Отзывы на книгу «Любовь гика», страница 6

Есть в арсенале Adult Swim ситком (состоящий, правда, из одного сезона) ― «Облонги»: мультсериал о семье, живущей в бедном районе, ― с бесчисленными ложками чёрного юмора. Из-за проблем с экологией и воздействия радиации каждый член семьи физически ― или умственно ― неполноценен.

Семья Биневски, с которой знакомит Кэтрин Данн, практически не отличается от них. За исключением того, что Биневски живут в фургонах, сопровождающих шапито «Фабьюлон», странствующий по всем захолустным штатам Америки, и дети их изуродованы не дырами в озоновом слое и не силами воды из отравленной бытовыми отходами речушки ― а родителями.

Ал и Хрустальная Лил (Лиллиан) решили поразить Америку «своими причудками»: в качестве цирковых уродов выступают не тысячекилограммовый толстяк (по словам Ала, такими никого не увидишь ― их и на улице нетрудно встретить) или бородатая женщина ― а Водяной Мальчик Артуро (старший из детей четы Биневски) и сиамские близнецы Электра и Ифигения, мастерски исполняющие партии на пианино. На побегушках ― карлица-альбиноска Олимпия, безответно и сумасшедше влюблённая в Арти, и Цыпа/Фортунато (как говорит Арти, «нормальный Биневски»), обладающий даром телекинеза.

Повествователь в этой истории ― Олимпия. Жизнь Биневски, путешествия «Фабьюлона», встречи с людьми, волей-неволей оказывающимися в цирке (Мальчик-Игольница, доктор Филлис, журналист Норман Сандерсон и изуродованный Мешкоголовый), видятся её глазами. Несмотря на это, она лишь описывает события, свидетелем которых стала, ― и не навязывает читателю своего мнения.

Антагониста как такового нет, а гик ― собирательный образ. Да, Биневски с переменным успехом уродуют детей в утробе Лил с помощью препаратов неизвестного происхождения ― однако обожают их и внушают мысль об исключительности, непохожести и тем самым ― превосходстве. Да, Арти манипулирует семьёй ― вплоть до того, что «Фабьюлон» незаметно для Ала переходит в его владение, ― но по-своему (чересчур по-своему) любит брата и сестёр (снисходительно-эгоистично зовёт Олимпию жабкой и испытывает смешанные чувства к Ифигении ― желая в то же время избавиться от Электры). Да, Олимпия изредка выражает ненависть к Арти ― практически единственная, кто способен оскорбить его в лицо, ― однако печётся о близняшках, жмётся к постепенно теряющей рассудок матери, когда требуется поддержка, и по возможности оберегает Цыпу. Да, Электра и Ифигения ссорятся, питают смешанные чувства к Арти и скептически настроены против родителей ― но Ифигения заботится об Электре и их новорождённом ребёнке Мампо, каким бы отвратительным он ей ни казался. Цыпа же ― самый чувствительный из детей Биневски: отказывается от мяса, когда не может спасти падающую во время трюка лошадь, сломавшую хребет, ― но послушно делает бутерброд с говядиной по приказу Арти, даже если слышит мысли коровы, перед тем как той пустили кровь, и кормит диких кошек по просьбе дрессировщика Хорста; помогает Олимпии, когда та просит его о помощи, ― но от бессилия и гнёта топчет муравейник ногами; знает, что от него хотели избавиться при рождении, ― но с помощью дара ласково щекочет Лил прядью её волос, пока она печёт торт на день рождения близняшек.

Важно ― что на примере отклоняющихся от нормальности людей поднята тема: что лучше ― быть таким, как все, или исключительным, когда тебя неизбежно настигнет одиночество? Примечательно ― что за жизнью цирковых уродов и их судьбой наблюдать интереснее ― и, как ни странно, печальнее, ― чем за выстроганными с неземной любовью закомплексованных авторш идеальными героями и героинями с лицами с обложек Vogue.

Соглашусь с доктором Хаусом. Романтизировать уродство (зачастую именно душевное) - это плохо! Однако книгу это не портит.

Маленький дисклеймер: отзыв будет без спойлеров, но некоторые мысли могут навести вас на мысли о сюжете, так что осторожнее.

