Читать книгу: «Злая, злая планета», страница 7
Я сел, избегая взглянуть по сторонам и стал терзать мозоль от подтягиваний на подушечках ладони. Повисла глухая тишина. Юля смотрела на меня странным оценивающим взглядом.
– Зачем тебе это? – Спросила она и я не узнал её голоса. Она спросила требовательно, властно, так судья спрашивает у подсудимого, есть ли у него последнее слово перед исполнением приговора.
– Я уже ответил. Я… просто хочу остаться здесь и все.
Она помолчала и сказала, уже мягче:
– Что ж, решать все равно тебе. Я не знаю, чем я буду заниматься, когда получу паспорт и расстанусь с армией. Но я всегда буду рада тебя видеть.
Я кивнул.
– Будем считать, что вы приняли мое решение.
Оставшиеся несколько недель до выпуска промчались незаметно.
За несколько дней до присяги в лагере воцарилась приподнятая атмосфера. На плацу готовили подиум с навесом для высших чинов, мы учили текст присяги и готовили выданную со склада новенькую форму действительных рядовых. Сама церемония была настоящим праздником. Днем состоялась присяга и, честно говоря, когда я шел, чеканя шаг, к возвышению, где стоял генерал-сиксфинг, сердце забилось чаще.
Я понимал, что присяга Таррагоне налагает на меня определенную ответственность, уйти из под которой просто так не выйдет. Я понимал, что если я однажды нарушу её, то не смогу себя больше уважать. Но я убедил себя в том, что если это необходимо будет для дела освобождения Земли из под ига Таррагоны, то я сделаю это не задумываясь, и никакие угрызения совести терзать меня не будут. Так или иначе, но я не видел ничего зазорного в том, чтобы присягнуть Империи и воевать в её войнах. Многие со мной поспорили бы, да только мне плевать с высокой колокольни, честное слово. Ведь Таррагона не воюет с людьми. А Земля – просто одна из её многочисленных окраинных провинций, причем самая нищая и отсталая. А я – воин Империи. И этим я наоборот поднимаю авторитет своего народа.
Я получил имперский паспорт, книжечку, с ладонь размером, в красной обложке и с золотым имперским гербом. А еще удостоверение военнослужащего и несколько знаков отличия на китель, потому что уже получил звание сержанта, за хорошую службу в Аризоне и многочисленные положительные отзывы своих командиров.
Мне было чем гордиться.
И, не скрою, меня распирало от гордости.
Вот только мне не с кем было поделиться своими чувствами. Кроме батальонных друзей, Кирсанова и Димы с Александром. Они были мне как родные, мы поздравляли друг друга от всей души, но почему-то я чувствовал, что они не понимают меня до конца. Но на один момент, когда я спускался с подиума обратно на плац, я поймал на себе взгляд Юли. Она о чем-то думала, глядя, как я возвращаюсь в строй, думала очень глубоко, читая что-то на моем лице, видя то, что другие не замечали. Меня восхитил и поразил этот взгляд, но Юля сразу же отвернулась. А я понял кое-что очень важное. Я понял, кем являюсь для Юли. Понял, что может быть только благодаря моему существованию она смогла преодолеть весь этот непростой год. Начиная с самого того момента, когда я поднял её из снега в порту Владивостока, обессилевшую, беспомощную, и до самого сегодняшнего дня, я был для нее чем-то вроде аккумулятора. Моя сила, моя уверенность, то, как я справлялся с трудностями, преодолевая их, все это служило ей самой надежной опорой. Ни власть Кирсанова, ни желание разбогатеть – все это было ничто. Но только случайно оказавшийся рядом человек, даже не подозревая об этом, помог ей пережить все это. Ведь я и не задумывался никогда всерьез, каково было ей на самом деле. Я никогда не принимал наши отношения всерьез, потому что вообще ни о чем серьёзно не думал, и ничего почти не понимал. Как она пережила этот год, какая борьба шла внутри нее? Все это оставалось за гранью моего представления, но теперь эта пелена спала и я увидел все.
