Читать книгу: «Город и псы», страница 10

– Как думаешь, «Монгол», Гарри Гудини смог бы пролежать два часа в картофельном мешке, на дне твоей посудины.

– Не знаю, но вряд ли. Его бы убил запах в багажнике. Я, тут, на днях перевозил в нём яйца со своей птицефермы и половину из них кокнул. Сразу не забрал, а они потом, возьми, да протухни все. Короче, с трудом отмыл салон. Извини, что не предупредил тебя сразу. Ты, сам-то, как, кстати?

– Да, нормально. У меня же гайморит. Хронический.

– Тогда тебе повезло. – Несмотря на шутливый тон, Гэсэр выглядел озабоченным. Надо было плохо его знать, чтобы не заметить этого.

– Что случилось? – спросил Сергей.

– Надеюсь, что пока ничего, хотя… – Гэсэр задумчиво повертел в руках «мобилу», – Мама с Ритой зачем-то уехали в город, за покупками. Просил же их никуда не ездить. Город нашпигован всякой сволочью и стреляют на каждом шагу. Вот, зачем они поехали туда, скажи?!

– Так, это ты маме сейчас звонил?

– Нет, она – мне.

– Ну, и где они сейчас?

– На рынке. Мать сказала, что всё уже купили и скоро приедут. Велела встречать.

– Ну, и что здесь не так?

– Да, всё не так. Понимаешь, какая штука… – и Гэсэр опять рассеянно завертел в руках телефон, словно пытался уяснить для себя что-то очень важное. – Не так она разговаривала, Серёга, не так. Я же знаю, как она говорит со мной по телефону. Какой у неё, обычно, бывает голос, какая интонация. Сейчас же – всё не то. А главное, она всегда поёт, когда начинает говорить со мной. Это, можно сказать, её визитная карточка. А, тут, какой – то монотонный, бесцветный голос, как у зомби, и никакого тебе пенья.

– Ты думаешь, она говорила с тобой «под контролем»?

– Я почти уверен в этом. Я думаю, что их могли прихватить в городе по чьей-то наводке, и сейчас хотят использовать, как компас, а потом, если не получиться разобраться с нами сразу, сделают их заложниками.

– Кто-нибудь ещё знает об этом адресе. – Сергей внимательно осмотрел деревянную, обшитую простой вагонкой, аккуратную фигурку дома, с красной, черепичной крышей, стоящую чуть поодаль от них. В дом они намеренно не пошли сразу в целях предосторожности.

– Нет, никто. – ответил Гэсэр, – только мама, Рита и я. Теперь ещё и ты добавился.

– А продавцы дома?

– Мы купчую не оформляли. Я просто отдал деньги и забрал документы на дом. Решили пока ограничиться дежурным вариантом.

– Значит, сейчас сюда пожалуют гости, – констатировал Сергей. – Что будем делать, «Монгол»?

– Что будем делать, говоришь?.. Звонить моим пацанам уже поздно, да и большого смысла в этом нет. Зелёного коридора у нас тоже нет. По-хорошему нам уйти не дадут. Значит, будем уходить по-плохому. У меня в тачке лежит «Сайга», а к ней, в придачу, – целая жестянка «маслин», не считая вот этого, – и он приподнял край свитера, за которым на поясном ремне болтался огромный кожух с торчащей из него рукоятью. Лицо «монгола» уже утратило следы былой неуверенности. Вместо этого, на Сергея смотрели раскосые волчьи глаза, в которых плясало весёлое и дикое пламя войны. – Надо вытаскивать женщин, – спокойно произнёс он. – Никто, кроме нас!

– Гэсэр… – тихо сказал в ответ Сергей. – Послушай меня, Гэсэр… Им нужен только я один. Уезжай отсюда, а! Пока есть время, уезжай! Я тебя, как друга прошу, слышишь! Уезжай! У меня обратного пути нет. Меня всё равно живым отсюда не выпустят. С женщинами ничего не случится, я тебе это обещаю. А ты, пожалуйста, уезжай, и прости меня, что втянул тебя и всех вас в эту канитель. Со мной всё это началась, со мной и закончится. Оставь мне ствол и уезжай!

