Читать книгу: «В погоне за собой, или Удивительная история Старика», страница 12
– ЭТО НЕ СМЕШНО!!!– вдруг во все горло закричал я. Стало больно, но мне не было до этого дела.– НЕ СМЕШНО, ЧЕРТ ВАС ВСЕХ ПОДЕРИ!!!
«Как же такое может быть?– спрашивал я себя, даже не пытаясь совладать с ускорившимся сбивчивым дыханием.– Куда все делись? Дома пусты. Магазин пуст. Может… может началась новая война? Немцы, переведя дух после поражения и окрепнув, вновь взялись за старое? Может, Адольф Гитлер куда-то сбежал, спрятался, а теперь вернулся и начал мстить? Может, они вновь захотели устроить бомбардировку, как это случилось двадцать второго июня сорок первого года в СССР, в воскресенье… ВОСКРЕСЕНЬЕ! Сегодня же воскресенье, чтоб мне провалиться!»
В голове из-за паники начался полнейший хаос, но на этот раз я попытался его прекратить и старался мыслить рационально. Даже если бы и произошло что-то вроде нападения, родители скорее бы в могилу живьем слегли, чем оставили меня, а сами убежали в бомбоубежище, так что это была полнейшая ерунда.
«Но что же, в таком случае, могло произойти?»– спрашивал я сам себя, пошатывающейся походкой покинув магазин. Ноги с трудом удерживали мое тело в вертикальном положении и не давали ему рухнуть наземь.
Другие версии помимо начала войны были совсем маловероятны, даже фантастичны. Я же жил в реальном мире, и разве в нем возможны подобные чудеса? Возможны?
– Я вижу в твоем взгляде замешательство, Клим,– прервавшись, отметил Акель.
– Да, но я не хотел вас больше прерывать.
– Как видишь, я прервался сам, так что спрашивай,– махнул рукой Старик, в это время взявшись за бутылку и долив себе в стакан вина.
– Вы сказали… точнее спросили: «Я же жил в реальном мире, и разве в нем возможны подобные чудеса?». Я не понял, насчет чего именно вы сомневались? Возможны ли они в реальном мире, или вы сомневались, в реальном ли мире вы находились в тот момент?
Отхлебывая напиток из пузатого бокала на тонкой ножке, Старик улыбнулся. Понял я это не по губам (они скрывались за бокалом), а по его глазам и морщинам вокруг них.
– Молодец, Клим,– отняв его от губ, сказал Акель.– Ты задаешь правильные вопросы, и в этом была вся суть, над которой я впоследствии много времени размышлял. У меня для этого, уж поверь, было предостаточно времени. Ладно, продолжим, пока я не потерял нить повествования. Рассказывать очень много, потому попытаюсь отбросить как можно больше ненужных подробностей, но не знаю, получится ли, ведь самое главное всегда кроется в мелочах.
Посидев в магазине, я с трудом поднялся на ноги и направился к выходу. Мне довелось столкнуться с тем, что нельзя понять при помощи рационализма, а когда это происходит, мозг включает защитную реакцию, а именно – попытки объяснить увиденное. Он начинает пользоваться опытом, тем, что когда-либо им было увидено или услышано, и если этого оказывается недостаточно и он не может это понять, то тогда есть два варианта. Либо сказать «Я не знаю, что это», что является честным и лучшим вариантом, или начать выдумывать какие-то гипотезы, любые, пусть даже самые неправдоподобные, лишь бы успокоить себя.
Но загвоздка заключается в том, что второй вариант слишком ненадежен, и если объяснение найти все-таки не удастся, человеку придется смириться с этим и жить, надеясь когда-нибудь понять непонятное. Это произошло со мной.
Мой мозг боролся до последнего и пытался найти правду.
На пути к выходу я проходил мимо кассы, и вдруг меня озарила идея. Телефон! Можно же позвонить в полицию, мэрию города, или еще куда!
Подбежав к прилавку, я осмотрел стол. Телефон там был, но к нему была прилеплена бумажка с подписью «Не работает». Мне уже хотелось начать истерику и топать ногами, но тут я вспомнил, что снаружи есть телефонная будка. Схватив лежавший рядом журнал с номерами, я выбежал на улицу.