Она верила в меня. Верила абсолютно, до конца. И я только сейчас это вполне осознал. Тогда я понял, что присяга Империи – ничто, по сравнению с той ответственностью, которую я несу перед Юлей.
И все это открылось мне в одном коротком взгляде… я знал, что она заметила искру понимая в моих глазах. И еще я знал, что наши отношения теперь уже никогда не будут прежними.
Вечером в лагере был большой концерт, вечеринка. Я не искал Юлю, она тоже не стремилась к моему обществу. Но мы знали, что только друг о друге и думаем. Иногда мы случайно встречались взглядами, но спешили навстречу. Мы ждали, пока что-то произойдет само собой; каждый знал, что это неизбежно. Так оно и вышло.
Мы встретились у стола с закусками. Я улыбнулся, она рассмеялась. Каждому льстило восхищение в ответном взгляде, которыми мы обменивались, окидывая взором новенькую черную форму, сержантские погоны, начищенные до блеска пуговицы и запонки, обувь и кокарду фуражки. Мы были горды своей победой, горды триумфом, который одержали вопреки всему, горды друг другом.
Мы прошлись под руку, я заложил руку за спину, как делали офицеры и Юлю это рассмешило. Мы остановились у лимонного дерева на краю танцплощадки. Я взглянул на нее и опять улыбнулся, она тоже; так мы стояли, не решаясь заговорить, глядя друг на друга. Мы допили шампанское и я предложил пройтись.
Мы ушли с концерта, и пошли по главной аллее, в глубину лагеря.
– Ну что, последний вечер? – спросил я, взглянув на нее.
Она остановилась.
– Ты не передумал? – прошептала она.
Я тоже остановился и повернулся к ней.
– Не могу, – сказал я. – Что мне делать там?
Она вздохнула.
– Ты прав.
– Но мы ведь останемся друзьями?
– А разве нет? – совсем тихо произнесла она, глядя на меня во все глаза.
Здесь уже было сумрачно, света не хватало, и её глаза отчетливо фосфоренцировали. Мне показалось, что мы стоим слишком близко. Я почувствовал, что сердце учащает биение в груди. И вдруг она взяла меня за руку. Я чуть наклонился к ней, её веки с длинными, золотистыми ресницами, которые так мне понравились еще в первую встречу, медленно опустились. Я чувствовал её дыхание на щеке…
Вдруг столб ослепительного белого света разрезал ночь и на нас с ужасающим ревом стремительно понесся огромный грузовик. Мы едва успели шарахнуться в разные стороны, машина промчалась мимо нас, грохоча и подлетая на кочках, обдав нас столбами пыли.
– Ты в порядке? – чихая, позвал я Юлю.
Она ответила утвердительно. Мы взглянули друг на друга и нас разобрал смех. Мы были в пыли с головы до ног. Смеясь и отряхивая друг друга, вернулись на концертную площадку. Смех помог избежать неловкости, которая могла бы все испортить и даже заставить нас избегать друг друга. Но, напротив, теперь мы стали ощущать свое единство куда острее, чем ощущали бы, если бы даже поцеловались. Я принес еще шампанского, мы чокнулись, выпили и она сказала, взяв меня за руку:
– У нас еще все впереди.
И я верил ей так же, как она верила в меня.
– Расскажи про Чёрный Понедельник, – вдруг попросил я.
– Это… то время, когда появился такой человек, его звали Альфред Магусто, он решил вырезать всех хиншу на Западном побережье. Он собрал целую армию под своё крыло, Патрульный Корпус поначалу дал добро, просто они не поняли, с чем имеют дело, им показалось, Магусто разберётся с преступностью, наведёт порядок. Он действовал всего одну ночь. Понедельник, 26 сентября 2078 года. Улицы были завалены трупами, несметные толпы хиншу бросились удирать, как крысы с тонущего корабля. Это была жуткая, кровавая бойня. На рассвете Магусто застрелили по приказу командующего. Но его последователи орудовали годы после его смерти. Самый страшный день…
Она не добавила больше ни слова, а я не решился продолжить эту тему.