– Всё сказал? Красиво. Очень. Прямо, как в кино. – Гэсэр презрительно усмехнулся. – Жаль, что времени у меня маловато, а то набил бы я тебе фейс по старой дружбе. Вот, только за молодость и прощаю. Короче, будем считать, что я ничего этого не слышал. Понял?! А теперь, прыгай на заднее сиденье и умри на время! Живо! – Сергей скакнул в салон одновременно с Гэсэром, и джип, с рёвом дав задний ход, съехал на обочину дороги и попятился к густым зарослям молодого сосняка. Вскоре из него уже едва торчала чёрная морда капота, да пара её стеклянных, незрячих глаз.

Через несколько минут, на территорию дачного посёлка заехал чёрный, служебный «батон», из которого высыпало до десятков бойцов в полевом камуфляже, с шевронами «СОБР». Они выстроились муравьиной цепочкой, бесшумно заструившейся по направлению к дому тётушки Янжимы. Но ни самой Янжимы, ни Риты рядом с ними не было. Внезапно у Гэсэра запиликала «мобила» и высветился номер его матери.

– Да.

– Гэсэр, с тобой говорит командир СОБРа майор Лапин. Посмотри в окно: дом окружён и находится под прицелом десяти стволов. Нам не нужна твоя кровь. Нам нужен Ронин. Только Ронин. Скажешь, где он, и мы оставим тебя в покое.

– Мама у вас?

– Да.

– А девушка?

– Девушки с нами нет. Её увезли какие-то люди, в штатском. Похоже, из ФСБ.

– Дай трубку маме, майор. – В микрофоне послышались щелчки и шорохи, которые сменились прерывистым голосом тётушки Янжимы:

– Гэсэрчик, родной мой сынок, – и она запела своим тоненьким и дрожащим голоском знакомую мелодию на бурятском языке. Сергей увидел, как Гэсэр наклонил голову, сжав челюсти до жуткого скрежета, и впился, побелевшими от напряжения пальцами, в рулевое колесо. Песня была о детстве, о родном доме и о материнской любви. Но не прошло и полминуты, как телефон снова был в руках майора Лапина:

– Извини, брат, но у нас нет времени на фольклор. Итак, – твоё решение. Или выходишь с поднятыми руками, сообщаешь местонахождение Ронина, и мы отпускаем тебя вместе с твоей мамой. Даю слово офицера. Или мои парни разнесут эту хибару в щепки, и тогда у нас с тобой будет уже совсем другой разговор. Решайся, Гэсэр! Даю тебе минуту, чтобы подумать и открываю огонь на поражение. – В трубке раздались прерывистые гудки. Однако, на самом деле, майор преувеличивал угрозу, так как получил приказ взять Доржиева, по возможности, живым, что вовсе не относилось к Ронину. Этот приказ исходил из Конторы.

– Всё слышал? – спросил он, обращаясь к Сергею. Тот, молча, кивнул.

– А раз всё слышал, то действуй. Риты здесь нет, так что погибнуть тебе сейчас, – только на них сработать, а надо ещё девушку спасать. У нас – только минута. Вот мой «сотик», в нём номера пацанов, хотя уже, наверняка «палёные» и распечатанные. Всё равно, свяжешься с ними, – помогут. Теперь дальше. Вот тебе деньги. Здесь много. Хватит не только на жрачку и бухло. Правда, в долларах. Так, уж, получилось. Короче, сейчас уйдёшь через этот пролесок, с тыла обогнёшь его и выйдешь на трассу. Там поймаешь любую первую тачку, сунешь водиле сто долларов, – других купюр, к сожалению, нет, – он тебя до Аляски довезёт, а может, и дальше, если, конечно, когда-нибудь видел «баксы». Потом – действуй по обстоятельствам. Я постараюсь выбраться отсюда и найти вас. Если повезёт, то переберёмся к Сойжину в тайгу. Там мы – в безопасности. Да, вот, ещё что. Возьми под сиденьем «травмат». Пушка хорошая, сейчас таких нет. Авось, пригодится. Ну, давай, брат! Пора! Будь осторожен. Никто, кроме нас! – мужчины крепко обнялись, и, спустя уже несколько секунд, Сергей хрустел сухим валежником, продираясь сквозь густую стену соснового лапника и, обдирая в кровь руки. В его голове, в ритме пульсирующего кровотока звучало, как навязчивый рефрен, одно и то же: «Ритка! Ритка! Ритка!» Позади уже раздавались частые, трескучие хлопки выстрелов, пару раз гулко громыхнули светошумовые гранаты, а над лесом поплыл удушливый, «черёмуховый» туман, хотя до черёмухова цвета было ещё очень далеко. Собровцы штурмовали пустой дом, превращая его в груду разбросанных и обгоревших головёшек.

