Читать книгу: «В погоне за собой, или Удивительная история Старика», страница 7

Один глаз у бедняжки был больным и она его прикрывала веком, морда и правый бок были в свежих шрамах, правое ухо наполовину отгрызено, но судя по состоянию, уже давно.

Когда собака подошла еще чуть ближе, я без малейшего презрения погладил ее по голове. Почему мне должно быть противно? Ей же не было противно давать себя трогать такому, как я.

Стараясь не делать резких движений, я лег на спину, упираясь головой в чемодан, словно в подушку, и вскоре дворняга улеглась рядом, касаясь боком моего левого бедра. Слушая звуки проносившихся по трассе над головой автомобилей и поглаживая своего нового друга, я не заметил, как уснул.

XI

На работу я опоздал на тридцать минут.

Поднявшись утром, обнаружил себя в одиночестве. Собака куда-то убежала еще до моего пробуждения. Мысленно поблагодарив ее за поддержку, передо мной встал выбор, ехать в офис, или нет, и я решил, что стоит ехать. В какой-то момент в моем разуме заговорил тоненький голосок, предложивший мне вариант уйти оттуда. Тех денег, что были обещаны у Акеля, мне бы хватило на то, чтобы жить, но я не мог так рисковать. Вдруг я уволюсь, а Старик помрет через неделю, и меня, как само собой разумеющееся, попросят оттуда уйти.

Взяв свои вещи, я направился к метро. Спустившись под землю, дождался поезда, стоя среди толпы других людей, влез в вагон и уселся на свободное место. Всю дорогу читал.

Высадившись на нужной станции, вновь оказался на поверхности и, за две минуты до того, как подойти к зданию, позвонил Итану.

– Доброе утро,– сказал он мне, взяв трубку.– Почему не на работе? Ты не придешь сегодня?

– Я почти у входа,– сказал я, ускоряя темп шагов.– Ты на машине приехал?

– Да. Обещал же.

– Хорошо. Отлично. Можешь спуститься и открыть мне ее?

– Открыть? Зачем? Подожди, ты вообще можешь объяснить, что происходит?

– Мне нужно вещи положить.

– Какие вещи?

– Слушай, мне неудобно об этом говорить по телефону. Ты можешь спуститься или нет?

На несколько секунд повисло молчание.

– Да,– наконец ответил Итан.– Господин Шапиро слишком занят, он с самого прихода сидит у себя в кабинете и не выходит, лишь орет на кого-то по телефону. Жди меня на парковке, через минуты три буду.

Он оборвал линию в тот момент, когда я перешел дорогу и оказался перед зданием. Когда пришел на парковку, Итан уже ждал меня, опершись на свой автомобиль локтем и нетерпеливо постукивая ногой об асфальт.

Увидев меня, с покрасневшими глазами, в измятой одежде, с чемоданом наперевес, он поджал губы.

– Черт возьми,– изумился он.– Что с тобой стряслось?

– Диего вышвырнул меня из квартиры,– ответил я, ставя чемодан на землю.– Пришел вчера вечером, а он уже сидит с каким-то своим знакомым и оформляет документы, а мои вещи стоят у порога.

– А где же ты ночевал? В гостинице, что ли?

«Неплохая идея, кстати,– подумал я.– Можно будет на какое-то время за счет аванса снимать номер в каком-нибудь дешевом мотеле»

– Ага. «Под открытым небом» называется. Знаешь такую?

– Нет, не припоминаю.

– Ладно, это все уже неважно. Я тебя о чем хотел попросить… Можешь, пока я себе новую квартиру не нашел, оставить вещи у себя? В дни моей смены я буду жить у Акеля, а в дни твоей буду снимать номер в мотеле,– я мысленно подсчитал.– Мне придется оплачивать в неделю всего два дня, остальные пять я буду у Вирта. Вещи к нему, разумеется, привезти не могу, а оплачивать пять дней номер в мотеле, чтобы просто хранить там чемодан… мне не потянуть. А так, скоро у нас будет зарплата, плюс Акель доплатит, тогда сниму какую-нибудь квартирку и заберу свои шмотки. Идет?