Покрутив головой, увидел будку на углу магазина, едва не примыкавшую к его стене. Бросился в ее сторону и поблагодарил Бога, когда понял, что телефон рабочий. Не закрывая за собой стеклянную дверцу, я трясущейся рукой открыл журнал и принялся обзванивать всех подряд. В первую очередь, как и задумывал, позвонил в «Отдел полиции Толарона», но там меня встретило молчание. После набрал еще, наверно, десяток номеров, истратив при этом все монеты, лежавшие в карманах моих штанов, но так ни до кого не дозвонился. Из трубки доносились лишь гудки.
Не удосужившись положить телефонную трубку на положенное место, я бросил ее свисать на шнуре и вышел из будки. Посмотрев на журнал, ощутил, как в груди взревел огонь и, закричав еще громче, чем кричал в магазине, швырнул его на асфальт, прыгнул сверху и, потоптав и разорвав большую часть страниц, отшвырнул его ногой в сторону и сел, охватив голову руками. Только тогда из глаз моих хлынули горячие слезы, обжигавшие щеки. Я плакал и плакал, но вдруг меня отвлекла резкая оглушающая боль, неожиданно возникшая в обоих коленях. Она заставила меня вздрогнуть и повалиться на бок.
– Что это?!..– воскликнул я и посмотрел на собственные конечности. Чувство было такое, словно мне вонзили туда одновременно сотню раскаленных металлических прутьев.
Но как только я повалился набок и распрямил их, боль испарилась, как по волшебству, и от нее осталась лишь едва заметная вибрация, которая прекратилась уже спустя полминуты.
Тогда я перекатился на спину и, будто морская звезда с раскинутыми в стороны руками и ногами, в течение четвери часа просто смотрел на небо и не двигался.
– Что происходит?– спросил я у себя и у всей вселенной.– Что здесь творится?
Все мы так делаем. Вспоминаем о Боге только когда, когда нам никто не может помочь кроме Него. Начинаем молиться Ему только тогда, когда в чем-то нуждаемся, материальном благе, или же в спасении, спокойствии, или еще в чем-то. А потом, если получаем это, забываем о Нем и приписываем все заслуги себе.
«Но как же атеисты?»,– спросите вы. Поверьте, когда над шеей нависает острое лезвие топора, всякий атеизм в человеке моментально испаряется. Люди остаются «неверующими», пока у них все хорошо. Пока у них и их детей есть здоровье, еда в изобилии, крыша над головой, и прочие блага, они считают себя верховными существами, высшим звеном в эволюционной цепочке, и с ехидством отзываются о Господе, называя его выдумками глупых людей, пытающихся с помощью «всемогущего всесильного существа» объяснить то, чего не понимают. Но если вдруг забрать у них здоровье, или отобрать у них и их детей последний хлеб и воду, или выгнать всю семью на улицу жить вместе с бездомными собаками… они тут же забудут свое огромное громкое «Я» и смиренно падут на колени и начнут возносить Богу мольбы о помощи и прощении. А потом, что самое худшее, если у них все наладится, они снова забудут о Нем и начнут говорить, как им помогла их сила воли в трудные времена. И дело тут даже не в том, существует Он или нет. Когда нет выхода, люди надеются на любую возможность спастись, пусть даже на самую фантастическую.
Надежда умирает одновременно со смертью человека, и то же самое происходит и в обратном порядке.
Переведя дух, я поднялся и, даже не удосужившись отряхнуть одежду от пыли, оседлал велосипед и направился к себе домой самой длинной дорогой, так, чтобы проехать мимо дома Филлипа.
Описать, что в тот момент происходило в моей голове, невозможно. Это состояние можно понять, лишь оказавшись в подобной ситуации. Вот попробуйте представить себя на моем месте и в полной мере выразить свои чувства словами «смятение» или «замешательство». Смешно, верно? Они слишком поверхностны и всю глубину выразить ни ими, ни какими-либо другими словами не представляется возможным. Слова для этого слишком слабый инструмент.