Глава 12
Совещание

Генерал Шаромов жестом пригласил присутствующих садиться. Четверо его помощников заняли места, согласно своему табелю о рангах и открыли служебные блокноты. Каждый из них курировал строго определенный участок деятельности и не был вхож в служебную епархию своих коллег, не считая смежных, так сказать, производственных смычек, которые периодически возникали при решении разных вопросов. Отсюда появлялась некая искусственная напряжённость и показная отчуждённость в их деловых взаимоотношениях, что вполне устраивало руководителя бригады. Разделяй и властвуй. Однако, не смотря на эту разобщённую тематику их деятельности, все они сходились в одном, что без труда бросалось в глаза даже стороннему наблюдателю, – в отменном уровне их боевой и физической подготовки. Но самым главным было то, что все они, в случае непредвиденных обстоятельств, например, таких, как смерть кого-либо из группы, могли действовать по схеме полной взаимозаменяемости.

– Подполковник Зелинский, пожалуйста. Доложите о результатах проделанной работы по Вашему направлению. – Генерал, не поднимая головы, приготовился писать. Он привык обходиться без стенографистов, не доверяя никому при фиксировании текстов секретного характера, но, при этом, используя, разработанный им лично, метод скорописи, который при ближайшем рассмотрении напоминал сложнейшую шифрограмму. С места поднялся моложавый, крепко сбитый, офицер, в тёмном костюме классической немецкой модели, мешковатость которой не только не умаляла изящества, а, напротив, подчёркивала его, вкупе с полной свободой движений его владельца. Впрочем, так были одеты все присутствующие, и это, отнюдь, не являлось следствием их одинаковых вкусов. Пошитые на заказ из очень плотной и не мнущейся ткани, и обладающие целым рядом специфических характеристик, эти костюмы были, скорее, разновидностью ведомственной спецодежды, чем аксессуарами светского гардероба.

– Уважаемый, товарищ руководитель, уважаемые коллеги, – начал Зелинский, – За последние сутки ситуацию в городе и близлежащих населённых пунктах удалось частично стабилизировать совместными усилиями нацгвардии, полиции и других силовых ведомств. Режим чрезвычайного положения неукоснительно действует на всей территории оперативного реагирования. Вместе с тем, нельзя не отметить, что, к сожалению, очаги протестных выступлений против органов исполнительной и законодательной власти, а также кровавые столкновения между защитниками прав животных и их противниками в настоящее время переместились и локализовались в областном центре мегаполиса и его спальных районах. Создаётся угроза их возможной, дальнейшей экспансии на фоне общей физиологической активизации животных. В целях скорейшей нормализации ситуации в регионе и во исполнение приказа руководства ФСБ России и указаний президента, предлагаю… – Зелинский говорил ещё минут десять, называя цифры раненых и убитых в столкновениях, арестованных в ходе беспорядков, и, внося при этом, вполне конкретные предложения по их, согласно ставшему модным определению, – оптимизации. Шаромов его не перебивал и не задавал дополнительных вопросов. В обращении со своими непосредственными помощниками он был подчёркнуто вежлив. Это были лучшие из лучших, а генерал умел ценить профессионализм.