– Помнишь, ты предложила мне отправиться с тобой куда глаза глядят, тогда, в багажнике вездехода? Сказала, что с Кирсановым мне не по пути.
– Помню, – она притихла.
– Я никогда не брошу тебя. Я всегда буду рядом.
Юля вдруг взяла мою ладонь и крепко сжала.
– Никогда не говори никогда, – улыбнулась она.
На следующий день, ранним утром в нашу палатку явилась не кто иной как госпожа Роза Гудманн собственной персоной, в ещё более строгом чёрном костюме, чем прежде. Она сурово оглядела нас, и произнесла:
– Приношу извинения, что пришлось вас разбудить, но дело не терпит отлагательства.
– Что стряслось? – Юля, на ходу напяливая брюки, показалась из-за полога. – Гудманн?! Вы-то что здесь забыли?
– И я рада вас видеть. Э-э… если вы готовы, я приступлю…
– Да приступайте уже наконец! – Рявкнул на неё Кирсанов, так что она вздрогнула.
Роза поправила очки, открыла свою чёрную папку, заглянула туда и сказала:
– Вам нужно подписать документы немедленно.
– Какие документы? Почему сейчас? – Удивилась Юля.
– Потому что позже вы уже не сможете.
Роза, наконец, подняла взгляд и уставилась на нас, хлопая ресницами.
– Это ещё почему? – Зловеще протянул Дима.
– А вам разве не сказали? – И Гудманн серебристо всхохотнула. – Вы ведь улетаете с Земли.
У всех открылись рты и мы молча пялились на Розу, пока к Кирсанову не вернулся дар речи.
– Вы ведь… вы же не хотите сказать, что нас заберут в регулярные войска? – С трудом выговорил он. – Мы полагали, что мы договорились с губернатором, один год службы, мы получаем паспорта и никаких командировок, разве не так?
Гудманн открыла рот, скосила взгляд в сторону и сказала:
– Боюсь, что это не так. Ситуация изменилась.
– Ты прикалываешься, Гудманн? – Завопил Александр. – У меня дети! Какая, к чертям собачьим, срочная служба? Вы же сказали: один год! Не два, не три, а один, черт побери!
Роза побледнела. Она ожидала, что известие шокирует нас, но не была готова к такой бурной реакции.
– Мы тоже так считали, – проблеяла она. – Губернатор был уверен…
– Губернатор был уверен! – Передразнил её Кирсанов. – Это он вас сюда отправил? Сдаётся мне, он все с самого начала продумал, не так ли? Сослать нас подальше, а самому завладеть всем баронским состоянием? А знаете что? Юля, не подписывай эти чертовы бумаги!
– И не подумаю, – ледяным тоном произнесла она, с вызовом глядя на Розу. – Предлагаю губернатору подумать ещё раз. Может быть, в этот раз он проявит большую сообразительность. У вас ещё что-то?
Розе явно не хотелось продолжать, но, с видимым усилием, она решила идти до конца.
– К сожалению… даже если вы не подпишите, это ничего не изменит. В контракте, который вы подписали с губернатором, есть условие, что если вы не будете в состоянии вступить в права наследства, то оно переходит вашему поручителю. Это состоится после крайнего срока, установленного судом. Документы вы получите на одной из военных баз Империи за пределами Солнечной Системы. Губернатор берет на себя обязательства по оформлению всех документов. Вы получите копии бланков по почте.
По мере того, как Роза говорила, губы Юли растягивались в злобной усмешке.
– Вы думаете, я о себе не позаботилась? – Прошипела она. – Думаете, я дура полная, не понимаю, какую игру вы ведёте? Я читала законы. И я могу отозвать доверенность в любой момент, что я не премину сделать сейчас же!
Она убежала к себе и в страшном гневе принялась рыться в своих бумагах, пока не извлекла лист с гербовой печатью, не написала на нем что-то и не протянула его госпоже Гудманн, которая взяла листок дрожащей рукой.