Несмотря на довольно хорошую оценку начать хочу с минусов. Для меня таким минусом стала героиня рассказчица. Эмоционально подключиться к ней мне не удалось. Не знаю во мне дело или в том, что автор хотела сделать её максимально "пустой" (удобной для читателя, как бы камерой, что показывает события) или потому что я таких чувств не испытывала? Вторым минусом считаю кульминационный момент с историей в прошлом. Я понимаю это все последствия выборов Артуро и он пожинает то, что сам засеял сломив семью под себя, но ощущение скомканности, торопливости не отпускает. Третьим минусом стала история Мисс Лин. Точнее невнятность этой истории, именно финальная её часть. Ощущение, что автора торопили или она устала.

Из плюсов история прошлого - просто шикарна. Да, много крипоты и мерзостей, но там изначально все так, поэтому шока, на фоне общего сумасшествия, лично я не чувствовала. Персонажи. Так же хороши. Все разные, каждый со своими особенностями, тараканами и демонами. Соглашаться с кем-то или нет - дело ваше, но послушать их интересно. Общая атмосфера цирка, такого замкнутого мира, мне так же понравилась, реально создает эффект вакуума вне времени. Последствия решений героев. В части из прошлого это отслеживается очень хорошо. Не боязнь автора писать крипоту - так же отнесу к плюсам. Любителям Американской истории ужасов (Фрик шоу) понравится.

Как итог: могу советовать читать людям (1) с хорошей психикой, (2) с хорошим желудком, (3) интересующихся темой цирка, (4) хотящих туманных психологизмов и имеющих желание покопаться в чужих головах.

П.С. думаю фанаты книги могут снять с неё первый слой и раскрыть в глубину, она там чувствуется, но я ради этого перечитывать буду вряд ли.

Очень необычная книга. Она, безусловно, врежется в память, так как сюжет очень своеобразный. Беременным и впечатлительным читать не нужно. Многим текст покажется тошнотворным и отвратительным. Однако более всеядным читателям вполне может понравиться. Поднимаются проблемы индивидуальности, нормы, морального уродства, зависти, внушаемости, манипуляций, сектантства, мученичества. Показаны различные варианты любви с толстым налетом болезни. Поставила бы более высокий балл, если бы не затянутость. Хотелось слить водичку из текста.

Ой, что ж это было-то? Больше всего похоже на экзотический коктейль, в основе которого мед и селедка, или на сладкий ананас, посыпанный солью в перемешку с красным перцем, или на тефтели из оленины, политые брусничным вареньем Embarassed Что-то экстраординарное, уродливое априори, но привлекательное, когда распробуешь. Итак, ингридиенты для коктейля "Бродячий цирк семьи Биневски "Фабьюлон": мама-аристократка, откусывающая курицам головы, папа-любитель медицины, пичкающий супругу наркотиками и радиоактивными изотопами, и, как следствие такого союза, дети - водяной мальчик с ластами вместо рук и ног, сиамские близнецы-красотки, карлица-альбиноска и малыш, двигающий предметы и останавливающий боль силой одной мысли. Постепенно фриковость семьи доходит до абсурда: один из детей становится жестоким и коварным доминантом, подминая под себя членов своей семьи. Но длиться вечно это не будет. Хотите узнать, что стало с такими яркими героями, читайте книгу :)

Книга умная и безумная одновременно.

Главная героиня — горбатая карлица-альбинос. В детстве она немного комплексовала. Ну, отчего бы ей комплексовать. Оттого, что ее особенности недостаточно удивительны. Ее братья и сестры были гораздо эффектнее. А ее родители были хозяевами бродячего цирка.

Тема не сказать чтобы новая: тут вам и «Мать уродов» Мопассана, и любимый Виктором Гюго контраст прекрасное/безобразное («Человек, который смеется», «Собор Парижской Богоматери», «Король забавляется»). Однако Данн видит категорию безобразного иначе. Семейная история у нее неожиданно превращается в сектантскую антиутопию. Разумеется, самыми нелепыми в ее параде «причудок» оказываются калечные души обычных людей.

