Читать книгу: «Роксет. Классификация безумий», страница 12
В сердце Вселенной
Иголка протягивает нить в картину будущего ковра со звуком бегущих шагов Кордэ. Она несется по замку чуть шаркая, замешкиваясь на каждом встречном, и задавая всем один и тот же вопрос. И я улыбаюсь ее догадке… И радость моя столь сильна, что Свет аплодирует Тьме, породившей эту шуструю, пока еще неказистую девчонку. У Тьмы все же получаются на редкость восхитительные дети… Не зря именем Кордэ когда-то в стародавние времена назывались перемены.
Вдеваю новую нить в костяную иглу. Я чувствую ее приближение, что радует мое сердце. Она готова обрести новое имя. Сама не понимая этого, она утратит старое, как когда-то Учитель. И все признают ее статус, если, конечно, она захочет…
Дверь в мою комнату распахивается с грохотом…
– Я поняла!!! – она влетает почти головой вперед, растрепанная и смешная, с новой яркой россыпью прыщей, напоминающих созвездие лебедя на лисьем личике, которые ее не портят. Не могут испортить из-за сияющих азартом глаз и широченной улыбки.
– Хорошо, присядь… – я киваю ей на стул рядом с собой, и она, все еще запыхавшаяся, неловко плюхается на него всем весом, заставляя ножки визгливо скрипнуть по камню, – я тебя слушаю.
– Дело не в паре! – выпаливает она и тяжело выдыхает, будто свалив со своих хрупких плеч тяжкий груз, – вернее не совсем в ней. Мы привыкли считать, что потенциальный партнер разглядит в нас идеальную гармонию и тем самым освободит, позволив сбросить Маску. А это неверно.
– А как тогда надо? – игла ловко ныряет меж нитей, добавляя общему фону новые краски.
– Роксет говорит правильно. Надо рассмотреть свою истинную суть. Мы считаем, что никому неизвестно, где живет гармония, являющаяся ключом к свободе. А на самом деле мы просто боимся признаться себе, что мы и есть ее дом. Каждый из нас… Снявшие Маску так или иначе это понимают, ну или хотя бы догадываются об этом…
– Хорошо… – киваю тому, с каким любопытством она наблюдает за моей работой над ковром. – Тогда получается, праздник – лишь дань традициям… И он бесполезен?
– Нет… Он очень важен. – Кордэ закусывает нижнюю губу. -Ведь мы так слабы и неуверены в себе… Боимся остаться Жнецами или Проводниками на целую вечность, и сами в себе способность быть свободными не видим. Вчера Роксет утешал нового Жнеца, когда тот плакал и причитал о том, что его пара смотрела не только на него. Роксет спросил, готов ли он принести свою несостоявшуюся пару в жертву Маске в угоду своих желаний. И Касли ответил, что нет. Ведь он мужчина и будет сильным. И поэтому пары нужны не для того, чтобы увидеть в нас что-то нам самим недоступное, а чтобы мы раскрыли свою внутреннюю гармонию из недостатков и достоинств. Важно не кто рядом с нами. А кем мы становимся рядом с ними.
С минуту мы молчим. Я кладу иголку на подрамник и внимательно смотрю линию судьбы этой девчонки. Она не определена. Есть несколько возможностей, но радует меня то, что решать только ей самой. Учитель, Тьма, Свет, ровесники, Роксет, даже я над ней не властны. Абсолютная квинтэссенция нового начала, которое может не случиться, если таким будет ее выбор.
– Скажи мне, пожалуйста, что-нибудь? И почему вдруг я и Касли начали называть Учителя Эльрихом?
– Он носил это имя до того, как стал Учителем … – качаю головой. – Не хочешь помочь мне с ковром?
– Я не умею… – Кордэ краснеет и опускает лицо к тощим коленкам.
– Я тебя научу…
– Роксет так и не обретет свободу, я права? – голос девчонки звучит печалью.
– Боюсь, что свобода для него равносильна смерти. Сейчас его среди нас держит лишь Маска и балахон. Лишись он этого, не будучи спящим в Саду Снов под присмотром Богини, что специально останавливает события для своих подопечных, он растворится в ничто за пару секунд. Да и вспомнить себя, он, увы, уже не сможет…
– Он изменился… Словно стал живее. И мне кажется, он не хочет уходить.