Крутя педали и держась середины дороги, лишь спустя двадцать минут я осознал, что путь не заблокирован. Если все люди кроме меня разом испарились, было бы множество аварий и заторов, но все автомобили стояли на обочине дороги, словно кто-то их туда заранее припарковал.
Жужжание шин колес велосипеда, трущихся об асфальт дороги, в тот момент казалось громче обычного. Обратив на это внимание, я понял, что это так, потому как вокруг стояла кромешная тишина. В какой-то момент мне даже показалось, что слышен ток, бегущий по кабелям, державшимся в воздухе посредством столбов, но я не был уверен, так ли это.
Добравшись наконец-то до дома Филлипа, я направился к входной двери и постучал в нее. Рациональная часть меня, все еще пытавшаяся внести хоть какой-то полезный вклад со своей стороны в сложившуюся ситуацию, говорила, что раз полиция и скорая помощь не ответили на звонок, то и Филлипа так же «не будет на своем месте», но я все же надеялся на чудо, которое, к моему огромному сожалению, не случилось.
Побарабанив ему в дверь несколько минут я, не дождавшись никакого ответа, так же, как и в случае с немцем Мецлером, обошел дом кругом. В нем мне никого обнаружить не удалось, но посчастливилось найти незапертое окно на первом этаже.
– Спасибо, Филлип,– найдя в себе силы для ухмылки, сказал я, по какой-то неизвестной причине уверенный, что ее оставил открытой именно он.
Пододвинув мусорный контейнер на колесиках и взобравшись на него, я пролез через оконный проем и оказался внутри дома друга. Как и ожидалось, он был безлюдным. Ни Филлипа, ни его родителей, никого другого, кроме меня.
На всяких случай проверив все помещения, напоследок я оставил комнату друга. Зайдя в нее и присев на кровать, мне ничего не оставалось кроме молчания. Поговорить-то кроме себя было не с кем.
Обратив в какой-то момент свое внимание на нашу с ним общую фотографию (на ней мы были второклассниками, запечатленными выходящими из школы в свой первый учебный день нового года), я подошел к письменному столу и забрал ее с полки, прикрученной к стене.
– Что же тут стало?– спросил я у изображения, после чего вытащил черно-белую фотографию и, сложив ее пополам, убрал в свой задний карман, а рамку бросил на кровать.– Куда все подевались?
Так и не получив ответов, обессиленный я, не знавший, что делать, направился домой.
IV
По возвращении мне не хотелось ничего, кроме как упасть на диван вниз лицом и не двигаться. Выполнив пожелание, уснуть я даже не пытался. С бурей мыслей в голове и ураганом эмоций в груди надеяться на это было глупо, к тому же в течение дня мне уже довелось хорошо вздремнуть.
Поднялся я только спустя три часа, в половину девятого часа вечера. Есть не хотелось, но желудок, не получивший за весь день никакой еды кроме завтрака, сходил с ума и требовал «топлива». Не забивая и без того несчастную голову размышлениями о том, что бы приготовить, я просто умял половину буханки хлеба и запил ее стаканом воды, после чего вернулся в гостиную.
Сначала хотел вновь улечься на диван и ждать, когда этот кошмар закончится, но почувствовал себя так плохо, что решил хоть как-то успокоиться. А что делают взрослые, когда испытывают сильный стресс?
Уложив в камин дрова, я убрал заслонку, разжег огонь, а после отправился к серванту, где хранился наш алкоголь, который очень часто дарили отцу. Не имея особого опыта в питье крепких напитков, я остановил свой выбор на закупоренной бутылке янтарного бурбона «Four Roses», взял красивый стакан цилиндрической формы с граненым наподобие концов звезды дном, и уселся на диван.
Откупорив бутылку и наполнив половину стакана, я отхлебнул и поморщился. Это был третий раз в моей жизни, когда я пробовал спиртное, и первый раз, когда оно было такое крепкое. До него я пил лишь несколько глотков пива и фужер шампанского полгода назад на мамин день рождения.
