Читать книгу: «Марк Талов. Воспоминания. Стихи. Переводы», страница 12
Заверяю Вас, мой дорогой Талов, в моей верной дружбе. Наступает Пасха. Мы с Вами, дорогой Талов, друзья в нашем Господе Иисусе Христе»
Надпись, сделанная Ж. Маритеном на книге Jacques Maritain. Art et scolastique, «Art catholique», Paris 1920:
«Дорогому поэту Талову, которому, надеюсь, понравится эта книга, потому что и он, и я одинаково любим Рейсбрука и Вийона.
Жак Маритен»
17. Ж. Гаске – М. Талову «Месье Марк-Мария Талов
9, Жозеф Бара
Париж, VI
Дорогой поэт, буду рад Вас видеть в один из вторников среди «Друзей искусства» на бульваре Распай, 99 около 3 часов. Принесите одну из Ваших неопубликованных патетических поэм, как та, в которой изображены улицы Парижа. Я думаю опубликовать ее в журнале.
Вы большой Поэт, и я Вас очень люблю.
30.06.1920 г. Жаошен Гаске»
Ж. Гаске умер в том же 1920 году.
18. Поль Фор (1872—1960). Впервые званием «Принц французских поэтов» был удостоен Стефан Малларме.
М. Т. так описывает Поля Фора: «…с длинными закинутыми назад черными волосами, сюсюкающий, c присвистом вдохновенно декламирующий свою ритмическую прозу…».
«У Принца поэтов. Вторник в Клозри де Лила. Вторники в Клозри де Лила знамениты во всем мире. Они были основаны лет 18 назад Жаном Мореасом и Полем Фором, «лейтенантами» которых были Гийом Аполлинер, Андре Сальмон, Александр Мерсеро, Жан Руаер, Жорж Полти и т. д. Вся заграница знает Клозри де Лила и вот почему. Художники всех национальностей, живущие в Париже, уверены, что каждую неделю, во вторник, они найдут здесь своих собратьев. Это, если можно так сказать, некий литературный и художественный банк, незакрытый круг, куда они могут прийти, чтобы получить всю полноту знаний об избранном ими искусстве.
Здесь в дыму и шуме видишь не только представителей всех школ, но и всех стран от Англии до Китая через Аргентину, Северную Америку, Россию… В прошлый вторник здесь
было до трехсот писателей и художников, группировавшихся вокруг таких личностей, как Поль Фор, Сент-Жорж де Буэлей, Александр Мерсеро, Дирикс…
Среди теснившихся вокруг столиков Ла Клозри де Лила мы могли узнать писателей Иоганна Буаера, Гарсия Кальдерона, Венсана Мюзелли, скульптора Росси, главу молодой французской живописи Марселя Гайяра, мадам Ханну Орлову, русского поэта Марка Талова, немецкого художника Отто Грантова, художника и теософа из Индии Хари, американского художника Гаррисона и т. д., и т. д…
Comaedia, 14.11.1920 г. A. d’Esprades»
20 декабря 1921 г. «Марк Людовик Талов
9 Жозеф Бара
Париж, VI
Дорогой друг!
Эти два билета на мой вечер в следующий четверг в Одеон. К сожалению, кресла в разных местах, но они недалеко одно от другого и места хорошие. Извините меня, я не смог подобрать других билетов.
Всегда Ваш Поль Фор».
19. За два с половиной года в переводе на французский, в основном авторизованном, появилось, по меньшей мере, тридцать стихотворений М. Т.
Из рецензий:
Action Fran?aise, 11 марта 1920:
«…Трогательная «Песня» Талова в L’Oeil (апрель). Ориону хотелось бы знать русский язык, чтобы суметь прочувствовать эту протяжную, трепетную мечтательность…»
Орион»
Ere nouvelle, № 89, 24 марта 1920
«…В Le Monde Nouveau от 15 февраля […] прекрасные стихи русского поэта Марка Талова, серьезные и страстные».
L’Evenement, 31 марта 1920:
«Le Monde Nouveau подарил нам один очень интересный номер, где среди великолепных произведений можно отметить стихо-
творения Марка Талова. Сочиненные на русском, они подарены нам в переводе, но их поэтический ритм таков, что даже и на французском мы ощущаем оригинальный личностный темперамент. Христианское блаженство и смирение придает аромат его стихам. Но его страстная натура, жаждущая идеалов, вносит в стихи человеческий знак страдания, страдания поэта, молодого и чувствительного.
