Читать книгу: «Марк Талов. Воспоминания. Стихи. Переводы», страница 13
A. M. Ремизов – Андрею Белому:
«Дорогой Борис Николаевич!
Позвольте Вам представить Марка Владимировича Талова. Он был Monch’oм францисканским, но пал и теперь в нашем грешном миру. Обратите внимание на его стихи. Он вам их дал.
11.VI.1922 Алексей Ремизов»
день Феодосии.
М.Т. вспоминал, что проводил у Ремизова почти каждый вечер. Это подтверждают и даты дарственных надписей на книгах Ремизова.
31. Подлинник письма М. Т. к Максиму Горькому хранится в Институте мировой литературы им. А. М. Горького. Письмо, видимо, было написано у А. М. Ремизова, т. к. обращение и первая строчка письма выполнены тушью, характерной «вязью» Ремизова. При этом Ремизов обращается к Горькому «Алексей Михайлович…» вместо Алексей Максимович, т. е. называет его своим именем. Ответ Горького не содержит однако никаких замечаний по этому поводу. В письме М. Горькому М. Т. писал, что знает о голоде в России, но голода не боится, привык к нему, хочет работать для новой России.
32. Члены товарищества собирались в здании филармонии, устраивали литературные чтения. М. Т., который вырос на Молдаванке, отнюдь не восхищали ее грубые нравы. Напротив, имея за спиной лишь три класса городского училища, он стремился к высотам мировой культуры, к духовному началу, был убежденным пацифистом. Поэтому он не смог понять и тем более принять «Одесские рассказы» Бабеля. Однажды после чтения он жестоко высмеял Бабеля, чего тот ему не простил. В результате Бабель и Багрицкий объявили М. Т. белогвардейцем, его перестали печатать и, что очень существенно для того времени, отобрали пропуск в столовую.
33. Из письма М. Т. к К. Г. Паустовскому от 5 мая 1959 г. (отрывки из письма опубликованы в газете «Вечерняя Одесса» 30.01.1988 г.):
«[…] Во вступительной статье к собранию сочинений Куприна Вы вызвали из мрака прошлого одно, очень близкое мне лицо, образ «репортера Ловенгардта – седобородого нищего старика с Большими детскими глазами». Покойного Антона Сигизмундовича я знал с февраля 1909 г. Мы оба работали в редакции «Одесского курьера». Это был человек неслыханной доброты. В ту пору ему ничего не стоило скинуть с себя новое пальто и подарить его первому попавшемуся в порту босяку. Он Был человеком «не от мира сего». Так, осенью 1909 года он Был приглашен на работу во Владикавказ в газету «Терек». Там он подружился с неким Костиковым. А в 20-х
годах, приехав в Москву, с удивлением говорил мне: «Оказывается, Костриков, мой старый друг, это товарищ Киров! Я только теперь узнал!» Как с неба свалился.
Ваш рассказ относится к 1921 году. А. С. не был тогда таким одиноким стариком, как Вы утверждаете. Он был женат, в своей жене души не чаял. Мы жили на Военном спуске – он, две его сестры, Лидия и Эрна, а потом и я. Одиноким Вы его называете и в рассказе «Приморские встречи». Но тут его одиночество Вы относите к дореволюционной поре. […] До революции кроме двух его сестер были живы и его родители. Все свое время А. С. проводил тогда в обществе невесты, был бодр и весел. Какое тут одиночество!
Из Вашего рассказа неясно, когда же он умер. Вы пишите: «За гробом шли репортеры. Они рассказывали друг другу последние политические анекдоты». Можно предполагать, что это было мирное время. Иначе, какие репортеры? Какие политические анекдоты? Мне известно, что Антон Сигизмундович умер в Одессе во время войны, в 1942 г. Вы подчеркиваете, что Ловенгардт был репортером. Но он был еще и литератором. Еще до революции вышла книга его рассказов, по поводу которой у него завязалась переписка с В. Г Короленко. В 1926г. в Москве вышла его книжка «У эшафота» […]
Передо мною Ваша книга и хочется от всей души поблагодарить Вас за то, что Вы воскресили в моей памяти его образ, его «ясный лазоревый взор». К письму М. Т была приложена фотография А. С. Ловенгардта.