– Я налагаю на вас обязательство доставить этот документ в суд вместе с запиской от моего имени, в которой указано, что вы являетесь моим доверенным лицом, поскольку я нахожусь в войсках и не могу прибыть в суд лично. Этот документ – копия, оригинал у меня. Если он не окажется на столе у прокурора в течение суток, вас посадят в тюрьму за соучастие по статье «кража имущества физического лица в особо крупных размерах», а также подлог государственных документов. 12 лет колонии строгого режима, как вам это нравится, а, госпожа Гудманн?
Все это Юля выпалила на одном дыхании. Побледневшая Роза медленно сняла очки, достала из внутреннего кармана пиджака маленький платочек и вытерла лоб. Затем она присела на краешек стола, очень спокойно посмотрела на нас и сказала:
– Он меня уволит. Это в лучшем случае…
Меньше всего мы ожидали услышать нечто подобное. Честные, голубые глаза Розы наполнились слезами. Все шокировано молчали.
– Как пить дать, уволит, – Роза промокнула лицо платком, всхлипнула. – У него уже давно на меня зуб. Я столько для него сделала, из кожи вон лезла, дура, и даже сверхурочных не просила, думала, он реально для людей старается. А он… просто решил всех надуть. Гадкий индюк! Мерзавец!
Она заплакала. Все бросились к ней. Когда она немного успокоилась, мы отвели её к умывальнику, она привела себя в порядок, а Александр принес ей из столовой кофе. Мы усадили Розу на стул и она сказала:
– Моя администрация сделала попытку связаться с Министерством Обороны Империи по вашему делу, но безрезультатно. Соукаши все продумал. Он очень хитрый. На его стороне сам Арику Дэсти, правитель Галактики, полгода назад он вернулся на Землю. Они обо всем сговорились заранее. Нас просто отправили в справочное бюро… мол «им придётся вступить в действующую армию»! Козлы! А так как вы люди, скорее всего, вас направят в боевую часть, в какую-то горячую точку. Скорее всего, на Каррэвен, там бои не утихают. Они просто хотят убрать вас со сцены самым простым способом!
– Ладно, – твёрдо сказала Юля. – Мы это переживем. Мы уже много чего смогли пережить, сможем и это. Лучше скажите, как теперь быть с наследством?
– Скорее всего… уже никак. Эта клика завладеет твоими деньгами, Дэсти и Соукаши. И лучше вам не стоять у них на пути. Ториан правит всей планетой, все у него в кармане и Верховный суд и Патрульный корпус. Землю защищает Конвенция, но эту организацию будут слушать только до поры до времени. Они надавили на жалость в Сенате, рассказав о геноциде человечества, но вопрос можно поставить и по-другому и если за дело возьмутся военные… нам не сдобровать. Еще одной бомбежки Земля не переживет…
– Слушайте, да мне плевать на эти деньги, – сказала Юля, и опустилась рядом с Розой на корточки. – Какие есть способы сделать так, чтобы они не достались губернатору и его клике?
– Способов немного… честно говоря, – она вдруг увидела взгляд Димы и поспешно сказала, – но если подумать, то можно что-то найти. Скажем… написать ещё одно завещание. Нужно привлечь других сиксфингов. Влиятельных. Из столицы. Прокурор не рискнёт идти против них, ему придётся уступить. Можно выйти на связь с повстанцами на Каррэвене и пригрозить Дэсти большой войной, которая охватит весь Млечный Путь. Рычаги есть. Но я не смогу одна…
– Хорошо. Я напишу отказ от наследства в пользу какой-нибудь благотворительной организации. Главное, передайте прокурору документ, который я вам дала. Постарайтесь выбить у банка те законные восемь процентов. На них наймите людей, подкупите, если надо, свяжитесь с богатыми сенаторами, которые сочувствуют Земле.
– Хорошо. Хорошо, я все сделаю.
– Мы должны победить, Роза, – проникновенно сказала Юля, твердо глядя госпоже Гудманн прямо в глаза. – Мы не имеем права проиграть. Потому что от нас зависят жизни людей. От этого зависит судьба Земли.
