Читать книгу: «Игнис. Пепельный Хребет», страница 21
Глава 22. И небо прояснилось
Как-то раз, когда солнце заходило за горизонт и взрослые разбрелись по делам, маленький принц остался один. Сидя на каменном балконе, согретым лучами далёких земель, он наблюдал за ярко-красным горизонтом, предаваясь собственным волнениям.
«О чём грустишь, малыш?» – поинтересовался у ребёнка прохожий, но тот не ответил.
Малышу было около пяти десятков, но он уже привык к безразличному, а зачастую издевательскому к нему отношению. Поэтому ребенок приноровился игнорировать обидчиков, и те спешно теряли интерес к предмету временного развлечения. Однако этот прохожий не был таким. Он присел рядом с дитём, и, спустя час, вынудил последнего поинтересоваться его поведением.
«Я?.. Да я просто сижу здесь и слушаю ветер. Может, когда-нибудь он поделится со мной своей историей, как думаешь?» – заигрывал с ветром загадочный мужчина, и на следующий день, на этом же балконе тот ответил ему.
«Не сможешь обнажать покров? И ладно, в пламени всё равно нет ни капли хорошего» – улыбался иде: «Путешествовать? Для этого и меча достаточно. Управляя огнём, пламенные иде только скопом сильны, на то у нас и сильнейшая армия, а поодиночке противостоять другим стихиям не всегда способны. Земля давит наш огонь, вода – тушит, воздух – гасит. Так что не переживай… Хочешь, мечом научу махать?»
– Ты ведь знаешь кто всё это сотворил? – осторожно поинтересовался Раян у брата. Предчувствие беды охватило его с головы до пят еще на пороге города. И с каждым мигом оно прибавляло в масштабах. С каждым словом, мыслью или взглядом, что всё изменится, как только мальчик познает истину.
– Кристоф, – громом разразилось невинное имя.
– …Кристоф?
– Ну да. Я так и сказал.
Знаки, указания слились воедино и разбились о непонимание Раяна. Он не верил своим ушам, отрицал, хотел сбежать от страшной правды. Дитё полагало, что ослышалось или ошиблось, ведь Кристоф не мог совершить подобное.
Только не он – постоянно занятой, добросердечный, наивный, глуповатый мужчина, который слонялся по ночам без сна. За которым всегда приходилось присматривать, напоминать об отдыхе, чтобы тот случайно не уснул на скамье в парке, а если всё-таки уснул, то разбудить и отправить горе учёного домой. А потом, увлёкшись разговором, болтать с ним до утра, нарушая комендантский час. И даже если учесть, что этот простак мог быть серьезным и часто изрекать мудрость, когда того требовало время, то это ничуть не добавляет ему вины и…
– Врёшь.
– Вру? – усмехнулся Клем, – И это говорит тот, кто обвинял меня в увиливании от правды? Ну уж извини, братец, вот такая она правда!
Секунда. Отдышка… Красные волосы, потрепанная форма и самодовольное выражение лица знакомого брата. Только более явное, ничуть не скрывающее своих отвратительных черт и спрятанное за ними ничто.
– Не врёшь, значит…
– О, и Мишель здесь с тобой вместе с тем самым пепельным!
С распростёртыми объятьями принц вальяжно подошел к друзьям Раяна, в растерянности стоящим у юнца за спиной. И если Мишель хотя бы понаслышке знала о Кристофе, то Фрин вообще не представлял каков из себя этот мужчина. И, надо сказать, Клема их незнание крайне раздражало, потому мальчик решил развеять его, выцеживая самое больное из сердец:
– А ты, Мишель, – повернулся он к напуганной девочке, – Знаешь, что это по моей вине погорели бедные районы? Ещё мелким я погубил многих в тот день, в том числе и своего брата. А ты разревелась только потому, что твоей мамочке больше времени пожить не дали! Но, скажи, разве кто в этом виноват? Богиня? Иде, которые ее задирали? А, может, её упрямая непослушная дочь?