У Гюго было столкновение предельных крайностей, взаимное притяжение противоположностей, уязвимость безобразного не из-за своего облика, а из-за своей беззащитной любви к прекрасному. Устрица залюбовалась солнцем, а в это время ее съели. Индивидуализм в романтизме: я не такой, как все, и мне от этого больно.

У Мопассана в «Матери уродов» была социальная проблематика, горькое сетование над погоней за деньгами или светским успехом ценой здоровья и благополучия своих детей. Индивидуализм в реализме: он не такой, как все, но вообще-то это типично.

У Данн в «Любви Гика» безобразное — не проблема, а особенность. Настоящая проблема — в отношении к своим особенностям. Индивидуализм у Данн: я — это я. Да, своей первоосновой я обязан родителям, но теперь это я, и мне не стыдно себя, а кому себя стыдно, тот непременно станет овцой или мясником.

Слева на обложке Элли, справа Ифи. У них общий кишечник, так что если Электра хотела сделать что-нибудь назло Ифигении, то она просто ела сыр. От этого случались запоры, которых Ифи до ужаса боялась. Уж не знаю, насколько это пошло или физиологично, но человеческую природу обрисовывает получше поговорки ‘Назло бабушке отморожу уши’. Настольная книга Курта Кобейна, Тима Бертона, Терри Гиллиама и Одри Ниффенеггер, - по-моему достаточно красочная характеристика. Я понимаю, что многие сочтут книгу вульгарной, а кого-то может смутить количество ампутированных конечностей и испражнений, но, на самом деле, это просто удивительная семейная сага. Сага, которая раскрывает и ваши секреты тоже. По крайней мере, я читала и фыркала, пока в одном месте не увидела на бумаге свою тееемную мелкую мыслишку. Тут вам все расскажут: и как оскорбительно понимать, что ты настолько непримечательный, что даже жертвой насилия не станешь; и как дети спасают иллюзии родителей от едкой грязи их детских страшных секретов; и окончательно утвердят в понимании: чтобы понравиться одним - надо в них нуждаться, чтобы понравиться другим - надо просто умереть. Канва: Ал и Лил хотят, чтобы их будущие детки были счастливы просто будучи собой. Чтобы им не пришлось ничего из себя строить, ничего доказывать. Поэтому они жрут кучу таблеток, облучаются и воспроизводят на свет уникальных уродов, которые идеально вписываются в цирковой мир: сиамские близнецы (выше), безрукий и безногий водяной мальчик Артуро, карлица-альбинос Олимпия и Фортунато (он же Цыпа). Цыпа - внешне абсолютно нормальный ребёнок, поэтому его думали оставить на полке в магазине. Но не за какими-нибудь бобами! За артишоками как минимум, - чтобы его обнаружила домохозяйка посолиднее. А потом проявился его ДАР, - и это, пожалуй, аспект, который я пока ещё не объяла целиком. Вроде и понятно все с тем, что он делает, но так удивительно: во всех прочих произведениях с подобным паранормальный аспектом, никто не пытался так прокачать эту способность... Пожалуй, посягательство на присвоение себе практически божественных прав, - могло закончиться только так, как в этой книге. ‘Любовь Гика’ препарирует, в первую очередь, наши с вами комплексы. Несостоятельность душ, которые, будучи слабыми, мелочными и подкреплёнными необразованностью, в купе с жаждой приобщения к чему-то более великому и псевдоочищающему, способны сделать это лишь через утрированное физиологическое преображение. Или саморазрушение. Потому что никакого духовного подъёма не происходит, случается просто бегство. Вечный конфликт внешнего и внутреннего в вызывающей огранке. Природа сект показана максимально доступно. Сект, не веры, способствующей созиданию. Любовь, во всех ее болезненных проявлениях, - тоже. Это не ханжество, но родителям читать не дам. И перевела бы я не как ‘Любовь гика’ (речь о цирковом понятии, а не цифровом; гики открывали шоу, откусывая курам головы и проч.), а как ‘Гиканутую любовь’ (и по смыслу, и по грамматике)