– Без проблем, поставлю где-нибудь у себя в гараже, много места он не займет.

– Спасибо. Большое. Не знаю, что я бы без тебя делал, Итан. Если бы не работа у Акеля… не знаю.

– Не за что, приятель,– хмыкнул он и слегка шлепнул меня по плечу.– Для этого ведь и нужны друзья. Неприятели проблемы создают, а друзья помогают от них избавиться. Ну, от неприятностей, в этом смысле.

Мы засмеялись. Итан выглядел как обычно, но все же я не мог избавиться от ощущения, что что-то с ним не так. А может, он просто меняется? Все же люди меняются по мере взросления. Это неотъемлемая часть пути каждого человека.

Достав из кармана брюк ключи, Итан нажатием кнопки отключил сигнализацию, после чего открыл багажник, забитый всяким «мужским хламом». Чего там только не было. Я увидел три фонарика (два из которых не работали), несколько насосов разных видов (как говорится, на все случаи жизни), набор гаечных ключей, рыболовную удочку и коробку со снастями, чехлом от раскладного стула (без самого стула), и прочим в том же духе.

Забрав у меня чемодан, он уложил его на расчищенное от своего скарба место, после чего захлопнул дверцу багажника и сказал:

– Нам пора возвращаться, не стоит злоупотреблять удачей. Мало ли, вдруг господин Шапиро решит выместить гнев на нас.

– Точно,– я согласился с ним.– Идем.

И мы пошли.

Как выяснилось ближе к обеду, Итан оказался прав. Закончив со своими разборками по телефону, босс вылетел в офисный зал и с налитыми кровью глазами устроил разнос четверти рабочего коллектива. Нескольких особо провинившихся он оставил напоследок и по очереди вызывал к себе в кабинет. Последнему досталось настолько сильно, что тот вышел после взбучки с сжатыми в кулаки ладонями, из ушей молодого парня едва не валил пар, а на лице было такое выражение, словно ему хотелось укокошить всех людей на планете. Как я подозревал, отчасти правда была моя, одного из этих людей ему хотелось отправить на тот свет наверняка.

Счастье, что кривой толстый перст господина Шапиро не указал на меня в тот день. Проблемы с основной работой (а нарушения всегда можно найти, у любого, если есть желание) точно не добавили бы теплых красок на холст моей жизни в тот момент.

Понимая, что пытаться закрыть лицо ладонью или предпринять еще какие-то действия в этом роде все равно, что повесить себе на лоб огромную мишень с указывающей в центр большой мигающей стрелкой, я пытался выглядеть как можно более непринужденным. Сделав себе по-быстрому кофе, пока босс был отвлечен очередной «жертвой», я сидел за компьютером, время от времени чуть прикрывая глаза и наслаждаясь солнечным светом, лившимся через окно и припекавшим мне левую щеку. Все мои коллеги закрывались от горячих лучей, словно коллективно страдали от фотодерматита, но мне он доставлял радость, был, словно источник энергии, заряжавший истощившуюся батарею.

Я и раньше замечал за собой эту, с позволения сказать, «странность». Люди непонятные существа, говорят, что любят солнце, но скрываются от него под кепками, уверяют, что любят дождь, и прячутся от него под зонтами, утверждают, что им нравится ветер, но не подставляют под его струи лицо, а закрываются в помещениях. Летом ждут осень, когда спадет тепло и похолодает, осенью ждут зиму, чтобы закончились дожди и выпал снег, зимой ждут весну, чтобы наконец растаял снег и начало теплеть, весной жаждут лета, чтобы пропала грязь и высохли все лужи, стало жарко и можно было загорать, а потом… все по новой, и так бесконечным циклом. Все находятся в вечном ожидании счастья, но мало кто – да почти никто – наслаждается тем, что происходит с ними сейчас. Сначала ждут одного, потом другого, потом третьего, четвертого, а в конце со скрипом в сердце скучают по прошлому, по своим «золотым годам молодости, самому интересному этапу в жизни, ушедшему безвозвратно».

Не угодишь этому человечеству, честное слово.