– Доклад окончен, – произнёс подполковник заключительную, стандартную фразу, и, почти не мигая, воззрился на своего шефа.

– Спасибо, Игорь Рудольфович. Присаживайтесь. Полковник Рудин, слушаю Вас. – Рудин, также ещё довольно моложавый на вид, офицер, не уступавший в габаритах предыдущему оратору, отвечал за работу на идеологическом фронте. Его занимали вопросы, связанные сугубо с оппозицией власти, экстремизмом и коррупцией. Кроме того, на рабочий стол полковника ежедневно стопками ложились оперативные дела с грифом «совершенно секретно» из отделов и управлений службы собственной безопасности по линиям МВД и ФСБ, где фигурировали отчёты «наружки» и сообщения агентурных источников, касающиеся высокопоставленных сотрудников силовых структур и представителей всех ветвей власти. Все эти документы, долгое время томившиеся под спудом наложенного на них «табу», без разрешительной «отмашки» руководства, вдруг вырвались на свободу, вскрыв всю поднаготную отдельных представителей региональной власти. В конце доклада Рудин озвучил цифры отправленных в Москву спецрейсами ФСБ, всех задержанных и арестованных, в рамках возбуждённых уголовных дел, чем даже вызвал одобрительный кивок генерала Шаромова.

– Спасибо, Борис Германович. Прошу садиться. – Следующим с места поднялся подполковник Плеханов. Он также обратился с традиционным приветствием в адрес руководителя и коллег, после чего перешёл к самой «закрытой» теме.