Это самая странная книга из всех, которые я читала. ⠀Понятия не имею почему меня не отпугнула аннотация. ⠀А есть отчего. Это история семьи цирковых уродов. ⠀Уроды там не все, ну по крайней мере, физически не все. Прежде всего это неуродливые родители. Именно «благодаря» этим людям и появился цирк. Все просто. Не можешь найти уродов? Сделай их сам. Так решили Ал и Лили Биневски. Как? Делай детей, а во время беременности проводи фармэксперименты над собственным организмом. Знаете кто может получиться? ⠀Мальчик с тюленьими ластами вместо конечностей, но с необычайно сильным характером и невероятно острым умом. ⠀Сиамские близнецы потрясающей красоты, талантливо играющие на фортепиано. ⠀Карлица-альбиноска полностью обслуживающая старшего с ластами, да и всех остальных тоже. Именно от ее имени ведётся повествование. ⠀Ну и, в завершении, ребёнок с удивительными экстрасенсорными способностями. ⠀И если вы думаете, что они печалятся о своей судьбе-злодейке и ненавидят родителей, то это не так. ⠀Вот слова той самой карлицы-альбиноски:

«...Каждый из нас уникален. Каждый штучная вещь. С чего бы мне вдруг захотелось, чтобы мы превратились в ширпотреб с конвейера? Вы все одинаковые, различаетесь только одеждой». ⠀ Более того, они ещё и расстраиваются, что недостаточно уродливы. Например, карлица считается не достаточно уродливой, она не собирает столько зрителей сколько ее брат. Но, как мне кажется, дело тут не в степени уродства, а скорее в силе характера и раздутости эго. Это применимо не только к Цирку. ⠀Ощущение брезгливости при прочтении практически отсутствует. ⠀Ну если быть совсем честной, то есть несколько моментов в книге от которых меня передернуло и появилось желание отложить на время, но это не повод не читать. Это очень необычная книга, культовая. ⠀ Проскальзывает аналогия с людьми X. ⠀ Про книгу в самом начале читайте у самой Кэтрин Данн. Она подробно рассказывает историю ее создания. Так что Вам и только Вам решать читать или нет.

Неожиданно, может быть, но наиболее близкое по эффекту - или, точнее, непосредственно по ощущениям/впечатлениям после чтения, слезу-то или гримасу ужаса из читателя можно выбить самыми разными способами - это "Сердце, одинокий охотник" Карсон Маккалерс. Как-то уж очень они на удивление складно рифмуются. Неряшливости, неровности и длинноты, которыми изобилует роман Данн, очень похожи на неровности и длинноты Маккалерс. И Данн, вслед за Маккалерс, точно так же ласково прокатывается по читателю и по всем своим героям паровым катком, не оставляя ни единого живого места.

Сближение, впрочем, не такое неожиданное, как может показаться на первый взгляд. "Geek Love", при всей своей карнавальной контркультурности, на самом деле вполне себе встраивается в традицию гротескных и печальных повестей о взрослении, аутсайдерстве и человеческом одиночестве, на которых издавна специализируются "южные" авторы. C другой стороны, "Цирковая любовь" довольно тесно примыкает к кругу художественной и полудокументальной литературы о маргинальных семействах - последним произведением такого плана в моем списке прочитанного был, кажется, довольно дурацкий "Замок из стекла". И вот тут-то гротескность "Geek Love" как раз и позволяет расслышать то, что в такого рода книгах обычно остается погребено под ворохом "сенсационных" (или "остросоциальных") подробностей. Парадокс: "социальная проза" о реальных или якобы реальных людях оказывается в большей степени цирком уродцев, чем собственно роман о цирке уродцев - такие книги если и не читаются исключительно за тем, чтобы удовлетворить в потребителе жажду жареных фактов или склонность к моральному паникерству, то практически неизбежно на этих стремлениях хотя бы отчасти играют, не оставляя места какой бы то ни было subtlety. Тогда как сюрреалистически смещенная "Geek Love" - "Geek Love", где родители, ожидающие пополнения, экспериментируют с радиацией и запрещенными препаратами, чтобы не дай Бог не произвести на свет нормального ребенка, а уже подрастающие сиамские близнецы и горбунья-альбинос ссорятся из-за того, кому сегодня протирать формалиновые банки с менее везучими братишками и сестренками, - с какой-то кристальной чистотой и ясностью рассказывает о том, каково это - быть маргиналом, и расти среди маргиналов, и какие причудливые и неожиданные формы принимает иногда это самое деление на "маргиналов" и "нормальных". Иногда это перерастало в ослепительное узнавание: посмотри-на-себя-со-стороны; из другой системы координат; нанеси свое местоположение на карту заново.

