, после разрушительного нападения со стороны варварских ветров судьбы. С жителями одного маленького городка у синего моря происходило вновь точно такое же пробуждение. Пробуждение ото сна. У кого-то впервые, у кого-то вновь после принудительного усыпления, но все словно открывали свои глаза и смотрели новым взглядом на красочное воссоздание картины мира.

Ввиду того, что Илан выбрал путь сближения с отцом и принятия его идей с уважением, молодой человек абсолютно искренне предполагал, что идет по пути диалога и, делая каждый шаг навстречу отцу, он ожидал и разметил себе план шагов отца к себе. Он не понимал, что у Исмаила слишком глубокие корни взглядов насчет жизни сыновей. Что, возможно, отец внешне будет стараться и даже сам верить в то, что шаг за шагом идет к взаимопониманию, но на самом деле избавиться от своих тревог, страхов и установок он не сможет, скорее, никогда. Ну во всяком случае не в этом времени, не в этом поколении, не в этой жизни. Молодой человек также не понимал, что его путь сближения с отцом, который он выбрал, будет все сильнее стирать границы. Что никто не сможет сказать, отец ли примет его взгляды и будет со временем оттаивать в чаше любви и принятия сына, или сам Илан, выгорая, возьмет более легкий курс и будет принимать мнение и взгляды отца.

Сын все чаще проводил сам переговоры по поводу бизнеса отца с компаньонами. Принимал участие в закупках, выбирал новый ассортимент для лавки и очень радовался к концу месяца результатам продаж и успешности своего выбора. Он чувствовал, что на верном пути к взаимопониманию с Исмаилом. Он часто с отцом разговаривал о его детстве, вдавался вновь и вновь по несколько раз в подробности истории, связанные с дедушкой и бабушкой, с их отношениями с тетями и дядями. И каждый раз находил объяснение нынешним поступкам отца, которые уходили глубоко в его детство. Илан был чрезмерно чутким и понимающим молодым человеком, что несомненно было очень ценно для его родных и семьи. Он много понимал из того, чему люди годами учатся, но так и не могут постичь. Было бы справедливо сказать, что принятие – это его стихия. Но чем это помогало ему самому? Скорее, глядя с высоты общечеловеческого понимания, ему самому ничем это не было выгодно. Но на то каждый человек и есть индивидуальность, чтобы не подчиняться общим законам и пониманию. А главное, чтобы его путь был его собственным сознательным выбором.

Когда отец бывал не в духе и ругал его за какие-то недочеты, то Илан обязательно вспоминал его историю, как дедушка жестоко физически наказывал отца за непроданные дыни на базаре, за несобранную траву на поле для кроликов, за много чего еще, когда ему и восьми лет не было. Казалось бы, в таком возрасте Илан только и делал, что приходил к отцу в лавку больше важничать, чем заниматься чем-то полезным. Основное время он в этом периоде жизни проводил в школе, за учебниками и за своими рисунками. В эти моменты ему становилось горько за свои проделки и непонимание отца. За то, что он думал только о себе, и не знал, какие тяжелые дни были у Исмаила в этом же возрасте. Илан почти сам завидовал себе и хотел бы поменяться с отцом, лишь бы ему было тогда в детстве лучше.

Когда мама ласкала ему волосы, все также, по-прежнему, гладя его по голове на своих коленях, то молодому человеку вспоминались рассказы о том, как отца в возрасте четырех лет оставили в далекой деревушке с дальними родственниками одного, вспоминал из его рассказов почти постоянно голодного и одинокого, брошенного ребенка. Он отчетливо представлял момент отъезда мамы с сестрой, когда отец босыми ногами бежал за отъезжающим автобусом, плакал, падал, вставал, вновь бежал и хотел вернуть маму и сестру, вернуть себе свою безопасность и веру в мир. Но они все дальше и дальше отдалялись от его. Молодому человеку становилось настолько невыносимо больно, что он резко вставал, освобождаясь от рук мамы, почти со злостью к своему миру, покою и счастью.

Илан все больше проникал в боль и травмы своего отца, впитывая его раннюю жизнь и, как следствие, его текущее мировоззрение. Он понимал, что отца изменить почти невозможно, как бы он ни хотел ему счастливого настоящего. Он только ломал голову, как создать это счастье, не вовлекая в это самого Исмаила. Для него эта цель стала как будто смыслом жизни, а ругань и недовольство отца воспринимались почти с нежностью.

Если сравнить с ранним детством и юношеством, конечно, их отношения стали гораздо стабильнее. Илан уже оканчивал третий курс университета, и еще один год учебы уже виделся ему почти завершенным. Планы на жизнь менялись. Амирам прекрасно справлялся с бизнесом в городе, а Илан уже пришел к соглашению, что будет вести дела лавки в своем родном городке. Отец был весьма счастлив, так как тоже видел Илана поближе к себе и Ханне, в то время как Амирам далеко со своей супругой.