– Я силами вверенного мне аппарата и сам лично провёл анализ полицейских сводок за последние дни, а также изучил рапорта, служебные записки и стенограммы селекторных совещаний в учреждениях и организациях города, включая больницы, санэпидстанции, спец автохозяйства и ЖЭКи – на предмет изучения аномального поведения собак. К сожалению, пока природа этой аномалии до конца не ясна. Но уже сейчас можно с определённостью констатировать, что эпидемии бешенства в городе нет. Нет ни одного заболевшего этой болезнью от укуса собак за весь период беспорядков. И это не ошибка в диагнозе, а всего лишь искусственно созданный миф, скорее, призванный парализовать нормальную, хозяйственную жизнь города. Кто и зачем создал этот миф, – это уже прерогатива полковника Рудина, но на данном этапе мы вынуждены этот миф поддержать, поскольку по-другому объяснить населению всё происходящее мы не можем. – Плеханов, с вежливой улыбкой, удостоил коллегу деликатным кивком. Также пока непонятен избирательный характер нападений собак на людей. Жертвами их укусов, согласно статистике, явились лишь те, кто причастен к их физическому уничтожению. К этой категории, назовём её группой риска, относятся, так называемые, «догхантеры», работники спец автохозяйства, ЖКХ и представители силовых структур. Другие категории граждан не пострадали. К сожалению, количество жертв, отнесённых к группе риска, исчисляется уже десятками, приближаясь к «юбилейной» сотне. Последнее время в связи с активным отстрелом собак силами полиции и нацгвардии число нападений на этих людей только возросло. Причём для отстрела одичавших и сбившихся в стаи бездомных собак, которые наводнили не только город, но и лес, и своей численностью в последнее время потеснили даже популяцию волков, были привлечены профессиональные охотники. Но вследствие этого поведение животных стало внешне очень схоже с хорошо организованной и вполне сознательной формой деятельности людей, что в разы осложнило борьбу с ними, и это, как правильно указал подполковник Зелинский, даже чревато возможной, дальнейшей экспансией их агрессии. Так, например, концентрация зоологического материала уже наблюдается в областном мегаполисе, где так же, как и здесь, формируются очаги социального напряжения. Причём, интенсивность такой их «разумной» деятельности, как показал анализ, напрямую связана со степенью активной деятельности самих людей. Мною, совместно с сотрудниками нашей лаборатории, ещё в Москве, были препарированы трупы и подвергнут различным экспериментам породы здешних собак – с целью выявления каких-либо функциональных особенностей их мозга или системы высшей нервной деятельности, но каких-либо определённых результатов получено так и не было. Аналоги внешне схожих аномалий в средах обитания не только собак, но и, вообще, других видов, встречались довольно часто и раньше, начиная с простейших особей и, кончая высокоорганизованными. Например, среди насекомых, летучих мышей, рыб, птиц и, наконец, среди пингвинов, китов и дельфинов и многих других животных. Но ни в одном из этих случаев деятельность человека, в качестве причины такого поведения, не являлась решающим фактором. Разумеется, нарушения экобаланса в природе, связанные с техногенными процессами, имели место всегда, но никогда речь не шла об их связи с социальной сферой. Здесь же, по все видимости, мы имеем дело с взаимодействием иного порядка, а именно, – не физических, а ментальных субстанций. Несмотря на кажущуюся антинаучность данной теории, она вполне укладывается в рамки учения академика Вернадского о ноосфере. В лаборатории нашего института это уже давно является предметом эмпирических исследований. В частности, анализу была подвергнута связь определённого количества не только естественных, но и, искусственно созданных социальных катаклизмов, с живой и неживой природной средой. Впрочем, так называемой не живой, природы, получившей этот статус с лёгкой руки учёных – материалистов, – просто не существует. Вода, воздух, камни, металлы и минералы, – это всё, суть, субстантивные категории, живущие своей волновой жизнью и обладающие информационной памятью и колоссальной внутренней энергией, на уровне которой они взаимодействуют между собой, если хотите, даже общаются, и сущность которой нам до сих пор не известна. То, что происходит сейчас, – это не что иное, как выплеск из ноосферы избыточной энергии, условно назовём её пси-энергией, которая локализовалась на определённом уровне. Порталом её входа-выхода может стать любой, конкретный объект или субъект. В нашем случае – это некто Сергей Ронин. Явился ли он случайным выбором ноосферы или нет, – нам ещё предстоит выяснить, проанализировав всю цепочку предшествующих данному феномену событий. Но, скорей всего, нет, – не случайным. Существует ли способ восстановления нарушенного природного равновесия? Да, существует. Но для этого мы имеем, к сожалению, пока только одно средство, – скорейшую физическую нейтрализацию «объекта». То есть, проще говоря, мы должны залатать или замуровать эту дырку, именуемую порталом, и движение избыточного потока энергии прекратится само собой. Если уж говорить совсем понятным языком, то мы должны попросту ликвидировать данный «объект». Хочу также отметить, что такой, беспрецедентный уровень работы с пси-энергиями в практике нашего научного отдела встречается впервые, и все эти выводы, являющиеся плодом коллективных усилий нашей научной группы, носят пока гипотетический характер, – до полной их апробации. – Подполковник Плеханов говорил ещё достаточно долго, погружая аудиторию в глубины метафизики, затем провёл краткий экскурс в историю древней тибетской религии Бон, и, наконец, прошёлся по основам квантовой физики, порядком испытав на прочность интеллект присутствующих. Но, тем не менее, его никто ни разу не перебил и не задал уточняющих вопросов, словно всё, что он говорил здесь, было давно известным и общеустановленным фактом.

– Благодарю Вас, Георгий Валентинович за очень занимательный и познавательный доклад, – улыбнулся Шаромов. – Остаётся только сожалеть, что Вы лишены возможности подрабатывать на лекторском поприще. – Плеханов воспринял замечание бригадира, как комплимент, не пожелав усмотреть в нём насмешливого тона.

– Слово последнему докладчику. Пожалуйста, полковник Гуревич.

