Читать книгу: «Мона. День сурка с демоном», страница 5
– Уверена, что не помнишь, чего именно хотела Бербель? – крикнул Борис на ухо Моне, и та вздрогнула. Тем временем в колонках гремела музыка с оглушительными басами, толпы людей скакали на танцполе перед стойкой диджея. Бугимен забрался на его стул, уселся на микшерский пульт и визжал.
Мона покачала головой и поморщилась.
– О’кей. Не имеет значения. Просто я знаю, что она всегда хотела сюда, но мы каждый раз говорили «нет». Проклятье! – выругался вампир и повел ее за собой, ближе к бару. Бен позади них заскулил, когда по залу пронесся дребезжащий бас, и потер уши. Рука Моны будто сама по себе потянулась к нему и умудрилась погладить оборотня, а тот, словно подчиняясь инстинкту, подставил ей голову.
Борис в этот момент что-то спрашивал в баре, который обслуживал высокий худой парень с красными глазами. По улыбке Мона опознала в нем вампира, клыки у которого оказались даже длиннее, чем у Бориса. Она неуверенно наблюдала за разговором двух мужчин, затем бармен слегка наклонился к Борису, чтобы что-то ему прошептать.
– Не смотри так, – пробурчал Бен, и Мона подпрыгнула. Оборотень нагнулся очень близко к ней и обнюхал.
– Ч-что?
– У тебя такой расстроенный взгляд. Не надо. Ты еще научишься обращаться с Бербель.
Мона вздохнула, чувствуя себя пойманной врасплох. Общаться с немыми скелетами ее точно никто не учил. Типичный университет. Никаких практических занятий, никаких отчетов о том, как на самом деле выглядит мир снаружи. Она собиралась сказать «спасибо» за добрые слова, как вдруг на всю дискотеку прогремел голос:
– Йоу, народ! – Бугимен, судя по всему, добрался до микрофона. Ремикс девяностых сменился сложным битом, полились ноты синтезатора.
– Вы меня знаете! Скажите это! Я хочу услышать! Я ваш МС Би!
– МС Би! – взревела толпа.
Он засмеялся:
– Ба!
– Ба! – вновь грянули в унисон люди.
– Бугимен! – Он понизил басы.
Бурные аплодисменты и явно преувеличенно восторженные вопли заставили даже Мону закрыть уши руками. Для любителей странного инди-рока и криков дэт-метал-групп, как правило, не существовало понятия «слишком громко». Бен взвыл, передернувшись, бросил на нее страдающий взгляд и поспешил убраться прочь.
– Бен? – заорала она ему вслед, но не успела и глазом моргнуть, как он растворился в людской массе. Очевидно, для него стало чересчур громко. Его можно понять, ни один волк не продержался бы в этом заведении дольше пяти минут.
– Борис? – Она резко развернулась, а тот внезапно оказался возле нее и потянул в сторону узкого коридора рядом с баром. Судя по запаху, тут располагались туалеты, либо в противоположном конце прохода кто-то складировал зомби. Мона подавила рвотный позыв, и Борис оскалился.
– Выяснил что-нибудь? – спросила она, однако он лишь взглянул на нее, округлив глаза.
– Что?
– Ну, от бармена!
– А, – понял он и усмехнулся: – Ну, теперь я знаю его номер телефона. – Вампир показал ей цифры у себя на предплечье.
На самом деле Мона немного разозлилась и одарила его укоризненным и определенно обжигающим взглядом. Смутившись, он слегка пожал плечами и отвел глаза.
– В любом случае, – снова заговорил Борис, – боюсь, без твоей помощи это займет слишком много времени. А чем больше проходит времени… если кто-то узнает о Бербель… – Он вздохнул.
– Е-если мне придется колдовать, то только не здесь! Чересчур шумно!
Борис опять сжал ее запястье и потащил дальше. Видимо, в темноте, вдали от огней дискотеки и буйства неоновых цветов, он довольно хорошо ориентировался. Его глаза по-кошачьи сверкнули под яркими лучами прожекторов, и он целенаправленно двинулся в угол за импровизированной сценой. Пока они проходили мимо пузатых колонок, в голову Моны ввинчивался голос Бугимена.
