Читать книгу: «Королевство Cнов», страница 5

Последний подвиг короля

Не столь давно

Король Рэймонд сидел у камина, наблюдая, как медленно тлеют дрова. Его супруга Гриелла давно уже спать легла, а посему король мог всласть насладиться одиночеством – его любимым состоянием. Король любил оставаться наедине с мыслями и бранить себя за всё содеянное, казалось Рэймонду, что в этих укорах – его спасенье. Король ощущал себя мучеником, а страдания придавали ему веру в то, что искупление рано или поздно сможет постичь и его душу.

Ночь была темна, как все те, что королевство проживало в отсутствии луны на небе. В покоях короля было невыносимо холодно, отчего королева Гриелла спала аж под тремя плотными одеялами, набитыми шерстью и пухом, а король же согревался от слабеющего огня камина.

Рэймонд уже начинал засыпать в тот момент, когда подул особенно сильный ветер, в одночасье убив последние ростки пламени в камине. Король очнулся от дрёма и вскочил на ноги. Перед ним стояла прелестная дева в алом плаще. У незнакомки была белоснежная кожа, волосы, что серебром своим затмили бы все знамена Дримхолда, и эти алые, как кровь, глаза, сияющие пламенем, похлеще, чем любой костёр.

– Кто ты?! – перепугано спросил король. – Я видел ранее то волшебное свечение, что от глаз людских исходит! То мастер был – виновник каждого из злоключений, что Дримхолд на себе так сильно ощутил.

– Не мастер виноват в твоих решениях, – лукаво заметила девушка. – Я Анарет, король Рэймонд, меня величают владычицей фат, что служат луне, – представилась она.

– Луны не стало… – мрачно сказал король, устремив взор к чёрному небу за окном.

– По милости твоей, опять же – мастер лишь твоё желание исполнял! – смеясь, сказала Анарет. – Я здесь, чтобы помочь тебе, король Дримхолда.

– Не стоит стараться, – грубым голосом ответил Рэймонд. – Мой друг, советник Джереми, уже в пути и вскоре он спасёт всё королевство.

– Но кто спасёт тебя от него? – пронзительно взглянув на короля, спросила Анарет.

– Зачем же меня спасать от моего друга? Тем паче, что знаю я – даже коль будет у него желание сгубить меня или супругу, сделать он того не в силах. Джер слаб и труслив.

– Бойся трусов и слабаков, король Рэймонд, – то самые опасные люди.

– Чтоб я, король, Рэймонд Всеизбра̀нный, боялся трусов!? Я столь силён, что… – начал было хорохориться король, но Анарет же вмиг его остепенила, сказав:

– Не стоит разглагольствований, Рей! Я знаю, как тебя все избрали, горе-избранник. Эта же истина узнана и Джереми, твоим советником. Помнишь, что ты пообещал ему за избавление королевства от напасти, что безлунная ночь собой несет?

– Я… – вдруг засомневался король. – Замок Джереми построить я сулил, деву, что по нраву будет, в жёны выдать обещал… Да что с того?

– А то, что девой этой он Гриеллу изберет.

– Мою Гриеллу?! – медвежьим голосом вскричал король и рыком сим он разбудил королеву.

– Что стряслось, любовь моя, зачем кричал ты? – спросонья протирая глаза, спросила Гриелла, подходя к мужу. – Кто это?! – испуганно воскликнула девушка, завидев Анарет.

– Её, король, твою прелестную девицу. Мать Иоганна и Дримхолда королеву. Её советник Джереми попросит у тебя.

– Что?! – вскричала Гриелла. – Что это значит, Рэймонд?

– Я не позволю, – игнорируя вопрос жены, ответил король. – Я не дам ему осрамить мою честь и честь всего Дримхолда.

– Тогда же он прибегнет хитрости – к качеству, в котором он всегда был многим лучше тебя, – спокойно отвечала Анарет.

– Я хитростью себе пробил пути к короне, я хитростью всё королевство погрузил в войну, что выиграл ради власти! – кричал Рэймонд.

– Зачем ты рассказал ей это, Рей? – вдруг совершенно опешив, спросила Гриелла.

