Читать книгу: «Выбор. Уроки истории: повторение пройденного», страница 9

1 июня 1936 г., открылся очередной Пленум ЦК ВКП (б). Открылся докладом Сталина «Конституция Союза Советских Социалистических Республик». 11 июня Президиум ЦИК СССР в соответствии с требованием Пленума принял постановление, одобрившее проект Конституции и назначившее созыв Всесоюзного съезда Советов на 25 ноября. На следующий день все газеты страны опубликовали проект нового основного закона, а 14 июня в них появилась рубрика «Всенародное обсуждение проекта Конституции СССР», под которой начали помещать письма граждан. Рабочих, крестьян, инженеров, врачей, учителей… Кого угодно, но только не членов широкого партийного руководства. Исключением стали статьи в «Правде» всего лишь двух первых секретарей крайкомов.

Складывалась парадоксальная ситуация. С одной стороны, все члены ЦК дружно, единогласно проголосовали за проект Конституции, но с другой никто из них не выступил открыто в ее поддержку, пропагандируя достоинства демократии и парламентаризма по-советски, разъясняя их населению страны, неискушенному в знании, понимании обретенных прав. Разумеется, окружение Сталина должно было оценить положение, в котором оказалось. Оценить и выработать ответные меры – в соответствии с навязанными им правилами игры.

Всю первую половину 1936 г. Сталин и его окружение проводили своеобразную внутреннюю политику, сохраняя, но в латентной форме и в минимальных масштабах, жесткое отношение к бывшим активным сторонникам Троцкого и Зиновьева. В январе с обвинения в контрреволюционной и террористической деятельности более ста человек из Горького, Москвы, Ленинграда, Киева, Минска, началась волна репрессий.

Большой эффект произвело решение Политбюро, принятое по предложению Ворошилова и опубликованное как постановление ЦИК СССР – «О снятии с казачества ограничений по службе в РККА». Своеобразная массовая реабилитация не ограничилась лишь крестьянством и казачеством. Были отменены все «установленные при допущении к испытаниям и при приеме в высшие учебные заведения и техникумы ограничения, связанные с социальным происхождением». Известных инженеров, осужденных на десять лет по делу «Промпартии», не просто вдруг помиловали, но и «восстановили их во всех политических и гражданских правах». Опубликованное как постановление Президиума ЦИК СССР, оно стало весомой пропагандистской акцией, призванной повлиять на настроения технической интеллигенции.

Всеми этими решениями и постановлениями Сталин стремился к главной своей цели: принципиально изменить массовую базу избирателей. Загодя, еще до принятия новой Конституции и основанного на ней избирательного закона, он хотел предельно расширить круг лиц, кому вернули гражданские права, отбиравшиеся начиная с 1918 г. Продолжая одновременно репрессии по отношению к «врагам» партии и государства.

Опираясь на подготовленный Ягодой и Вышинским список подлежащих аресту 82 троцкистов, подозреваемых в терроризме, Политбюро в июне дало поручение НКВД подготовить процесс над троцкистами и зиновьевцами. Ими оказались зиновьевцы – сам Зиновьев, Каменев, Евдокимов, Бакаев, уже второй год отбывавшие срок заключения, и троцкисты – Мрачковский, Смирнов, еще в 1933 г. осужденные на пять лет, Тер-Ваганян, в мае 1935 г. высланный в Казахстан. Вторую группу подсудимых составляли арестованные за месяц или два до процесса бывшие оппозиционеры – Дрейцер, Рейнгольд, Пикель, Гольцман.

Такой подбор подсудимых, представших на августовском процессе, призван был продемонстрировать советскому народу ту «жалкую роль», к которой «скатились» те, кто всего десять лет назад возглавлял партию и страну. Продемонстрировать, кроме того, партократии, отвергшей предложение Сталина на Пленуме, чего следует ожидать и им в случае дальнейшей конфронтации.

И всё же августовский процесс выглядел слишком символичной акцией. Страшной, но всего лишь безадресной угрозой всем, а потому никому. Ведь и Зиновьев, и Каменев, и Евдокимов, и Бакаев, несмотря на свою известность, даже популярность в определенных партийных кругах, давно выпали из политической жизни. Главной же целью задуманной акции оставалось прямое воздействие на членов ЦК, делегатов предстоящего Всесоюзного съезда Советов. Потому-то Сталин решил нанести еще один удар, более действенный. По тем, кто в прошлом играл значительную роль в оппозиции, преимущественно троцкистской, а ныне занимал ответственные посты.