Obnubile»
К этому же времени вероятно (дата отсутствует) относится записка Жана Кассу12: «Старина Талов! Я буду рад выполнить как можно скорее свое обещание опубликовать Ваши стихи в журнале […] Рад буду с Вами повидаться. Встретимся в «Ротонде» или у Рамея».
В период хрущевской оттепели, М. Т смог по переписке разыскать многих друзей своей юности. Он переписывался с Сергеем Шаршуном, Александром Гингером, Луи Арагоном, Анри Рамеем…
Из письма художника Анри Рамея от 01.1967 г.: «…Мы с мадам Рамей часто вспоминаем то счастливое голодное время, которое скрашивалось нашей дружбой. Богема была бедна, но красива, потому что это была наша юность […] Вы и несколько других Ваших соотечественников помогли нам лучше понять и полюбить Россию… […] Посылаю Вам адрес Жана Кассу. Он будет рад получить от Вас письмо. Во время оккупации варваров я был участником сопротивления, чудом остался жив […] Ваше письмо осветило нам конец 1966 года. Я читал его моим друзьям […]».
20. Из письма М. Т к Ладо Гудиашвили от 12 марта 1967 г., см. «Ладо Гудиашвили. Книга воспоминаний. Статьи. Из переписки. Современники о художнике.» М., «Советский художник», 1987, с. 210-211.
«…Я помню, на каком месте сидел Модильяни, когда рисовал меня в «Ротонде». Если представить, что входишь в «Ротонду» не с главного входа, не с бульвара Монпарнас, а с той стороны, где всегда со свистом вырывались пары благоуханного кофе, с той стороны, где находилась касса и разные рулетки, откуда с блюдами вихрем проносились гарсоны. С правой стороны от этого прохода за первым же столиком мы сидели с Модильяни…».
Фотографии портретов М. Т., выполненных Модильяни, были впервые опубликованы в монографии В. Виленкина «Амедео Модильяни» («Искусство». М., 1970). В создании этой книги М. Т. принимал непосредственное участие. В многочисленных беседах он делился с автором своими воспоминаниями о Монпарнасе и его обитателях. К сожалению, М. Т. не увидел этой книги – она вышла в свет после его смерти. «… Марк Владимирович живет в этой книге в силу удивительной, редкостной щедрости своей души…», пишет В. Я. Виленкин, адресуясь М. А. и Т. М. Таловым.
21. Первые переводы стихов М. Т. на французский язык для журнала Montparnasse были выполнены Виктором Розенблюмом и его сестрой Анютой Фюме. В дальнейшем М. Т. сам переводил свои стихи.
Однажды Анюте Фюме привелось исполнить и музыкальное произведение, сочиненное М. Т. Случилось это следующим образом.
В кругу друзей зашел спор, что легче сочинять – музыку или стихи. Все решили, что стихи, а М. Т. утверждал, что настоящие стихи сочинить также трудно, как и музыку. Спор кончился тем, что М. Т. заперли до утра в комнате, где стоял рояль, и он, не имея даже элементарного музыкального образования, сочинил пьесу. Кто-то сделал нотную запись, а мадам Анюта Станислас Фюме исполнила это произведение перед участниками спора.
Присутствовавший при этом художник Эмиль Бернар заявил, что М. Т. непременно нужно серьезно учиться музыке, и тут же написал рекомендательное письмо своему другу, директору парижской консерватории Венсану д’Энди.
Разумеется, нищему поэту нечего было об этом и мечтать. А письмо он сохранил.
15 набережная де Бурбон Monsieur
Vincent d’Indy
Е. V.
«Дорогой мэтр,
Я беру на себя смелость направить к Вам одного из моих друзей, М. Талова. Он показал мне несколько страниц музыки, которую хотел бы предоставить Вашей высокой компетенции.
Если Вы найдете в нем потенциального композитора, он полностью Вам доверится, чтобы получить необходимую подготовку.
Мы давно с Вами не виделись, тем не менее я решаюсь направить к Вам очень интересного молодого человека.