Борис привел ее к какой-то двери и, прежде чем Мона успела что-то сказать, выбил ее ногой. Звук удара, вероятно, поглотил окружающий гомон. Перед ними открылся новый проход, и они быстро скользнули внутрь. Стоило вампиру снова закрыть за ними дверь с мощной звукоизоляцией, уровень шума упал до терпимого. Борис с раздражением сунул палец в ухо.
– Чертов гиперчувствительный слух.
– А разве мы можем просто оставить Бена там? – встревоженно сказала Мона. Его щенячье поведение пробуждало в ней чувство ответственности. Вид крупного мужчины, который в обеденный перерыв спал в корзине, свернувшись калачиком, кардинально изменил ее представление о кровожадных людях-волках. К тому же, если она еще и его потеряет… как ей объясняться перед директором? Это же ее первая неделя.
– Напишу ему сообщение, момент. – Борис достал мобильник из кармана брюк, и его пальцы запорхали над сенсорным дисплеем. Маленький смартфон изо всех сил старался поспевать за вампирской скоростью.
– Не надо писать ему целый роман… И что это вообще за язык? – Мона отобрала телефон у него из рук.
– «Глубокоуважаемый господин Бен, считаю невероятно важным ради вашей же безопасности…», скажи-ка, из какого ты века?
Борис поджал губы, недовольно наблюдая, как Мона стирала его сообщение. Текст на тысячу слов сократился до «Выходи на улицу и жди нас там, мы скоро придем.»
С кислым выражением лица Борис забрал у нее свой телефон.
В данный момент они стояли в черном коридоре, который освещался красными лампами. Пахло сладкими электронными сигаретами и манной кашей.
Мона замерла и принюхалась.
– А сейчас не помешали бы чары отслеживания, ты можешь щелкнуть пальцами… – предложил Борис и кивнул ей, как будто можно сотворить такой фокус на ровном месте.
– Отслеживающее колдовство! – откликнулась она.
– Что, прости?
– Ну, если щелкнуть пальцами, получится отслеживающее колдовство! То есть я при этом буду колдовать. Часто ошибочно говорят, что мы, ведьмы и колдуны, накладываем чары, и мы это, конечно, умеем, но колдовство – нечто совсем другое. К настоящим отслеживающим чарам мне пришлось бы готовиться: с соответствующим носителем, с заклинанием на латыни. А колдовство – это просто щелкнуть пальцами, но только очень опытные из нас способны сделать что-то подобное на чистом колдовстве. Знаешь, колдовство – это то, что могут только ведьмы и колдуны, это врожденное и… – Мона умолкла, заметив высоко поднятые брови Бориса. Ему наверняка все это известно, с его-то опытом нежизни.
Скрипнув зубами, она покосилась на собственные ладони.
– В последнее время они совсем сошли с ума.
– Твои силы?
– Да. Понятия не имею, что происходит. Все из-за стресса. У профессора я уже думала, что сейчас взорву артефакт!
– Ого, – ответил он, но, кажется, особо не впечатлился.
– Чуть не кокнула золотую бомбочку для ванны Сонотепа. – Теперь Мона не сдержала тихий смех и покачала головой.
– Значит, лучше не будем рисковать. Сначала осмотримся?
Перед ними простирался длинный темный проход, и оба почувствовали желание красться вперед осторожно. К стенам прислонялась причудливая мягкая мебель, неритмично тикали сломанные напольные часы, на картинах в вычурных золотых рамках была изображена целая череда бугименов разных эпох, а в конце коридора на столе ерзал бюст.
– Что ж, такое не каждый день увидишь, – пораженно сказал Борис.
– Эм, прошу прощения! – Мона быстро зашагала к двигающейся мраморной голове. Между проклятыми реликвиями существовала связь, магическая связь. От обыкновенного человека они ответа не получат – тот, скорее всего, проигнорирует оживший скелет, подсознательно отрицая его существование, но вот от статуи ничего не укроется.