Тихо, без огласки арестовали – по показаниям Зиновьева! – первого заместителя наркома тяжелой промышленности Пятакова, заместителя наркома лесной промышленности Сокольникова, замначальника Судортранса Серебрякова, заведующего Бюро международной информации ЦК Радека, заместителей командующих войсками военных округов: Ленинградского – Примакова, Харьковского – Туровского, военного атташе в Великобритании Путну, заместителя наркома путей сообщения Лившица, начальника Главхимпрома НКТП Ратайчака, первого секретаря ЦК компартии Армении Ханджяна, а также других.

Все они оказались своеобразными заложниками. Их, как то было четыре-пять лет назад, могли после допросов вскоре освободить, понизив в должности, выведя из ЦК и ЦИК СССР. Но могли и сделать подсудимыми ближайшего открытого процесса – всего лишь в зависимости от обстоятельств, от дальнейшего развития событий.

Как уже не раз происходило за последние полтора года, процесс и связанные с ним очередные аресты, оказались вполне достаточным основанием для далеко идущих обобщений и выводов. Но прежде всего для чистки руководства НКВД.

Молотов, выступивший на съезде советов сказал: «Кандидатов в советы, наряду с организациями большевистской партии будут выставлять также многочисленные у нас беспартийные организации». Сразу же пояснил смысл сказанного, фактически повторив интервью Сталина Рою Говарду: «Эта система… не может не ударить по обюрократившимся, по оторвавшимся от масс. С другой стороны, эта система облегчает выдвижение новых сил… которые должны прийти на смену отсталым или очиновнившимся элементам. При новом порядке выборов не исключается возможность выбора кого-либо из враждебных элементов, если там или тут будет плоха наша агитация. Но и эта опасность в конце концов должна послужить на пользу дела, поскольку она будет подхлестывать нуждающиеся в этом организации и заснувших работников».

Так Молотов разъяснил причины возвращения почти миллиону осужденных или раскулаченных крестьян избирательных прав и одновременно обрушился на троцкистов, рассматривая только их, большевиков-ортодоксов, как реальных политических противников.

Сталин провел сложные кадровые перестановки. Исходя, несомненно, из выявившегося отношения к конституционной реформе, из одного региона в другой были переброшены ряд первых секретарей. Сочтя, видимо, такие меры недостаточными, Политбюро санкционировало проведение второго «московского» открытого процесса – суда над семнадцатью видными в прошлом сторонниками Троцкого, арестованными минувшей осенью. Открывшийся месяц спустя очередной Пленум ЦК (23 февраля – 5 марта 1937 г.), привел к предрешенному, неизбежному аресту Бухарина и Рыкова.

О «врагах» на Пленуме говорил в своем докладе и Сталин. Назвал тех, кто должен был быть готов лишиться своих постов, партийных руководителей – 3—4 тысячи высших, 30—40 тысяч средних и 100—150 тысяч низового звена. Указал и срок – шесть месяцев, когда придется «влить в эти ряды свежие силы, ждущие своего выдвижения». То есть перед выборами в Верховный Совет СССР.

Судя по всему, на этот раз ход Пленума вполне удовлетворил Сталина, который в заключительном слове 5 марта свел суть требующих быстрого решения задач к проблеме кадров – в основном первых секретарей обкомов, крайкомов и ЦК нацкомпартий. Прежде всего он объявил о том, что необходимо разграничить функции органов партии и исполнительной власти. Партийные организации, сказал он, будут освобождены от хозяйственной работы, хотя произойдет это далеко не сразу. «Для этого необходимо время. Надо укомплектовать органы сельского хозяйства, дать туда лучших людей. Промышленность, она крепче построена, и ее органы не дадут вам подменить их. И это очень хорошо». И пояснил: «Надо усвоить метод большевистского руководства советскими, хозяйственными органами, не подменять их и не обезличивать, а помогать им, укреплять их и руководить через них, а не помимо их».