34. Редакции газет находились в многоэтажном здании бывшего Воспитательного дома на Солянке. Здесь же были центральные комитеты большинства профсоюзов, издававших эти газеты. Редакция и профсоюзы располагались в Бывших классных комнатах и спальнях, которые выходили в широкие коридоры, образовавшие квадрат. Здание это называлось тогда «Дворец труда» и Было блистательно описано И. Ильфом и Е. Петровым в «Двенадцати стульях».
М. Т предпочитал работать выпускающим. Работа по ночам позволяла не посещать собрания, митинги, политучебу. Дневное время он посвящал самообразованию – изучал языки, много читал, переводил.
35. Все стихи и поэмы, вошедшие в издание Stephane Mallarme. Poѐsies. Edition complѐte. NRF, Paris. 1913. Книга была подготовлена к изданию дочерью поэта. Все черновики и неоконченные рукописи, согласно завещанию поэта, были незамедлительно уничтожены.
Малларме оказал огромное влияние на поколение Серебряного века, однако до М. Т была переведена на русский лишь небольшая часть его литературного наследства.
Через 60 лет после завершения М. Т работы над переводами С. Малларме, через 5 лет после первого издания этого труда, вышел в свет сборник, включающий помимо стихотворений также прозу поэта, анализ его творчества, письма, обширные комментарии (С. Малларме. Сочинения в стихах и прозе. Сборник. Составитель Р. Дубровкин. М., A/О изд. «Радуга», 1995). В комментариях к этой солидной работе признается уникальность труда М. Т (с. 484): «Традиция переводов Малларме в России до сих пор не очень богата, а главное носит избирательный характер: начиная с символистов и кончая нашими современниками, поэты-переводчики по большей части сосредоточивают свои усилия на немногих хрестоматийных (как правило сравнительно несложных для понимания) вещах, не стремясь представить полную картину творчества Малларме. Единственное исключение составляет Марк Талов (1892– 1969), которому принадлежит единственный по сей день полный перевод канонического собрания стихов Малларме».
36. В разное время М. Т. переводил Шарля Орлеанского, П. Ронса– ра, Т де Вио, К. Маро, A. Франса, Сент-Амана, П. Верлена, Т. Корбьера, Буало, В. Гюго, A. Тассони, Дж. Марино, Дж. Кар– дуччи, Кальдерона, Ф. де Эрреру, X. де Эспронседу, Ф. Марвелла, Т. Чаттертона, Шелли, Байрона, Китса, Л. Камоэнса и др. Его переводы вошли в хрестоматии и антологии, продолжают переиздаваться по сей день.
Однако незадолго до кончины он пришел к выводу, что «перевод поэзии – это стихотворное плутовство. Рифма увлекает в сторону, об этом меня и Сологуб предупреждал. Я признаю теперь только переводы нерифмованные, как это делают французы…».
37. Лишь через много лет узнал М. Т. о судьбе своих друзей: расстреляны Антонов-Овсеенко и Тициан Табидзе, застрелился
и этим избежал неминуемого ареста Паоло Яшвили, замучен в лагере Осип Мандельштам, во время оккупации Франции от рук фашистов погиб Макс Жакоб. Долгие годы проработал в забоях Колымы Игорь Поступальский, а в угольных шахтах Воркуты – Кирилл Зданевич.
Игорь Поступальский рассказывал, что ему непереносимо было во время тяжелой работы видеть стоящего рядом без дела охранника: «Поэтому я шел в самые темные дальние забои – «вохра» туда не полезет. Однажды слышу кричат мне сверху: «Поступальский! Ты говорил, что знал Мандельштама? Он умер.»
Художник Кирилл Зданевич и его брат Илья «открыли» творчество Пиросманишвили. М. Т познакомился с ними еще в Париже, а в 1965 г. встретил Кирилла Зданевича в Москве. По странному совпадению, которых немало в биографии М. Т., оказалось, что они живут в соседних домах. В последние годы жизни Кирилл Зданевич был ближайшим другом М. Т. Рассказывать о годах, проведенных в лагерях, К. Зданевич не любил: «Вы все равно не поймете. Это только мое грузинское здоровье. Сидит рядом, ест какой-нибудь интеллигент вроде Вас. Вдруг падает. И все…».