Мраморная голова тщетно тянулась к лежащей перед ней ручке, пыталась достать ее языком и даже не удостоила ведьму и вампира взглядом. Перед ней лежала небольшая стопка бумаги с распечатанными таблицами.
– Уважаемый? – еще раз попробовала Мона.
В ответ мраморная голова с густыми усами критично скривилась и продолжила ловить языком ручку. Ни рук, ни плеч у бюста не было, что соответствующим образом ограничивало его возможности.
– У йеня шещас ет йерейени, – неразборчиво бросила им скульптура.
Мона осторожно взяла ручку и подняла так, чтобы бюст мог ее поймать. Тот сразу схватил ручку зубами с ладони ведьмы и довольно улыбнулся:
– Шпашибо!
– Не за что.
– Шем моху ыть вам полежен? – прошепелявил он с занятым ртом и, опустив ручку на лист перед собой, начал выводить витиеватые изящные буквы. Как зачарованная, Мона отвлеклась на идеально изогнутые линии его почерка. Ей самой, даже если максимально сосредоточиться, удавались только малопонятные каракули, которые профессор в университете однажды принял за иероглифы.
– Мы ищем нашу подругу. Эм, высокую, очень-очень худую, бледную, бренчащую, на вид очень старую, с красивой улыбкой. Слегка нежить.
– Хто спрашиаает?
– Что-что?
– Хто уы тахие? – осведомился бюст, и Мона быстро оглянулась на вампира, однако тот лишь пожал плечами.
– Меня зовут Мона, а это Борис. Мы ищем нашу Бербель.
– Дохументы?
– Хм, – откликнулась она и нервно выудила удостоверение сотрудника музея, которое подтверждало ее статус ведьмы, состоящей на государственной службе и ответственной за проклятые реликвии. Скульптура прищурилась и неожиданно вытянулась далеко вперед. Мона поднесла заламинированную бумагу прямо к носу бюста, и тот выдал: «Ага».
– Мужей, пйекрашно, пйекрашно! – Рот у него посинел, потому что ручка, видимо, потекла, и Мона услышала у себя за спиной тихий смех Бориса. – Штупайте дайше, можели жа углом! – Голова кивнула в сторону ряда дверей.
– Спасибо вам! – Мона отвесила легкий поклон, а потом вместе с Борисом обогнула необычное создание и направилась дальше по коридору. Стоило свернуть за угол, и, помимо манной каши, запахло травкой. На потолке сидели пауки с огромными сетями, и на миг на Мону нахлынуло воспоминание о родительском доме.
– Я слышу голоса, – пробормотал Борис. Раздался громкий звон.
Они резко остановились. За одной из дверей в коридоре определенно кто-то ссорился, опять донесся звук бьющегося стекла. Кто-то выругался. Вдруг разразился настоящий скандал.
– Что они говорят? – зашептала Мона, хотя не сомневалась, что никто ее не услышит: такой ужасный галдеж начался в той комнате.
– Просто ты слишком жирная.
– Чего-чего? – Мона в ужасе уставилась на Бориса, чьи глаза слегка светились в темноте, но на лице отразилось смятение.
– Это… это там кто-то сказал, – успокоил ее он.
Мона покраснела:
– Ах да. Точно.
– И они продолжают. Мхм… Тебе это не подходит. Снимай, – сухо воспроизводил услышанное Борис. – Просто у тебя чересчур широкий таз. Нет, нет, нет. Ты еще все испортишь. Ах, так не пойдет, только взгляни на свой профиль. Тебе нужно срочно садиться на диету. Очень срочно.
– Да что там происходит? – спросила Мона, однако ее коллега, явно озадаченный, покачал головой:
– Мне, конечно, слышно еще парочку женщин, они шушукаются, одна время от времени взвизгивает, но в остальное время мужчина, кажется, разговаривает сам с собой. У него кошмарный фальшивый французский акцент. А я в этом разбираюсь, некоторое время жил во Франции и сам долго работал в таком а…
– Да ладно, хорошо! – оборвала его на полуслове Мона. – Бербель ты нигде не слышишь?
– Бербель…
– Ну да, кого же еще?
– Бербель, которая немой скелет?