У меня же в этом плане всегда было другое отношение. Замерзая на холоде, я наслаждался этим, чувствуя, как солнце печет кожу, я наслаждался, ощущая гуляющий ветер в развевающихся волосах и капли дождя, стучащие по макушке и стекающие через все лицо к шее, я наслаждался. Согласен, холод и жар не всегда могут быть приятными физически, но мне доставляло удовольствие то, что я чувствую. На это меня подтолкнула история Бальдра, которую я как-то прочел в подростковом возрасте. Он ничего не ощущал, и это было словно смерть. Мы живем, пока чувствуем. Даже боль, физическая или душевная, – это жизнь и созидание. Не зря одним из тяжелейших грехов считается именно уныние, потому как данное состояние – сон души, отсутствие каких-либо чувств.

Смерть, несмотря на то, что сердце бьется.

До меня понимание дошло лишь спустя годы. Тогда, несмотря на то, что положение дел у меня было хуже всех, я жил по-настоящему, а не пребывал в летаргическом сне и не застил себе глаза иллюзией счастья от имения всяких дорогих штучек и прочей мелочи, которыми несчастные люди пытаются хоть немного приглушить голос своего внутреннего человечка, пытающегося сообщить, что «что-то у тебя не так, дружок».

Прекрасные слова на эту тему сказал главный герой одного чудесного мультфильма. «Смысл не в том, чтобы родиться с даром. Начнешь жить, он появится сам по себе». Главное в жизни – жизнь и поиск, «ищите и обрящете», и все то, что нужно и желаемо, придет, причем даже в лучшем виде, чем просил. Проще некуда и, как обычно бывает, почти никто этого не понимает. Самое легкое понять тяжелее всего.

После работы я направился уже проверенным путем на автобусе в имение господина Вирта. Прибыв на место, подошел к воротам и, покопавшись в карманах, неуклюже выудил пропуск и продемонстрировал его охраннику. Кивнув, тот махнул рукой, и ворота открылись.

Вежливо поблагодарив незнакомца в темных очках, я прошел на территорию особняка и двинулся в левую часть огромного земляного участка, любуясь одновременно с этим окрестностями. Приблизившись к знакомому дому, постучал в дверь, и открыла ее мне молодая девушка лет двадцати пяти, присматривавшая за стариком пять дней в неделю (кроме выходных) в утреннее и дневное время суток. Звали ее Ульяна, и с ней я познакомился в понедельник утром, когда девушка пришла меня сменить.

– Здравствуйте, Клим,– с теплой улыбкой на лице поздоровалась она. Несмотря на то, что в прошлую встречу поговорить нам практически не удалось, мне она показалось очень лучезарной и любвеобильной (в хорошем смысле) особой.– Что-то вы рановато. Я собиралась уходить только через полчаса.

– Так вышло,– я пожал плечами.– Чуть раньше освободился с работы, из-за этого раньше успел на автобус, который в свою очередь из-за этого не попал в пробки. Вышел настоящий эффект бабочки.

– Эффект… бабочки?– переспросила она, не переставая улыбаться.– В смысле? Вы прилетели сюда так быстро, словно бабочка?

Она засмеялась, как примерная выпускница дома благородных девиц. Я же смутился, не зная, смеется ли она надо мной, или говорит серьезно.

– Эм, что-то вроде этого. Позволите войти, Ульяна?

– А!– она встрепенулась.– Разумеется! Извините, я не подумала об этом, конечно входите.

Девушка отошла в сторону.

Войдя внутрь, я разулся и прошествовал на знакомую кухню. Это было очень странное чувство, я уже тогда понял, как меня вскоре начнет тошнить от этих качелей «богатство-бедность». Ночую то в серой обветшалой квартирке, то в шикарном доме, сплю то на картонке, расстеленной на голой земле, то на шикарной двуместной кровати с ортопедическим матрасом, принимаю душ то в старой облезлой ванне, то купаюсь в бассейне.

– Где господин Вирт?– поинтересовался я, положив свой портфельчик на один из стульев и присев на другой.

– До этого был в мастерской, вырезал очередную шахматную доску, но сейчас он в галерее и просил не беспокоить. Пару часов назад ему привезли новую картину, вот, сидит и любуется, ищет в мазках тайный смысл, или что там любят делать эти ценители живописи.