– Благодарю Вас, товарищ генерал. Моя тема, – это, как раз, тот самый «объект», который, говоря словами предыдущего докладчика, необходимо скорейшим образом нейтрализовать. Речь идёт о Ронине. В дальнейшем прошу именовать, исключительно, «объектом». Итак, в настоящее время, в ходе проведённых областным управлением ФСБ, оперативных мероприятий, нами установлена вся цепочка его контактов за последнее время, а также круг общения и маршруты передвижений. Ближайшим его контактёром является Гэсэр Доржиев, который час назад проследовал на своей машине по таёжному тракту, к городской черте, беспрепятственно миновав все блок – посты, несмотря на своевременно данные на них, ориентировки. Старший поста капитан Сергей Мясников, пропустивший Доржиева после досмотра, уже задержан, и с ним ведётся работа. Предполагаемым пунктом отправления Доржиева, откуда он ехал, мог являться бурятский улус, этакая местная достопримечательность, расположенный в таёжной черте, на стыке с магистралью. Там, сейчас никто не живёт, кроме одного полоумного старика – шамана, которого местные власти показывают за деньги иностранным туристам. Сам Доржиев – бурят и может иметь с ним контакты и связи, в том числе родственные. Здесь же, скорей всего, сейчас находится и сам «объект». Кто ещё, в настоящее время, может там быть, помимо них, – неизвестно. Туда направлена группа спецназа ФСБ из пяти опытных бойцов. Думаю, что этого достаточно. Им отдан приказ о полной зачистке, так как мы не можем и не должны рисковать понапрасну. Пока что группа на связь не выходила. Я уверен, что в случае обнаружения на месте «объекта» и его возможных сообщников, улус в самое ближайшее время будет полностью зачищен. Среди контактов Доржиева по сотовой связи значатся его сослуживцы Канду, Круминьш, и Коляда, которые, как раз и могут являться таковыми сообщниками. Кстати, уже точно установлено, что все они участвовали в похищении из больницы Риты Мухиной. А предполагаемым пунктом назначения Доржиева может быть его городская квартира или квартира его матери, которая в списках абонентов значится, как Янжима Доржиева. Её местонахождение пока неизвестно, так как квартира по месту прописки и проживания, ею сдана в наём посторонним людям. Не установлено и местонахождение самой подруги «объекта» – вышеуказанной Мухиной. Сам Доржиев в предполагаемых пунктах и в поле зрения оперативных служб также не появлялся. В настоящий момент все данные лица оперативно отрабатываются по всем возможным направлениям. Полагаю, что очень скоро мы получим ожидаемый результат. Вместе с тем, хочу обратить ваше пристальное внимание на разыскиваемый контингент. Имеется в виду его мужская половина. Эти люди прошли серьёзную специальную подготовку и имеют большой опыт ведения боевых действий. Каждый из них награждён многочисленными правительственными и государственными наградами. Они также могут иметь при себе оружие. Это, по сути дела, наши с вами коллеги, только из спецназа ГРУ, хоть и бывшие, и по нашей специальной, субъектной классификации представляют высшую степень социальной опасности. В связи с этим, я допускаю возможность их физической ликвидации при задержании. – Гуревич произнёс ещё несколько фраз, после чего, молча, вытянулся, как на параде, сложив по швам свои огромные руки, неуклюже лежащие на мощных бёдрах почти двухметрового атлета, и, выжидающе уставился на комбрига, как, за глаза, окрестили Шаромова. Он был самым опытным и самый возрастным офицером, из всей бригады, но, при этом, выделялся, на вид, небывалой физической мощью. Глядя на кисти его рук, напоминающие, при ближайшем рассмотрении, железные ковши, в голову поневоле приходила мысль о том, что всё, что попадёт в них, будет перемолото и обращено в пыль. Недаром, полковнику ничего не стоило перекреститься двухпудовой гирей или двумя пальцами скатать в блин монетку любого достоинства. Вообще-то, по своей природе, он не был тщеславным человеком, но хорошо знал о производимых им на людей эффектах, и, поэтому иногда, при случае не чурался возможности укрепить их в этих искренних чувствах. Однако, сейчас он старался проявить совершенно иные качества, связанные с возможностью использования своего оперативного чутья и тактического мышления, что давалось ему также без особого труда. Ведь, ещё со студенческой скамьи, лично для себя, он определил неоспоримый приоритет интеллекта над физической силой и с тех пор никогда не поступался этим правилом.