– Да ладно тебе, она же бренчит! – Мона сердито уперла руки в бока, заставив Бориса вздохнуть. Он закрыл глаза и внимательно прислушался.
– Мм, нет-нет, я слышу… а, да… ну да… это может быть бренчание костей, не уверен. Это она? Вполне вероятно. Возможно… а теперь что-то порвалось. Мужчина кричит…
– Да, это и мне слышно!
Дверь в коридор резко распахнулась. Оттуда, громко топая и возбужденно щелкая челюстью, вышла Бербель. Она бешено жестикулировала руками и показала выбежавшему за ней мужчине крайне неприличный жест.
Довольно худой, с завитой бородкой… но больше ни на что Мона внимания не обратила: ее слишком отвлекали его гигантские уши и неуклюже гремящая перед ним костями Бербель.
– Хотя бы верни мне платье! – гневно взревел он, и женщина-скелет тут же швырнула обрывок ткани ему в лицо. Тот напоминал махровую мочалку с крошечными рукавчиками.
Мужчина со всей силой хлопнул дверью, изнутри раздался громкий визг, когда он, не прекращая ругаться, напустился на остальных моделей.
– Бербель… вот ты где! – Мона сделала пару шагов к скелету, до безумия радуясь, что нашла ее целой и невредимой. Как можно незаметнее пересчитала самые важные кости и улыбнулась громыхающей даме.
Скелет замахал руками в воздухе, гнев делал непристойные жесты еще более выразительными, и Борис, похоже, понял, что она пыталась им сказать.
– Не переживай, чтобы стать такой худой, как современные модели… тут недостаточно просто умереть. – Он ласково похлопал ее по акромиону и ключице.
Бербель повесила голову.
– Кстати, мне всегда казалось, что тебе очень идет это розовое платье, – добавил Борис, и когда Мона лихорадочно закивала, Бербель снова вскинула голову и ответила своей самой красивой улыбкой. А потом гордо прошагала мимо них по коридору, правда, в противоположном направлении. Судя по всему, тут имелся черный ход, могли бы и сами догадаться. Проклятый экспонат наверняка не прошел бы через парадную дверь.
– Тем не менее, моя дорогая, ты знаешь, что мы очень тебя ценим, но вот так просто взять и убежать… Это очень рискованно! – Борис укоризненно вздернул подбородок, и Бербель на самом деле опустила лопатки. Она без труда развернула голову назад на сто восемьдесят градусов и уставилась на Мону пустыми глазницами. В сочетании с темным коридором даже ведьме стало не по себе. Она тихо пискнула, когда Борис без предупреждения дотронулся до ее спины.
– У нашей милой Моны от ужасного страха за тебя даже руки загорелись, – объявил парень, одарив ее сочувственным взглядом.
Вообще она тут же собиралась добавить, что все далеко не так плохо, как вдруг скелет бросился к ней и повис у нее на шее. Бренча при этом так громко, как деревянные колокольчики на ветру.
– Она просит прощения, – тихо посмеиваясь, перевел Борис, однако этот жест Мона и сама поняла. Она не осмелилась сжать голые кости, между ребрами и так что-то подозрительно хрустело. – И давайте наконец вернемся на свои посты. У меня вот-вот закончится смена, кроме того, я больше не вынесу этот мерзкий запах. Манная каша, и какой вампир тащится от такого запаха?
– Это вампир так пахнет? – произнесла Мона, которую до сих пор стискивал в объятиях скелет.
– Мы чуем друг друга, да.
– Почему так много вампиров пахнет едой?
– Все, что привлекает людей, приближает нас к нашему ужину, – делано рассмеявшись, улыбнулся ей он. – Но ты ведьма, вы изобрели вампирский яд, это не мы выдумали.
На этот раз Мона тихо зарычала. Получилось не так грозно, как у Бена, напоминало скорее разочарованную кошку, и Борис с довольным видом захихикал.
По крайней мере, они вернули свою Бербель, которая теперь элегантно вышагивала перед ними в розовых туфлях на каблуках и показывала дорогу к выходу. Если за это время музей не сгорел сам по себе, возможно, Мона даже не лишится работы. После этого небольшого приключения она могла положиться на поддержку своих коллег. Тем не менее если хотела остаться – а она хотела, – то больше подобные ошибки допускать нельзя.