Соблаговолите, дорогой мэтр, принять уверения в моей почтительнейшей приязни.
Эмиль Бернар».
22. В 1961 г. в Париже вышла книга Жанны Модильяни об отце – «Модильяни без легенды» (Modigliani Jeanne. Modigliani sans legende. Paris: Grund, 1961). Жанна прислала ее M. Т. с дарственной надписью: «Марку Талову со всем моим уважением и симпатией». Позднее с Ритой Райт-Ковалевой она передала и итальянское издание этой книги, надписав ее: «Марку Талову с нежностью».
В письме от 04.02.1969 г. M. Т представляет Жанне Нину Константиновну Бруни-Бальмонт: «Нина Бальмонт – дочь величайшего русского поэта, заслуги которого были по достоинству оценены во французских литературных кругах». Из ответа Жанны: «…Я не так невежественна в русской литературе, как Вы думаете. В первые 20 лет моей жизни, которые прошли в Италии, я прочла все-таки, хотя и в плохих переводах, Блока, Есенина, Пастернака и даже Бальмонта…».
M. Т 03.03.1969 г.: «…Есть имя, которое Вы упустили. Я имею в виду Мандельштама. Мандельштам велик, но велик по-особому. Его стихи надрывают душу и сильнее, чем поэмы Пастернака, намного сильнее. Я хочу привлечь Ваше внимание к его поэзии».
Как и ее родители, Жанна Модильяни рисовала. В свои письма она часто вкладывала выполненные на картоне маслом или тушью абстрактные композиции.
23. С просьбой написать предисловие M. Т обратился к Н. M. Минскому. Его ответ от 31.03.1919 г.:
«…Охотно бы исполнил Вашу просьбу, т. к. Ваши стихи не лишены ни огня, ни искренности, но сознаюсь Вам, что французская манера предисловий мне никогда не нравилась. Это какая-то взаимная реклама. Старый писатель рекламирует молодого тем, что пишет предисловие, а молодой – старого
тем, что обращается за предисловием. Знаете русскую поговорку: гречневая каша сама себя хвалит.
Стихи Ваши сами по себе хороши. Издайте их как есть, и позвольте Вам от души пожелать успехов.
Уважающий Вас Н. Минский»
Деньги на издание дал художник Феликс Лебон: «Возвращать ничего не надо. Вы не представляете, на какие пустяки я трачу свои средства. Достаточно, если Вы подарите мне один экземпляр книги». Однако издание книги задержалось более, чем на год. Сначала деньги у поэта выпросил его друг художник Антонио Симонт: «Мне нужен хороший костюм, мне стыдно приходить в дом к невесте» (невеста – Марсель Лиони, художница из богатой семьи). Наконец, втайне от Симонта, деньги вернула сама невеста, и М. Т передал их издателю. Тот закупил бумагу и приступил к изданию. Отпечатав половину тиража издатель (он же наборщик и переплетчик) запил и продал оставшуюся бумагу. М. Т был в отчаянии, избегал Лебона, боясь, что тот сочтет его обманщиком. Наконец, тираж был завершен – половина на хорошей, другая – на скверной бумаге.
24. М. Т был частым гостем Мережковских. По его свидетельству Мережковского живо интересовала литературная жизнь Парижа, католическая философия. В мае 1922 г. перед отъездом в Берлин М. Т. зашел к Мережковским попрощаться. 3. Н. Гиппиус, конечно же, догадалась, что Берлин – это дорога в Россию. Она была так возмущена, что даже не вышла из своей комнаты.
25. Из статьи критика Ж. Шюзвиля31* (Mercure de France. Р. 1922. 15.VI) «Двойное бытие» – произведение подлинного поэта, к которому, признаюсь, чувствую живую симпатию. Его поэзия – это он сам, простодушно-сложный и отличающийся смиренномудрием – не перед людьми, – той приметой душ, для которых жизнь – неиссякаемый источник изумления. Читая
Талова, в какой-то момент понимаешь, что бедность откликается на некое мистическое призвание, веришь, что богема – это нечто необходимое поэту. Эта тоска по самому простому – хлебу, одежде, женщине – не является ли она на самом деле ничем иным, как превращением знака в суть, жреческим действием, возвращающим словам их глубокий жизненный смысл. Таким образом, у этого поэта нет разлада. За заглавием «Двойное бытие» скрывается цельность бытия поэта. Талову присуща бессознательная ирония художников и Богов: он сам творит свою жизнь – единственный способ не быть ею раздавленным…».