Сердце мальчика было наполнено злобой к себе, к окружающим и ко всему живому. Сейчас ребёнку доставляло удовольствие излагать правду, томящуюся в нём годами во благо Раяна, столицы, может, и Мишель. Но девочке эта правда оказалась не по нраву. Она никогда не хотела слышать её. Никогда. Она просто-
Слёзы текли по щекам Мишель. Тяжёлые слёзы отрицания нового принца: чужого, неправильного. Не сумев вынести его вид более, малышка оттолкнула от себя страшное видение и побежала прочь сквозь алое пламя, бушевавшее на улицах города.
– Мишель! Стой! – кричал Раян леди вдогонку, собравшись броситься вслед, как новая картина потребовала его присутствия.
– Что ты себе позволяешь?! – встрял в перепалку Фрин, схватив виновника за грудки, – Нравится издеваться над слабыми?
Клема ничуть не задели действия пепельного юноши. Продолжая нависать над ним, словно фонарный столб над дорогой, он с презрением смотрел в глаза Фрина, стараясь опустить его взгляд, унизить, но в том читалась лишь жалось к подобным оскорблениям и к самому их носителю.
– Слабый здесь ты, – обратился Клем к нахалу, – Ты ведь прекрасно знаешь, что тебе не сравниться с пламенными в силе, но ты всё равно тянешь свои руки куда не следует и прёшься в наш город! – лёгким движение освободился иде из хватки, оставив соперника ни с чем, – Ты ведь следом за Раяном сюда пришёл?.. Верно. Пепел всегда тянется к огню. Он зависит от огня. Даже если он и не пепел вовсе, – ехидно добавил принц, – Не полноправный элемент, а смешение элементов – грязь, если позволишь.
«Смешение… элементов?»
Земля и огонь. Вихрь и вода. Черное месиво. Стон идемарис.
– Грязь? Но если я – грязь, то что же такое твой брат? – взгляд Фрина дрогнул на друге, сотканном из двух стихий, но собеседник предпочел не отвечать.
– Эх, во всем виновато пожарище, – сетовал мальчик, отдаляясь от ребят, – С тех пор всё для меня пошло под откос. Меня затянуло в мир интриг, однако я терпел его. Ведь должен был оберегать нового брата, – поостыл он, предаваясь светлым воспоминаниям, – Однако и он бросил меня в итоге. Это моя кара.
Мимолётная грусть выступила на глазах Клема, но по окончанию монолога испарилась, приоткрывая дверь безумным желаниям. Мальчишка намеревался спустить пар, выговориться, что он и сделал, более не мысля оставаться рядом с фальшивым братом.
– Томас! – звал пропащего мальчика Раян, но тот спешно отдалялся прочь, – Фрин! – предательски заблестели слезы, взывая к последней надежде, – Прошу, Фрин, помоги Мишель! Я должен поговорить с Томасом!
Сердце разрывалось на две половины. И обе мешкали в попытках броситься одновременно и за Мишель, и за Томасом. Они понимали, что их стремление помочь близким друзьям не сравнится ни с чьим. Эти узы неоспоримы и могли принадлежать только близкой троице. Однако не так давно в мире зародились ещё одни, способные проникнуться сочувствием друг к другу.
– Ещё просишь, – кротко ответил Фрин мальчику, который всего несколько дней назад и помыслить не мог о подобной просьбе.
И в этот миг дети разминулись.
⪦ 1 ⪧
Колесом вернулось прошлое. Прокрутилось, застопорилось на месте, вновь вверяя нам отрывок себя. Кабинет Кристофа. Уютный, скромный, начищенный до блеска, точно капкан, смазанный салом.
В дневное время здесь решались мировые дела, открытия сеялись кипами таблиц. Ведь, после облюбования храмов эльбрах, пламенные иде продвинулись далеко вперед в развитии науки. Подумать только, до создания государства те считали себя гнилью этого мира, брошенными людьми и эльбрах чудовищами, сродни идемарис. Но найденные записи, артефакты вещали об обратном. Ведь обидные прозвища за хорошие заслуги не вручаются и не остаются крестом на челе, даже если о них забывают со временем, как забыл еще тогда не сведущий о собственном грехе мальчик.
– Тогда я помогу вам, – раздалось перед ним после долгого разговора.
Ученый внимательно выслушал юнца, как выслушивал всех сотрудников в своем кабинете, и вынес заключительный вердикт. Но Томас не оценил заботу старшего поколения, угробившего вечер на россказни прошлого.