Поначалу напиток казался попросту горьким, но потом, когда я вновь долил его в стакан, мне показалось, что я чувствую легкий вкус яблока и груши. Когда останавливался и смотрел на огонь, во рту появлялось какое-то древесное послевкусие.
Сознание немного затуманилось, и я подумал о том, что на тот момент был похож на Роберта Невилла из романа Ричарда Мэттисона. В мире кроме меня нет ни одного человека (не знаю, почему, но на тот момент я уже был в этом уверен), и я сижу и пью. Веду себя, будто какой-то литературный герой.
Романтика.
Достаточно охмелев для того, чтобы быть полностью спокойным, я отставил стакан и принялся пить бурбон с горла, и вскоре обжигание пропало. Тогда я впервые завел длинную беседу с собой.
– Это, конечно, очень интересно, каким образом подобное могло произойти. Интересно, что же это все такое? Должно же быть хоть какое-то объяснение, пусть и неразумное? Как писал Чехов: «Люди без причины не умирают»,– я хмыкнул и приложился к бутылке.– Да, без причины никогда ничего не происходит. Почему все исчезли и почему не исчез я? Или исчез лишь я один, но мне кажется, что все наоборот? Может ли все это происходить со мной во сне? Возможно. Но разве бывают сны такими длинными и настолько реалистичными? Я помню весь сегодняшний день почти что поминутно, а сейчас сижу и чувствую настоящее опьянение. Но что в таком случае это значит? Где связь, логика? Она же должна быть везде. Как такое могло произойти в мире, где царят «реальность» и «правдоподобие»? Ведь я сам убедился в том, что повсюду нет ни одного человека, живого или мертвого, никого, кроме меня.
Я еще долго беседовал сам с собой, часто задавая одни и те же вопросы, потом забывал об этом, и задавал их снова. Так я осушил половину бутылки.
От разговора с самим собой меня отвлекла мысль того, что огонь в камине начинал затухать. Желая это исправить и намереваясь подкинуть дров, я поднялся, но не успел сделать и шага. Мою голову закружило, очень сильно, и я упал на пол. Бутылка вырвалась из рук и куда-то укатилась.
– Зараза,– прошептал я, продолжая ощущать головокружение. Меня обуяла всепоглощающая волна тошноты, но мне каким-то образом удалось сдержать рвотный позыв. Перевернувшись на спину, я прикрыл глаза и решил подождать, пока плохое самочувствие пройдет.
Ощущение было такое, словно кто-то привязал меня к лопастям ветровой мельницы.
– Сейчас, чуточку полежу,– пробормотал я себе под нос,– и пойду к каимну. Подожди. Каимну? Может, камимну? Или канинмну? Ох, не помню,– я по-идиотски захихикал и икнул.
Но не тут-то было. Выпитый мною алкоголь решил иначе и так и не дал мне подняться. Уже в полубессознательном состоянии я начал напевать себе под нос какую-то детскую песенку:
– Тили-бом, тили-бом, загорелся кошкин дом… а в кармане пусто, вырастет капуста…
Уснул я спустя несколько минут и всю ночь храпел так громко, как никогда, но мешать мне этим было некому.
Очнувшись на следующее утро, я обнаружил себя все там же в гостиной, валявшимся на полу. Обычно у молодых людей после попойки похмелья не случается, но в ту ночь я употребил слишком много алкоголя (особенно для первого раза), потому оно все же было. Голова раскалывалась, словно у Зевса после лечения, оказанного Гефестом и его молотом, в горле стоял тошнотворный ком.
Приняв сидячее положение, я осмотрелся и понял, что вся моя одежда испачкана в виски, а на полу разлита большая лужа, в которой я и спал. От запаха алкоголя тошнота ударила по мне с новой силой, и уже тогда я не смог справиться и с трудом успел добежать до уборной. Меня вырвало, и я около четверти часа сидел рядом с унитазом. От приятного чувства и хорошего настроения не осталось и следа.