– Точно,– кивнул я, а после, обратив внимание на то, что заварной чайник был полон, не забывая о вежливости, спросил.– Может, выпьем чаю?

– О! Я как раз собиралась!

Девушка засеменила к кухонному столу и принялась разливать напиток по маленьким чашечкам, поставив их при этом на блюдца.

– Вам класть сахар?

– Нет, спасибо. Лучше дольку лимона, если есть.

– Конечно!

Ульяна заглянула в холодильник и из одного из поддонов вытащила половинку цитруса.

Через полминуты передо мной уже стояла чашка горячего черного чая, от поверхности которого поднимался пар, приносивший к моим ноздрям приятный нежный аромат жасмина.

– Благодарю,– я отхлебнул, положив маленькую серебряную ложечку на блюдце. Было вкусно.– Вы понимаете в живописи? Знаете, что за картину купил господин Вирт?

– Немного,– кивнула девушка, присаживаясь на соседний стул.– Название «Город под тучами», а художник вроде бы современный, имя не помню… Байрон, что ли.

– «Город под тучами»?– я с трудом сдерживал смешок и брякнул первое, что пришло на ум.– Да что вы, это известная картина, автора звали Мэри Шелли. Байрон написал «Ромашковое поле».

– Ах, ну, наверно вы правы,– согласилась Ульяна, не замечая веселости в моих глазах.– Как я сказала, в живописи я мало что смыслю.

«Как и в литературе, судя по всему»,– подумал я, но вслух, разумеется, этого не озвучил, лишь незаметно хихикнув себе в нижнюю губу.

– Вы выглядите уставшим. Завал на работе?

– Не то чтобы завал, просто последние дни выдались… тяжелыми.

– Наверно, тяжело ловить нескольких зайцев сразу. Днем на одной работе, вечером и ночью здесь, на выходные дни так же. Получается, дома вы бываете всего два раза в неделю. Ваши близкие не возмущаются из-за этого?

– Я живу один, поэтому переживать то и некому, разве что кроме…

У меня едва не вырвалось «господин Самерс», но это имя после вчерашнего инцидента стало для меня сродни ругательству, которое нельзя употреблять ни то, что при посторонних, но даже наедине с собой.

– Кроме кого?– спросила Ульяна, заметив мою заминку.

– Попугая. В мое отсутствие его кормит сосед, Александр.

– Здорово! Домашние животные – это всегда хорошо, особенно если дом пустой.

– Не могу с вами не согласиться, Ульяна,– послышался голос.

Синхронно повернувшись в одну сторону, мы увидели ехавшего в нашу сторону Старика.

– Несмотря на то, что они не могут говорить словами, как люди, животные общаются с нами духовно. Заполняют ту пустоту, что создается от одиночества. Это чувствуется. Если бы одного из вас полностью изолировать ото всех, а потом, чрез полгода, дать какого-нибудь робота в кошачьем облике, вы все равно не будете чувствовать компанию. Как бы правдоподобно не выглядела модель, она остается машиной. Особенно прекрасными, лично по мне, являются собаки и… лошади. Особенно лошади. Вот, почему то люди считают лучшим другом человека собаку, но по какой-то причине не считаются с конями. А те возили нас на своей спине в течение тысяч лет, спасали, унося на себе с полей битвы, были верными друзьями. И остаются для некоторых, у кого на них денег хватает.

– Добрый вечер, господин Вирт,– поздоровался я.– А у вас есть конюшня?

– Разумеется,– подтвердил мужчина.– Но она находится в нескольких часах езды отсюда, так что, к сожалению, последние пять лет я туда не езжу. Мне с трудом удается простоять больше трех минут, болит спина, и ноги в особенности, так что о конных прогулках можно забыть.

– Это ваши слова?– судя по тому, какие выводы я успел сделать за прошлые несколько дней общения со Стариком, такое поведение было не в его стиле. И мне не пришлось в этом ошибиться.

– Разумеется, нет,– фыркнул Акель.– Так сказал мой уважаемый Фернандо, «давший клятву Гиппократа, обещавший лечить людей и не позволять им сводить себя в гроб». Будь моя воля, я с удовольствием уселся бы на коня и уехал вместе с ним в закат.