– Я поняла. – Роза всхлипнула и промокнула лицо.
– А что делать нам? – Спросил Кирсанов.
– Это хороший вопрос, – сказала Гудманн. – И у меня есть одна безумная идея.
– Какая? – с живостью поинтересовался Кирсанов.
Все плотнее обступили Гудманн, она осмотрела наши настороженные лица и произнесла:
– Вам надо отвоевать Каррэвен.
– Что? – выдохнул Кирсанов.
– Пригрозим Арику Дэсти Гражданской войной в Галактике, – твёрдо сказала Гудманн. – Это единственный способ остановить их.
– Это может сработать, – сказала Юля, обернувшись к нам. Её глаза загорелись.
– Никогда бы не подумал, что могу услышать от вас такие слова, – улыбнулся Кирсанов, ласково потрепав Гудманн по плечу. Она накрыла его ладонь своей. – Ну хорошо, как мы это сделаем?
– Достаточно добраться до Каррэвена, – сказала Юля.
– Вместе с войсками, – перебил я. Меня осенила внезапная идея. – Мы не станем дезертировать из армии. Мы заведём её в ловушку!
Все так и уставились на меня.
– Чтоб мне пусто было, если ты не станешь великим полководцем, – взревел вдруг Кирсанов, глядя на меня неверящими глазами. – Ну-ка, ну-ка, продолжай.
Вместо меня продолжила Юля, прочитавшая мои мысли:
– Именно так. Мы передадим повстанцам всю информацию о войсках, о нашей численности, вооружении, тактике и всем прочим. Мы все подстроим. Армия Империи будет разбита на Каррэвена на голову… ты просто молодец, Андрей!
Она вдруг шагнула ко мне и обняла меня, чмокнув в щеку. Я был сражён, но не понимал, почему все так восхищаются, мне моя идея казалась очевидной.
– Но для этого нам придётся сильно постараться, – рассудительно проговорил Кирсанов. – Нам необходимо построить в армии Империи карьеру, чтобы стать офицерами и повлиять на ход войны за Каррэвен. То есть сделать так, чтобы разгромная битва вообще состоялась.
– Для этого нужно наладить связь с повстанцами, – вступил в разговор Дима и все взглянули на него. – Нужен шпион-диверсант. Это как раз моя работа…
– Отлично, – кивнул Кирсанов. – Что ж, тогда тебе придётся сыграть роль симулянта-дезертира.
Через полчаса у нас был готов блестящий план. По степени выполнимости он был близок к нашему плану побега из Владивостока. Но уж видно так мы были устроены, что задумывали невыполнимые стратегии. Напоив госпожу Гудманн кофе и дав ей всяческие подробные инструкции, мы стали провожать её. Всем было понятно, что она играет в нашем плане главную роль, все будет зависеть от неё и если у неё не выйдет, наши усилия пропадут втуне.
Роза вернула на лицо привычную маску строгости, пальчиками аккуратно поправила прическу, изящно вытерла носик, поднялась и стала собираться. Александр помог ей.
Перед тем, как уйти, она повернулась и сказала:
– Спасибо вам за все, – она кротко улыбнулась. – Я постараюсь вам помочь. И простите за это вторжение.
Когда она ушла, Кирсанов мечтательно произнес:
– Какая очаровательная женщина.
За его спиной все покатились беззвучным хохотом.
Через месяц мы уже были на другом краю Галактики.
Единственный космодром на Земле располагался посреди пустыни Сахара. Это был огромный комплекс, площадью в сотни квадратных километров, в сердце пустыни.