Родители, выращивающие из собственных детей карнавальных уродцев ради их же блага - чем не образцовая метафора! Но, к чести Данн, она не идет по пути наименьшего сопротивления и не превращает роман в - действительно - метафору. Хотя тема семьи в романе, пожалуй, центральная, критики до сих пор не могут определиться, как же именно Данн обошлась с "семейными ценностями". То ли в такой вот шокирующей форме воспела, то ли цинично высмеяла. Я бы сказала, что в некотором роде это книга о ценности семьи - такой, какая есть, - в противовес семейным ценностям, которые здесь терпят сокрушительный крах. Не о сакральности и самоценности кровных уз, нет (это все как раз-таки принадлежит к области семейных ценностей, о которых - в свете катастрофического финала - даже говорить смешно). Семья = любовь; a любовь часто такая и бывает - искаженная, болезненная, толкающая нас на ужасные поступки, уродливая, geek love; но и она бесконечно ценна, потому что другой нет, потому что она - наша, потому что это - мы сами; и даже когда эти ниточки рвутся, и рвутся больно, эта боль тоже драгоценна, потому что она принадлежит нам, и напоминание об этом многого стоит. Четверка в том числе и за терапевтический эффект.

Одна из самых странных книг, которую я когда-либо читала. Сочетание мерзкого и завораживающего. Цирковая семья: Ал и Лили употребляют различные вещества, в результате чего на свет появляются необычные дети, которые пополняют шоу уродов. Тут у нас и мальчик с тюленьими ластами вместо конечностей – Артуро, сиамские близняшки Электра и Ифигения, карлица-альбиноска Олимпия, и, наконец, Фортунато. У него нет физических отклонений, но его «дар» самый сильный. Повествование идет в двух временных линиях от лица Олимпии: как они все вместе жили в бродячем цирке, и как сложилась ее жизнь после всех событий. Книга необычайно противная и жестокая, несмотря на то, что из нее многое можно вынести. В ней практически нет положительных персонажей, каждый так или иначе уродлив. История действительно страшная и не всем (далеко не всем) она понравится. Зато забыть ее вам точно не получится, как не получилось и мне.

(с) psyhosoma.com

Первые порции любви каждый из людей, рожденных в этот мир, получает из своей семьи: будь то родители, близкие или дальние родственники, опекуны, приют, монастырь, или, если вам очень повезло родиться Маугли, из стаи волков. В идеале семейная опека защищает нас в первые годы жизни, создает комфорт и уверенность в том, что нас примут такими, какие мы есть. Однако, род Биневски, владеющий бродячим цирком “Фабьюлон Биневски”, не забывает и о важной житейской мудрости:

“Лучший подарок, который родители могут сделать своим детям - дать врожденную способность зарабатывать деньги, просто будучи теми, кто он есть”

“...подлинными уродцами не становятся. Ими рождаются”

Глава семьи Алоизий Биневски находит способ выравнять шансы с лотерей матушки природы, в ходе которой мы жаждем выиграть у однорукой бандитки именно тот набор генетического багажа, чтобы жизнь была легка и денежки лились рекой. Причем, чтобы уж наверняка занять эволюционную нишу без излишней конкуренции, отец семейства решает дать детям врожденные особенности, или буквально то, что мы зовем уродствами: ласты вместо конечностей, срастание тел, лысые головы и т.д. Важны именно физические и зримые уродства, которые компенсируются талантами перформанса и умственными достижениями, а последние же в свою очередь развиваются с помощью учителей и тяжелого труда цирковой жизни. По причине того, что особенности эти всё ещё возникают случайным образом, важно отсеивать детей, которые не приживутся в бродячем цирке, ведь быть заурядным, значит не иметь ощутимых денежных сборов от посетителей.