Глава 7. Мертвые художники не рисуют
Настала ночь пятницы, и Мона только закончила свой первый официальный обход, одна. Было волнительно и в то же время немножко страшно. Впрочем, мумия в ее списке задач отсутствовала, она сидела перед пустым залом. Мона боялась помогать со вскрытием ящика Сонотепа в понедельник. А тем более устанавливать защитные чары по периметру экспозиции. Однако он был не единственным ее магическим заданием.
Помимо египетского принца, в музее на Моне лежало много другой сверхъестественной ответственности. Ей поручили следить за проклятыми вазами, сатанинскими гобеленами и одержимыми книгами. Вдобавок ко всему несколько римских шлемов образовали группу а капелла, и за курсами аэробики античных статуй тоже следовало приглядывать. Этот небольшой экскурс в изгибание камней всегда начинался в восемь вечера, вместе со сменой Моны, и заканчивался еще до полуночи, что оставляло ей достаточно времени, чтобы отправляться к Сонотепу и охранять его мумифицированную задницу.
Его проклятие было ноктюрном, и если он не встанет после полуночи, то пропустит свое время, а Мона тогда сможет идти дальше. На самом деле в остальном в музее почти отсутствовала какая-либо другая ночная активность, даже проклятые вазы после полуночи спали. В конце концов, все когда-нибудь устают. Лишь одно создание так же зависело от времени на часах, как Сонотеп.
– Значит, Бербель уже частично нежить, – пробормотала Мона. Отполированный до блеска череп скелета забренчал, когда тот закивал, и ведьма с завистью посмотрела на идеальный ряд сверкнувших белых зубов. На голове Бербель блестел розовый бант, иначе известный как подарочная упаковка.
– Абсолютно верно, она уже гораздо больше, чем реликвия, и становится проклятым существом, – подтвердил Борис, прищелкнув языком. – Она не только помнит свою прошлую жизнь, ее дух в полном порядке, и она запоминает все, что проживает. Если это еще можно назвать «проживанием», в ее-то состоянии. – Он звонко рассмеялся, и Бербель радостно загремела костями. – Она похожа на нас с тобой, но немного не такая. На ребрах на пару граммов меньше мяска! Это своего рода тавматургический экзистенциальный кризис от заката до рассвета, – продолжал объяснять Борис и во время своего монолога указывал на отдельные кости, словно Бербель была моделью скелета на уроке биологии, а она явно с удовольствием исполняла эту роль.
Ведьма, оборотень, вампир и скелет договорились встретиться перед раздевалкой. И то, что в голове Моны звучало как начало неудачного анекдота, отныне стало частью ее повседневной жизни.
– Тавматургический экзистенциальный кризис? Кажется, это жестко, – ответила она. Во время учебы ей в основном приходилось анализировать несчастные случаи с проклятиями, но ни разу ни с одним из них не встречалась вживую.
– Заклятый враг пожелал над ее могилой, чтобы… Бербель, ты не против, если я процитирую? – спросил он у скелетихи, и та кивнула. Откашлявшись, Гоненцоллерн снова заговорил: «Пусть он ходит сломленным до конца своих дней, чтобы его кости рассыпались в прах в мучительной агонии».
В ответ на его слова Мона оскалила зубы.
Именно об этом открытым текстом предупреждали при произнесении проклятий. Противоречивые, неразборчивые или неясные формулировки приводили к ужасным побочным эффектам. Проклятие можно обратить вспять и таким образом отменить, но ошибочное случайное проклятие – как можно отменить что-то, не зная точного звучания?
– Я правильно понимаю? Так как Бербель уже была мертва, когда ее прокляли, все вышло наоборот… поэтому ты ходишь по ночам? Как зеркальное «до конца дней»? – уточнила Мона.
Послышался громкий щелчок, когда Бербель кивнула. С каждым движением женщины-скелета Мона боялась, что у нее из тела выскочит какая-нибудь кость или вообще отвалится голова. Затем Бербель рукой изобразила волну. Мона вопросительно взглянула на Бориса.