– Было бы весьма поэтично, очень в вашем стиле, но…– меня перебил звонок моего телефона.

Вытащив его из кармана, я увидел имя. Зоя.

– Извините,– казал я своим собеседникам, после чего ткнул на изображение зеленого телефона и приложил устройство динамиком к уху.

– Добрый вечер, Клим. Это Зоя. Узнали?

– Здравствуйте. Разумеется, узнал. Вы что-то хотели?

– Я звоню сообщить, что уезжаю на несколько дней из города и оставлю ваш аванс на столике в комнате, на втором этаже вместе с бланком. Распишитесь в нем, а потом я его заберу и отнесу нашему бухгалтеру.

«Эх, Диего, дурак ты дурак. Совсем чуть-чуть не дождался…»

– Я уже приехал.

– Да? Что-то вы рано.

– Так вышло. Это же не нарушение?

– Нет, конечно нет. Лучше раньше, чем с опозданием. Ждите, буду минуты через три-четыре.

– Хорошо.

Как оказалось, сама Зоя пунктуальностью не отличалась и пришла не через четыре, а через десять минут. К этому моменту мы с Ульяной успели осушить по половине чашки каждый.

Увидев Зою, я сразу понял, что в ней что-то изменилось. Насчет нее у меня уже успел сложиться образ немного холодной (несмотря на улыбчивость и вежливость), умной, деловой молодой женщины (к тому же, на этот вывод немалую роль сыграла манера одеваться, всегда строго и официально), но в тот момент передо мной словно стоял другой человек.

– Привет,– сказала она и протянула мне конверт.– Заходить не буду, у меня через два часа самолет. Там ровно половина ежемесячной суммы, прописанной в договоре.

– Благодарю, Зоя,– когда бумажная поверхность коснулась кожи ладони, мое настроение так же заметно улучшилось.– А куда вы улетаете, если не секрет? Работа или отдых?

– Ни то и ни другое,– как оказалось, Зоя только рада была моему вопросу и продемонстрировала красивое обручальное кольцо из платины с бриллиантами и вставленным посередине изумрудом, надетое на безымянный палец ее правой руки.– Я выхожу замуж. Свадьба пройдет в Мюнхене. Мы с будущим супругом оба оттуда родом.

– Ух,– выдохнул я, на мгновение растерявшись.

Мне вспомнилось, как я делал предложение Розе, и от этого мое тело едва не передернуло. Оказалось, на тот момент мои воспоминания были неприятными.

– Поздравляю вас.

– Благодарю,– ее лицо светилось, сделав ее практически безупречной. Как же все-таки меняется женщина, когда она любима. Благоухает, будто весенний цветок, улыбается и сияет всем своим естеством. Да уж, иногда у меня действительно складывается впечатление, что они рождаются совершенными. По-крайней мере потому, что могут вытерпеть нас, мужчин, волосатых, бородатых, иногда грубых, часто неотесанных людей с запором на проявление чувств и врожденным отсутствием умения разбираться в эмоциях, которые так и бурлят в прекрасной половине человечества.

Послышался гудок. Зоя взглянула на свои электронные наручные часы.

– Извините, Клим, но мне пора бежать. До скорой встречи!

– До скорой встречи, и хорошего вам полета.

Вернувшись обратно на кухню, я увидел Старика и Ульяну на их прежних местах.

Следующие полчаса мы с Акелем слушали безостановочную трескотню девушки, она говорила о многом, но одновременно с этим ни о чем, и по выражению лица Вирта я понял, что тот пожалел о том, что не остался в галерее в одиночестве разглядывать свои картины. И с каждой новой минутой болтовни Ульяны она казалась мне все глупее и глупее.