38. В этот период И. Н. Розанов (литературовед, занимавшийся преимущественно историей русской поэзии) дарит М. Т. свою книгу «Вирши, силлабическая поэзия ХУП-ХУШ веков» с надписью: «Марку Владимировичу Талову в память о нашем давнишнем знакомстве и в знак общего интереса к силлабике. До этих пор не встречал поэта, так тонко понимающего очарование силлабического стиха, как Вы, Марк Владимирович.
11 мая 1936 г.»
Урывками, лишь когда не мог не высказаться, М. Т. продолжал писать стихи, хотя уже не надеялся их опубликовать. Случались, однако, долгие периоды, когда вовсе не мог писать. Юрий Никандрович Верховский, поэт-символист, друг А. Блока, советовал ему сесть, в такие дни к столу и писать: «Мне сегодня что-то не пишется, мне сегодня что-то не пишется…» М. Т. этому совету не следовал, а когда становилось очень тяжело на душе, шел в храм Св. Людовика. Это помогало.
Юрий Верховский помог М.Т. справиться с постигшим его горем – смертью Эрнестины Сигизмундовны, помог выйти из подавленного состояния. В этот период он написал М.Т. несколько стихотворных посланий, часто навещал его.
39. Из письма Николая Асеева в ССП:
«Мне совершенно непонятны мотивы, по которым кандидатура М. В. Талова в члены ССП подвергается столь продолжительной дискуссии и многократной проверке. Его бесспорная литературная деятельность в качестве переводчика старых французских, итальянских и испанских поэтов может вызвать только глубочайшее уважение и благодарность читателя, интересующегося историей поэзии и лишенного возможности пользоваться подлинниками. По своим качествам работа эта стоит выше многих известных переводов. […] Все, за что он берется, сделано с вдохновением, – это не ремесленный труд, а любовь и уважение к создаваемому. […] Свидетельства лиц, более моего сведущих в старой романской литературе, какими являются тот же Б. В. Томашевский или Илья Эренбург, говорят о том же. […]
1943 14 июня. Николай Асеев».
40. Из письма М. Т Георгию Евангулову от 16 ноября 1964 г.: «…у меня хранится [Ваша] книга «Белый Духан», изданная в 1921 году в Париже. В теплой надписи Вы пожелали мне, чтобы Любовь пожрала Голод… Однако Вашему доброму пожеланию не суждено было сбыться, а случилось совсем иное – Голод пожрал Любовь. Вернувшись в Советский Союз, я женился на любимой девушке. Моя жена умерла 10 января 1944-го года от последствий голода. Это были суровые военные годы!..».
41. Торговцы, частники, а также люди «свободных профессий» – литераторы, художники и т. д. должны были ежегодно подавать декларации о доходах. Не подавшие декларации подвергались штрафам. Об этом у Маяковского в стихотворении «Разговор с фининспектором о поэзии», написанном в 1926 г.
42. Кизеветтер А. А. (1866—1933) – русский историк, общественный деятель. В 1922 г. выслан за границу в числе других деятелей культуры.
Ужас библиографа понятен. Надо было обладать мужеством, чтобы цитировать «эмигрантское» издание да еще и произносить вслух имя известного эмигранта.
В Гослитиздате долгое время работала корректор Сутина. Однажды М. Т сказал ей, что в Париже у него был друг, художник Сутин. Женщина очень испугалась: «Это мой брат. Только ради Бога, никому об этом не говорите!»
О том, что в квартире Вишняков жил Троцкий, М. Т рассказал жене под строжайшим секретом, накрывшись с головой одеялом.
Так велик был страх.
43. М. Т передал рукопись своего сборника в издательство «Советский писатель» в 1964 г. Однако при его жизни книга так и не вышла. Издавать не отказывались, рукопись не возвращали, но составляли договор и теряли его; один рецензент требовал стихи о Ленине, другой – о классовой борьбе французского пролетариата, третий – стихи о войне; возмущались стихами «о Деве Марии и тому подобных мифических персонажах», предлагали заменить, как им казалось, непонятные слова, говорили: «Теперь так не пишут».