– Значит, он нас не покинет…
– Это нечестно…– Кордэ обиженно дует губы, – он заслужил свободу больше чем кто-либо, но получить ее не может…
– Тебе ли не знать, что честности в стерильном людском понимании не существует… – легонько приобнимаю ее за костлявые плечики и даю ей иголку с вставленной новой нитью.
Роксэт
Наблюдать за Сэмом одно удовольствие. Та пытливость, внимание, с каким он всматривается в линии судеб, прося меня или добавить, или убрать какое-либо событие, вызывают у меня желание откинуться на траве и расслабленно шевелить пальцами ног. Если б я еще помнил, как это делается…
Смотрю, как он неторопливо моргает. Спокойное лицо его будто наполняется чем-то первобытным и мощным… Я давно записал мелодию, и теперь она лежит у меня в кармане. Но все это я затеял не для того, чтобы побездельничать.
– Ты не устал? – его вопрос вгоняет меня в ступор на сотую долю секунды.
– Нет. А ты?
Он потягивается всем телом и ложится на спину в бушующем здесь разнотравье…
– Это оказалось более захватывающе, чем я мог себе предположить… Но одновременно с этим люди разочаровывают… – он говорит нарочито медленно, будто смакуя каждый звук.
– Тебе виднее… – мне не хочется разрушать его настроения.
– И я кажется понял, почему ты захотел, чтобы я прошел через такое испытание, – он снимает с моего капюшона какую-то пеструю букашку, и та, возмущенно стрекоча, стартует с его пальца по странной дуге. – Ты хотел, чтобы я был осторожен, предлагая имеющему власть и силы распоряжаться моей жизнью…
– Люблю умных людей… – бормочу себе под нос с удовольствием, однако неожиданно понимаю, что это неправда… В конце концов, я мог просто показать ему пример своих возможностей, но мне зачем-то понадобилось тащить его сюда.– Ты уже принял какое-то решение? Или есть еще варианты?
– Принял. Выбираем первый вариант. С пальцами…
– Я думал ты поборешься за тот, где Сьюзи рожает ему дочь в 16 лет, и он бросает музыку, идет на стройку разнорабочим, чтобы содержать молодую семью. – Срываю травинку и подношу ее к Маске, надеясь унюхать свежий аромат.
– Хм, да он неплох. Но там в итоге никто не счастлив… – Сэм с сомнением морщит губы…
– Осчастливить всех – это утопия… Так не бывает…
– Знаю… Но…
– Не продолжай. Так все Жнецы начинают. Стараются минимизировать потери, пока не поймут, что зачастую терять что-то не просто хорошо, а по-настоящему великолепно… – перетираю травинку в пальцах, одетых в перчатку.
– А какая твоя потеря стала великолепной? – Сэм щурится на проплывающее над нами озеро. На его дне глупо распахивает рот-губошлеп некрасивая рыбина.
– Ты все время задаешь мне вопросы, на которые я совершенно не знаю ответов… – тихо смеюсь от выпученных на нас косых рыбьих глаз. – То ты спрашиваешь, что меня радует? То какого я пола? То, что мне снится в хороших снах…
– И что, совсем никаких идей?
– Разочарован?
– Нет. Полон желания забрать тебя туда, где ты сможешь разобраться в самом себе. – От его серьезности мне, наверное, впервые на собственной памяти становится страшно.
– Зачем тебе это?
– Мне интересно, что ты такое…
Внутри будто гаснет Свет.
– Это просто. Я ничто. И никто. Просто Жнец. Чистильщик душ… – равнодушно отвечаю я, и он резко хмурится.
– Я сказал что-то не то? Ты расстроился.
– Не придумывай лишнего. У меня нет больше эмоций. Я давно их забыл.
– Врешь. Ты все чувствуешь, просто или боишься, или не хочешь этого признавать.
От того, что я чувствую собственную дрожь, паника подступает к горлу. Я давно забыл, как это.
– Чего ты боишься, Роксет? Почему бы не быть со мной откровенным? Ведь я ничего от тебя не скрываю.
Злость ударяет в голову с такой силой, что, если бы я реально мог ощущать боль, то зашелся бы криком. Легким взмахом рук освобождаюсь от пеленающего меня балахона, оставаясь, только в прозрачной газовой ткани удерживающей меня единым целым.