Интересная выходила штука, ведь Акель временами тоже много говорил, но от этого не казался мне недалеким. Так в чем же причина? Наверняка мне этого разгадать не удалось, но в конечном итоге я все же пришел к конкретному умозаключению, и даже подобрал сравнение. Мне обсуждение темы представлялось как размазывание масла по куску хлеба. Кусок масла – это идея, тема, а кусок хлеба – эта длина разговора, подача мысли собеседнику. При рассуждении человек вроде как размазывает идею по куску хлеба, и чем его площадь больше, тем меньшая толщина слоя масла. Чтобы подать свою идею и оставить «вкус», нужно взять не маленький, и не большой кусок хлеба и размазать масло равномерно, то есть нужно подавать свое мнение и рассуждать, быть может, и объемными, но емкими абзацами, как это делал Вирт. К тому же он всегда делал это уверенно, а остальные люди могут быть уверены в человеке лишь в том случае, когда он уверен в себе. Акель мастерскими движениями наносил свое масло на кусок хлеба, удерживая слушателя и не давая ему ни давиться от переизбытка, ни потерять вкус от недостатка.

У Ульяны же все было по-другому. Все кусочки масла, что она брала, и так не были-то особенно внушительными, но и, ко всему прочему, она размазывала его по куску хлеба, которым можно было бы укрыть ночью человека вместо одеяла.

Начав болтать о своих недавних событиях, она говорила, говорила, и говорила, и в конечном итоге дошла до трагической истории хомячка, который жил у её отца, когда тому было около семи лет. Когда же прошло то время, которое входило в дежурство девушки, Ульяна начала собираться домой. Я едва удержался от того, чтобы выдохнуть от облегчения, когда она объявила о своем намерении, но Вирт попросил ее задержаться на несколько минут.

– Видите ли,– сказал Старик, когда девушка вновь села.– У меня небольшой разговор. Точнее, объявление. Не знаю, помнит ли кто-нибудь из вас, или нет, что через две недели, третьего августа, будет мой семьдесят девятый день рождения. Я бы с превеликим удовольствием его не отмечал, но члены моей семьи настаивают на обратном. Фернандо уверен, что праздник пойдет мне на пользу, а старший сын хочет позвать моего старого друга, Фиделя Гарсиа. Старик все еще у руля и Альберт хочет с ним сотрудничать. Короче говоря, я приглашаю и вас, обоих. И Итана тоже, передай ему, как сможешь, Клим, а то я могу забыть (и, видимо, «не просто так», как сказал бы Фрейд). Праздник начнется где-то в пять вечера, это будет суббота.

– Хорошо, господин Вирт,– кивнула Ульяна.– Обязательно.

Спустя несколько минут она покинула дом, а я, закрыв за ней дверь, приступил к своим обязанностям.

XII

В четверг 1-ого числа я сидел в своем небольшом номере в придорожном мотеле под креативным названием «Придорожный мотель».

По телевизору шла какая-то передача о раскрытии тайн схем современных мошенников, но я не следил за ней и использовал бубнеж ведущего в качестве заполнения гнетущей тишины. Так создавалась иллюзия отсутствия одиночества, тяготившая меня в последнее время.

Поедая принесенную мне три минуты назад яичницу, усыпанную сверху множеством нарезанных кружками колбасок, передо мной лежала раскрытая книга «Обломова», прочитанная к тому моменту примерно на три четверти.

Разделяя лежавшую передо мной на тарелке лепешку ребром вилки, я закидывал маленькие ее части себе в рот и одновременно с этим скользил взглядом по строчкам. На тот момент чтение давалось мне гораздо легче, чем в первое время.

К тому же, я отказался от моих бывших способов проведения вечернего досуга. Избавление себя из лап телевидения, глупых компьютерных игр и распития алкоголя словно освободило меня. Перестав получать ненужную информацию из второсортных телепередач и тому подобного, я стал будто бы очищаться. А чтение, в свою очередь, помогло настроиться на другую волну и уйти глубже в себя. Книга стала словно дверью, которая вела в глубины моего нутра.

Прочитывая примерно по две-три страницы, я бросал взгляд на лежавшую рядом с моей рукой книгу Коэльо «Алхимик», купленную мною несколько дней назад. Слова Старика насчет этого произведения глубоко засели мне в душу.

«Что же в ней такого удивительного?»,– думалось мне.

Акелю удалось меня заинтриговать.