Единственное, чем его расстраивал Амирам, это тем, что новостей о пополнении в его семье все никак не было. Исмаил и Ханна очень ждали этого момента. Про Ашера Исмаил старался не думать и вовсе. Хотя, как он ни старался, сына из сердца выбросить не мог. И при любом шепоте дома прислушивался, чтобы узнать, как он там в городе живет. Оставшись один, без работы, без средств, без квартиры. Тем временем у Ашера прекрасно сложилась жизнь с супругой. Клэйр была в положении, они уже оплатили первоначальный взнос за квартиру. Оба работали в одной компании и вели жизнь весьма с достатком. В день, когда Исмаил узнал о скором пополнении в семье Ашера, он отчетливо в себе отметил и радость за своего сына, и досаду, что старший еще никак не обрадует родителей, и грусть, что ему не удастся никогда наслаждаться общением с этими внуками.

Он уже не чувствовал обиду за непослушание сына и не держал зла на него за это. Его больше волновала жизнь Илана. Если он себе позволит эту слабость по отношению к Ашеру и будущим внукам, то это будет открытой дорогой – Илан также может сойти с того пути жизни, что отец видел примерным и подобающим сыну Исмаила. Он всегда радовался своей победе над глупыми занятиями младшего сына, его бесплодной тратой времени с красками, над пустым его времяпрепровождением. А сейчас не мог допустить своей слабости, которая привела бы к непоправимым последствиям для жизни, будущего счастья и успеха младшего сына.

В один из теплых осенних вечеров, больше чем через полгода после свадьбы Ашера, когда Илан был с Хилай, Исмаил заговорил с Ханной о дальнейшей жизни сына.

– Ханна, я думаю, что Илан, как только окончит университет, а осталось-то всего один год, то было бы неплохо организовать его жизнь и осчастливить его семейными узами. Я не хочу, чтобы мы ждали и тянули с этим вопросом, как со старшими сыновьями. Он с тобой ни о ком не разговаривал? Возможно, у него есть невеста?

Ханна от неожиданности такого подхода даже сначала растерялась, потом собралась с мыслями и ответила супругу, что ничего не знает, но может спросить и узнать. Ханна была в замешательстве от своих собственных мыслей, что никогда не думала даже спросить об этом столь близкого человека, к кому она практически полностью приросла душой за все эти годы жизни. И она не могла себе объяснить, почему у нее эта мысль ни разу не возникала. И причиной были не легкий стыд и стеснение, как со старшими сыновьями, а даже некий запрет на эти раздумья. Как будто Илан целиком и полностью принадлежал отцу, что ее даже в какой-то момент напугало. Как будто она могла пропустить что-то еще не менее важное в его жизни за забором этого искусственного барьера. Чтобы отогнать чувство вины и тревогу, она обещала себе сегодня же вечером поговорить об этом с сыном.

Илан и Хилай все еще не могли встречаться в саду у нее, так как слишком долго надо было дожидаться темноты. Поэтому до самого заката солнца они прохаживались у моря, посещали кафе и рестораны, и только к самому отходу солнца он провожал ее до дома, потом уезжал к себе в город или уходил домой.

Сегодня молодые люди пошли в небольшой парк, который находился на окраине городка. Был светлый, безоблачный, весенний день. Дождавшись появления звезд и луны на небе, Хилай легла лицом к небу на траву у небольшого дерева. Илан, сидя на скамейке, уже давно облокотился головой о спинку скамьи и наблюдал за еле заметными сверкающими точками на небе. Обратив внимание, что подруга выбрала более удобный ракурс на земле, он ее спросил:

– И что ты видишь?

– Бесконечность. А ты?

– Ограниченность.

Хилай повернулась к нему, чтобы проверить, туда же он смотрит, что и она, или нет. Как будто хотела проверить, насколько их угол взора отличался, что такая разная картина создается.

– Ладно, а что ты еще видишь, Илан?

– Темноту. А ты?

– Свет далеких звезд, отблеск холодного месяца и свободу. А что ты чувствуешь?

– Холод от ветра. А ты?

– Тепло земли, – ответила Хилай, затем засмеялась и спросила: – А ты точно там же, где и я сейчас?

– Видимо, нет.

– Тогда иди ко мне и ложись рядом! – без промедления сказала она молодому человеку, перевернулась на живот, как будто хотела точно проследить его траекторию движения и быть уверенной, что он окажется именно там, где сейчас она.