Полностью опустошив свой желудок, я умылся, сделал несколько глотков прохладной воды из-под крана, после чего решил принять душ и разделся, кинув грязные вещи в корзину для белья. Сидя на дне ванны и упершись лбом в стенку, поначалу мне не хватило сил ни на что, кроме как просто поливать себя теплой водой. Когда же мне стало чуть легче, я вымыл голову и тело с мылом и почистил зубы, после чего вытерся полотенцем и направился к себе, чтобы переодеться в чистое, после чего прилег на кровать и ненадолго уснул.
Пробудившись спустя час, мне стало гораздо лучше.
– Больше никогда не буду пить,– прошептал я, ощущая остаточную тошноту и гудение в голове, а затем встал, приблизился к своему окну и выглянул наружу.
Улица пустовала, как и вчера. Не было видно даже животных. Неужели они тоже пропали, и домашние и дикие? Неужели я остался СОВСЕМ один?
Думать об этом не хотелось (пока что, по крайней мере), потому мне пришлось тряхнуть головой и попытаться занять себя чем-то отвлеченным. Поначалу выходило плохо, настойчивые мысли продолжали лезть в голову, протискиваться через узкие лазейки в мой мозг, но вскоре мне удалось совладать с ними.
Спустившись на первый этаж, я начал ликвидировал устроенный вчера вечером беспорядок. Подняв бутылку с остатками бурбона, отнес ее на кухню и вылил напиток в раковину. Взяв тряпку, я вернулся к дивану и насухо вытер пол. Прополоскав тряпку под струей воды несколько раз, я понюхал ее и ощутил остатки запаха спиртного.
«Да какая разница?– подумал я, кинув ее рядом с раковиной.– Все некому меня за это отругать»
Делать было нечего. Пару раз я пытался сесть и читать, но это оказалось бесполезным занятием. Какое уж тут чтение, когда голова взрывается от необъяснимых вещей, происходящих в этот момент прямо за дверью?
Тогда, отбросив книгу на диван, я начал маршировать по первому этажу дома, слоняясь из угла в угол.
Что мне было делать? Что в такой ситуации можно было предпринять?
Мне ни разу не попадались на глаза статьи или книги, рассказывающие о том, какие действия человек должен предпринять, если вдруг все люди кроме одного исчезнут с планеты. Забавное бы вышло чтиво. «Не паникуйте» наверняка должно стать первым пунктом. Какая же глупость. Все равно, что писать «не паникуйте» в руководствах о действиях при встрече с огромным гризли или акулой. «Оставайтесь спокойным». Легко им говорить. Как можно оставаться спокойным, когда на тебя скалится и рычит зверюга весом в пару сотен килограмм?
Вскоре пребывание дома стало невыносимым. Мысли были заперты в черепной коробке, а я был заперт в здании, и мне захотелось немного свободы, как будто если бы я освободил свое тело, то и тревоги бы покинули меня.
Ощущая зуд под кожей, я все же решил прогуляться. Выйдя из дома и заперев дверь (повинуясь привычке), оседлал свой велосипед и покатил, куда глаза глядят.
В отличие от вчерашнего дня, понедельник выдался пасмурным и прохладным, но не настолько, чтобы стало холодно и хотелось надеть одежду потеплее. Повороты уводили меня все дальше и дальше, и вскоре я оказался неподалеку от большого торгового центра, в который мы с родителями часто ходили за покупками, и решил туда заглянуть.
Подъехав к главному входу, я оставил свой транспорт, оперев его о невысокие ступеньки, а сам вошел внутрь здания. Все было знакомым (что не вызвало удивления, ведь я там оказывался далеко не в первый раз), но отсутствие людей сразу бросилось в глаза (еще бы нет).
Первый этаж занимали различные бутики с одеждой, располагавшиеся по бокам, а в центре находились островки с вкусностями. В одних продавались мороженное, в других кофе, булки, и тому подобное.
Проходя вперед, я слышал слабое эхо, раздававшееся от моих шагов по кафелю. Казалось, будто я шел по какой-то заброшенной библиотеке – такая вокруг стояла тишина. Но она не была давящей на уши, потому как по какой-то причине электричество еще не иссякло, потому работала вентиляция, жужжали двигающие руками манекены, и тому подобное. От этого становилось немного жутко. Подойдя к одному из таких, стоявшему у входа в магазин с классической мужской одеждой, я остановился на пару секунд и осмотрел его, а после вошел внутрь отдела.