– Поможешь? Ты-то? – замер юноша в смятении.
Принц хотел было поддаться искушению, но, припоминая все заслуги горе ученого, решил не испытывать судьбу. Ведь тот запросто мог завысить цену за сие содействие. Потому, погоревав, юноша вернул себе будничный настрой.
– Не корчь из себя добрячка, Кристоф. Наигранная улыбка тебе не к лицу. Просто скажи мне, где Раян, и разойдемся по-хорошему, – настоял он на своём.
– Просто так я ничегошеньки не делаю… – обиделся руководитель, стараясь быть вежливым перед отпрыском короля.
– Так и знал. Мне некогда торговаться. Если отказываешься говорить, то я не намерен задерживаться здесь более.
– Интересно. Но разве я не Ваша последняя надежда, Светлость?
Кристоф явно издевался. Уже стоя в проеме, мальчик противно сжал рукой дверной косяк, треснувший пополам, и повернулся к обидчику.
– Мне показалось или ты что-то сказал? – пригрозил он, но мужчина развел руками. – Не поверю, чтобы Раяна никто не видел в момент пропажи. Это тебе не деревня. И скольких бы не пришлось расспросить, я сделаю это.
– Но разве кто-то будет слушать? Им нет дела ни до Раяна… ни до тебя.
– …Послушают, – спустил фамильярность принц.
– Будешь им угрожать? Хотя нет, ты не из таких… Как там было? – сверкнул очками ученый, – Если мольбы маленького Клема никто не слушает, он и брата готов предать, лишь бы по его взглядам мир крутился.
– Что, прости…? – недоумевал иде. Он не понимал, к чему клонит наставник его младшего брата, но что-то гадкое буквально на мгновенье задело душу.
– Я знаю всё о твоём прошлом: о тебе, и о твоём близнеце… – стал медленно подходить к юноше Кристоф, сверля обвиняющим взглядом, – Сколько ещё ты намерен скрывать содеянное, Клемент?
«Клемент?..» – глаза мальчика расширились от удивления и странно опустели. Что-то глубоко внутри гадко заскреблось, пытаясь выбраться наружу, но Томас продолжал отрицать очевидное одному лишь Кристофу:
– Не понимаю о чём ты.
– Может это поможет тебе вспомнить? – хитро улыбнулся учёный, – Идём.
Томас не осознавал, что именно заставило его проследовать за мужчиной в скрытый за стеллажами проход в тот день. Когда стальная дверь нарисовалась перед носом мальчика, он просто вошёл в её темноту по приглашению учёного, наощупь спустившись по промозглым ступеням тесного коридора в огромный подвал. И панически замер.
Гигантские стеклянные сосуды заполняли помещение, каждый из которых светился, словно вспышка на солнце. Но блистало не само запечатанное стекло, что-то шевелилось за ним, что-то злое, старое, отдающее губительным жаром, прорезающим память, к чему так нежно, трепетно тянул руку Томас с зависшей на губах фразой.
– Красная… Богиня?
Ночь. Просторный дом и выделенная для ребенка комната на верхнем этаже.
«Оно само просто взяло и сложилось воедино…»
– Томас, как ты сюда пробрался? – с ужасом глядел Клем на залезшего в окно малыша.
«Сгоревший родительский дом. В тот момент я видел улыбку на его лице. Я лишь боялся испытать её вновь…»
– Я решил, братик, – медленно подходил Томас к испуганному брату.
«А ведь он просто старался нас защитить…»
– Я спасу тебя, – жутко улыбнулся он.
«В тот момент в моём разуме что-то щёлкнуло, наглухо замкнув…»
Огонь. Крики. Горящее здание. Лица. Поражённые, скривлённые. Безмолвье. И Томас бездыханно возлежащий на коленях собственного брата.
Глаза. Глаза. Они смотрели на него. Они смотрели на него. Из окна. Из-за стекла. ПУСТЫЕ ГЛАЗА.
«В действительности я видел. В ту ночь я видел» – с виноватой хрипотцой в голосе загонял себя Клем в гнетущей реальности, со скоростью света пронося перед взглядом прошлое.