Земля была одной из беднейших колоний в Империи и по меркам Таррагоны, космодром на этой планете был сущим бомжатником. Рядом с Солнечной Системой не проходила ни одна торговая трасса и на планете не было ни одного крупного рынка, потому что этот район кишел пиратами. Но корабли прилетали и улетали постоянно, Земля не попала под защиту ни одной из социальных служб, если не считать Патрульного Корпуса, сформированного из местных сил, исключительно по просьбе военных, Землёй не интересовался ни пограничный ни миграционный контроль, и здесь мог садиться любой желающий. Сиксфинги так и не поняли, что Земля была единственная планета во Вселенной, где кроме Марса, самостоятельно смогла возникнуть жизнь. Но если Марс был забытой религиозной святыней для сиксфингов, их колыбелью, то Земля была чём-то вроде побочного продукта возникновения их собственной цивилизации. У сиксфингов вообще не было такого понятия, как «инопланетяне». Пантеистическая религия Таррагоны имела довлеющую роль над всеми прочими государственными институтами, и согласно её догматам, больше не могло быть никаких разумных существ во Вселенной, кроме самих сиксфингов. И марсиане сочли людей какой-то ошибкой природы, тупиковой ветвью эволюции. Они относились к людям, как люди относятся, например, к шимпанзе. Подавляющее большинство равнодушно, немногие с отвращением, некоторые с восторгом строили для людей зоопарки или продавали их богачам, чтобы те на потеху публике сажали в клетку забавных существ, предварительно отрезав им языки. Планета Земля интересовала только военных и преступников; оба эти кластера проявляли друг к другу в этом секторе галактики поразительные терпимость и безразличие, небывалые для других обстоятельств. Преступные синдикаты, пользуясь неправомочностью законов Империи касательно природных ресурсов планеты Земля, выкачивали её, как губку. Военных же интересовал только человеческий ресурс. Люди были сильнее марсиан, несмотря на то, что жили в четыре раза меньше сиксфингов. Среднестатистический сиксфинг мужского пола примерно соответствовал параметрам землянина-подростка. Попытки разгадать секрет людей ни к чему не привели, сиксфинги не смогли пересадить себе нужный геном, и перестали пытаться, за неимением надобности. Технологии марсиан могли дать все, что им было нужно, не требуя от них никаких физических усилий. И единственными патронами человечества в Империи Таррагона остались рекрутинговые центры, да невольничьи рынки.
То, что военные и преступники пользовались одним космодромом, уже давным давно перестало создавать какие бы то ни было неудобства или недопонимания. Все равно что приехать на рыбалку, и обнаружить невдалеке компанию незнакомцев. Всех интересует улов и личная выгода, а до соседей по цеху нет дела.
Зона военных была, все же, не такой страшной, как общая посадочная площадка, где, во первых было не протолкнуться среди посаженных в беспорядке шаттлов, а во-вторых, тебя могли ограбить или даже убить среди бела дня, как ни в чем не бывало, и никто бы и ухом не повёл. Патрульный Корпус в этих местах даже не показывался.
За все полвека, прошедшие с тех пор, как Земля получила на картах Империи статус «открытой для колонизации территории», сиксфинги не построили в этом мире ровным счетом ничего, но зато разрушили все, что успели, пока не получили приказ прекратить огонь, потому что кто-то случайно заметил, что земляне уже давно прекратили сопротивление. На всём пути от Солнечной Системы, до ближайшего населенного мира Таррагоны в ста двадцати световых годах, в районе Эридана, не было ни одной базы, ни одной заправочной станции, маяка, или торговой точки. Не было ничего и появляться не собиралось, словно та дорога, которой марсиане однажды вышли в космос, была для них проклята и обратный путь по ней был для них заказан.
Полтора месяца мы провели на борту десантного катера, нёсшего нас на другой берег Млечного Пути, к миру, который назывался Ровэлдар, где был административный центр сектора Оукогоном, галактики Млечный Путь, и где находилась крупнейшая военная база сектора, на которой для нас должны были определить нашу будущую воинскую часть.