В какой-то момент мне даже захотелось отложить «Обломова», но я сразу отказался от этого. Бросать дела незавершенными – дурная привычка, а я знал, что если отложу эту книгу в сторону и возьмусь за другую, то к первой уже никогда не вернусь. Мне не хотелось поступать данным образом, это было сродни проигрышу.

Покончив с яичницей, я вложил закладку меж страниц и поднялся из-за стола. Взяв в руки грязную тарелку, вышел из номера и запер дверь на ключ, после чего спустился со второго этажа и зашел в небольшое кафе, принадлежавшее мотелю.

Увидев официантку, сидевшую за одним из столиков, я подошел к ней. Заслышав мои шаги, Виола подняла голову и взглянула на меня. Увидев грязную посуду у меня в руках, она поднялась.

– Давайте сюда,– сказал девушка и забрала тарелку.

– Спасибо. Было вкусно.

– Готовила не я,– она вежливо улыбнулась.– Передам ваши благодарности Бобу, нашему повару.

– Было бы славно.

– Еще что-нибудь хотите?

– Да, можно чашку кофе с молоком, без сахара.

– Хорошо.

Пройдя через парные, открывающиеся в обе стороны двери, она удалилась на кухню, оставив меня на несколько минут в одиночестве. Потом вернулась, держа в руках чашку с горячим напитком. Порывшись в заднем кармане и расплатившись с ней мелочью, я направился обратно в номер.

Выйдя из кафе, обратил внимание на старенький темно-красный пикап, который припарковался на свободном месте, едва я зашел внутрь заведения. Обогнув его, я прошел немного вперед и, отхлебнув горячего кофе, взглянул на небо. Погода была прекрасная, солнце уже заходило за горизонт и окрасило его в рыжий цвет, такой, какой нельзя было увидеть нигде, кроме как в это время суток. Чувствуя приятную горечь на чуть онемевшем от кипятка языке, я сунул свободную руку в карман и наслаждался видом, но вскоре меня отвлек громкий стук в дверь.

Сначала я на него не обратил внимания, но потом, после третьего повторения «бум-бум-бум» кулаком по дереву, вспомнил о том, что ко мне должны были придти. Повернувшись, взглянул наверх и увидел стоявшего у моей двери мужчину. Заглянув в окно, а после сверившись с часами, он достал телефон, собираясь набирать номер, и я догадался, чей именно.

Я поторопился в сторону лестницы, поднялся на свой этаж и крикнул доставщику.

– Здравствуйте! Я иду, иду!

– Добрый вечер,– ответил мужчина, посмотрев на меня.– Клим Добров?

– Совершенно верно.

Я остановился в метре от курьера и взглянул на черную матовую коробку параллелепипедальной формы, которая стояла у его ноги и высотой достигала колен.

– Где же вы ходите? Между прочим, не только вы один ждете свою посылку.

– Извиняюсь. Подождите секунду, схожу за деньгами.

Отперев замок, я вошел внутрь номера, приблизился к кровати, на которой лежал мой пиджак, и извлек из него свой бумажник, одновременно с этим ощущая давление взгляда незнакомца в спину. Вернувшись к нему, я вытащил необходимую сумму, составлявшую почти половину моего аванса, и вручил ее курьеру.

– Благодарю,– сказал тот, принимая наличные.– Проверьте товар, а после распишитесь.

Кивнув, я взял коробку и поставил ее на стол, за которым ел. Найдя позолоченный накидной замочек, отстегнул его, открыл дверцу, и увидел лежавшую внутри в бархатной форме, сохранявшей предмет от тряски, статуэтку коня на дыбах. Вытащив ее и ощутив тяжесть вытесанной из дерева фигуры, я осмотрел вещь и, убедившись в ее целостности, вернулся к доставщику.

– Все в порядке?

– Да.

Расписавшись, вернул мужчине его ручку, и он по-деловому улыбнулся, после чего пожелал мне всего хорошего и удалился. Ответив ему тем же, я закрыл дверь, после чего вернулся к столу и вновь, но на этот раз более детально, осмотрел статуэтку, достигавшую в холке ровно тридцать сантиметров.