– Я и так знаю всё, душа моя, – ответила за короля Анарет. – Знаю и то, что ты самая добрая и верная жена во всём королевстве. Даже видя, как этот мерзавец относится к тебе, ты продолжаешь его любить. Но да, о чём я… Король Рэймонд, расклад грядущего такой: коль ты откажешь своему советнику, власть потеряешь, всё королевство снова обагрится кровью, а люди друг на друга неистовой пойдут войной. На этот раз ты выиграть уж никак не сможешь – тебя убьют, её убьют и вашего любимого сынишку Иоганна.

– Я не верю, – испуганно сказал Рэймонд.

– Дело твоё, – разведя руками, пропела Анарет. – Однако будущего реки от твоего неверия своего направления не изменят. Я предлагаю тебе сделку.

– Не соглашайся! – крикнула королева.

– Условия скажи сперва, – заинтересовался король.

– Твоя жена останется с тобой, а я, её облик накинув, сама отдам долг твой перед советником Джереми. Вы разыграете сцену перед советником, дескать, Гриелла и сама хотела наказать тебя, Рэймонд, за грехи твои и совершенно не прочь провести ночь с Джереми. Сделаете вы всё для того, чтобы советник поверил в происходящие и отчаялся от того, что поссорил друзей – с отчаявшимися людьми я уж управляться умею.

– А что ты просишь взамен? – насторожился король. – Теперь я знаю, как сделки с вашим братом дороги!

– Самую малость, мой король, – улыбаясь пуще прежнего ответила Анарет. – Ты умрёшь от руки своего сына в день, когда тот достигнет совершеннолетия.

– От руки Иоганна?! – в ужасе воскликнул король. – От моего сынишки?

– Замолчи, Анарет! – яростно вскричала королева Гриелла. – Ты можешь говорить, что пожелаешь обо мне и муже, можешь обвинять его в делах, что совершил он, но нашего сына не тронь. Тебе ясно, ведьма?! – Гриелла подошла к фате и пригрозила ей кулаком.

Анарет невозмутимо перевела взгляд с короля на Гриеллу и, не пошевелив и пальцем, подняла её в воздух колдовскими силами, после чего фата бросила королеву на кровать.

– Не тронь её! – воскликнул Рэймонд.

– Да я и не трогала, – рассмеявшись, ответила Анарет. – Руки-то при мне. Да и к тому же, Рей, представь, если твою супругу так ранят простые слова незнакомки, подумай, что будет, когда её осквернит советник Джереми? Сможет ли она смириться, по-прежнему быть твоей женой и королевой, да и, в конце концов – сможет ли она вообще жить дальше?

Слова Анарет разнеслись в голове Рэймонда пугающим многоголосием. Король глубоко вздохнул и посмотрел на свою прелестную жену. Она не пострадала, лишь немного ударилась ногой о краешек королевской кровати. Волосы Гриеллы цвета сердца ромашки растрёпано свисали со лба, заслоняя глаза королевы. Рэймонд услышал, как жена тихо заплакала – она знала, как поступит её муж.

– Я согласен на сделку, Анарет, – промолвил Рэймонд.

– Ну что же, мой король, сказать по правде, удивил, – ехидно сказала Анарет. – Не думала, что согласишься ты свершить по-настоящему геройский подвиг – первый твой, с чем тебя и поздравляю. Ну а вы готовьтесь – советник вскоре явится, вы уж постарайтесь, чтобы всё оказалось не напрасным.

Анарет исчезла. Король подошёл к жене и осторожно обнял её своей рукой, после чего медленно положил свою голову на её, Гриеллы, закутавшись лицом в её волосах. Без слов было понятно, что Рей поступил правильно, и жена гордилась им, хоть знали оба они, что исход сего верного поступка изменит жизнь их семьи навсегда. Как сможет Рей спокойно и воодушевленно смотреть на своего сына, что гибель ему принесёт, как королева-мать сможет так же радостно приглашать своих мужчин к ужину, когда каждая её мысль будет о грядущем несчастье? Но делать нечего – нужно жить дальше.

Долго ли коротко ли, луна заняла своё место на небосводе, а советник пришёл к королю за наградой. Разыграв представление, чета королевская, осталась одна – советник ушёл ждать своей платы за спасенье Дримхолда. Таким мрачным, как в этот миг, Рэймонд не был никогда и, что бы королева Гриелла ни говорила ему об уловках фаты Анарет, о неправдивости её слов и о том, что будущее человека не может быть предрешено, король знал, что однажды ему придётся умереть от рук своего собственного сына – принца Иоганна.