Он назывался «signor Eleganza» и располагал одеждой высшего качества, какую только можно было найти в магазинах, а не заказывать индивидуально у портных. Я иногда заходил туда, смотрел на предлагаемый товар, но никогда ничего там не приобретал. Несколько раз просил отца, чтобы тот мне позволил и дал денег на то, чтобы заказать там себе одежду, но тот никогда этого не позволял, отвечая тем, что не стоит мне такому молодому носить столь дорогие вещи. «Вырастешь, сам заработаешь, и купишь». Когда он мне это говорил, я каждый раз обещал себе, что у меня будет самая большая и богатая гардеробная, чем у кого-либо.
Пройдя внутрь и осмотрев прилавки, меня вдруг поразила мысль.
«Тут никого нет,– думал я,– и это значит, что я могу брать все, что мне захочется»
Выходило именно так.
Воровато оглядевшись, мне доставило особое удовольствие брать любую вещь из тех, что были предложены магазином. Выбрав темно-серые брюки, тонкий кожаный ремень, туфли, и сиреневую рубашку, рукава которой я закатал по локоть, а подол заправил в брюки, мне захотелось пройтись по запретным комнатам, и я вошел в служебное помещение. Им оказалась небольшая комнатка, посреди которой стоял старенький диван. В углу располагался холодильник, а с противоположной стороны вдоль стены стояли шкафчики для одежды. Почти все из них оказались запертыми, но один все же отворился. Внутри на полке я увидел свернутую квадратом форму работника магазина, а на ней, словно вишенка на тканевом торте, лежал бейджик. «Грег» значилось на нем одно имя.
Покрутив карточку в руках, я вновь заглянул внутрь шкафчика, и на этот раз обратил внимание на еще одну любопытную деталь, которую не заметил вначале. Вдалеке, почти касаясь задней стенки шкафчика, на полке лежала прямоугольная фотография, перевернутая белой стороной вверх.
Сначала я засомневался, ведь это плохо – лазать по чужим вещам, но потом вспомнил, что все люди пропали, и угрызения совести тут же пропали. Взяв фото, я осмотрел обратную сторону, на которой было написано «Памятная поездка». Перевернув ее, увидел изображение дороги в ночи, причем до ужаса знакомой…
На несколько мгновений фото словно зачаровало меня, но потом я вырвался из легкого забвения резкой болью в голове, появившейся словно из ниоткуда. Она была не настолько сильной, чтобы свалить с ног… скорее это было чем-то похоже на ощущение, когда резко встаешь с кровати и все начинает кружиться, только вдобавок к этому секундное головокружение сопровождалось еще и одиночным ударом в середину лба изнутри.
Едва я успел приложить свободную ладонь к голове, странное ощущение тут же испарилось, словно его никогда и не было.
– Что это было?– вопрос был адресован самому себе.– Может, давление?
Это предположение казалось вполне логичным, ведь столь странные события без проблем могли вызвать подобные сбои в организме.
Постояв пару секунд и убедившись, что скоротечное недомогание не повторится, я положил фото к себе в задний карман. Не знаю почему, но оно мне понравилось.
После я вышел из служебного помещения и, оказавшись у входа, прикрепил бейдж к уже знакомому манекену и сказал.
– Вот, так-то лучше. Теперь ты у нас будешь Грегом, а не неживой пластмассовой куклой. Тебя же это устроит?– В ответ донеслось только молчание.– Не удивлен, что ты не стал спорить. Ну, до скорой встречи, Грег.
Все это я говорил с улыбкой на губах, представляя, как забавно происходившее выглядело со стороны. Другим это, конечно, могло показаться странным, но не мне. Я же не считал себя сумасшедшим, или что-нибудь в этом роде.