– ВОТ ЧТО Я ТАКОЕ… – каждое слово мое летит в него как тяжелый камень, заставляя задыхаться от животного страха, поселившегося в глазах, – ВОТ МОЯ ИСТИННАЯ СУТЬ, УТРАТИВШАЯ ВСЕ НАНОСНОЕ. ПОСТЕПЕННО СЛУЖА НА БЛАГО ВАМ, Я ОТДАЛ ВСЕ. ТЕЛО. ПАМЯТЬ. ЧУВСТВА.
Поляна темнеет так стремительно, как будто на нее набрасывают полог, но я не обращаю на это внимания.
– У МЕНЯ ОСТАЛАСЬ ТОЛЬКО МАСКА, ЧТО ДЕРЖИТ МЕНЯ ЗДЕСЬ, И НАДЕЖДА, ЧТО ЖЕЛАНИЯ ОКРУЖАЮЩИХ ОДУШЕВЛЕННЫХ КОГДА-НИБУДЬ ЗАКОНЧАТСЯ! И ЧТОБЫ ЭТО СЛУЧИЛОСЬ ДО ТОГО, КАК МЕНЯ СОЖРУТ ПОДЧИСТУЮ.
– Прости меня… – Сэм тянет ко мне пальцы, и в его намерениях я вижу бережность и нежность. Желание утешить своим касанием, но…
– Не надо, не трогай… – возвращаю балахон на место и укутываюсь в него поплотнее, – со мной все в порядке, просто твои слова заставляют меня чувствовать себя неуверенно.
– Я не могу отделаться от мысли, что в твоем лице мне встретился кто-то необыкновенный… – Человек неуверенно ведет плечом.
– Да, совершенно необыкновенный, кричащий, как истеричка, дым в балахоне… – фыркаю я, стараясь разрядить обстановку.
– Дурак ты, Роксет… – усмехается он. – Мне кажется, дым в балахоне и есть все то наносное, что могло существовать в тебе. А сам ты, настоящий, просто спрятался за этой завесой…
– Может вернемся к Чарли… – от его слов мне хочется спрятаться во снах не в конце недели, а прямо сейчас. Просто чтобы не портить себе впечатление обо всем происходящем.
– Да, конечно… – он сам взмахивает руками, вызывая карту дорог судеб, – вот этот момент сегодняшнего дня и нашей встречи… Так, стоп… Я что-то не понял…
– М-м-м? – хмурюсь его неподдельному удивлению, – что там?
– Развилки судеб больше нет… – Сэм непонимающе хлопает глазами.
– Может не туда смотришь?
– Издеваешься? Я сегодня на эту развилку шесть часов смотрел безотрывно почти. Я ее во сне с закрытыми глазами найду, – он уверенно указывает на прямую дорогу судьбы, которая еще полчаса назад напоминала осьминога.
– Хм…Интересно… Я такое за всю свою практику всего то раз сто видел… – невольно чувствую, как под Маской у меня что-то дергается в улыбке, – тебе повезло…
– Его какой-то другой Жнец нашел и заключил сделку?
– Нет. Тот редкий случай, когда человек остановился, подумал и выбрал свой путь, умудрившись очиститься самостоятельно.
– Да ладно… – Сэм недоверчиво косится на меня.
– Сам смотри… А, главное, учись! Тебе с твоими запросами и характером точно пригодится…
Чарли Кларксон
Когда играет виртуоз Мэлвин Уоксли, мама впадает в прострацию. Ее веки мягко прикрывают глаза, а губы, вечно сжатые в строгую нитку, обретают расслабленную выразительность и томный цвет.
– Он божественен, – вздыхает она четвертый раз за последние семь минут. Мы сидим в нашей гостиной. На билеты денег не хватило, и мы смотрим прямой эфир. Периодически мама трогает влажные глаза платочком. В его игре она слышит божественные откровения. Я же слышу, как он регулярно попадает мимо нот, но бешенный темп и экспрессия исполнения призваны скрыть это от окружающих…
– Ты должен стремиться быть как он, Чарли! – Мама поворачивается ко мне и берет за руку.
– Зачем?