Так король Рэймонд, человек, взошедший на трон благодаря фальшивому героизму, получивший своё прозвище гнусным обманом, что стоил королевству моря крови и слёз, человек, которого кличут узурпатором в одном конце страны и героем в ином, наконец, совершил свой первый настоящий бескорыстный подвиг. А, может быть, совершил последний подвиг короля.

Пробуждаясь ото сна

Не столь давно

Скиталец устали не знает, приют ища везде и всюду, путник прячется от суетных невзгод природы в постоялых дворах и трактирах, в деревнях окрестных. Везде гостем пребывая, несчастный лишь ночлега желает, прежде чем в путь-дорогу вещи собрать и вновь ринуться на пустые бесконечные поиски того, чего и сам не знает. Однако каждый из потерянных скитальцев надежду на оседлость, на место, что домом назвать сможет, в сердце не теряет.

Так и Мастер Уильям бродил долгие годы в одиноких скитаньях – от деревни к деревне, от таверны к трактиру, избегая синего тракта и больших селений и уж тем более городов, раскинувшихся на западе и севере. Мастера Уильяма отныне все знают как Шарлатана, ведь он более не решается вершить чужие судьбы и исполнять желания сокровенные людей – лишь фокусы показывает Уилл на ярмарках и враки про грядущее для дев не слишком уж смышленых сочиняет.

Уильям не знает, зачем он идёт, каждую ночь задаётся вопросом: к чему постоянные передвижения от места к месту, час от часу не легче от одинаковых строений и людей – какая разница, коль жизнь бездомного бродяги предстоит вовеки волочить? Уж лучше, не избегая леса, пещеру в чаще отыскать и зверем диким там пристанище себе найти.

Уилл слышал от людей, будто северное королевство Либертанта, что здесь, в диком южном краю, раньше считали смехотворным предприятием, а короля-советника Джереми – шутом, теперь же королевство, равное по силе и могуществу Дримхолду. Люди бежали с юга – здесь всё обветшало и обеднело, виной тому дикие звери: гигантские пауки, стада воинственных кентавров, что в отсутствии добычи не гнушаются полакомиться и людской плотью, и полчища других поганцев, отравляющих жизнь любым смертным. Однако самое страшное для жителей юга – слух, будто в пещере древней, как сам остров, проснулся великий дракон, а их племя, дескать, как от дрёмы очнется, так без разбору жрать принимается всё, что только учует.

Однако Шарлатана Уилла ни звери дикие, ни байки о драконе не пугали – ведь что может испугать отчаявшегося одинокого скитальца? Потому Уильям особенно и не переживал: он пристрастился к напиткам, что дурманят разум людской, обнаружив при том, что в нём от человека явно многим больше, чем уверяла фата Анарет. Любил Шарлатан и танцевать с теми немногими юными красавицами, что ещё остались в диких южных землях. А по ночам занятие любимей всех для Уилла наступало – лежать в сарае или же на сеновале, где придётся, словом, и, будто возвратившись в детство, любоваться дальними пейзажами, взирать на звёзды и мечтать.

Изменилась жизнь чародея в один долгий-долгий день на диком юге королевства.

Уилл долго шёл через каньон ему доселе незнакомый – селений не было ни одного, а потому и дел у чародея было ровным счётом два: наколдовать себе заслон и добрую бутыль Дурманника, чтоб жгучее назойливое солнце переждать.

И вот сидел Уилл на разгорячённой земле, попивая дурманящий напиток. Вдруг сзади где-то раздалось коровье мычанье. Сперва чародей не обратил на то внимание, но вдруг вспомнил, как говорили ему местные: дескать, последние коровы померли – трава не растёт больше на юге, климат меняется, засуха и разруха всех сгубят, кто останется в этих проклятых землях. Успевший уже изрядно «одурманиться» чародей медленно обернулся. Перед ним стоял громадный зверь, которого на юге кличут «молохом». Это прямоходящий бык, достигающий роста небольшого древа, с руками, что имеют кисти вместо копыт и рогами – острыми и массивными. На такие рога молохи запросто могут насадить не то что там человека, а даже целое селение разом!