– Этот отморозок неправильно назвал ее пол, когда проклинал… так что будем рады…
На этой фразе ребра скелета весело зазвенели.
Вот теперь Мона по-настоящему выпучила глаза. С таким случаем она еще никогда не сталкивалась. Неудивительно, что Бербель особенная.
– Ну конечно, потому Бербель и не разваливается, как задумывалось, а становится все более и более субстанциональной, – подытожила Мона. Проклятия весьма коварны. – Все вышло наоборот. Из-за невежества врага. – Она не удержалась от радостного «Ха», и Бербель, похоже, была с ней согласна.
– Наконец-то ведьма, которая разбирается в проклятиях, – похвалил Борис и в наставнической манере положил руку ей на плечо. Его манера говорить, даже жесты, возвышенный тон: сейчас Мона поняла, кого он все время ей напоминал – ее учителя истории в девятом классе.
– Я хочу домой, – буркнул низкий голос у нее за спиной. Зевающий Бен стоял перед своим шкафчиком и уже вытащил оттуда рюкзак. Его смена тоже подходила к концу.
– Мы почти закончили. Последними по списку, но не по значимости остались только два художника-призрака. – Борис поднял руку и помахал листком, за которым оборотень пару секунд завороженно следил взглядом. Ночь напролет Борис и Бен проверяли музей на наличие каких-либо беспорядков, чтобы в понедельник все прошло гладко. Не хватало только призрака, и для этого им требовалась помощь Моны.
– Почти закончили – это хорошо, мне вот придется еще возвращаться сюда в воскресенье и устанавливать печати Сонотепа, – пробормотала она и попыталась тут же отбросить эту мысль.
– Если понадобится помощь… – начал Борис, однако Мона с улыбкой покачала головой.
– Все в порядке. Это очень мило с твоей стороны. Но давайте сейчас разберемся с привидениями. Поверить не могу, что вы еще не нашли решение этой проблемы. Наверняка это жутко мешает: тавматургическая энергия призраков выводит из строя любую систему наблюдения, плюс вся эта эктоплазма, почему никто до сих пор не вызвал профессионала? – Стоило только представить себе это, как ее замутило. Она тут же потянулась к своему поясу и снова проверила инвентарь. Кроме кучи ключей, ночным сторожам выдавали фонарики и разные приборы для измерения магических вибраций. Хотя маятник на шее Моны качнулся бы гораздо раньше, ничто не сравнится с гиперчувствительным горным хрусталем с аллергией на проклятия.
Пока Борису и Бену не везло в общении с призрачными художниками, и у Моны наконец появился шанс проявить себя.
– Ну, я бы не назвал наши предыдущие попытки решить проблему безуспешными. По крайней мере последние несколько недель все работало нормально. А выставка всего на полгода. – Борис сдул светлую прядь волос, а потом принялся изучать свои ногти, как будто эта тема – сущий пустяк.
– Они все нам уляпывают своей плазмой, Мона, – с несчастным видом проворчал Бен, надув полные губы, и она тут же рассмеялась:
– Я так и подумала.
Музею удалось заполучить тавматургическую картину Эдуарда Мане. Отрицательная сторона: энергия исходила от духов, привязанных к произведению, а они – каким бы красивым ни был эффект меняющихся лиц на картине – иногда очень сильно докучали. Магнит для публики или все-таки работа для экзорциста? С призраками всегда тяжело, а тут речь об эго двух старых художников. Одно неверное слово приводило к возмущению, а возмущенные привидения не жалели для окружающих своей сверхъестественной слюны.
Не следует путать духов с душами. Они – простые обрывки воспоминаний, практически экстрасенсорные отпечатки пальцев умерших. В полночь они играли в одну и ту же игру, ноя снова и снова, как старая заевшая пластинка. Чему-то новому учились с трудом, и приходилось подстраиваться под их поведение. А это означало, что надо найти способ каждую ночь успокаивать их одним и тем же ритуалом. Затея весьма деликатная, особенно если ты ниже их уровня. Так как многоуважаемые господа знали всего одну тему – свое искусство, – интересовали их исключительно собственные картины. Это все, что знала Мона… дальше нужно будет импровизировать. К счастью, у нее имелся кое-какой опыт.