Спустя несколько дней после получения приглашения на день рождения мы со Стариком как-то вновь завели разговор о животных, и тогда Акель мне поведал о своем любимом коне, который у него был, когда мужчина еще был в состоянии вести самостоятельный образ жизни. Говорил Вирт о своем давно почившем четвероногом друге с удивительным блеском в глазах, было видно, что он его очень любит даже спустя не один десяток лет, и тогда мне в голову пришла идея подарка. Жеребца чистокровной верховой породы звали Огонь в честь его рыжего окраса, и я попытался как можно детальнее передать описания Старика мастеру, вырезавшему статуэтку. Не знаю, удалось ли нам обоим воссоздать образ коня, но мне очень хотелось, чтобы удалось. Хотя бы потому, чтобы не чувствовать себя идиотом при вручении подарка.

Потратив на осмотр еще несколько минут, я решил не рисковать и убрал статуэтку обратно в коробку и закрыл накидной замок.

На следующее утро, придя в офис, первым делом мне в глаза бросился пустующий стол Итана. Это было странно, до начала рабочего дня оставалось совсем немного времени, а друга еще не было, хотя он всегда приходил раньше (или хотя бы в одно время со мной).

«Мало ли»,– пожал плечами я, устраиваясь на своем месте.

Поставив коробку со статуэткой на пол, мне пришлось приложить немалое количество силы воли, чтобы включить компьютер – мысль о еще одном дне пыток под названием «работа» меня угнетала, но делать было нечего. Единственное, что радовало, так это перспектива увольнения и того, что мои мучения – это лишь переходный период, а не пожизненный приговор. Меня порой удивляла та смелость, которой я обзавелся с того времени, как Диего с позором выкинул меня из съемной квартиры. Мне, в прямом смысле, больше нечего было терять. Увольнение из офиса было не в счет (потому как я этому, скорее всего, только порадовался бы).

Вновь взглянув на циферблат, понял, что Итан опаздывает. Не зная, что и думать, набрал его номер телефона. Послушав гудки на протяжении минуты, ответа я так и не услышал. Позвонил еще раз, с тем же результатом, потом через минут пять третий раз, и после десятого гудка наконец-то мне ответили.

– Привет, Клим,– голос принадлежал Софии.– Итан сейчас принимает ванну, а телефон оставил в спальне. Ты что-то хотел?

– Привет. Да, пытаюсь узнать, почему он не пришел на работу. Звоню вам, никто трубку не берет, уже начал волноваться.

– Извини, я была внизу на кухне, готовила. Сейчас поднялась и услышала мелодию. Итан плохо себя чувствует, сказал, что останется на несколько дней дома, чтобы отлежаться.

– Что с ним?

– Ничего конкретного,– в динамике послышался тяжелый выдох.– Голова болит, усталость. Выглядит так, будто трое суток ехал за рулем без сна. Может, переутомление?

– Возможно,– ответил я, перебирая шариковую ручку пальцами и наблюдая за монитором компьютера.– Работает он много и, видимо, возраст дает о себе знать.

– А вот этого не надо, Клим,– София засмеялась, но смех показался мне натянутым и каким-то неестественным. Было слышно, что женщина тоже вымотана.– Нам хоть и больше сорока, но мы с Итаном еще ого-го!

– Не сомневаюсь в этом.

– Это хорошо… извини, меня дочь зовет. Учится в пятом классе, а такие задания им там задают, уф. Сама с трудом справляюсь. И да, я передам Итану, что ты звонил.

– Не нужно. Пусть отдыхает. Я вечером еще раз позвоню.

– Хорошо.

Она отключилась, оставив меня с легким чувством тревоги, которая пропала лишь после того, как я с головой погрузился в свою нудную работку, грезя одновременно с этим о том, как бы мне хотелось скорее убраться отсюда.

Какого же было мое удивление, когда желание исполнилось, причем в этот же день, и таким превратным, жестким способом. Если честно, после этого я начал с осторожностью относиться к своим мыслям, ведь в последнее время они как-то часто сбывались.

Спустя полчаса после моего звонка господин Шапиро устроил нам небольшое развлекательное шоу. Точнее, не он, а его жена (наверное, бывшая, или почти бывшая). Следующие минуты стали судьбоносными в моей жизни, словно кто-то другой решил, что мне стоит делать дальше.