М. Слоним так завершил обзор поэтических сборников: «Вряд ли можно выделить из этого длинного списка два-три имени, заслуживающих внимания. Исключение, пожалуй, составляют несколько подражательные, но талантливые стихи М.-Л. Талова («Двойное бытие» и «ЛюБовь и голод» – Париж) и два сборника стихов Вл. Сирина («Горний путь», «Гроздь»)». («Русская зарубежная книга», ч. 1, Прага, 1924, с. 103).
26. Весной 1921 г. монпарнасские поэты и художники решили возродить традицию старых литературно-художественных кабаре, в которых царил дух чистой поэзии. Специально созданный комитет следил за тем, чтобы в работу кабаре не вмешивалась ни политика, ни коммерция. В «Хамелеоне» стали собираться представители разных монпарнасских художественных движений. Слушали доклады о творчестве Верлена, Малларме, Бодлера, Рембо… Для чтения стихов иногда приглашали актеров из театров «Одеон» и «Старая голубятня». М. Т. был непременным участником этих встреч.
В августе 1921-го прошел вечер, посвященный русской литературе и русскому народу. «Поочередно брали слово инициатор этого вечера Марсель Сэ и русский поэт Марк Талов. Страницы Октава Мирбо, Суареса, Анатоля Франса, Верхарна, Роже Девиня, Достоевского, Толстого с чувством читали Марсель Сэ, Поль Юссон, Курбель, Бартю, Бушар. Талов пылко продекламировал в высшей степени благородные и мощные стихи недавно умершего русского поэта Александра Блока» (Montparnasse, 1 сентября 1921 г.).
27. Критик Ж. Шюзвиль присутствовал на открытии «Палаты Поэтов»: «Цель группы – вновь собрать силы, рассеянные по
свету в изгнании. Автор пронзительного сборника «Любовь и голод» Марк Талов, Парнах, Шаршун, Гингер и др. поэты будут читать свои неопубликованные стихи, знакомиться с новостями поэтической жизни нынешней России. В эту группу входят также хорошо известные художники Судейкин, Гудиашвили и др. Музыкальные вечера организует Бывший режиссер «Летучей мыши» Вермель. Обещал свою деятельную помощь музыкальный критик знаменитого журнала «Аполлон» Андрей Левинсон. Короче, это объединение молодых русских поэтов, художников, музыкантов, которое отныне в самом сердце Латинского квартала будет регулярно проводить свои заседания, и это заслуживает самого живого интереса» (Les hommes du jour. P.1921, 13.VIII).
«Несколько молодых поэтов, живущих в Париже, вслед за своими французскими коллегами открыли цикл вечеров в «Хамелеоне», небольшом кафе на бульваре Монпарнас, превратившемся в выставочный зал. Здесь проходят поэтические чтения. В спешке организаторы не определили свою программу, поэтому помимо удачных поэм, которые нам довелось услышать, прозвучали также несколько посредственных эссе. Валентин Парнах прочел отрывки из своей заумной новой композиции, посвященной Эйфелевой башне и джаз-банду. Марк– Людовик Талов – несколько трогательных стихов о своей жизни. Евангулов – колоритные стихи в теплых тонах Кавказа. Следует также запомнить имена Шаршуна и Гингера.
Ж. Шюзвиль».
(Mercure de France, 15 сентября, 1921 г.)
В отличие от бесплатных вечеров французских поэтов, которых поддерживали богатые любители искусства, «Палата поэтов» могла рассчитывать только на себя. Плата за вход составляла 5 франков. Занималась «Палата» и издательской деятельностью. Так в 1922 г. с грифом «Палата поэтов» вышли книги Г. Евангулова «Белый духан» и А. Гингера «Свора верных». Как и следовало ожидать, «Палата» задолжала хозяйке «Хамелеона», и она «конфисковала» работы С. Судейкина. Из их числа нам известен только портрет В. Парнаха, воспроизведенный в книге «Карабкается акробат» (Париж, 1922 г.).