– Так долго несёшь вину за смерть своего брата, что уже и сам себя им считаешь? – насмешливо изрёк мужчина, добившийся своего, – Я не прошу многого, просто посодействовать в некоторых моих исследованиях…
Его методы были просты и совершенно безболезненны: припугнуть, надавить. Однако не для того, чтобы заиметь раба, а для того, чтобы обрести друга, потерявшего правильное понимание вещей.
В тот вечер Клем постепенно начал угасать, вбирая в себя его тьму. С того самого момента мысли мальчишки пытались опровергнуть бессовестные слова мужчины подсознательно, сокрыто. Ведь у Клема был Раян. Принц всё ещё мог довольствоваться настоящим, оставив прошлое. Он опять забыл.
Однако, накапливаясь комом, отринутые чувства старшего близнеца вновь захлестнули его сознание, подкреплённые настоящим.
В день, когда Раян отвернулся от Томаса, его место вернул себе Клемент.
⪦ 2 ⪧
– Томас!.. Томас!!
Одинокий ребенок мчался по горящей улице, стараясь не задеть ни одного элементаля, завладевшего городом. Изо всех сил он звал старшего брата, но тот уже скрылся из виду очередного разрушенного поворота.
К счастью, Раяну был известен его маршрут. Однако и без того слабое тело не прекращало болеть и жалить кости юнца, освобождая от спешки. Лишённый покрова, живой элемент испарялся даже во внешнем жаре, и в какой-то момент ребенком завладела отдышка.
– Томас…
Принц остановился. Полный дрожи, мальчишка только и мог винить себя в произошедшем с братом и вспоминать тот вещий сон с вымышленной Мишель, которая твердила о двух друзьях, что собьются с пути по вине глупого принца. Томас исчезнет в безумии, а настоящая Мишель так и не вспомнит лица родной матери. Все погрязнут в хаосе, как и этот город.
Парк, на забор которого облокотился Раян в ожидании прилива сил, тянул из сущности мальчика дорогие сердцу воспоминания. В это мирное место часто он приходил пронаблюдать за Мишель, что игралась с детьми по воскресеньям после похода в храм. Отсюда же открывался прекрасный вид на главную улицу, по которой шествовал Томас во главе с отцом на параде.
Алые знамена, кровь на лицах и веселье беззаботной ребятни за забором… Об одном жалел Раян сейчас – мальчику редко удавалось выкроить момент для общения по душам со своими друзьями. Ведь, как оказалось, никого из них он не знал лучше себя самого. А, значит, и не знал вовсе.
И пока юноша винил себя за прошлое, он медленно, но верно приблизился к Исследовательскому Центру, что находился на пересечении парковых улиц.
Элементали почти полностью поглотили дома вокруг, словно бы на здание пришелся эпицентр всех событий. Однако не этот факт тревожил Раяна. Теперь ужасным созданиям в окрестностях нечего было уплетать, кроме него. Поэтому ребенок быстро, как мог, забежал в искомое здание, да неотлагательно сиганул на второй его этаж. И вот уже знакомые ступени приближали мальчика к цели.
Обугленные документы, растворенный камень, промелькнувший за углом краешек рдяной формы. Пол дрожал, но пути назад не было.
Уже оказавшись наверху, Раян следовал по бесконечному коридору вглубь Исследовательского Центра, дивясь отсутствию потолка над головой, наряду с этим остерегаясь сгрызающих закаленные стены элементалей. Он не проверял многочисленные кабинеты по пути. Даже не смотрел в их сторону. Только один путь вёл его – путь к кабинету Кристофа, в котором Раяну довелось находиться однажды, и в котором теперь, покрытым грязью, полуразрушенном, находился его брат, тщетно вглядывающийся в разбитые склянки покосившегося шкафа.
– …Томас, – не знал с чего начать Раян, – Ты ведь бывал здесь? – поинтересовался он у юноши и в тишине вошёл внутрь кабинета.
– Зачем пришёл? – Раян не видел уст брата, но слова прозвучали совершено отчуждённо, и мальчик не сообразил ответ, – Не знаешь, значит, – взглянул брат на брата, деловито развалившись на стуле под потрескивания пламени, – А вот я прекрасно знаю. За Кристофом, верно?
– Нет. С Кристофом я сам должен поговорить.