На Ровэлдаре мы провели ещё три месяца, ожидая распределения, и нельзя сказать, что жилось нам скверно – отнюдь, я не мог вспомнить, что когда либо был более свободным и независимым. Расквартировались мы в учебном корпусе; никаких учений там не проводилось, офицеры вообще заглядывали туда только в крайнем случае. По каким-то причинам, служебных обязанностей было ноль, про нас как будто забыли. Нам выдали удостоверения местного образца и отпустили на все четыре стороны, наказав лишь всегда строго присутствовать на вечерней поверке на базе. Все остальное время мы были предоставлены сами себе, могли шататься по всему городу Харо, столице, когда угодно и с кем угодно. Что мы и делали. Нам можно было покидать военный городок и возвращаться туда в любое время дня и ночи, и никто бы нам и слова не сказал. Главное было не забывать расписываться в журнале, и присутствовать на утренних и вечерних разводах. В остальном – полная свобода. Это было золотое время для новобранцев.
Харо во всем был образцовым столичным городом Империи. Богатые центральные районы города, с башнями и дворцами, площадями и фонтанами, проспектами и мостами, были окружены нескончаемыми равнинами трущоб. Казалось, что граждане Империи, сиксфинги, не занимаются вообще ничем. Они только ели, спали, гуляли, без конца прихорашивались и устраивали невероятно шумные и роскошные вечера, где веселье их и свобода от каких бы то ни было нравственных норм не знали границ. А рядом с ними, прямо за витражными окнами, за гранитными столбами дворцовой ограды, был мир, на улицах которого умирали с голоду и это ни у кого не вызывало удивления, через таких перешагивали, а вечерами по городу ездила специальная машина, собирающая трупы, под музыку, льющуюся из ярко освещённых окон богатых домов. Этот контраст был чудовищен по самой своей природе, но был как будто не заметен для окружающих.
За пятьдесят лет, прошедшие с момента появления сиксфингов на Земле, полукровки-кариане уже успели наводнить Империю. И они стали прекрасным решением проблемы с рабством. Рабам-сиксфингам стали давать возможность стать свободными, а полукровки были рабами по определению и даже мысли ни у кого не могло возникнуть, что они могут занимать какую-то другую социальную нишу. Земляне их ненавидели, и относились к ним, как к выродкам, сиксфинги же воспринимали их как скот, сгоняли в резервации, откуда их забирали партиями дельцы, чтобы отвезти на свои производства или невольничьи рынки, где кариан продавали, как животных, и покупали для самых разнообразных целей. И это было защищено законом, это было нормой для сиксфингов.
На Ровэлдаре я насмотрелся подобных картин. Кариане жили не имея никакой надежды на лучшую жизнь. Не то чтобы их как-то особенно жестоко угнетали, хотя находились и такие, их вообще не считали за себе подобных, они были как прирученные звери, способные мыслить и говорить. Это было тем более ужасно, что все кариане, которых я видел на Ровэлдаре, как будто смирились со своей незавидной судьбой…
Я много раз видел в городе, как кариан обижали, обижали очень грубо, публично унижали, оскорбляли, например, у богатых был обычай плевать в кариан из окон автомобилей, когда они проезжали по улицам. А те не смели поднять головы, потому что за один дерзкий взгляд можно было легко попрощаться с жизнью. И я видел такие сцены, когда кариан ставили на колени и заставляли слизывать плевок богача с мостовой, под прицелом лазерной винтовки в руках раба богатого господина, наслаждающегося приятной сценой. Так часто поступали молодые сиксфинги. Для них это было потехой. Сложно придумать ситуацию, возбуждающую большую ненависть к сиксфингам. А кариане все это молча терпели. Потому что знали, закон их не защищает, их собратьев где-то на других планетах держат в сексуальном рабстве, или рубят на колбасу, которая продается в магазине через улицу, «карианская копченая»… И те, что ходили по улицам Ровэлдара, шпыняемые со всех сторон, были благодарны судьбе, которая хотя бы сохранила им жизнь.
Да, на Ровэлдаре я научился ненавидеть сиксфингов, я понял их, и стал ненавидеть их люто, до самой глубины сердца.