Так Сталин попытался подстраховать и себя, и намеченные политические реформы, гарантировать осуществление столь насущной ротации кадров широкого руководства не только в ходе выборов в Верховный Совет СССР, но и выборов в партийных организациях, которые, несомненно, должны были привести к смене регионального руководства – на уровне обкомов и крайкомов. Того же опасалась и партократия, осознавшая реальную для себя угрозу после первых же результатов районных партконференций. Многие секретари райкомов не попали в бюро вновь избранных райкомов, а секретари обкомов и крайкомов получили предельно минимальное число голосов «за» в ходе выборов делегатов на областные и краевые партконференции. И потому попытались проводить выборы по-старому.

Сталин продолжил начатое в конце 1936 г. перемещение вызывавших опасение первых секретарей. Перетряски, перестановки и чистки не ограничились только партийными работниками. Им подверглись многие работники наркоматов. Массовые репрессии обрушились также на высший и старший начсостав РККА, на тех, кто прошел Гражданскую войну, а значит, прямо был связан с председателем РВСР Троцким. Подчинялся ему, выполнял его приказы и распоряжения. С середины мая счёт арестованных из числа высшего командного состава пошел уже на сотни.

Проект «Положения о выборах» отнюдь не вносился Президиумом ЦИК СССР, а был давно разработан в Политбюро. Так, статья 80-я отмечала: «Избиратель… оставляет в каждом избирательном бюллетене фамилию того кандидата, за которого он голосует, вычеркивая остальные». То же нашло выражение и в главе VIII – «Определение результатов выборов». «В протоколе голосования участковой избирательной комиссии, – устанавливала статья 93-я, – должно быть указано: …е) результаты подсчета голосов по каждому кандидату». Аналогичное требование предъявлялось и к протоколу окружной избирательной комиссии (статья 102-я). Лишь две статьи, 104-я и 107-я, прямо констатировали особенность предстоящих выборов: «Кандидат в депутаты Верховного Совета СССР, получивший абсолютное большинство голосов, т. е. больше половины всех голосов, поданных по округу и признанных действительными, считается избранным». «Если ни один из кандидатов не получил абсолютного большинства голосов, соответствующая окружная избирательная комиссия объявляет перебаллотировку двух кандидатов, получивших наибольшее число голосов».

Но даже такая, предельно осторожная редакция проекта, вынесенная на обсуждение Пленума, вполне могла привести к неожиданной дискуссии с непредсказуемыми последствиями. Осознавая, что ему предстоит пройти по тонкому льду, узкое руководство вновь пошло на крайние меры – провело первую чистку ЦК, в котором при избрании на XVII съезде насчитывался 71 человек. За три года, с февраля 1934-го по февраль 1937 гг. из них выбыло четверо: убитый Киров, умершие Куйбышев и Орджоникидзе и лишь один выведенный – Енукидзе. 31 марта из ЦК вывели второго члена – Ягоду, а за последующие неполные три месяца – 21 человека. Среди них оказались первые секретари крайкомов и обкомов, четыре члена правительства СССР, пять республиканских. За тот же срок число кандидатов в члены ЦК сократилось на шестнадцать человек. Кроме того, в качестве устрашения была применена и более мягкая мера наказания – пока просто снятие с ответственных постов.

– Отец, а что означают слова «узкое руководство», «широкое руководство»? – допытывался Володар.

– «Широкое руководство» – это все члены ЦК, а также первые секретари наиболее крупных партийных организаций на местах. А «узкое руководство» – это узкий круг ближайших соратников товарища Сталина, в который не входили даже некоторые члены Политбюро – ответил Петр Васильевич – и продолжил.

Сочтя такую акцию устрашения вполне достаточной, руководство открыло очередной Пленум. Однако начался он не с предусмотренного повесткой дня доклада о проекте нового избирательного закона, а с сообщения Ежова о только что проведенной чистке в широком руководстве. Спокойно участники Пленума восприняли и главное положение проекта закона, уже содержавшееся в розданном членам ЦК проекте: «Избранным считается только кандидат, получивший абсолютное большинство голосов; если ни один из кандидатов на выборах не получил абсолютного большинства голосов, то обязательна не позднее, чем в двухмесячный срок, перебаллотировка двух кандидатов, получивших наибольшее количество голосов».