– Крибли-крабли… – невнятно произнёс Уильям, пытаясь при этом двигать руками, имитируя процесс колдовства. – Не получается… – раздосадовано добавил чародей, смачно икнув.

– Ты одурманен! – голосом, что был подобен громовому раскату, произнес молох.

– Не знал, что вы говорящие… – трезвея, промолвил Уильям.

– Не все. Вернее, только я. Дело в том, что я не зверь, хоть шерсть скрывает кожу, я человек, заколдованный когда-то ведьмой Анарет, – печально рассказал молох.

– Анарет? – теперь уже точно лишившись последних признаков одурманивания, спросил Уильям. – За что же она тебя так?

– Сделку нарушил.

– А.… Это она может, – вспоминая Анарет, подметил Уилл. – Ну чтоже, повезло тебе, молох, я тоже чародей.

– Ты мне поможешь!? – воспрянув духом, воскликнул молох.

– Ну, хоть имя своё назови для начала.

– Малкольм.

– Ну что же, Малкольм, я хоть и не Анарет, но так же, как и она, знаю цену чудесам, а потому бесплатно я тебя не расколдую.

– И что же хочешь ты нажить на моём несчастье?

– Зависит от того, что ты можешь предложить.

– Я много ведаю об этом мире – долго ведь брожу я в облике быка-молоха, видал я всякое и знаю очень много тайн, секретов, как людей простых, так даже и колдуний вроде Анарет…

– Хм, ну я думаю, не стоит тебе рассказывать о том, что будет, если ты нарушишь сделку, – осматривая Малкольма, сказал Уилл. – Ты и так уже в курсе.

Уильям вмиг расколдовал молоха-Малкольма, что оказался старым лысым человеком – довольно рослым, но уж очень неказистым. Лицо его покрыто всё родимыми пятнами, глаза, уставшие и почти что потухшие, так, что даже и цвет их нельзя определить – то ли голубые, то ли серые, а, может, и вовсе белесые и лишь отражают свет ясного неба. Тонкие губы Малкольма, видно, совсем засохли, отчего бедняга не мог промолвить и слова. Уилл наколдовал флягу с водой и дал Малкольму, тот напился вдоволь и лишь после этого сказал обессиленным старческим голосом:

– Благодарю тебя… Господин чародей.

– Меня зовут Уильям, приятно познакомиться, – радушно ответил Уилл.

Малкольм едва заметно улыбнулся, после чего старик потерял сознание. Чувствуя ответственность за спасённого человека, Уильям наколдовал небольшой дом с кроватью, что была застелена периной, после чего чародей взял на руки Малкольма и перёнес того на постель. Уильям положил смочённую оставшейся водой из фляги тряпку на лицо старика и только после этого вышел из только что наколдованного дома.

Чародей вдруг почувствовал сильную слабость – он ощущал подобное и раньше, когда колдовал еду или заслон от солнца, но сейчас эта слабость чуть ли не сбила его с ног.

«Каждое чудо цену имеет» – разнеслись в голове Уилла слова Анарет.

«Неужто сейчас придётся расплачиваться и за такие мелочи?» – спросил вслух чародей. Он решил на время поостеречься от чудес и отдохнуть. Постель была всего одна, и Уилл принялся бранить себя за такую глупость, благодаря которой ему теперь придётся спать на полу. Но делать нечего, да и слабость, что никак не отпускала тело и разум чародея, помогла ему закрыть глаза и мигом уснуть, не замечая никаких неудобств.

Уилла разбудил Малкольм. Старик был свеж и бодр, словно и не проходил бог знает сколько времени в шкуре быка-молоха.

– Теперь, когда я вновь здоров и полон сил, – радостно сказал Малкольм, – готов тебе поведать всё, что пожелаешь.

– Для начала расскажи, кем ты был до проклятья, – находясь всё еще в состоянии полудрёмы, повелел Уильям.

– Я был королём, господин чародей.

– Что!? – вмиг проснувшись, воскликнул Уилл, вскакивая на ноги. – Королём? Но как?! Я думал, Рэймонд Всеизбра̀нный – первый король Дримхолда…

– Дримхолда – да, – согласился Малкольм. – Но ведь до этого королевства на острове существовали и другие.

– Но я никогда не слышал о них.

– Конечно, слышал, – уверенно сказал Малкольм. – Откуда же, ты думаешь, взялись все сказки о рыцарях и драконах, принцессах и чудовищах, великанах и лилипутах и о всех прочих?