Итак, расставшись с Грегом, я продолжил свое одинокое путешествие по торговому центру. Заглянув так в один из ларьков и сделав себе большое мороженое из ванильных шариков, посыпанных шоколадной стружкой, я поднялся на второй этаж. Из-за сладости настроение заметно улучшилось.
Спустя несколько минут я набрел на книжный магазин, но решил оставить удовольствие его посещения на потом. Ведь всем книголюбам известно и знакомо то непреодолимое искушение, когда приходишь в подобное место. Даже зная, что у тебя дома есть еще целая дюжина непрочитанных книг, сложенная в высокую стопку, крайне сложно выйти оттуда с пустыми руками и ничего не прикупить.
«Хотя бы маленький карманный вариант в мягкой обложке»,– твердит подсознание.
Пройдя мимо входа в книжный, я продолжил экспедицию по торговому центру, и на третьем этаже набрел на магазин «Яркая Вселенная» с художественными принадлежностями. Что это было за место! Все кругом ярко и красиво, на стенах висели холсты с картинами, написанными, как я понял, некоторыми из покупателей. Одни были из разряда «догадайся, что здесь изображено», другие из «я художник, я так вижу», и третьи представляли собой портреты, пейзажи, и натюрморты.
Раньше меня никогда не интересовало ремесло художника, но наверняка это было лишь потому, что я никогда не оказывался в подобных местах. Тогда же, очутившись в «Яркой Вселенной», у меня захватило дух от увиденного.
Осмотрев, должно быть, каждую из работ, я понял, что влюбился, и решил научиться так же. Пройдя к стеллажам с предлагаемыми товарами, мною были взяты базовые инструменты художника (так я, по крайней мере, тогда думал). Палитра, пять холстов (для начала этого должно было быть достаточно) размерами 30x40 сантиметров, пяток листов для того, чтобы первые работы делать на них и не портить попусту холсты, мольберт из соснового дерева, и набор с масляными красками, кистями, разных форм мастихинами, и прочим. Этот набор был упакован в большой деревянный короб и находился он в специальном, застекленном сверху ящике. Судя по цене (высокой), обозначенной на ценнике, это были хорошие краски.
Закусив губу, я отправился на поиски ключа. Осмотрел стол кассира, потом собрался порыскать в помещении для сотрудников, но дверь оказалась заперта.
– Да что ты беспокоишься?– сказал я себе в полный голос.– Кто осудит? Никого же нет!
Мой голос, гулко отскакивая от стен, разнесся на многие метры, но никакого ответа не последовало.
Тогда я засмеялся, и сделал это по двум причинам. Первой было чувство вседозволенности. Оно даже чуть затмило страх. Мне никто ничего не мог запретить, то, что я делал, даже, по сути своей, не являлось воровством. Те, кому принадлежали эти вещи, исчезли!
Второй же причиной послужила сценка, воспроизведенная моим воображением. А вдруг – это была еще одна моя теория, к слову, самая адекватная – люди никуда и не исчезали? Может они все были в торговом центре и посетители «Яркой Вселенной» стояли и смотрели на меня расширенными от удивления глазами, наблюдали за тем, как я бродил по магазину, брал все, что захочу, смеялся в голос и говорил сам себе: «Кто осудит? Никого же нет!». Да уж, и смешно и жутко находиться рядом с таким чудиком. Но могли ли меня наказать?
Нет. Если все люди кроме меня действительно исчезли, то понятно почему, а если же мне все это мерещилось, то я стал сумасшедшим. А что могут сделать сумасшедшему? Сумасшедший человек – единственных человек, который может творить, что ему вздумается, и его за это не накажут, так ведь? Даже детей наказывают за провинности, но только не сумасшедших, так что бояться мне было нечего. Сумасшедшие люди – вольные птицы, единственные поистине свободные люди в современном человеческом обществе. Остальные же занимаются самообманом, считая себя свободными. Отнюдь, мы все лишь находимся в клетках с материальными, но прозрачными прутьями, которые не видим, но можем нащупать, если начнем шевелиться. Но кто говорит, что это плохо? Если обеспечить людям вседозволенность и выпустить их из клеток, они превратятся в сумасшедших.