Трудно усомниться в том, что члены ЦК, все участники Пленума отлично поняли смысл первых двух дней работы – и сообщения Ежова, и последующих, ими же единогласно одобренных резолюций. Только потому открыто и не выступили против альтернативности предстоящих выборов. Поступили иначе, использовав тот самый метод устрашения, который до того был направлен только против них. Ещё до завершения Пленума кандидат в члены Политбюро, первый секретарь Западносибирского крайкома Эйхе решил вновь истребовать от узкого руководства то право, которое он уже трижды получал осенью 1934 г. во время хлебозаготовок. Право единолично, бесконтрольно, без суда и следствия выносить смертные приговоры. В записке, адресованной Политбюро, он в самых мрачных красках описал ситуацию, сложившуюся в крае после раскрытия «контрреволюционной повстанческой организации», созданной «уголовниками и высланными в Западную Сибирь кулаками». Он заявил, что вскрыта лишь верхушка «организации», слишком многие ее члены все еще остаются на свободе и потому проведение выборов на основе нового избирательного закона заведомо означает избрание только «антисоветчиков». Шантажируя таким образом узкое руководство, Эйхе вынудил Политбюро утвердить 29 июня, в день закрытия Пленума, нужное решение: образовать «тройку» в составе начальника УНКВД по Западносибирскому краю, краевого прокурора и его лично. Дать им возможность установить число лиц, подлежащих расстрелу, и сколько людей необходимо незамедлительно выслать из края.

Инициатива Эйхе мгновенно стала известна широкому руководству, которое сумело добиться и для себя тех же прав на создание «троек», установление «лимитов» на расстрелы и высылки. 2 июля Политбюро утвердило решение, фактически повторявшее записку Эйхе. Таким образом, направленность репрессий, прежде устремленных на членов партии, когда-либо причастных к оппозициям, резко менялась. Превращала в объект будущих акций уже не два-три десятка, а сотни тысяч людей.

Тогда стало совершенно очевидным, что практически невозможно добиться выполнения решения, перемещая одни и те же «антисоветские элементы» из одного региона в другой. Именно это обстоятельство и предопределило фактическую замену высылки заключением в исправительно-трудовые лагеря, создаваемые в отдаленных местах севера и северо-востока, складыванию печально знаменитой системы ГУЛАГа. Более того, растянувшееся более чем на месяц определение количества подлежащих расстрелу или высылке, слишком быстро возраставшее их число вынудило НКВД приказом по наркомату установить срок проведения специальной операции в масштабах всей страны. Начать её 5 – 15 августа и завершить 5 – 15 декабря. Иными словами, приурочить ее окончание ко дню первых выборов в Верховный Совет СССР, сделать такую акцию устрашения той самой «предвыборной кампанией», которая и призвана была обеспечить бюрократии заведомую победу на выборах. А заодно помочь свести счеты со своими местными конкурентами.

В тяжелой атмосфере все возраставшего числа доносов, порожденных лишь отчасти шпиономанией, готовностью «троек» осудить любое, желательно наибольшее число людей, о состязательности на выборах больше не приходилось и думать. Потому-то на октябрьском Пленуме ЦК, обсуждавшем вопросы предвыборной кампании, об альтернативности больше никто не вспоминал.

– И я вам вот что скажу, ребята, – закончил разговор Петр Васильевич – благодаря мудрости товарища Сталина в стране за десять лет, к нынешнему 1941 году создана современная промышленность, создана оборонная мощь, что позволит быть нашей стране во всеоружии перед лицом любого агрессора.

Утром Сашу проводили на поезд, он убывал в Западный военный округ для прохождения службы.

Глава VI. Война и мир

Урок одиннадцатый: Мирошины во время войны. Эвакуация семьи Шатовых. Окончание войны и потери СССР. Петр Мирошин в Пятигорске. Мирошины и Шатовы породнились

– Внимание! Говорит Москва! Сегодня, 22 июня в 4 часа утра без объявления войны гитлеровская Германия напала на Советский Союз – разносили репродукторы необыкновенной силы голос Левитана. Уже через неделю по радио зазвучала песня-призыв:

«Вставай, страна огромная!

Вставай на смертный бой!

С фашистской силой темною,

С проклятою ордой!

Пусть ярость благородная

Вскипает как волна,

Идет война народная,

Священная война!..»

Началась всеобщая мобилизация. В первые же дни войны Петр Васильевич Мирошин и Екатерина Михайловна проводили на фронт второго своего сына – Володю. Через месяц получили от него письмо, что попал он в Н-ское артиллерийской училище, а еще через два – в письме прислал и фотографию в военной форме с петлицами лейтенанта.