– Очень хорошо, – сказал Шаромов, – Значит, теперь нам только осталось ждать результат, который бы устроил нас всех. Не так ли? – Он обвёл взглядом присутствующих, которые ответили ему дружным, молчаливым согласием. – Ну, тогда – за работу! У нас мало времени.

Завтра, до полудня, проведём контрольное совещание и подведём итоги операции. Обо всех нештатных ситуациях докладывать мне немедленно, и в любое время суток. Все свободны. – Шаромов не терпел многословия, особенно чужого. Он никогда не перебивал докладчиков, не задавал тупиковых вопросов, не выражал своего эмоционального отношения к выступавшим, но сам всегда говорил так, словно каждое его слово ложилось на безмен и имело на себе ценник. Присутствующие хорошо понимали, что за этим стоит, и, несмотря на своё положение «приближённых к особе императора», – затылком чувствовали этот прохладный ветерок смертельной стали, которым веяло от его Дамоклова меча, постоянно висевшего над их головами.

* * *

Уже через два часа после окончания совещания полковник Гуревич по телефону доложил бригадиру о задержании Доржиева, который на данный момент находился в реанимации, под усиленной охраной гвардейцев. Допросить его не представлялось возможным, так как тот был без сознания, получив, согласно заключению медиков, закрытую черепно-мозговую травму и сильнейшие ушибы сердца, обоих лёгких и печени. Кроме того, в его огромном теле сидело с полдюжины пуль, отправленных ему вдогонку в качестве прощальных поцелуйчиков. А немного погодя, полковник уже мялся у дверей генеральского кабинета, готовясь к более подробному, чем его телефонный звонок докладу. Секретарша, сидевшая в приёмной, доложила о его визите, после чего любезно пригласила в кабинет босса.

– Разрешите, товарищ генерал.

– Входи, Лев Валерьянович, входи, дорогой, присаживайся. Сейчас, у нас, здесь – не совещание, конспектов никто не пишет. Поэтому, давай, голубчик, поподробнее, прямо с того места, как начался штурм дома. Про задержание женщин в городе можешь не рассказывать. Я, итак, всё знаю. Приступай. – Гуревич понимал, что операция по захвату Доржиева прошла не только не безупречно, но была с треском провалена: пять человек раненых, причём раненых одинаково нелепым способом, – в левую ногу, – это было для десяти, штурмующих «спецов» не просто много, а очень много, тем более, что штурмовали то одного гражданского и вооружённого стареньким, охотничьим карабином. Кроме того, он сейчас пребывал в коме и вряд ли смог бы стать потенциальным источником информации об «объекте». А этот странный способ ранения бойцов? Он же больше смахивал на элементарное издевательство, чем на случайное стеченье обстоятельств. Полковник, который чуть не задевал головой при входе, верхний дверной косяк, а плечами, – два боковых, – сейчас мечтал только об одном: оказаться в глазах босса маленьким и жалким.

– После истечения минутного срока ультиматума, товарищ генерал, – начал он, – был отдан приказ о штурме дома, но Доржиева в нём не оказалось.

– Вот, как? А где же он был, в гости ушёл? – усмехнулся генерал. Стало ясно, что беседа приобретает приватный, затяжной характер диалога, с вопросами и репликами, а не монолога, как это было на совещании. Кроме того, этот вкрадчивый, ласковый тон бригадира и змеиная улыбка на его лице явно, не сулили хорошего продолжения.

– Он находился в это время, фактически, за спинами наших бойцов, товарищ генерал, а именно – в кустах, прилегающей к дороге лесополосы. И, как только начался штурм, сразу прострелил из карабина колёса нашей служебной машины. Потом стал стрелять по ногам осаждавших, и ранил пятерых. Поначалу было даже невозможно понять, откуда ведётся огонь, да и звуков выстрелов не было слышно из-за шума.