Когда Илан подошел, она попросила его закрыть глаза и лечь, не смотреть, пока она не скажет. Молодой человек улыбнулся, глядя на нее сверху, и последовал ее просьбе. Сел рядом с ней, затем лег на спину. Когда он окончательно принял удобное положение, то почувствовал тепло совсем рядом, а на лице защекотали пряди непослушных кудрей. После чего последовала команда: «Теперь открывай!»

Открыв глаза, он увидел бесконечное небо, светлую, почти полную луну и рядом чувствовалось тепло ее тела. Она повернулась к нему и спросила:

– Ну что, здесь ведь картина гораздо правдоподобнее? Не так ли?

Илан не ответил. Взял ее руку и приложил к губам. Через некоторое время он сказал:

– Рядом с тобой не картина неба другая, а сама жизнь другая…

Молодой человек сам понимал, что чем ближе подходит время к его выпуску, тем ближе точка, которая будет завершением. Он запрещал себе думать над этим, так как ему была страшна мысль, что однажды надо будет выбирать. Также, как однажды пришлось Ашеру. Готов ли он к этому выбору? Ему было легче подумать, что лучше бы его самого не было в этой истории, чем пожертвовать ею или отцом. Изо дня в день, особенно после свадьбы Ашера, ему становилось все тяжелее защищать себя от этих мыслей. Они подобно иглам, которые вонзались в плоть, кололи его и появлялись тогда, когда он их меньше всего ожидал. Они отравляли его жизнь. Единственное, что его спасало, – это или Хилай, которая приходила на помощь, или кисти, мастихины и краски.

На этот раз спасла его от этих мыслей Хилай. Но Илан боялся, что однажды ее помощь может быть ему даже более боль приносящей, чем если бы он тонул в своих горьких темных мыслях. Что ее рука, которая так легко выносит его из болота и тины размышлений, окажется сама невыносимой болью. Что ее улыбка будет дарить ему тепло, а сердце безграничную поддержку, а глаза ее будут плакать. Этого он бы не смог вынести. Тогда он перекидывался невольно на другой берег болота. Там он видел мальчика, которого жестоко бил родной отец, которого оставила родная мама. Мальчика, который рос в боли и лишениях, мальчика, который сам всего в жизни добился и сделал все, чтобы Амирам с его сестрами и братьями ни в чем не нуждались. И этот мальчик просит лишь одного, чтобы Илан подарил ему его спокойный уход на покой. Именно так отец ему озвучивал свою единственную теперь просьбу.

Второе его спасение – это его страсть. Страсть, которую тоже отец не хотел в нем видеть и с ним видеть. Сын никак не мог понять, почему все, что ему так ценно, оказалось вразрез с единственным желанием отца. Он порой уходил в глубокие размышления, почему все, что он так любит, было выбрано именно настолько несовместимое с отцовскими установками. Он приходил даже однажды к мысли, что, возможно, он приемный ребенок в семье, раз у них такое несовпадение с отцовскими взглядами.

С момента дня рождения Хилай он создал несколько картин, которые тщательно прятал до некоторого момента в шкафу в комнате общежития. Однажды, пока он был занят созданием одной из картин поздней ночью, к нему заглянул один из приятелей из параллельной группы его потока в университете. Увидев картину, молодой человек не мог описать свое изумление и восхищение. Именно этот приятель помог Илану когда-то с поиском магазина с инвентарем для художников. И та лавка принадлежала одному из друзей его дяди. Молодой человек сразу же предложил Илану продавать свои картины, так как это принесет ему гораздо больше дохода, чем работа в библиотеке в университете. Илан никогда не думал об этом и вовсе свои картины и занятие рисованием считал чем-то очень недостойным и постыдным. И этого сокурсника бы он не пустил в комнату, зная, что он придет. Но все сложилось именно так, что комнату он не закрыл на ключ. Когда приятель постучался в дверь его комнаты, он растерялся, так как заметил, что дверь в комнату не закрывал. Допустив эту оплошность, студент от волнения на вопрос, можно ли войти, ответил приятелю положительно. И вот теперь мало того, что молодой человек увидел его всего перемазанного в красках, так еще и хвалит его картины и предлагает на этом зарабатывать. У Илана как будто мир сошел с рельсов и поплыл какими-то размытыми границами там, где было все четко и ясно очерчено. Молодой человек сообщил Илану, что через месяц он встретится с дядей по их плану встреч семьи и тогда возьмет с собой его картины, чтобы выставить на продажу у того лавочника. Он взял с Илана обещание, что тот даст ему все свои картины. И тогда приятели посмотрят, что из этого получится. Оба молодых человека сдержали свое слово, и ровно через месяц все картины были переданы дяде. Далее тот должен был передать их при встрече своему другу-лавочнику.