– В Ватикане было много призраков, – сказала она, когда они вместе вышли из раздевалки и направились в сторону экспозиции.
– О, звучит очень увлекательно. Ты там училась, верно? Ах, Университет магии, надо как-нибудь там побывать. – Борис в ожидании посмотрел на Мону, в то время как Бен опять широко зевнул. Она могла его понять: гиперактивный вампир рядом слегка выбивал ее из колеи.
– Увлекательно, ну да. Конечно. Но поскольку христианство отрицает существование призраков, местные привидения слегка накаляли обстановку.
Раздавшееся в ответ робкое бренчание костей Бербель сильно напоминало смех, ее ребра слегка подрагивали.
– Да, не говори, дорогуша. Типичная Церковь: считают, что можно решить все проблемы, если их игнорировать, – откликнулся Борис, после чего затянул небольшой монолог о церковной ответственности. Мона лишь поморщилась и тихо вздохнула. Она никогда не забудет вечер, когда ей явился папа Иоанн Какой-то-там – у нее была плохая память на числа – и вверг ее в настоящий кризис веры. Он бодро тараторил о множестве сказок, которые выдумал сам и которые теперь прочно закрепились в Заветах и повлияли на мировую историю. Существовали и ангелы, и Бог, а демоны встречались в самых разных формах – и все же человек как-то умудрялся считать Библию в основном вымыслом.
На протяжении веков человечество придумывало столько собственных преданий, что ведьмовским ковенам все труднее становилось учить правде. В конце концов сверхъестественные существа просто приняли реальность этого мира и сдались перед сказками и легендами. Так из богов получились демоны, могущественные души умерших завербовали на должности ангелов, вампиры возненавидели святую воду, хотя она на них абсолютно никак не действовала. От эффекта плацебо они даже загорались. И постепенно даже древнее колдовство выработало реакцию на чепуху современной эзотерики. И пусть даже янтарь никогда не вылечит рак…
– У тебя уже есть идеи? – Борис ткнул Мону локтем в бок, и та вздрогнула.
– А, что? – На самом деле она давно его не слушала и просто шагала дальше вместе с коллегами по направлению к выставке.
– Ну, по поводу призраков. Моих познаний в искусстве едва хватило… – начал Борис, вновь выпятив грудь, как вдруг Бен глухо рассмеялся. – Да, господину Яполиняюнатебяполностью есть что сказать?
– Ты подумал, что Ван Гог – это детская мазня, – пробормотал Бен и захихикал. У Бориса на щеках проступили яркие красные пятна, которые бросались в глаза даже в тусклом аварийном освещении, и он презрительно фыркнул.
– Музыка тебе больше по душе, мм? – После вопроса Моны у вампира заблестели глаза, и он кивнул, а Бен вдруг рявкнул во весь голос:
– Метал навсегда!
Когда они не ссорились, разговоры двух лучших друзей вращались вокруг их группы. Пускай она состояла только из оборотня и вампира, но все их свободное время утекало в этот маленький проект. Впрочем, это также означало, что общение с духами целиком зависело от ограниченных знаний Моны об искусстве.
Собственно, она ведь именно этого и хотела – изучать историю искусств. Вот и выяснится, поможет ли ей ее тайное хобби. Изгнать духов она всегда сможет. Но тогда исчезнет возможность расспросить художников об истинной интерпретации их произведений.
* * *
Музею удалось найти идеальный баланс между современной и уютной атмосферой, необходимой, чтобы заманить посетителей купить дневной билет. Тут было на что посмотреть, потому что мифология простиралась от зарождения колдовства и чудес Рима до китайских драконов и, наконец, Египта. Каждая секция была спроектирована соответствующим образом, и тем не менее во внутреннем оформлении прослеживалась четкая линия – даже буквально. По коридорам между разными выставками Мону, Бориса, Бена и Бербель направляла желтая маркировка на полу. Она вела прямо к мистическим произведениям искусства. Впрочем, самым волшебным в картинах обычно оказывались именно мотив или образ мыслей творца. Только от двух работ на самом деле исходило тавматургическое излучение, от которого сейчас сходил с ума кулон с горным хрусталем Моны. Узкая лента, на которой висел кристалл, резко дернула ее за шею.