– Ха! Ну надо же! – прослезился Клем от неожиданного ответа. – Собираешься сунуться в пекло к врагу, который пытается тебя захватить и даже испепелил столицу ради этого? Когда это ты стал таким дерзким?
– Мы все изменились, Томас, – с виноватой серьёзностью заметил Раян.
– Твоя правда, – вновь помрачнел собеседник.
– …И это всё?
– А что еще нужно, чтобы до тебя дошло наконец? – поднялся Клем с места, – Может, побольше прыти, явственности? Всё как ты любишь, – приблизился иде вплотную к Раяну, глядя прямо в дрожащие глаза ребенка, – Я не Томас и никогда им не был. Томас – это мой брат, которого я убил собственными руками.
– Тогда кто ты? – мальчик внимательно слушал дыхание собеседника, выискивая нотки сомнения, но тот лишь язвительно усмехнулся.
– Ясно, как день. Я – убийца. Холодный, бесчувственный, слегка безумный.
Штукатурка со стен торопливо осыпалась под тяжестью пламеней, держа в напряжении Раяна. Как внезапно ребёнок почувствовал неладное. Краем глаза он заметил, как рука брата покрылась раскалённым огнём, сжигающим покров, и тихо попятился прочь, готовясь к обороне.
– Привел меня сюда, а теперь собираешься убить, как и Томаса?
Даже без ответа кровожадный лик Клема выдавал его с головой. Секунда и, не желая отступать, он набросился на младшего брата, с трудом успевшего увернуться от быстрой атаки старшего.
Стена с зияющей дырой горела. Теперь Клем лишил покрова обе руки. Иде не торопился, наслаждаясь ситуацией и беспомощностью Раяна.
– А теперь…
Секунда. Старший брат щёлкнул пальцами, и огненные искры поплыли от его запястий к кончикам пальцев. Вбирая жидкий огонь, они вырвались из его рук и пулями устремились к краснокожему мальчику.
Взрыв. Один. Второй. Третий. Пятый. Раян снялся с места, и, что есть мочи, бросился к выходу из кабинета, преследуемый цепной волной взрывов.
Налево. Вдоль стены. Направо. Прямо. За дверь. Недоеденную элементалями архитектуру выворачивало наизнанку, испепеляло внутренности, и уносило в небытие атаками брата, когда Раян наспех решил затаиться в совещательном зале, слишком большим для единовременного подрыва.
– Что, не можешь сопротивляться мне даже с полностью снятым покровом?
Ядовитый голос доносился из развороченного коридора, сопровождаемый тяжёлыми шагами. Клем ощущал своё превосходство над ситуацией, неспешно возжигая вещи по пути, увеличивая радиус поражения им цели.
– Да ты жалок! Ещё и к Кристофу таким собрался, – добрался он до зала.
Однако, спрятавшись за одним из столов, ребенок помалкивал. Он не боялся Клема, но и подставляться под его атаку не хотел без плана, который, как на зло, не приходил в голову.
– Ну же, Раян, выходи! Я тебя не трону. Слово даю!
Один стол. Другой. Ряд обычных стульев. Никого. В огромном зале, обставленном шкафами для документов, стеллажами и комодами с мишурой, Клем не мог найти Раяна, курсирующего из стороны в сторону. Осознав это, он пытался выманить дитя словами, однако первая попытка оказалась безуспешной. Раяна не волновал он сам, его не трогали оскорбления, но всё же у мальчика имелось слабое место.
– Ты же хотел знать обо мне? О Томасе? – вещал иде, – Кристоф, прежде чем исполнить свой план, решил испытать одного древнего элементаля. Я тогда не был принцем. Жил с братом за стенами. Кто же знал, что эта тварь посмеет овладеть им? – со злости, ведущий по стене рукой, Клемент с каждым словом придавал своему огню всё больше силы, плавя сталь, – Томас посчитал её за пришествие выдуманной Богини и добровольно впустил в себя в попытке стать сильнее. Он просто хотел защитить нас. А я его предал. Испугался. Убил из страха и вот… – приободрился он вновь, оставив на стене раскалённую траншею, – …Теперь я здесь, с тобой. Правду говорят, что в этом мире выживают только подлецы.
После монолога Клема, пестрящего самыми разными эмоциями, от гнева до сожаления и трагичной самоиронии, Раян замешкался. Юноша понимал, что брат жаждет выманить его из укрытия затеянным разговором. Однако чувства, вложенные в него, были искренними.