– А, что, позвольте узнать, он делал в лесу до вашего приезда? Подснежники собирал? Ах, ну, да! Мама позвонила ему, что возвращается вместе с Ритой из города. Встречай, мол. Ну, он и побежал в лес за букетом подснежников. Правда, зачем-то загнал туда ещё и джип, прихватив, на всякий случай карабин. Так, что ли? Так, ведь, подснежники то ещё не зацвели, полковник. А? Что скажешь? «Ах, ты, жаба ехидная, – подумал Гуревич. – Какого чёрта тогда спрашиваешь, если всё знаешь? Интересно, кто ему слил всю эту инфу?»

– Товарищ генерал, – Гуревич выглядел потерянным и говорил сдавленным, словно, постинсультным голосом. – Его мать при мне набирала номер, говорила с ним, буквально, минуту – не больше. Сказала, что пусть ждёт их дома и встречает. Они купили на рынке всё необходимое и скоро приедут. Мухину мы сразу отправили к Вам, а старуха повезла нас по этому адресу, куда приехал её сын, предварительно с ней созвонившись. И ничего подозрительного не было. Никаких предупреждающих фраз, полутонов или намёков. Абсолютно ничего! Предупредить его также никто не мог. Это исключено.

– Ну, мог или не мог, – это мы ещё установим в рамках служебной проверки, которая будет проводиться в отношении всех, причастных к операции, включая и тебя. Но я только одного не могу понять. Как же ты, человек с таким колоссальным опытом боевых операций, зная, что Доржиев и его компания, – бывшие «гэрэушники», и что, они очень опасны, и, потому при захвате не исключена возможность их ликвидации, – как ты мог не выслать разведку, не проверить, на месте ли «объект», не изучить подходы и прилегающую местность? Так сильно торопился стяжать лавры? Ну, так ты их стяжал. С какой теперь миной я буду докладывать в Москву об этой «Пирровой победе»?!

– Виноват, товарищ генерал.

– Виноват, – ответишь. Но ты, хотя бы знал, что этот бурят – потомственный охотник, а на войне был снайпером? У него одних зарубок на прикладе больше, чем у тебя на башке волос. – Гуревич непроизвольно провёл ладонью по затылку. Волос у него, действительно, было не лишку: два небольших островка, окаймляющих блестящую, водную гладь затылка. – Да если бы он только захотел, он перестрелял бы вас всех из своего карабина, как куропаток. – распалялся бригадир. – Ты об этом подумал?! Ты, вообще, о людях подумал?! Или ты полагал, что он пять раз подряд промахнулся и, поэтому, попал всем в левую ногу. Да, он просто пожалел твоих «СОБРОВ», понял! Пожалел! Но, при этом, не преминул и поиздеваться над вами, вояки хреновы. – Генерал отвернулся к окну и некоторое время стоял в молчаливом раздумье, играя желваками на скулах. – Продолжай, – наконец, процедил он после своего обычного, внутреннего транса.

– А дальше, товарищ генерал, он выскочил на джипе из своего укрытия и на полном ходу, столкнув на обочину нашу машину, помчался по садовской дороге. Затем выехал на трассу и, вопреки всякому здравому смыслу, на максимальной скорости погнал в сторону города, а не наоборот. Мы успели связаться с передвижным пунктом ГИБДД и дорогу блокировали. Однако, он, не снижая скорости, влетел во всё это авто заграждение. При этом, перевернул все машины и перевернулся сам. Пострадало несколько полицейских. Слава Богу, обошлось без жертв. Гастелло хренов!

– Скорее, Талалихин, – поправил Шаромов.

– Да, хоть, Матросов, товарищ генерал. – Полковник уже с трудом скрывал, накопившееся в душе, раздражение, смешанное с чувством уязвлённого самолюбия и предчувствием неотвратимого наказания за провал операции. – Сейчас этот камикадзе находится в коме, и врачи оценивают его состояние, как критическое. И вот ещё: перед штурмом он попросил передать трубку матери. Его просьбу выполнили и трубку передали, но она стала петь ему песню на их родном языке.