«Все для фронта, все для победы!» – таков был партийный и нравственный долг председателя Свищевского райисполкома Петра Васильевича Мирошина, сутками пропадавшего на работе. Почти все мужское население деревень и сел ушло на войну, для нужд фронта были реквизированы лошади – основная рабочая сила деревни. Тем не менее, хлеб фронту нужно было поставлять исправно. Вся основная работа легла на плечи женщин, стариков и детей.

Потери на фронтах были большие, в села стали возвращаться раненые на долечивание, да все больше инвалидов. Возможно поэтому, в 1943 году в соответствии с постановлением ЦК ВКП (б) и правительства, постановлением обкома и облисполкома Петр Васильевич был направлен работать директором Мокшанского областного трудового интерната для инвалидов Отечественной войны Пензенской области.

Да тут и младшего сына Володара призвали в армию. Редкой радостью было для Екатерины Михайловны получить короткую весточку от сыновей. Саша писал, что жив, здоров, теперь в звании капитана, награжден Орденом Красной звезды. Володя сообщал, что его назначили командиром батареи реактивных минометов – «катюш», что имеет боевые награды: Орден Красной звезды, медаль «За отвагу». От младшего долго не было известий. Потом пришло сообщение из госпиталя за подписью главврача. Сообщалось, что Мирошин Володар Петрович, в составе экипажа бомбардировщика дальней авиации возвращаясь с задания, был сбит, горел, после падения самолета оставшись единственным из экипажа в живых, отстреливался до подхода наших. Что стрелок-радист младший сержант Мирошин В. П. уже идет на поправку, за героизм и мужество награжден двумя орденами Солдатская Слава, и самое главное, что скоро его отпустят домой, и демобилизуют по инвалидности, из-за обгоревшей кисти правой руки.

Летом 1942-го немцы подошли к Пятигорску, и семья Шатовых подлежала эвакуации. Иван Емельянович уже был пенсионером, сильно болел. По предписанию советских органов Шатовы эвакуировались в Грузинскую ССР, в город Кутаиси. Трудный переезд пагубно сказался на здоровье Ивана Шатова, не выдержало сердце, и он умер. Екатерина Ивановна с дочерьми Галей и Тамарой в конце-концов оказались в Пермском крае. Девушки какое-то время работали на заводе, а потом добровольцами ушли на фронт. Они считали, что это их нравственный долг.

Ключевая роль в организации отпора врагу принадлежала И.В.Сталину⁷. Этот отпор начался не летом 1941 года, когда на Советский Союз обрушились орды всей «объединённой» гитлеровцами Европы, и не в 1939 году, когда был заключён Пакт Молотова – Риббентропа. Надо было торопиться, «иначе нас сомнут»! В 1925 году Сталин берёт курс на превращение СССР в страну индустриальную, способную самостоятельно производить всё необходимое: машины, оборудование. На протяжении двух пятилеток советскому народу удалось создать мощную социалистическую экономику, которая стала важнейшим подспорьем в победе. Он научился производить свои, советские, самолёты, танки, связь, реактивные артиллерийские установки, радикально усовершенствовал систему управления армией. Также немаловажную роль сыграла коллективизация сельского хозяйства, благодаря которой во время войны осуществлялось стабильное снабжение сырьём и продовольствием и армии, и гражданского населения. В 1939—1941 годах расходы на повышение боеготовности армии составляли порядка 43% всего бюджета страны.

На подготовку к решающему сражению с Германией была направлена и строгая централизация системы государственного управления, что позволило в ходе войны совершить невиданную по масштабам концентрацию усилий государства, армии. Пример – беспрецедентная переброска тысяч заводов и фабрик на Восток страны в 1941 году, запуск их «с колёс» на новом месте, фактически «в чистом поле». Подготовке страны к суровым испытаниям служило и советское искусство, в первую очередь – кино. Главной темой десятков фильмов были советский патриотизм, служение Советской Родине, её беззаветная защита.

Подписав в 1939 году пакт с Германией о ненападении, Сталин обеспечил стране около двух лет «отсрочки», позволившей тщательнее подготовиться и дать достойный отпор агрессии. Подписав Договор о нейтралитете в 1941 году с Японией, Сталин спас Советский Союз от возможной войны на двух фронтах. Мудрой предвоенной дипломатией, поведением накануне и в первые часы войны Сталин убедил весь мир в том, что агрессия совершена именно фашистской Германией. Насквозь лживому заявлению Гитлера 22 июня 1941 года не поверил никто. Были заложены основы будущей антигитлеровской коалиции. Сталин был всегда безоговорочно верен стратегии коммунистического развития, коммунистическим принципам, но одновременно чётко, адекватно, учитывал все детали, особенности конкретной исторической ситуации.