– Фантазии… Выдумка – так я считал.

– Фантазии не рождаются на пустом месте, сынок. Выдумка не имеет смысла, коль нет в ней хоть крупицы правды. Всё было, как написано – события, быть может, происходили по иным сюжетам, но все герои сказок – реальны, словно ты иль я.

– И что же случилось с твоим королевством, Малкольм?

– Понятно, что… – угрюмо произнес старик. – Я случился. Словно Рэймонд – тот король, что ныне правит, я был амбициозен и жаден до подвигов и славы. Мне не хватало королевства, что я построил на крови родных людей – мне хотелось, чтоб в легендах меня звали величайшим из королей, что когда-либо существовали… И вот, лелея глупую мечту безумца, я рассуждал в компании тлеющих углей камина обо всём том, что мне хотелось бы свершить для подданных своих – на деле же, конечно, для себя. И вот пришла ко мне дева в алом плаще, с глазами, что горят в ночи ярче костра, и волосами серебряными….

– Анарет, – холодно произнес Уильям.

– Она самая. И я пожелал подвиг совершить, чтобы увековечить своё имя.

– И что же она предложила?

– Убить дракона.

– Ты не смог…

– Конечно, а как убить родного сына?

– Сына?! – вдруг опешил Уильям. – Так тот дракон – твой сын?!

– Да, я слишком поздно понял хитрый злобный план колдуньи Анарет. Каждое чудо цену имеет – так она сказала. Она бы не смогла свершить для меня чудо, не обрекая при том на страдания. Конечно же, Анарет не сообщила мне, что в дракона превратила сына, которого ждал я с соколиной охоты, но, зайдя в логово, понял я, ощутил сердцем отцовским, что за чешуёю зверя огнедышащего родная кровь скрывается. И лишь только вышел я из логова, оставив дракона живым, как фата-Анарет тут как тут стоит передо мной. Молвит колдунья: ты сделку нарушил, король Малкольм, и кара за то будет жесткой. Раз любовью ты к зверю проникся и сына в том звере признал, так всё королевство твоё я в зверей превращу!

– То есть… – совершенно обезумев от своей догадки, начал Уильям. – Получается, все те звери – это…

– Мои поданные, сынок, – подтвердил Малкольм. – Кентавры, что раньше были моими охотниками, пауки – в прошлом великие портные королевства, быки-молохи – мои верные рыцари и все остальные…

– И гоблины, гномы и тролли тоже?

– Нет, то другая история. Люди и существа разумные спрятались в пещеры, боясь новых соседей монстров. Они переждали бурю, долго скрывались от мира, чуждого им и опасного, но всё же пересилили себя и создали новую жизнь из праха. Отстроили деревни, заняли каменоломни и шахты, общими усилиями согнали всех «монстров» на юг и зажили вроде бы счастливо…

– Пока не появился Рэймонд, – мрачно добавил Уилл.

– Именно так. Взбаламутил новый король остров, что издавна, ещё до меня, звался Королевством Снов. Да посмотрел я, что и меня переплюнул – коль в моём королевстве были бы земли, где монстры живут, я бы людей от них остерёг, а Рэймонд дозволил селиться на юге – вон деревни здесь строят и вроде даже порою неплохо живут…

– Подождите, Малкольм. Откуда вам известно обо всём том, что происходит в королевстве сейчас? И что насчёт вашего сына?

– Во-первых, не нужно ко мне обращаться, как к старику, на «Вы». Даже если я рассказываю о таких старых делах. Ведь ненароком взгрустнешь, вспомнив про возраст, – с улыбкой попросил Уильяма Малкольм. – Насчёт того, где черпаю я знания о делах насущных, просто всё. Пусть, будучи быком-молохом, сохранил я человеческую речь, однако речь молохов также я не забывал и все звериные наречья я кропотливо годы долгие усердно, изучал. Рассказывают звери многое, поверь: намного более правдивы их рассказы, нежели людские сплетни, ведь незачем лесному жителю лукавить. А сын мой спал все эти годы, за то спасибо доброй фате Гелии. Она же бескорыстно помогла мне усыпить дитя, чтобы обезопасить его жизнь. И, видно, ты знаешь эту фату, судя по лицу… – последние слова Малкольм сказал, увидев, как Уильям резко опечалился, услышав имя Гелия.