Когда Моисей убил египтянина, заступившись за свой народ, он убежал к своему дяде; я легко мог бы убить с десяток крепких, молодых парней-сиксфингов, издевающихся над девушкой-карианкой, работающей в кафе в центре Харо, проломить им черепа ножкой стула, размозжить их белые головы о булыжную мостовую, я мог бы убить их всех голыми руками, благо, что сил было немерено. Но мне некуда было бы бежать, и нет такой земли, где карающая рука Таррагоны не настигла бы меня.
Но, надо отметить, тогда, на Ровэлдаре, размышления о карианах и их горькой участи занимали меня мало, гораздо меньше, чем впоследствии. Не знаю, как реагировала на кариан Юля, но ее взгляд становился странно и пугающе пустым и неподвижным, когда она видела, в каком страшном положении они находятся. Я старался держать ее мысли на безопасном расстоянии от этих вещей. Ведь она тоже карианка. Мало ли что может щелкнуть в ее голове, да еще с ее-то огненным темпераментом… Меня впечатлил сам Ровэлдар, экономический, политический и культурный центр Галактики, и город Харо, столица, по которому мы гуляли с утра до ночи и я не мог перестать восхищаться этим чудным городом – я говорю здесь о красоте его облика. Многие здания исторического центра насчитывали по три – четыре тысячи лет возраста! На Земле этим могли похвастаться, разве что, монументы Гизы, но ими полюбоваться можно только со стороны, да и смысл и назначение этих построек весьма спорен. Другое дело дворцы Харо, улицы и проспекты, мосты и набережные.
Через три месяца нас все-таки распределили. Мы покинули красивый мир Ровэлдара и снова пересекли Галактику. Но там, в городе Харо, мы оставили Диму, который теперь должен был добраться до Каррэвена и подготовить там почву для грядущей битвы между карианами и сиксфингами, где решится судьба Млечного Пути.
Нам по-прежнему удавалось оставаться вместе и все командиры, кто имел с нами дело, настолько привыкли к этому, что когда нас причисляли к действующей боевой пехотной части, то даже не спросили, а просто вписали наши имена в одно подразделение. Мы предпочитали ладить с офицерами-сиксфингами, а те, в подавляющем большинстве, были крайне неконфликтны и нам всегда легко удавалось подружиться с новым начальством. Тем более, что мы теперь с жаром и пылом устремились вверх по карьерной лестнице.
Теперь мы были младшие офицеры 516 дивизии, 23 полка, называвшегося «Огнедышащие ведьмы». База дивизии находилась в галактике Малое Магелланово облако, которое у сиксфингов называлось Серебряным Ожерельем, на мрачной планете Омаук.
Сектор Оукогоном, занимавший почти целиком галактику Млечный Путь, был крупный, густонаселенный и очень богатый район Империи, со множеством красивых, древних миров. Здесь был самый высокий в Империи уровень преступности, был чрезвычайно развит незаконный бизнес. Почти каждый день совершались крупные облавы на дома преступных дельцов, иногда перераставшие в масштабные боевые действия.
Тогда в дело вступала наша дивизия, нас поднимали по тревоге с базы, и через час мы были на месте происшествия, сыплясь дождем на головы бандитов прямо с облаков.
Первые несколько недель нас, новобранцев, вообще не брали в боевые вылеты. Мы ходили на занятия для младших офицеров, всячески выслуживались перед начальством, или ходили на боевую подготовку. Жизнь на базе одной из пограничных дивизий была далеко не такая интересная и насыщенная, как в лагере Аризона. Здесь было раз в пятьдесят больше народу, территория базы была громадной, включала в себя множество сложнейших инженерных сооружений, всевозможных коммуникационных систем, станций и технических зон. За всем этим хозяйством требовалось постоянно следить, оборудование нуждалась в ремонте и обслуживании. Занимался всем этим личный состав. Распорядок дня был очень строг, без разрешения сержанта не позволялось сделать ни шагу. Омаук был бедный мир, по большей части покрытый водой, и питание здесь было, скажем так, сносное, состоявшее, в основном, из морепродуктов. Только в день прихода продовольственного танкера был праздник.