М. Т возражал: «У вас уже есть сто одинаковых поэтов, зачем же вам сто первый?!»
Желая помочь изданию книги, Арсений Тарковский написал письмо: «Марку Владимировичу Талову, с тем, чтобы он передал это письмо любому издательству или лицу по своему усмотрению»:
«Уважаемый Марк Владимирович!
Я с пристальным вниманием прочитал Ваш сборник и рецензии, приложенные к нему.
Я убежден, что Ваши стихотворения представляют собой материал для интереснейшей книги, нужной читателю. Она обогатила бы его, потому что книга замечательна и с познавательной, и с художественной стороны. Прочитал я и рецензии на книгу – и не могу с ними согласиться. Рецензенты подчинились моде, пристрастной к словесным вспышкам, производящим краткое, хоть и сильное впечатление, но исчезающим из памяти так же быстро, как они и проникли в нее.
Ваша поэзия не в «метафорическом наряде». Стихотворения написаны не лестничкой. У Вас зарифмовано все, как теперь «не в моде», не только корни слов.
Вы – вне моды. Рецензенты прямо об этом не говорят, но этот ваш «грех» имеют в виду.
Как и у всех поэтов, у Вас есть стихотворения лучшие и худшие. Достоинство лучших в том, что они производят впечатление видимости того, о чем Вы говорите, в повышенной осязаемости поведанного. Читатель их – не второе или третье, а как бы первое лицо, он сливается с автором и кожей чувствует вместе с Вами – сочувствует.
Лучшие Ваши стихотворения лишены украшений, вплотную прилегают к теме, к переживанию, они более чем правдоподобны, они – истинны. Это произведения яркого подлинного и самобытного таланта. Особенно таковы стихотворения, посвященные темам Вашего парижского житья. Эти стихотворения так сильны, что заражают своим свечением другие, написанные по-иному. Так получается книга – книга как единый организм, – тем более интересная, что она ярка и своеобразна не только по «содержанию», но и по виртуозной «форме», которую рецензенты не заметили, потому что она целиком служебна и лишена привычных арабесок современной эстрадной поэзии. Она у Вас очень тонка и сильна своей необходимой, подвластной всем поворотам темы, жизненностью.
Быть может, в том виде, как Вы представили ее издательству, книга могла показаться ему пестрой, «несобранной». Но тогда вместо того, чтобы предложить Вам сочувственно настроенного по отношению к Вам редактора-составителя, они просто оттолкнули Вашу книгу.
Ваши переводы так органично входят в сборник, что их, конечно, изымать из него не следует. Верно, дело в том, что переводы не из того ведомства, где оригинальные стихи (две редакции: переводной и оригинальной поэзии). Но для многих поэтов перевод – оригинальное стихотворение: например, «На севере диком» или «Горные вершины» Лермонтова.
Без лучших Ваших стихотворений читателю не обойтись, они принадлежат к особому роду русской поэзии (без украшений!), особенно трудному и, быть может, наиболее живучему. В этом смысле Ваши стихотворения заслуживают всяческого внимания.
Читатель без Вашей книги должен чувствовать себя лишенным чего-то очень ему потребного. Странно и стыдно видеть
Ваши лучшие стихотворения неизданными. Они могли бы научить и многих молодых поэтов тому, чего они попросту не знают, т. к. эти произведения поэзии – вне их измерений. Они расширили бы не один мир, не одному «личному» миру читателя и поэта придали бы новые черты. Они нужны именно в напечатанном виде.
Декабрь 1965.
Искренно уважающий Вас А. Тарковский»
Но и это письмо не помогло, как не помогли и ходатайства М. Лисянского и П. Антокольского. Несмотря на просьбы автора вернуть рукопись, она оставалась в издательстве – «над ней работали».
44. Из выступления Арс. Тарковского: «Содержание, форма и мысль у Талова соответствуют друг другу. Это натурализм, доходящий до галлюцинаций. Это визионерский реализм, это путь, который русская поэзия совершенно забыла. Поэзия Марка Талова совершенно самостоятельна».
45. Не следует думать, что образы в этом стихотворении заимствованы у А. Блока, поскольку «Скифы» и «Двенадцать» написаны в 1918 г., т. е. на три года позже.