– Я не хочу больную тему поднимать, – не поднимая глаз на старика, ответил чародей.

– Тогда не будем. Так вот, мой сын всё спал себе все годы долгие, никого и не трогал он, покуда не случилось с Дримхолдом ненастье.

– Луна… – еле слышно сказал Уилл.

– Её отсутствие, вернее, – поправил его Малкольм.

– Но почему? Ответь, почему это так важно? Вот все нагнетают жути, говоря о тех ночах, что королевство снов прожило без луны. Но разве это важно так, что лунный свет на пару дней исчез?! В пасмурный день его так же не видно, однако никто не кричит и отнюдь не звереет.

– Да разве в лунном свете дело, друг мой юный? – удивился старик.

– А в чём же, Малкольм? – переспросил Уильям.

– В балансе власти сил древнейших, что спорят издавна за небосвод. Коль нет луны, так человек от дрёмы прелестной пробуждается и звереет. Вспоминает в такой момент смертный на уровне инстинктов страх первобытный, ужас пред временем, когда ни солнца, ни луны ещё не знал наш предок. И, если солнце же угаснет, друг мой, эффект постигнет тот же самый. Потому и говорю, что дело вовсе не в луне и солнце, а в их балансе.

– И что же теперь будет?

– Такого ответа, уж прости, я не припас. Будущее знать одним лишь фатам подвластно.

– И использовать эти знания так, как выгодно им, – озлобленным голосом отметил Уилл.

– Здесь, друг мой, вам виднее конечно. Одно знаю точно: когда нарушился баланс, королевство поменялось навсегда. Грядут очень тёмные времена, чародей Уильям.

– Местные говорят, что климат меняется: засуха грозит сделать земли юга совершенно непригодными для жизни.

– Да, это так… – задумчиво произнес Малкольм. – Дракон, что проснулся, медленно, но верно захватывает территорию. Скоро в этих землях станет сложно дышать и, верно, жизнь действительно станет здесь невыносимой.

– Один дракон может превратить целую часть острова в пустыню?

– Один человек может превратить целое королевство в могильник.

– Что-то вы не очень меня обнадёжили, – усмехнувшись, сказал Уильям.

– Это ещё что! Вот дальше будет многим страшнее – так звери меж собою говорят, – загадочно протянул Малкольм.

– Малкольм, – осторожно начал Уилл. – Я должен вам признаться…

– В чём же, дружок? – удивился старик.

Недолго собираясь силами, поведал Уильям всё, как на духу. И про своё детство, и про спасенье фатами, про сделку с королём, из-за которой был нарушен баланс солнца и луны, про планы Анарет и даже про то, как он когда-то убил свою мать, ту самую Гелию, что бескорыстно помогла Малкольму спасти сына. Наступило то позднее раскаяние Уилла, что долго приближал он в своих мыслях – оказывается, нужен был лишь тот, кто в силах слушать.

– А теперь послушай меня, – суровым и даже в чём-то жестоким голосом начал Малкольм, дослушав рассказ, – не говори больше о том, что мне ты поведал сейчас. Никому, никогда – даже наедине с собою об этом умалчивай. Я знаю, что Анарет – величайшая из лунных фат, в разум любого зверя вхожа. И, если она поймёт, что ты выходишь из-под её влияния – пропало всё то, что в наших силах ещё поменять.

– Но разве мы можем? – опустошённо сказал Уильям.

– Мы – нет, – отрезал Малкольм. – Но мы можем помочь тем, кто в силах это совершить.

Крепко сжал старик руку чародея, придавая тому так нужную надежду на то, что столь гнетущие ошибки Уильяма всё же исправлению подлежат, а Королевство Снов, невзирая на содеянное чародеем, ещё может быть спасено. Так и решили они – расколдованный король и чародей, что дел наворотил без счёту – во что бы то ни стало, помешать ужасным планам ведьмы Анарет.

А между тем, над островом сгущались тучи. И старики бранились на проклятые природные капризы, а молодые, как всегда, мечтали когда-нибудь познать так нужное всем смертным счастье. Теперь решать судьбу Снов Королевства предстояло им: новым героям и новым злодеям – юным сердцам, ещё мечтать толком не разучившимся. Покамест ещё не пробудившимся.