Кажется, это одна из тех сухих историй, которые всегда были и скорее всего будут в той или иной форме частью человечества - ситуации, когда моральные ценности вступают в конфликт между собой и мы получаем ужасы в виде применения увечий как формы выражения одного человека или даже части общества. Но за такой в чем-то банальной завязкой и аннотацией скрывается, как неудивительно, обнаженная и незащищенная любовь, которая передается из поколения в поколение, и сидит внутри нашего сознания как самый стойкий сорняк. Будь мы “нормальными”, “гиками”, “уродцами”, да неважно кем.

Все дети, рожденные в ходе экспериментов Ала Биневски в той или иной форме несут в себе любовь. Она проявляется как открыто (через заботу и опеку, в случае Цыпы и Оли), так и через темные ее проявления, например, ревность (тут Арти берет лидерство, но и младшие дети не будут отставать). Опеки в книге столько, что задыхаются все и каждый, минимум целых два поколения матерей Биневски будут совершать немыслимое, включая убийства, во имя своих детей.

“Мне хотелось втиснуть Миранду обратно в меня, где ей будет безопасно”

В записках Оливии много наивной, даже одержимой любви к семье, которая начинается с урны с дедушкой (принимающий участие в истории с первой до последней страницы в виде праха, и за этот ход я отдельно благодарна писательнице) и заканчивается её собственной дочерью. Семья, familia - это то, чем Оливия живет и дышит.

Оли до самого конца держит в сердце детскую надежду:

“... что если мама откроет глаза и увидит, что происходит, она все исправит, починит, как сломанную игрушку, и все станет как прежде.”

Она повторяет:

“Мне нужна семья.”

Трудно сказать все ли дети Биневски такие же как она, этого мы так и не узнаем, и лишь можем догадываться со слов Оливии.

“Как непроглядная густая тема детства, беспощадны клинки детской злобы - незамутненной, чистейшей злобы, которую не сдерживает ни возраст, ни наркоз воспитания”

Помимо любви дети Биневски несут и разрушения, причем такие, что даже спойлерить не хочется. Я до сих пор в сомнениях, поняла ли я правильно происшествие в парке, поставившее неожиданный знак препинания в семейной саге Биневски. Была бы рада обсудить с кем-либо из вас лично, если вы решитесь-таки на эту книгу.

Но я даже не про те разрушения, что были разовыми или несли конечное влияние на окружающий мир, а про создание целого культа, который заденет, опять же, минимум два поколения в выдуманном мире Данн. И ведь как удачно сложилось, что эта книга подходит шестому кругу ада в игре “Долгая прогулка”, так как именно на шестом этаже, по задумке Данте, обитают еретики и лжеучители.

Артуризм, Артурианство, или Допущенные - скрытый бриллиант этой книги: описание этапов зарождения, причин возникновения и развития секты, различные внутренние конфликты, формирование последователей у последователей, детальные правила и кухня культа. Всё это, вместе с сочным языком Кэтрин Данн, добавляет еще больше интереса к основной истории.

Однако, писательница позаботится и том, чтобы даже с описанными выше темами, читатель не заскучал, добавив в историю горе-стрелка, а также журналиста, внедрившегося в культ.

Некоторые читатели пишут, что в книге много мерзкого, противного, и, знаете, что правда, то правда - язык у Кэтрин Данн достаточно острый, также имеется большое количество отталкивающих сцен, по которым можно было снять жутковатый фильм о цирке. Скорее всего, именно благодаря таким книгам живет фобия на клоунов или комнаты страха, но… стиль у писательницы очень красивый и читается книга чрезвычайно легко. Наверное, только такие описания подошли бы этой истории, так как я не верю, что можно было передать атмосферу как-то иначе. И для ценителей оставлю завершающую цитату, которая описывает одну из остановок бродячего цирка, в Техасе, в месте добычи нефти. Примерно в таком же духе пишет Кэтрин и остальные части романа:

“Дюжина прожорливых стальных насекомых присосались к покрытой спекшейся коркой навоза глине на огромном участке пустых загонов, где коровы дожидались, когда их пустят под нож. Сейчас на пастбище…были лишь нефтяные насосы.”

Пишу эту книгу в секретный блокнот с Guilty Pleasure Read. Снимаю 0.5 за несколько спорных моментов в концовке книги, которые показались недостаточно отполированными или сильно выделялись по сравнению с историей в целом.