46. Впервые – в кн. «Любовь и голод», П. 1920.
47. Впервые – в кн. «Любовь и голод», П. 1920. В феврале 1920-го в авторском переводе в Le Monde Nouveau.
48. В июне 1921-го опубликовано в переводе в Le Monde Nouveau.
49. В книгу, вышедшую в Париже, не вошло. Включено в рукописный том «Любовь и голод». Под названием «Зачинщикам» впервые опубликовано в газете «Буревестник» № 1, Петроград, 4 ноября 1917 г., затем в «Известиях одесского губиспол– кома» № 840, 1922 г.
50. В книгу, вышедшую в Париже, не вошло. Включено в рукописный том «Любовь и голод».
51. Впервые опубликовано в газете «Вечерние Известия». М., 1923 г.
52. Цикл: «Свобода» (опубл. в кн. «Избранные стихотворения», М., МИК, 1995, далее «ИС»); «Равенство», «Братство» – публикуются в настоящем издании.
53. Впервые – в «ИС».
54. Весь цикл опубликован впервые в «ИС».
55. Впервые – в альманахе «День поэзии». М., 1964.
56. На допросах следователи требовали от «врагов народа» назвать не менее двадцати сообщников. Рассказывали, что Тициан Табидзе двадцатым назвал имя грузинского полководца Георгия Саакадзе (1580—1629).
С Тицианом Табидзе М. Т познакомился у Паоло Яшвили, на его московской квартире.
57. Впервые опубл. в «ИС». Известный стиховед А. П. Квятков– ский утверждал, что, переложив на русский язык это стихотворение Г. Табидзе, М. Т создал, сам того не заметив, стихотворный размер, до того не встречавшийся в русском стихосложении.
ОТ СОСТАВИТЕЛЕЙ
Бо̀льшая часть воспоминаний поэта Марка Талова (1892—1969) публикуется впервые.
Детство и отрочество на окраине Одессы, первые поэтические опыты. Без малого девять лет в самом центре нарождающегося нового искусства – в парижской богеме 1913—1922 годов, на «блистательном» Монпарнасе. Нищета, голод, бездомье и интенсивная внутренняя жизнь – религиозные и философские искания, обретение своего поэтического голоса. Пришедшая к поэту известность в русской и французской литературно-художественной среде. Но тоска по родине, не оставлявшая его с самого первого дня на чужбине, разлука с невестой доводили до отчаяния. На гребне известности – возвращение на родину, где поэт надеется обрести широкую аудиторию, участвовать в строительстве новой России. Затем 47 лет трудной жизни, «мытарств», как напишет он впоследствии, в Советском Союзе. Свободы и справедливости, о которых он мечтал, не было ни в царской России, ни в республиканской Франции, ни тем более в СССР. Но очень скоро Талов понял, что здесь вообще нет места для поэзии.
Книгу воспоминаний М. Талов задумал вскоре после возвращения на родину, начал ее писать в 1926 г. Некоторые наброски были сделаны еще в Париже. Он написал первые главы этой книги: юность, история бегства из России, Ротонда и ее завсегдатаи, «Улей»… Однако вскоре он понял, что эта книга никогда не будет опубликована, и работа над воспоминаниями прервалась.
При подготовке текста нами использованы следующие источники:
• Рукопись упомянутой книги воспоминаний. Публикуется со значительными сокращениями.
• Выдержки из дневников, которые Талов вел с перерывами, однако достаточно регулярно.
• Рукопись «Солдат революции» – воспоминания об В. А. Антонове-Овсеенко, написанные в 1965 году по просьбе его сына (с сокращениями опубликованы в журнале «Дружба народов», 1966 г., № 11).
• Рукопись воспоминаний о Модильяни и Жанне Эбютерн, которая не публиковалась. Отдельные фрагменты ее использованы В. Я. Виленкиным в монографии «Амедео Модильяни», впервые изданной в Москве в 1970 году.
• Рукопись «Памяти друга» – воспоминания об И. Г. Эренбурге, написанные по просьбе его семьи (не публиковались).
• Устные рассказы М. В. Талова, отдельные заметки в рабочих тетрадях вынесены нами в Примечания.