– Потому что он гений! – Мама в очередной раз подносит платок к глазам и неожиданно это начинает бесить.
– Не знал, что гениальность характеризуется тем, чтобы откровенно фальшивить через каждые четыре такта, – произношу это максимально спокойно, но щеки матери вспыхивают бордовыми пятнами, а изо рта начинает брызгать слюна.
– Да как ты смеешь себя с ним сравнивать! Он звезда мирового уровня, а ты даже к конкурсу нормально подготовиться ленишься!
– Я занимаюсь по пять часов в день, мама!
– И что с того! Этого недостаточно! Вот когда ты станешь таким, как он…
– Не переживай, не стану, – понимаюсь на ноги и иду к выходу из гостиной, – мне и в голову не придет позориться на весь мир с каменным лицом, как это делает он…
– Вернись немедленно, я тебя не отпускала!
Но я лишь накидываю на плечи ветровку и хлопаю входной дверью…
Мама что-то кричит мне вслед, но я не слышу. От постоянного сидения за инструментом у меня уже пару месяцев немилосердно ноет спина. Сегодня мне велели перестать ныть и заниматься нормально, иначе я так никогда ничего не достигну.
Выхожу во двор и повисаю всем телом на ледяном облупившемся турнике. Горящую болью спину чуть отпускает, и я с облегчением выдыхаю. Мимо идет мой новый учитель истории. У него в пальцах зажата сигарета. И я понимаю, что мне ужасно хочется хоть раз попробовать закурить…
Вид сверху. Поляна парящих озер
– Ну вот и все… – голос Роксета равнодушен до оторопи, – он сам выбор сделал.
– Думаешь, в музыку он больше не вернется? – Сэм с сомнением поджимает губы.
– Вернется. Еще как… – Жнец, прокручивает дорогу судьбы Чарли довольно неторопливо. – Будет писать исторические баллады и перекладывать их на свои мелодии. Режиссеры фильмов с эпичными сражениями и этнические группы к нему в очередь будут записываться. Только играть на фортепиано больше не будет… Его сферой станут струнные и духовые инструменты…
– Обалдеть… – Сэм энергично лохматит затылок, – но почему?
– Что ты имеешь ввиду?
– Почему он смог сам все это сделать? Я же видел его душу. Ему нужна была помощь.
– Потому с головой своей дружит больше, чем с чужими желаниями и представлениями о том, какой должна быть его жизнь… – Роксет пожимает плечами, – это редкость… Особенно в его возрасте… Но он смог…
Они молчат, и Сэм замечает, как Роксет разглядывает небо.
– Ты спрашивал меня, что приносит мне радость? – тихий голос Жнеца вызывает мурашки. – Вот сейчас я могу сказать, что почти чувствую радость… А ты чего грустишь?
– Знаешь, – человек неуверенно сцепляет руки в замок и подается вперед, я думаю о Иде и Лео… И о том какую жизнь я им уготовил…
– М-м-м… Однозначно непростую…
– Мне кажется, я здорово перестарался с этим… Я понимаю, что сейчас уже сделку не отменишь, но хотя бы смягчить их участь можно? – Он с надеждой смотрит на Жнеца.
– А-а-а… Совесть проснулась… – Роксет не смеется, и от этого мрачное настроение лишь сильнее сковывает поляну. – Знаешь, чисто по-человечески, глядя на все, что ты прошел по моей прихоти, я тебя понимаю. Правда сделать ничего не могу. Я свою работу выполняю на совесть. И потом… По большому счету, они это заслужили…
– Жаль, что я для тебя только работа… – вздыхает Сэм, поднимаясь на ноги, – могли бы подружиться…
– Н-не стоит… – Роксет звучит так, будто он кувшин, рухнувший с небес на острые камни. -Тебе предстоит яркая и интересная жизнь. Я об этом позабочусь. Но, конечно, выбор, как именно она пройдет и чем ты будешь заниматься, только за тобой. Для человека я на редкость плохой друг. Я вас слишком хорошо вижу… Вы на самом деле хорошие. А от меня прок только как от чистильщика.
Сэм молча наблюдает за Жнецом. Тот явно не знает, что еще сказать…
– Что ж… У нас еще есть время… – наконец произносит он, но Роксет лишь качает головой.