Попробуйте дать людям полную свободу действий. Возьмите сотню людей, создайте для них небольшой городок, изолированный от остального мира, и поместите их туда. Отличная идея для романа. Быть может, ее кто-нибудь когда-нибудь использует?
«Делайте, что хотите!– скажите им.– Никто вас не накажет, вы вольны делать, что захотите!»
Что тогда будет? Да, возможно, первое время они и будут вести себя как обычно, но это будет происходить по той причине, что они вам не поверят. Но потом, когда они убедятся в обратном… вот тогда-то и начнется настоящая анархия. Насилие над слабыми, воровство, убийства, и все те вещи, которые люди скрывают в своей внутренней тюрьме, называя «темной стороной души». Людям нужны эти клетки, иначе они одичают, превратятся в неуправляемых животных, в большей степени повинующихся своим первобытным инстинктам. Все равно, что дикие хищники. Пока людские желудки полны – это разумная цивилизация, вершина эволюции, но если вдруг человеку будет нечего есть и появится голод, он станет тупым зверем и начнет рвать всех, лишь бы обеспечить выживание себе и своему потомству.
Размышляя над всем этим, я взял стакан и запустил им в стекло. Насладившись грохотом, улыбнулся во весь рот, после чего, шагая по осколкам, рассыпавшимся по полу, забрал деревянный короб с красками, сгреб все остальное, включая мольберт, в охапку, и направился к выходу из торгового центра.
Оказавшись снаружи, я только в тот момент осознал проблему. Каким образом мне все это доставить до дома? Я-то был на велосипеде, а пешком нести все набранное добро… к пункту назначения я прибыл бы не раньше полуночи. Что же делать?
«Машина»,– шепнуло мне мое подсознание.
– Точно!– воскликнул я.– Автомобиль отца. Ключи висят на колышке в прихожей. Так, почему нет?
Водить папа меня уже к тому времени учил, потому передвигаться на машине я умел.
Аккуратно сложив мольберт и прочие вещи на видном месте, я оседлал велосипед и поехал домой.
Взяв ключи, я уселся на водительское сидение. Завел двигатель и, слушая его, погладил руль. После взялся за рычаг переключения передач, тронулся, аккуратно выехал на дорогу, и направился в обратную сторону. Дороги, как я уже ранее обращал на это внимание, были полностью свободны, мне не встретилось ни одного автомобиля, который встал бы у меня на пути.
Добравшись до торгового центра, я погрузил вещи на заднее сидение и уже собирался ехать, но потом вспомнил о книжном магазине. Тогда-то я отказался туда заходить по той причине, что придется тащить книги домой на велосипеде (что очень неудобно), но теперь у меня был автомобиль… и я на радостях помчался на второй этаж. Набрал всего понемногу, но тем не менее вышло около двадцати романов, потому пришлось делать два похода.
– Ну, что же,– загрузив все добро, сказал я.– Теперь в ближайший магазин, и домой.
В супермаркете мне нашлось, где разгуляться. Набрав себе целую тележку разных вкусностей вроде шоколада, какао, печенья, газировки, и прочего, я все это так же загрузил в автомобиль, и тогда уже направился к себе домой.
Вернувшись, я около часа потратил на то, чтобы разобрать все привезенное. Сначала разложил еду, расфасовав сладости по своим местам, потом перетащил книги к себе в комнату, но одну, под названием «Техники живописи», отнес вниз и оставил на столе рядом с диваном.
В последнюю очередь я перенес мольберт и все остальное из арсенала художника и оставил на первом этаже неподалеку от камина.
Пообедав, я взял глубокую миску, навалил в нее всего понемногу: мармелада, шоколада, и прочего, сварил себе какао, а после отправился к окну и углубился в чтение. На этот раз, что уж говорить, попытка вышла куда более удачная, чем утром. Сладости помогли поднять настроение и успокоиться. Но, если так подумать, что было в моих силах? Какой смысл было изводить себя переживаниями? Все равно ничего сделать было нельзя. А вот догадаться о том, что произошло… этому я посвятил очень много времени в будущем.
