Читать книгу: «Псалом отрешённого», страница 3

К Люциферу

An Luzifer

(3-я редакция)

Духу придай своё пламя, отчаянье жгучее;

Воздыхая глава подымается к полночи,

На всхолмье весны зеленеющей; где кровью когда-то

Изошел кроткий Агнец, что скорбь претерпел

Глубочайшую; но следует Тёмный за призраком

Зла, или же влажные крылья он расправляет

К золотому нимбу солнечному и содрогается

От колокольного звона грудь его болью истерзанная,

Упование дикое; мрак низвержения пламенного.

De profundis

De profundis⁹ («Es ist ein Stoppelfeld…»)

Вот оно – сжатое поле, в которое плачами черными

                    излились дожди.

Вот оно – бурое деревце, что одиноко в сторонке стоит.

Вот оно – беснование ветра, что рыщет вокруг опустевших лачуг.

Эта вечерня как она скорбна.

За околицей где-то

Сиротинушка кроткая остатки колосьев ещё собирает.

В полумраке блаженно пасутся глаза её золотисто-округлые

И лоно её о Женихе о Небесном тоскует.

По дороге домой

Набрели пастухи на плоть её на сладчайшую

Что истлела в колючем терновнике.

Я – тень вдалеке от угрюмых селений.

Из источника в роще

Испил я безгласие Господа.

Хладный металл на челе моём проступает

Ищут сердце моё пауки.

Вот он – свет, что в устах моих гаснет.

Ночью я очутился на пустоши

Среди нечистот весь и звёздного праха.

В кущах орешника

Хрустальные ангелы вновь зазвенели.

Весна души

Frühling der Seele

Вскрик во сне; вздохи ветра по черным проулкам,

Сквозь надломленность веток приветлива вешняя синь,

Вся в пурпуре ночная роса и повсюду меркнут созвездия.

Зеленеет рассветно река, в серебряной дымке аллеи

И соборные башни старинные. О нежная грусть упоения

В лодке скользящей и смутные зовы дрозда

В сады уносящие детства. Пелена просветляется розовая.

Празднично воды звенят. О тень на лугах напоенная влагой,

Зверь так блаженно ступает; росток зеленеет, ветка цветущая

Хрустальность чела осеняет; лодка качнувшись мерцает.

Над холмом тихо в облаке розовом солнце поет.

Тишь глубинная в ельнике, в водах строгие тени.

Чистота! Всюду одна чистота! Где теперь, смерть,

                    твои тропы ужасные,

Где безмолвие серое в камне застывшее, где скалы ночи,

Тени где неприкаянные? Лучистое солнце из бездны сияет.

Сестра, когда я тебя отыскал на лужайке затерянной

В чаще лесной, полдень стоял и царственно было

                    безмолвие зверя;

Ты вся в белом под раскидистым дубом была,

                    и терн расцветал в серебре.

О торжество умирания, о пламя поющее в сердце.

Всё темнее сгущаются воды рыб обнимая их плески чудесные.

Час неизбывной печали, солнца взор молчаливый;

Чужестранное – это душа на земле.

                    Брезжит в сумерках духа лазурь

Над израненной чащей струится и протяжно поёт

Над лачугами колокол темный; смиренны последние проводы.

Мирт расцветает в покое над белыми веками Мертвого.

Воды притихшие льются со склона закатного дня,

Тонет берег зелёный во мраке, в дуновении розовом радостно.

На вечернем холме песнопение нежное Брата.

Псалом отрешённого

Gesang des Abgeschiedenen

В птичьем полете необъятна гармония. Чащи зеленые

Под тишайшими кущами сходятся вечером;

Лани раздолье хрустально.

Потаённое в сумраке утишает волненье ручья,

                    увлажненные тени

И соцветия лета, что волшебно звенят на ветру.

Уже дремлет чело человека

                   в размышленья ушедшего.

И мерцает лампадка – доброта – в его сердце

И вкушение с миром; ибо хлеб освящен и вино

Дланью Господней, и очами тебя созерцает из ночи

Брат безмолствующий, да упокоится он после скитанья

                    тернистого.

О приют в духоносной лазури ночной.

С той же любовью молчанье затворное

                    тени древних отцов обнимает,

Их пурпурное муки, стенанья могучего рода,

Исходящего ныне смиренно смертью

                    в единственном внуке.

Ибо ещё лучезарней от черных минут помрачения

                    пробуждается вновь

Страстотерпец на обратившемся в камень пороге

И безмерно объемлет его прохладная синь

                    и свет угасающей осени,

Тихий дом и сказания леса,

Предел и закон и лунные тропы ушедших.

Песнь о закатной стране

Abendländisches Lied

О взмах души окрыленной в ночи:

Когда-то мы в путь пастухами пускались к темнеющим чащам

И красная лань и цветок зеленеющий

и лепечущий звонко ручей к нам приникали

Доверчивые. О, напевность сверчковая древности,

На жертвенном камне цветущая кровь

И крик одинокой птицы над зелёным безмолвием заводи.

О, эти походы под сенью креста и огненность пыток

Над плотью, паденье пурпурных плодов

В вечерних садах, где некогда кротко ступали апостолы,

Воители ныне, из ран и от звездно сияющих грёз пробужденные.

О, синецветная нежность, букет васильковый в ночи.

О, эти сезоны покоя и осень за осенью в золоте,

Когда мы монахами мирными сжимали пурпур винограда;

И холм озарялся окрест и чаща сияла лесная.

О, эта травля охотничья и эти замки;

                   упокоенье вечернее,

Когда человек в затворничестве

                    в мыслях вынашивал праведное,

Сражаясь молитвой безгласной

                    за животворящий замысел Божий.

О, горькое время заката,

Когда в почерневших водах мы каменный лик созерцаем.

Но лучезарно подъемлются

                     посеребренные веки возлюбленных:

Плоть единая. Ладан с розовоцветных струится подушек,

И песнопенье воскресших сладостно.