– Не вижу смысла держать тебя здесь, если, конечно, ты сам не хочешь попробовать поохотиться на кого-то еще. Будем считать, что ты свою часть договора исполнил.
– Нет, охотиться я больше не хочу. Чарли мне хватило…
– Тогда могу проводить тебя до двери в твой мир. Или показать, как это сделать с помощью кулона, что создал Сайлот. Вернешься в тот же день в момент нашей встречи.
– А с помощью обманки можно путешествовать?
– Тени есть везде…
– Почему раньше не сказал? Думал я убегу? – недобро прищуривается Сэм.
– Если бы ты знал, как именно и сколько я за него расплачивался, тоже бы держал рот на замке до поры до времени, – беззлобно огрызается Жнец, а Сэм закатывает глаза…
Роксет
Я наблюдаю за тем, как Сэм идет к густой тени дерева, поймав в ладонь крохотную порхающую букашку, умеющую проходить меж мирами. И хотелось бы мне сказать, что я ничего не чувствую, или что пришедшие ко мне ощущения – это легкость и покой. Но это не так… Проглатываю его имя, что рвется из моего горла просьбой… Абрис его облика растворяется постепенно, шаг за шагом, и он не оборачивается.
Очень хочется закрыть глаза… Но я не уверен, что смогу… разнотравье вокруг меня шумит утешением. Цветы касаются ладоней, затянутых в перчатки. И у меня нет сил набрасывать на себя личину, чтобы ощутить прохладу и хрупкость их лепестков.
– Роксет…
Голос Вселенной окружает меня теплыми объятиями, и от этой бережности невольно подкашиваются ноги. С трудом разворачиваюсь к ней. Стараюсь вежливо поклониться, но… Ее пальцы осторожно оглаживают мою маску, и мне кажется, что она видит во мне что-то никому больше недоступное.
– Так странно… – неожиданно выдыхаю я, – я не скажу, что все время с этим человеком мне было легко или весело… Но … у меня нет слов, чтобы выразить свои ощущения, как Жнецу.
– А что бы ты сказал, будучи одушевленным? – ее взгляд полон мягкости и внимания.
– Что… – неожиданно я ощущаю глубокий вдох, который делаю неосознанно, – что в моей душе густой и тяжелый туман расцветает невесомыми облаками…
– Должно быть это очень красиво… – Вселенная искренне улыбается моим словам, приглашая присесть на появившийся на траве явно недавно сотканный ковер. Разглядеть его рисунок у меня не получается.
– Это не описать… Только почувствовать… – неловко поджимаю ноги к груди, устраивая подбородок Маски на коленях, – но я не понимаю…
– Почему именно этот человек смог пробиться к тебе через двенадцать тысяч лет брони и беспамятства?
– Да… Почему именно он и сейчас?
– Хм… – Вселенная, расправляет подол своего платья, чуть склоняет голову на бок, – лучше спроси, почему из почти восьми миллиардов людей ты для своего эксперимента выбрал именно его? Что в нем было такого невероятного, что это заставило тебя привести его в наш дом? Первый одушевленный в моих чертогах с момента их создания, подумать только.
– Тебя это разозлило? – внутренне ежусь, представляя себе последствия вышедшей из себя Вселенной.
– Нет. Скорее позабавило. Перемены этому месту давно были необходимы. Я просто не ожидала, что они в буквальном смысле постучатся в мою дверь.
Тихо смеемся. Протягиваю руку и срываю стебелек, усеянный ярко-алыми звездочками цветов.
– Я что-то увидел в его линии судьбы… Что-то совершенно мне непонятное, если честно, – машинально разворачиваю карту судеб с паучком дорог Сэма, – знаешь, если бы я не знал точно, как работает эта система, то решил бы…
Невольно всплывший голос Сайлота, говорящий о том, что я на самом деле просто не готов принять увиденное, поэтому не позволяю своему сознанию прочитать эту информацию, заставляет меня сжаться в комок… Внезапное осознание того, что именно я вижу, прошибает меня дрожью и оторопью… Свет и Тьма…
– Да… – Вселенная неторопливо кивает моим ошалевшим мыслям…
– Но он же одушевленный! Он не может быть одним из нас, – растерянно тяну я.
– А он им и не является.