Искренне Томас унижал себя, искренне не мог подобрать слов, искренне строил из себя злодея, как и после смерти матери, и при отце, и на охваченной дождливым горем улице: он всегда был рядом, искренне стараясь поддержать в своей дурной манере, но получалось ужасно. Ужасно настолько, что вызывало раздражение в невозможности проникнуться трагедией из прошлого. Ведь на самом деле Томас не был таким чудовищем, каким себя описывал.
«Не был… Никогда не был», – уговаривал себя малец, прекрасно зная о злой особенности брата, на которую сорвался недавно.
– Хватит унижать себя, Томас. Ты не подлец, – добровольно высунулся Раян из укрытия, и тотчас Клем раскинутым огнем схватил цель да прижал ее к полу за красное горло.
– И кто же я? – с усмешкой вынул юнец нож из-за пазухи, раскалившийся от переданного лезвию элемента.
– Ты идиот! – схватил Раян острие ладонью, пытаясь воспрянуть.
– Вот как заговорил…
– А ты ожидал, что я тебя пожалею? – перевалился он с боку на бок, кубарем укатившись в сторону, но тщетно остался снизу, – Говоришь гадости в надежде искупить вину? Это так не работает, Томас!
– В нравоучения подался? – давил Клем на рукоять, только та не поддавалась под силой младшего дитя.
– Дело не в нравоучениях, а в твоей поганой манере! – изо всех сил держался Раян, – Ты всегда действовал двояко! Скрывал, но не лгал, находился рядом, но никогда не позволял до себя докоснуться! – добивался иде своего, – Ведь тебя, Томас, так легко раскусить. Убить своего брата, чтобы его же и спасти… Ты действительно не видишь другого выхода из этой ситуации?
Раян давным-давно знал правду. Знал, что Томас лишь старался защитить его, скрывая многое. Но оттого младшему юнцу не становилось спокойнее. Его раздражала эта белёсая пелена, покрывавшая наследного принца. Раяну были противны методы старшего, который был столь уверен в своём «белом плаще», что даже не догадывался об осведомлённости младшего иде. Который истинно верил, что Раян отвернулся от него по детской наивности. Ребенок, горюющий о своей матери на могилке в саду. И сейчас уже не Клемент, а Томас, поддавшись единственной слабости, единственному живому брату, разгадавшему умыслы, дрожащими пальцами медленно ослаблял хватку.
– Не понимаешь? Конечно. Ведь ты вечно берешь всё на себя, – пересиливал оробевшего Томаса Раян, всеми силами стремясь подняться, – Строишь пример для подражания, высокую стену, с которой ни зги не видно! Если действительно хочешь спасти своего брата, то спустись уже на землю, Томас!
Миг. И теперь уже тяжело дышавший Раян повалил Томаса на жгучий пол, нависая над его, покрытым дрожью, телом. Глаза дитя, несмотря на усталость, полнились непоколебимой решимостью перед которой меркла любая попытка его друга запятнать себя.
– Что за бред ты несёшь? – растерялся Томас, – Спасти?
– Верно… – сощурил глаза Раян. – Ты ведь сам сказал, что я нужен Кристофу. Если он из-за меня это со столицей устроил, то разве не лучше стереть важную часть его плана в пепел, чтобы тот полетел к чертям? – зрел мальчик в корень, – Так же с твоим братом. Если его телом завладел элементаль, то своим выбором ты спас Томаса от худшей смерти. Так и зачем же себя корить?
Томас обессилил. Нож выскользнул у него из руки, шипя от прикосновения с холодным полом, отражая в лезвии опустошенные глаза хозяина да отблески кровавого огня на фоне.
Принц прекрасно помнил ту ночь. Помнил, как брат с вытянутыми руками пытался приблизиться к нему, согреть, но в глазах мальчика затаилась чужая воля – воля элементаля, что желала уничтожить единственного родного иде. И как только старший близнец понял это, страх простился с ним, оставляя место сожалению.
С горькой решимостью, малец принял смертельные объятья брата, вонзив в его шею осколок, и пламя захватило детей. Оно сжигало слёзы, растекаясь по соседним домам. Элементаль выбрался из постороннего тела.