Из письма М. Т Георгию Евангулову от 16.11.1964: «…Ваш адрес сообщил мне наш общий друг Сергей Шаршун. Списал-
ся я и с Гингером. Нечего и говорить, до чего меня обрадовала весть о том, что к двум «сопалатникам» я теперь могу прибавить и третьего – Вас. Четвертый – я, Талов «воскрес из мертвых» […]. В Тбилиси я увиделся с Ладо Гудиашвили. Мы с ним смеялись сквозь слезы, вспоминая Париж и глубоко сожалея, что были настолько неразумны, что не догадались сняться всем содружеством «Палаты поэтов»! […] Жив еще и пятый сопалатник – Борис Борисович Божнев […] Остальные два, Парнах и Струве умерли».
28. За десять лет жизни в Париже М. Т стал неотъемлемой частью мира Монпарнаса.
«В колонии иностранцев квартала Монпарнас уже добрых десять лет заметна интересная литературная личность – Марк– Мария-Людовик Талов.
Лицо в высшей степени выразительное – страдающего поэта, пессимистического мечтателя, кузнеца образов – вот это лицо Талова.
Учтивый, приветливый, он пробирается между столиками Больших художественных кафе, и со всех сторон ему протягивают руки. Поэт с сияющими голубыми глазами, с чувственным ртом, с по-славянски курносым носом нежно улыбается, а его матовое лицо выражает неизъяснимое страдание, потому что поэт Талов – он сущий поэт, именно русский поэт в изгнании, и как таковому ему лишь с трудом удается утолить свой голод.
Ах! Если бы поэт Талов писал в русских газетах, если бы он умел смешиваться с будничной жизнью, слишком будничной, увы! он, может быть, был бы «материально обеспечен». Но этот неподкупный мечтатель, этот неисправимый ловец образов поклялся в верности своей музе.
Как в течение уже десяти лет живет поэт, каким чудом удается ему, не имея никакой настоящей профессии, удовлетворять потребности своего желудка? Это Талов расскажет нам, если решится взяться за низменную прозу. И тогда мы, несомненно, будем иметь любопытные страницы о мученичестве неприспособленного поэта, заблудившегося в меркантильном XX веке.
…Он здоров и молод, вокруг него волнуется жизнь, полная изобилия и роскоши. Он блуждает по улицам в поисках новых ощущений. Всеми своими чувствами поэт поглощает впечатле-
ния, накапливает их и с любовью превращает в прекрасные стихи. Он весь в своем первом впечатлении – у него образ и дыхание пульсируют в одном ритме.
Вот почему все, что подписано фамилией Талов, заключает в себе столько простодушия, решительного очарования и неизъяснимой прелести…» (Les hommes du jour, 29.04.1922).
«Прощай
На литературном и художественном Монпарнасе на днях произошло трогательное событие. И грустное и радостное.
Я говорю об отъезде Марк-Мария-Людовика Талова.
Русский поэт, нашедший убежище в Париже, наконец-то может покинуть этот город Искусства и Литературы, где он провел десять лет жизни, полной лишений и бедствий, – лучшие годы своей молодости.
Неоспоримо, Монпарнас теряет в нем характерно монпарнасскую фигуру и последнего представителя богемы…
Поистине в этом мире всему есть предел, и мучительному голоду тоже. Поэтому русский поэт Талов перебрался в Берлин, где уже живет его друг, такой же, как и он полуголодный поэт Парнах.
Пожелаем же нашему славному лирику Талову больше не знать постоянных трансов голода; за свою кротость, как и за свой настоящий талант, он заслуживает лучшей доли.
(Journal du Peuple, VI или VII, 1922). Le Pecquenot»
29. И после отъезда M. Т. из Парижа в журналах появлялись его стихи, статьи о нем, рецензии. Так, в журнале «Монпарнас» № 15 от 1.IX.22, в колонке «Силуэты Монпарнаса» помещен портрет M. Т. работы Гальена (впервые опубликован в La Vie des Lettres, янв. 1921 г.) и статья главного редактора журнала Поля Юссона:
«Марк-Мария-Людовик Талов.