С первых часов Великой Отечественной войны Сталин твёрдо держал в руках управление страной, фронтом и тылом. Он взял на себя тяжелейший груз личной ответственности за ход и исход войны, судьбу страны, народа и армии. Он отдал все свои силы, всю свою волю и весь свой талант великому делу спасения Отечества, защиты его чести, свободы и независимости, организации победы над фашизмом. Его деятельность во время войны изо дня в день была огромной по масштабам и охватывала широчайший круг сложнейших проблем – военного, экономического, политического, социального, идеологического, дипломатического, внешнеполитического и многих других важнейших направлений.

В таком напряжённом ритме работа шла день за днём, долгие месяцы и годы войны. И необходимо было сохранять спокойствие, железную выдержку, избегать суетливости в работе, воодушевлять своей целеустремлённостью и энергией других. По свидетельству очевидцев, работавших со Сталиным, это удавалось ему с первых же часов войны. «Все эти дни и ночи Сталин, – свидетельствует Молотов, – как всегда, работал, некогда ему было теряться или дар речи терять. Растеряться – нельзя сказать, переживал – да, но не показывал наружу».

Чем был Сталин для советского народа в годы войны? Пожалуй, лучше всего говорят об этом обстоятельства октября 1941 года в Москве. После начала войны враг, кажется неудержимо, почти безостановочно преодолел сотни километров, взламывая один за другим рубежи обороны. Уже гитлеровские офицеры могли в бинокли видеть контуры Москвы. В Москве – элементы паники, полно вражеских слухов. Сталин обращается к москвичам по радиотрансляционной сети: «Москвичи, я с вами, я в Москве, я никуда не уеду». Обстановка моментально нормализуется, у людей появляется уверенность – Сталин с нами, Сталин не подведёт.

Объем работы Сталина был таким, что, казалось, превосходит человеческие возможности. Г.К.Жуков подчёркивал в Сталине «свободную манеру разговора, способность чётко формулировать мысль, природный аналитический ум, большую эрудицию и редкую память». И отмечал: «Взгляд у него был острый и пронизывающий. Говорил он тихо, отчётливо отделял одну фразу от другой, почти не жестикулируя… Говорил с заметным грузинским акцентом, но русский язык знал отлично и любил употреблять образные сравнения, литературные примеры, метафоры… Юмор понимал и умел ценить остроумие и шутку… Писал, как правило, сам от руки. Читал много и был широко осведомлённым человеком в самых разнообразных областях знаний. Поразительная работоспособность, умение быстро схватывать суть дела позволяли ему просматривать и усваивать за день такое количество самого различного материала, которое было под силу только незаурядному человеку…».

Роль Сталина в Великой Отечественной войне трудно переоценить. Ведь в его руках были сосредоточены решающие рычаги власти в стране. Он был Секретарём ЦК ВКП (б), Председателем Совета Народных Комиссаров СССР и Народным комиссаром обороны. С началом войны Сталин становится Председателем Государственного Комитета Обороны (ГКО). Государственный Комитет Обороны являлся чрезвычайным высшим государственным органом в СССР. В годы войны в нем была сосредоточена вся полнота власти. ГКО руководил деятельностью всех государственных ведомств, направляя их усилия на всемерное использование материальных, духовных и военных возможностей государства.

Как работала Ставка Верховного Главнокомандования? С.М.Штеменко пишет: «Решения Ставки, оформленные документами, подписывались двумя лицами – Верховным Главнокомандующим и начальником Генерального штаба, а иногда заместителем Верховного Главнокомандующего. Были документы за подписью только начальника Генерального штаба. В этом случае обычно делалась оговорка „по поручению Ставки“. Один Верховный Главнокомандующий оперативные документы, как правило, не подписывал, кроме тех, в которых он резко критиковал кого-либо из лиц высшего военного руководства (Генштабу, мол, неудобно подписывать такую бумагу и обострять отношения; пусть на меня обижаются). Подписывались им единолично только различного рода приказы, главным образом административного характера».