– Тогда я вообще ничего не понимаю. Объясни мне, пожалуйста.
Невольно сминаю цветы пальцами, почти не замечая этого. Но Вселенная отбирает у меня стебелек и подносит к глазам.
– Он отражение.
– Отражение? – наблюдаю за тем, как смятые звездочки в ее руках вновь расправляют лепестки.
– Да. Гармония заботится обо всех моих детях. В том числе и о Жнецах. То, что вы несете в себе, зачастую вполне способно разрушить не только все ее труды, но и ее саму.
– Мы поэтому Маску снять не можем? Мы все вокруг разрушаем?
– Нет. Зачастую это Маска делает вас такими. Выжимает до дна. И порой единственный выход подарить вам свободу, это отправить к тем, кто привел вас сюда. Вернуть Свету или Тьме.
Тихо хмыкаю. Об этом говорить не принято, но такой исход ждет всех Жнецов, так и не снявших маски. Мы даже уйти самостоятельно не можем. Свободные или Проводники могут сами попроситься к тем, кто их создал. Жнецы же смиренно ждут, когда им подарят милость освобождения, превращающую нас в ничто…
– Гармония долго искала мир, в котором могут появиться ваши отражения, – Вздыхает Вселенная, возвращая мне цветок, – даже слишком долго.
– Но зачем?
– Чтобы напомнить вам, какими вы были до Маски, и показать кем бы вы могли стать.
Пораженно смотрю на серьезную Вселенную. У ее рта залегла грустная складка. Она явно ждет моего ответа, но я не в состоянии выдавить из себя ни звука.
– Отражения – это люди, которые при правильном обучении способны разделить вашу ношу.
– Они могут стать Жнецами?
– Да. Только им не нужны для этого Маски и прочая атрибутика…
– Ну только этого счастья одушевленным еще и не хватало… – фыркаю я, лихорадочно соображая, что же делать, – и много сейчас таких как Сэм?
– Он первый… Но постепенно они будут появляться, откликаясь на рождение Жнецов в Замке тысячи миров… Отражениями не рождаются. Ими могут стать лишь те, кто встретил подходящего Жнеца.
– А я могу влиять на его судьбу?
Вселенная молча вглядывается в мою Маску несколько минут.
– Можешь… Я знаю, о чем ты думаешь, Роксет. И прежде, чем ты что-то сделаешь, подумай о том, что этому человеку понадобилось два дня, чтобы вдохнуть в тебя жизнь. И из умирающей тени превратить в того, кто спорит со всем миром за право научить кого-то думать над своими поступками…
Она осторожно берет меня за подрагивающую руку, ободряюще поглаживая спрятанные под перчаткой костяшки.
– Он тебе нужен, Роксет.
– Да… – смешок откровенно горчит, и я вдруг понимаю, что мне больно… – Он мне нужен. Но одушевленные не должны заниматься этим. И ты это знаешь. Чистить чужие души для них слишком тяжело.
– Знаю. Также, как и то, что решения Гармонии я оспаривать не могу. Поэтому появление Отражений предотвратить бы не удалось. А насчет того, что тяжело для одушевленных… Ты бы мог ему помочь… С тобой ему было легче этим заниматься. А для тебя это шанс снова стать прежним…
– Нет, не надо, с него хватит, – отрицательно качаю головой, – Сэм за этого мальчишку тринадцатилетнего был готов меня убить. Проверять его на прочность еще раз я не стану. Свой урок он выучил. И я надеюсь, что он ему все же никогда не пригодится.
Взмахом руки приближаю к себе паучка его судьбы. Одна из дорог, ведущая его к будущему в роли Жнеца, сияет ярче всех. Но я безжалостно стираю ее, заменяя опустевшее русло еще несколькими крайне оптимистичными вариантами бытия.
Я тебе обещал Сэм, что организую твою жизнь в самых позитивных тонах? Что ж теперь тебе есть из чего выбирать. Мало кто во Вселенной может похвастаться столь сказочным жизненным раскладом: счастливой жизнью удачливого, интересного человека, у которого будет семья, друзья, интересная работа и хобби. И к мясу протухшему чужие грязные души, и все связанные с этим проблемы. Для всего этого есть такие как я. И этого вполне достаточно. Мои слова… И я знаю, что меня услышали…