Самое главное в его литературном наследии – это, конечно, его стихи. Бо̀льшая часть включенных в эту книгу стихов публикуется впервые. Источник настоящей публикации – восемь рукописных переплетных книг. Над ними Талов трудился с 1947 года до конца жизни. Он переработал, набело переписал все свои стихи.
Первый рукописный том поэт назвал «Первенцы» – 93 стихотворения и проза 1908—1913 г.г. Из предисловия автора: «Стихотворения, за исключением двух-трех, были напечатаны в разных газетах и журналах. Некоторые из них, кроме того, вошли в книгу стихов «Чаша вечерняя», изданную в Одессе в 1912 году. Все это, понятно, слабые опыты, подражательные строки, мутное зеркало… Перечитав вновь эту книгу, считаю, что она не подлежит опубликованию…26 октября 1947 года».
Второй рукописный том – «Постижения» – 71 стихотворение, 1913-1915 гг., Париж. Из предисловия: «Она заметно отличается от первой, фиксирующей лишь оторванные от жизни настроения. Здесь лирической основой являются искания истины, постижение круга идей, во многом ошибочных, однако владевших мною слишком долго. Многое – отражение жизненных явлений без их осмысления. 3.05.1967».
Третий рукописный том – «Двойное бытие» – 47 стихотворений, 1916 год. Эпиграф:
О, вещая душа моя!
О, сердце, полное тревоги!
О, как ты бьешься на пороге
Как бы двойного бытия!..
Ф. И. Тютчев.
Это вторая редакция книги, изданной в Париже в 1922 г. Из предисловия: «В неясных прозрениях и намеках, рассыпанных по страницам этой книги, – отражение мучительных исканий, которые можно принять за навязчивые идеи. Многое сознательно недосказано. Я не дерзнул заговорить во весь голос. И все же, ввиду сугубой автобиографичности, подлинности чувств и дум, эти стихи и поныне не потеряли для меня своего глубокого значения… 7 января 1948 года».
«Любовь и голод» – четвертый рукописный том, 1917—1919 годы, значительно исправленный и дополненный вариант книги, вышедшей в Париже в 1920 году, 78 стихотворений. Эпиграфы:
Die Leuten das Getriebe32*
Durch Hunger und durch Liebe
Ф. Шиллер.
Necessite fait gens mesprendre33**
Et faim saillir le loup du bois
Франсуа Вийон.
Из предисловия: «Когда через тридцать лет я стал вновь перечитывать мои стихотворения, написанные в 1917-1919 годах, удивление мое было велико: неожиданно для себя я нашел в них новый, скрытый дотоле смысл. Каждое стихотворение, взятое в отдельности, было попросту «лирическим моментом». Собранные в одно целое, став на свое место, все они внезапно ярко осветили целую полосу моей жизни. Я понял, что единственно правильным должно быть распределение материала в строго хронологическом порядке. Я дополнил эту книгу всеми не напечатанными стихотворениями, написанными в 1917-1919 годах, и исключил те, что написаны в 1913—1915. Они нашли свое место в книге «Двойное бытие». 30 сентября 1948 года».
«Камера причуд» – пятый рукописный том, 1920—1922 годы, Париж—Берлин, 35 стихотворений. Из предисловия: «Это летопись моих мук, духовных и физических, исповедь заблудшей души.
Это – проклятия черному, паучьему миру капитала. Это – внезапные вспышки, озаряющие дорогу к раскрепощению духа».
«Под бритвой жизни и смерти» – шестой рукописный том, на темы 1920—1921 годов, Москва, 1949 год, 30 стихотворений. Эпиграф:
Блажен, кто молча был поэт
И, терном славы не увитый,
Презренной чернию забытый,
Без имени покинул свет!
А. С. Пушкин.
Из предисловия: «Это завершение замыслов, занимавших меня в Париже. Первоначально были задуманы две поэмы – «Духовная» и «Под бритвой». Но затем они распались на отдельные стихотворения, связанные между собой лишь отчасти. Из двух дат, обозначенных под некоторыми произведениями, главное значение я придаю первой, относящейся к моменту переживания давних событий жизни во всей их остроте… 12 апреля 1968 года».