Выживший мальчик думал, что погибнет. Он всем сердцем хотел умереть. Однако его судьба распорядилась иначе. Чтобы спасти Раяна от худшей смерти, принцу вновь предстояло убить брата, но всё же…
– А ты вырос, – горестно улыбнулся Томас, – Я и не заметил.
Момент. И пол, захваченной огнём комнаты, решительно прогнулся. Юнец, лежащий под Раяном, среагировал первым, оттолкнув захваченного чувствами брата в сторону.
Падая на первый этаж здания, Томас влёк за собой стальные балки шатких стен и их громоздкие каменные части. В то время как Раян, в попытке докричаться до юноши, под наклоном стал скатываться к образованной дыре.
Выхода не было. За стеной пламени с горячей пылью принц потерял брата из виду. Надеясь, что он уцелел, Раян бросился по коридору к главной лестнице холла. Как просевшее научное здание обвалом перегородило мальчику выход.
«Только бы ты выжил. Прошу, Томас…» – с единственной мыслью следовал незнакомым коридорам принц.
Комната. Поворот. Не этот. Комната. Сквозной коридор. Налево. Прямо.
У Раяна совершенно не было сил. Живого элемента в теле иде оставалось всё меньше и меньше, отчего он быстро терял вес. Но даже в этой ситуации ребёнок выискал преимущество, проскакивая по таким некрепким поверхностям, по каким не смог бы в своей здоровой форме.
Вперёд. Ещё поворот. Направо. Позади слышались взрывы, но Раян не сдавался. Наконец, в неприметном закутке дитё обнаружило уцелевшую железную лестницу, ведущую вниз.
Всё ещё следуя охваченному пламенем пути, мальчик по лестничной шахте опрометчиво забрёл в залу с огромными котлами, полными огненных эспа и остолбенел.
«Котельная…» – только и успел осознать Раян, глядя на полнившееся элементалями помещение, вкушающих самые сочные деликатесы.
Стрелки давления зашкаливали. Пар выбивался из отапливающих комплекс железных агрегатов, отправляя в полёт стальные заклёпки.
Последовал взрыв.
⪦ 3 ⪧
«Сказанная земля – желанная земля.
Молитвы голоса не в силах к ней пробраться.
Кто спросит у меня, к чему же алчу я?
Тот заклеймит, узнав, что с ней хочу расстаться.
И в сей священный час мне матушка моя,
Горя в святом огне, за горло станет…»
Тяжелый вздох. Жадный до воздуха, что накалился в груди и впился в легкие иглами. Её тошнило.
Слегка пошатываясь малышка встала с кровати и прошла в парадную, затем в одной ночнушке вышла на улицу и свернула за угол. Позор. Элемент вырывался из ее рта, плавя губы. Драгоценный огонь утекал с хрипом.
Её мысли были спутаны сплетнями и предрассудками. Руки связаны обетами. Несмотря на это, она боролась долго. Но пробил час и с утра её мать ушла.
Девочка не знала отца. Храмовники молвили, будто послушницы связаны со священным пламенем – Вечным огнем. Значит, она дитя Богини и должна ей служить. Только когда мама пересказывала эту байку, дочка верила. Родитель являлся для ребёнка Богиней. Так именно за это её…?
…
Улица таяла словно лёд под палящим солнцем. Вместе с очищающем огнём уносила все обиды и печали в небытие. Редкая тишина заволокла тот район, в который устремилась малышка минутами ранее. Здесь не оказалось идельха и элементалей было в разы меньше. Оттого ли в окружающем воздухе ощущалась некая лёгкость, она не ведала. Однако, чем дальше бежала к приветливой тишине, тем спокойнее становилось у нее на душе.
Шаги за спиной, громкие, резкие. Не всё оказалось гладко. Единственным существом, мешавшим Мишель отыскать счастье, которое всё преследовало её, тащилось за девочкой, словно банный лист, был надоедливый Фрин. Мальчик ни в коем разе не представлял, какого ей было сейчас. И всё равно…
– Зачем ты пошёл за мной? – наконец, остановилась девочка, сквозь слёзы с раздражением взирая на мальчика, – Тебе ведь нет до меня дела.
– Верно, нет, – и не собирался лукавить Фрин.