– Ауч, – пробормотала ведьма и потянулась назад, чтобы расстегнуть замочек.
– Довольно легкомысленно носить его так близко к горлу. – Борис покосился на нее, приподняв бровь.
– Но он так хорошо смотрится в виде чокера, – прохрипела она и с облегчением вздохнула, когда все-таки сняла украшение с шеи. Реагировал не только горный хрусталь, аварийное освещение в коридоре тоже мигало. Белая табличка на потолке указывала на экспозицию, а часы – на колдовской час: они пришли как раз вовремя.
Слабое электрическое напряжение плохо ладило с паранормальной энергией. С наступлением полуночи большинство ламп погасло. Мона схватила свой фонарик и включила тавматургическую лампочку на полную мощность. Трое ночных охранников осторожно заглянули за угол. Выставочный зал был пуст, повсюду на стенах висели картины в толстых рамах, а скамейки с подушечками приглашали посетителей задержаться подольше. Желто-зелено-фиолетовый луч фонарика Моны осветил помещение, и на некоторых рамах, на окнах, даже на полу блеснули молочно-белые пятна, словно под ультрафиолетовым излучением.
– Фффууу! – вырвалось у Бориса, который мгновенно поднял ногу из невидимой лужи эктоплазмы и потряс ступней. Мона посветила на него и еле сдержала смех. Его правая рука тоже призрачно светилась, и он в панике замахал ладонью. – Фу-фу-фу!
– Борис?
– Да-а? – Он явно испытывал настоящее отвращение.
– Ты… у тебя тут на лице… – Она показала на собственный рот и очертила дугу. Борис в ужасе вытаращился на нее, Бен согнулся от приступа хохота, а Бербель подозрительно весело загромыхала костями.
– Да что такое? – Выругавшись, вампир вытер рот тыльной стороной ладони и вскоре ухитрился весь измазаться в эктоплазме. Отпечатки рук у него на заднице, полосы слизи на шее и след ладони сообщали, что за последние несколько минут Борис как минимум один раз схватился за промежность. Теперь Моне приходилось по-настоящему сдерживаться, а у Бена между тем от смеха выступили слезы на глазах.
– Хватит! Я ухожу, – объявил их раздосадованный коллега и, прежде чем Мона успела что-то сказать, умчался прочь на вампирской скорости.
– И-и как же теперь? – пораженно пролепетала она. На такую неожиданную реакцию она не рассчитывала.
– Не волнуйся, я останусь и присмотрю за тобой. – Взгляд больших карих глаз Бена остановился на ней, и Мона натянуто ему улыбнулась. – Нашему королю драмы срочно требуется принять душ, но я не такой брезгливый. – Он с глухим звуком хлопнул себя по груди и ойкнул, что снова вызвало у Моны тихий смешок.
Немного грубоватое звучание его голоса не подходило оборотню, который при полной луне мутировал в кровожадное чудовище, зато подходил собаке. Будь у него хвост, Бен бы, весело им виляя, бежал рядом с ней. Перед внутренним взором Моны живо предстала картинка, как он носится по лугу за каждой бабочкой и радостно прыгает на чужих людей. Бен был так же полезен, как и психанувший вампир. Ведьма негромко вздохнула.
Едва они свернули в следующий проход, как из глубины коридора послышались громкие вопли. Приглушенный звук с жутковатым эффектом эхо: два сердитых голоса вступили в ожесточенную словесную перепалку.
– Никакой экспрессии, никакой эстетики, никакого смысла! Исчезни отсюда, ты уничтожаешь мою ауру совершенства. – Голос говорил с сильным французским акцентом.
– Прошу прощения? Кто ты такой, чтобы я объяснял тебе смысл своего творчества? Совершенство, не смеши меня!