Мы все его знали. И хотя его нет уже на Монпарнасе, мы узнаем этот силуэт голодающего поэта. Поэт жесткий. Как и Вийон, он живописал муки голода и желаний. Но у Талова это выглядит более приземленно, менее духовно, хотя он и взывает в своих стихах к Богу. В поэзии Талова есть жесткая откровенность, но все же он откровенен не до конца. Чувствуется,
что перед ним неотступно стоят великие образцы – Вийона и Верлена. Между тем мы предпочли бы видеть в его поэзии его самого – с его наивностью, с его лукавством.
Между тем Талов из тех иностранных поэтов, которые оставили свой след на Монпарнасе, о которых мы любим вспоминать. На наших страницах было опубликовано несколько переводов из его книги «Любовь и голод», в которых есть пронзительные сильные места.
Постоянные посетители первого «Хамелеона» часто слушали, как он вдохновенно читал свои лучшие стихи. Мы помним, как на вечере, посвященном русской поэзии, он пылко прочел «Скифов» умершего незадолго до этого Александра Блока.
Талов, несколько месяцев назад уехавший в Берлин, грустит по Парижу и Монпарнасу.
Р. Н.»
4 июня 1922 г. М. Т пишет друзьям в Париж: «…Как это ни странно, в Париж меня еще тянет, но я не поддамся искушению ни за что. Останусь здесь и, если тронусь с места, то только для России, для моей возлюбленной России. Дорогая Россия с ее гиблыми тайгами, хмурыми полями. Туда, туда!..»
11 марта 1969 г., незадолго до смерти, М. Т. запишет в дневнике:
«Чувство «бездомья» не покидает эмигранта вплоть до той поры, когда он наконец возвращается на родину. Тогда появляется какое-то новое, дотоле неведомое, парадоксальное чувство – он начинает воспринимать чужую страну, в которой он по необходимости провел десяток-другой лет, как свою вторую родину».
30. Путь на родину лежал через Берлин. Один из способов выехать из Парижа в Берлин А. М. Ремизов подсказывал в своем письме из Берлина (сохранены орфография и синтаксис подлинника):
«Марк-Людовик Талов
За стихи ваши «Любовь и голод» спасибо. О визе в Германию надо попробовать так сделать: напишите заявление в дом искусств в Берлин и пошлите на имя секретаря Herm dr. Kaplun Ansbacher st. 20-21 Gartenhaus berlin W50 и объясните, что вы Марк Людовик Талов автор «Любови и голода» едете в Россию и проездом хотите в Берлине побыть.
Алексей Ремизов 24.02.1922».
Из письма, полученного от А. М. Ремизова вскоре после приезда М. Т. в Берлин:
«Ludowik Mark Talow письмо ваше меня обрадовало давно уж думал, еще в России, о «Святой Германии» спрашивал, и не нашел человека, кто б указал эти камушки по трудным дорогам. И думаю, что Вы мне поможете […] Приходите в воскресенье к 8-ми (если можно). Ехать по унтергрунду до Wilhelmplatz, а потом повернуть налево по [неразборчиво] к церкви на Kirchstr…» (далее приведена схема маршрута, выполненная Ремизовым). «…Если вам неудобно в воскресенье позвоните мне если час не подходит и можете позже – час. в 10 вечер., позвоните из ближайшего от нас кабака Weinstube, я отопру вам и впущу.
Alexei Remisow Kirchst 2II bei Delion
Charlottenburg 1 Wilhelm 25-31.»
С. Шаршун вспоминал, что M. Т познакомил его с А. М. Ремизовым. Сохранилась записка:
«Дорогой Марк Владимирович! 9.VI. 1922 Не сердитесь на меня: я должен был уйти и никак не мог вас предупредить: письмо ваше получено вечером вчера. Прошу Вас и С. Шершуна в воскресенье в 6ть.
Стихи ваши получил. спасибо Алексей Ремизов»
Познакомившись у A. M. Ремизова с А. Белым. M. Т передал ему стихи для публикации в литературном ежемесячнике «Эпопея», который A. Белый издавал в Берлине. Когда же M. Т пришел к нему, Белый его не узнал. Конечно, это задело поэта, но Ремизов ему объяснил, что Белый очень близорук. Алексей Михайлович написал по этому поводу записку Андрею Белому. Однако для M. Т. самым важным в этот период был отъезд на родину. К Белому он больше не пошел.