Из воспоминаний очевидцев: «Когда Сталин обращался к сидящему, то вставать не следовало. Верховный ещё очень не любил, когда говоривший не смотрел ему в глаза. Сам он говорил глуховато, а по телефону – тихо. В этом случае приходилось напрягать все внимание… Когда Сталину было присвоено звание Маршала Советского Союза, его по-прежнему следовало именовать „товарищ Сталин“. Он не любил, чтобы перед ним вытягивались в струнку, не терпел строевых подходов и отходов… Сталин не терпел, когда от него утаивали истинное положение дел».

Многочисленные документы и свидетельства людей, работавших со Сталиным, показывают, что он с величайшей энергией и настойчивостью стремился к тому, чтобы получить максимум исчерпывающих данных о состоянии сил противника, его военно-экономическом потенциале, замыслах, о театре военных действий и т. п. Именно опираясь на такой объем сведений, он подходил к планированию войны, её кампаний и стратегических операций.

О Сталине как полководце Маршал Василевский подчёркивает: «По моему глубокому убеждению, Сталин являлся самой сильной и колоритной фигурой стратегического командования. Он успешно осуществлял руководство фронтами и был способен оказывать значительное влияние на руководящих политических и военных деятелей союзных стран…». Сталину удалось выстроить систему отношений с союзниками таким образом, что его партнёры по переговорам негласно признавали его старшинство.

«Могу твёрдо сказать, – писал Георгий Жуков, – что Сталин владел основными принципами организации фронтовых операций, операций групп фронтов и руководил ими со знанием дела, хорошо разбирался в больших стратегических вопросах. Эти его способности как Верховного Главнокомандующего особенно раскрылись начиная со Сталинградской битвы… В руководстве вооружённой борьбой в целом Сталину помогали его природный ум, опыт политического руководства, богатая интуиция, широкая осведомлённость. Он умел найти главное звено в стратегической обстановке и, ухватившись за него, оказать противодействие врагу, провести ту или иную крупную наступательную операцию. Несомненно, он был достойным Верховным Главнокомандующим».

Главный маршал авиации Голованов, непосредственно общавшийся с Верховным Главнокомандующим, так характеризовал стиль Сталина: «Изучив человека, убедившись в его знаниях и способностях, он доверял ему, я бы сказал, безгранично. Но не дай Бог, как говорится, чтобы этот человек проявил себя где-то с плохой стороны. Сталин таких вещей не прощал никому. Он не раз говорил мне о тех трудностях, которые ему пришлось преодолевать после смерти Ленина, вести борьбу с различными уклонистами, даже с теми людьми, которым он бесконечно доверял, считал своими товарищами, как Бухарина, например, и оказался ими обманутым. Видимо, это развило в нем определённое недоверие к людям. Мне случалось убеждать его в безупречности того или иного человека, которого я рекомендовал на руководящую работу… Сталин всегда обращал внимание на существо дела и мало реагировал на форму изложения. Отношение его к людям соответствовало их труду и отношению к порученному делу. Работать с ним было не просто. Обладая сам широкими познаниями, он не терпел общих докладов и общих формулировок. Ответы должны были быть конкретными, предельно короткими и ясными. Если человек говорил долго, попусту, Сталин сразу указывал на незнание вопроса, мог сказать товарищу о его неспособности, но я не помню, чтобы он кого-нибудь оскорбил или унизил. Он констатировал факт. Способность говорить прямо в глаза и хорошее, и плохое, то, что он думает о человеке, была отличительной чертой Сталина. Длительное время работали с ним те, кто безупречно знал своё дело, умел его организовать и руководить. Способных и умных людей он уважал, порой, не обращая внимания на серьёзные недостатки в личных качествах человека.

При всей своей властности, суровости, я бы сказал жёсткости, он живо откликался на проявление разумной инициативы, самостоятельности, ценил независимость суждений. Во всяком случае, насколько я помню, как правило, он не упреждал присутствующих своим выводом, оценкой, решением. Зная вес своего слова, Сталин старался до поры не обнаруживать отношения к обсуждаемой проблеме, чаще всего или сидел будто бы отрешённо, или прохаживался почти бесшумно по кабинету, так что казалось, что он весьма далёк от предмета разговора, думает о чем-то своём. И вдруг раздавалась короткая реплика, порой поворачивающая разговор в новое и, как потом зачастую оказывалось, единственно верное русло».