Читать книгу: «Килиманджарская сага. Рассказы», страница 4
Сделал-принял решение-подумал: рывок, добегаю до котенка, раскрываю пакет. Котенка – внутрь, как буханку хлеба. Он замирает.
Пару остановок на автобусе – и я у своего двора. Теперь вся надежда на Риту.
Эту высоченную, избыточно полную женщину из нашего дома знают все: она спасает котов. Четверть века – со времени заселения дома – утром и вечером она выходит к подъезду: кормить, лечить, выхаживать. Первое время завсегдатаи двора крутили у виска – блаженная, мол, что еще скажешь. Теперь критиковать стало некому: «иных уж нет, а те далече…». А Рита все такая же – большая, необидчивая, доброжелательная: «Как приду в поликлинику, сразу давление и сахар меряют, а потом только руками разводят – идеальные. При таком весе, мол, – чудо природы…».
Риты не видно: должно быть, рановато. Во дворе пусто. Чувствуя, как заерзал котенок – душно ему в пакете, – я подхожу поближе к подъезду и осторожно вываливаю его на газон. Тяжело дыша, он некоторое время лежит, затем пытается подняться на ноги. Наконец, это ему удается, и он, пошатываясь, стоит, не решаясь куда-либо податься.
В надежде увидеть Риту и как-то дать ей знать о котенке я обхожу здание с обратной стороны и, не встретив ее, возвращаюсь к подъезду. Во дворе уже первые дети: привели из сада. Я поднимаюсь по ступенькам и стою, не зная, что предпринять. Железная дверь открывается – на пороге Рита с чашкой в руках:
– Представляете, дети позвонили по домофону – кто-то опять к дому котенка подбросил. Вот люди! Я на всякий случай сразу и молока согрела…
Стоя на верхней ступеньке, Рита внимательно вглядывается в пространство двора и сразу замечает котенка. Подойдя, она подымает его с земли.
– Посмотрите только, какая кроха! А блошастый какой, а запущенный… Лечить тебя будем… Пей молочко, пей, не бойся…
Я слушаю ее увещевания и понимаю, что котенок спасен.
Давно остались в прошлом пыльный склад, ящики с гвоздями, круглолицый мальчишка. Но чем глубже в пучину времени уходит то лето, чем ближе я сам подступаю к порогу Вечности, тем чаще вспоминаю того грязно-серого котенка. Тем острее и отчетливее возникает у меня ощущение некоего удивительного сходства между нами.
Как будто я – это он.
Крошечный комочек жизни на краю бездны…
Тленное и вечное
Грузная седая старуха рвала улиток из панциря, кромсала ножом и сбрасывала в ржавое ведро. Улитки тонко-тонко звенели, словно зародыши при аборте. Изредка скользкие ошметки падали мимо ведра, и их жадно подбирали грязные куры. Они суетились у ног старухи и кряхтели от вожделения. Старуха мурлыкала, то и дело прерывая нехитрый мотивчик:
– Соскучились по мясцу-то, соскучились…
Наполнив ведро до половины, она наливала доверху воды и ставила на газ. Варево закипало, и по двору растекался удушливый смрад.
С первыми заморозками улитки исчезали, и кормить кур было нечем. Старуха, добродушно напевая, рубила им головы одну за другой и морозила в ветхом холодильнике. Дверца аппарата давно не держалась, и ее прижимал массивный табурет.
К снегу старуха нанимала машину, грузила ее картошкой и мороженой курятиной и уезжала в город зимовать. В эту осень она впервые покидала хату без сожаления: донимало нездоровье. Открылись тягучие странные боли, и она надеялась «убаюкать» их в тепле городской квартиры.