– Тебя ведь Раян попросил?
– Да.
– И что, ты так и собираешься за мной плестись, чтобы я ничего не учудила?! – сорвалась она, потягивая кулаки от возмущения.
– Что, если и да? – невозмутимо глядел на неё Фрин, только ещё сильнее зля девочку, всем видом показывая, что не собирается отступать.
– Какие же вы все, мальчишки, упёртые! – бесилась Мишель, – И такие дурные. Вечно спасать всех рвётесь. Но ни чуть…! Совсем не думаете о чувствах спасаемых. Изнуряете себя до такой степени, что готовы потерять разум и причинить боль другому! А нам, девочкам, только и остаётся, что быть на вторых ролях, переживая происходящее с вами!!
– Мишель…
– Что, Мишель…?! Я уже давно перестала понимать, что происходит вокруг меня! Когда вы с Раяном так сдружились? Что за существа были в подземелье? Что случилось с городом? Почему Кристоф? Что с Томасом? Почему он говорит такие ужасные вещи?! – в истерике лила слёзы девочка, – А Раян даже и не мыслит поговорить со мной, он… Я словно бы вторая Руна. Такая же слабая дура, которой нигде нет места. Старания которой бессмысленны. Ведь всем вам просто не хочется жить спокойно! Просто… жить…
С последним словом Мишель успокоилась. Её мокрые щеки всё ещё позволяли слезам скатываться по себе вниз, на раскалённый асфальт, и испаряться, чуть только коснутся его жара. И всё же они выполнили свою задачу.
Фрина достигли обеспокоенные чувства девочки. Когда Мишель в пещерах завела разговор о родителях, о том, что ей жизнь не мила без умершей матери, мальчик разделил её горесть, ведь и сам когда-то считал так же. Однако его не покидало чувство, что с девочкой произошло что-то неладное. Слишком резко она задумалась о смерти. А ведь всё оказалось так просто.
– Что ты…? – удивилась малышка стороннему действию.
Чтобы искоренить её печаль, мальчик подошёл к смотрящей в пол особе и крепко обнял её, с нежностью прижимая голову девочки к своему плечу.
С несколько мгновений Мишель не шевелилась. В недоумении её пламенные слёзы перестали течь, ожидая ответа от молчаливого Фрина, и дождались.
– Ты ведь именно этого хотела? – тепло произнёс мальчик, – Ты права. Раян тот ещё дурень. Но он совершенно не смыслит в девочках. Он не понимает, чем они отличаются от мальчиков, за исключением внешности.
Пальцы Мишель неловко прижались к её ладошке, лежащей на груди Фрина. Она не отрицала его слов, уткнувшись лицом в холодное плечо пепельного мальчика. И хоть оно не оказалось тёплым, девочка всё равно чувствовала жар, исходящий от него, обволакивающий её дрожащее тело. Но с трудом оттолкнула желанное, чтобы взглянуть в праведные глаза виновника.
– А ты меня понимаешь?.. Понимаешь каково быть единственной девочкой, кому не безразлична твоя жизнь?.. – скорбела леди. – Понимаешь, что не вправе решать сам за себя, как умереть, до тех пор, пока твоя жизнь связана с другими, как поступила Нели или моя мать?!
Фрин не ожидал такого ответа. На его лице замерло удивление. Только вот Мишель интерпретировала его в свою пользу.
– Не понимаешь, значит? – скривилась она. – Я ничего не собиралась с собой делать. Просто хотела побыть одна, – и развернулась, собираясь уходить, но…
– Именно поэтому Нели ушла, – ответил мальчик с печальной прямотой.
– Что…?
– Чтобы мне не пришлось решать, как ей умереть, – с тяжестью выводил он слова, – Чтобы я был свободен от этого страшного выбора. Ведь смерть никогда не отступает от жаждущих её.
Удивленно Мишель взглянула в лицо Фрину. Он был серьёзен.
Секунда. Вторая. Смешок. Она схватилась за живот, пытаясь сдержаться, но тотчас заливисто рассмеялась. И теперь громкий смех девочки раскатывался по пустынной улице, колебля огонь немногих элементалей, повергая их в трепет от услышанного. Смех, перемешанный со слезами, отчаянный смех.
