Читать книгу: «Ивана Купала», страница 8
10.
Набрав в телефоне нужный номер, Роман Викторович сориентировался на местности и вышел на набережную, по левую сторону от морского вокзала. Константина Петровича он увидел почти сразу, тот ждал, сидя на лавке, подставив морщинистое лицо яркому весеннему солнцу.
– Ну здравствуй, Роман, добро пожаловать к нам на кубанскую землю, – приветствовал старик, широко улыбнувшись, по-товарищески приобняв Романа. – Часик для старика найдётся? Пойдем пройдемся по набережной.
– Для вас, Константин Петрович, хоть час, хоть два, хоть весь вечер. Как вы, как здоровье?
– Ром, ты ври да не завирай, я поди не девушка, чтоб у тебя на меня вечер был. Вечерним рейсом улетаешь? – засмеявшись, парировал Константин Петрович.
– Ваша правда.
– Значит, час у нас есть, пойдём прогуляемся в сторону Высокого берега.
Старик, не дожидаясь согласия, медленно двинулся, опираясь на элегантную трость.
– Ты в Анапе был когда-нибудь?
– В детстве только, в пионерском лагере.
– Хороший город, тихий, спокойный, когда туристов нет. Ещё месяца два можно жить, а после майских тут уже не протолкнуться. Видишь вон ту гробину, – старик указал на чёрные стеклянные многоэтажки, выбивавшиеся из общей архитектуры провинциального приморского городка чёрным пятном. Под крышей одного из трёх строений были установлены оранжевые буквы «Золотая бухта». – Вот там квартиру зять прикупил сдуру. Хоромы-то неплохие, но у моря лучше дом. Нас с Люсей уже к земле тянет. Присматриваемся. Ты в Крыму не был?
– Нет, Константин Петрович, с 90-х не был ни разу.
– Всё по заграницам отдыхаешь?
– Да времени на отдых-то нет особо. А мои да, Европа в основном.
– Зря, Рома, зря. Надо уметь и работать, и отдыхать. Мы всю жизнь пашем, а потом обернёшься, а в могилу-то и унести нечего, одна работа.
Старик остановился и закашлялся, отвернувшись от Романа. Ещё минуту он приходил в себя, восстанавливая дыхание.
– Как здоровье, Константин Петрович?
– Как не было, так и нет. Ни хуже, ни лучше. Только морским югом и спасаюсь. Будь не ладна эта Европа.
Константин Петрович, уволившись с государственной службы уже в почтенном возрасте 68 лет, неудачно отдохнул со всей семьей в горах Швейцарии. В Москву все 10 человек – он, супруга, две дочери с мужьями и внуки – вернулись с коронавирусом. У большинства, включая Люсю болезнь прошла в бессимптомной или лёгкой форме. А Константин Петрович еле выжил, с тех пор лёгкие его работали только наполовину, поэтому каждую зиму по рекомендации врачей он с женой, как чахоточный, уезжал на юг.
– Как у тебя дела, Ром? Как семья?
– Спасибо, Константин Петрович, всё хорошо, все в порядке.
– А чего к нам приехал? Не меня ж навестить.
– И вас тоже, конечно. А так, Тамань ездил посмотреть.
– Зачем она тебе? У тебя же Новороссийск теперь есть.
– Всё-то вы знаете.
– Рома-Рома, я хоть и старый больной человек, но из ума ещё не выжил.
– Не сомневаюсь, конечно. Да так, просто из интереса хотел глянуть, что да как.
– Свой терминал хочешь?
– Может, и свой.
– Мой тебе совет, не лезь туда. О Тамань уже многие зубы обломали. Там свой единоличный хозяин, и пока с ним не договоришься, не пролезешь. Но даже если договоришься, одна головная боль тебе обеспечена.
– Понял, Константин Петрович. Спасибо.
– Вижу, что не понял. Ну да дело твоё. Я тебе там не помощник. А как у тебя с поставщиками? Сам не надумал растить зерно?
– Каждый должен заниматься своим делом, Константин Петрович.
– Тоже верно. Но ты ж вроде агроном по специальности.
– И память у вас отличная, я смотрю. Это всё-таки когда было. Я ни дня по специальности не проработал после института.
– Подумай, Роман, подумай. Маржа хорошая сейчас у колхозников. По пшенице и подсолнечнику рентабельность последние несколько лет растёт. По кукурузе так доходность за 50% вышла.
– Кукуруза раз в несколько лет выстреливает. Нет, не моё. Колхозники растят, я продаю. Каждому своё.
– Слушай, мне тут жаловались на твоих. Вы, говорят, уронили цены так, что у мужиков паника началась.
– Было дело, разобрались. Вы же знаете, у России две беды – неурожай и рекордный урожай. Балансируем.
– А что у тебя по вагонам? Сколько сейчас?
– Больше 4 тысяч.
– Нормально. Инновационные?
– По большей части.
– Наращивать будешь?
– Мы пока сосредоточились на маршрутизации от узлов до терминалов.
– Выгодно?
– 300-400 рублей на тонну зерна в сравнении с повагонными отправками. За счёт скидки на тариф. Плюс время в пути сокращаем. Плюс будем принимать маршрутные составы сразу на терминалах, без захода на станцию.
– Неплохо. Погоди, давай кофе возьмём в киоске и присядем. Возьми мне чёрный с молоком. И два сахара.
Роман Викторович расплатился за два стаканчика кофе и присел на лавку рядом со стариком. Ветра здесь, в отличие от Тамани, практически не было. Только лёгкий бриз дул с моря, освежая. Константин Петрович снял шарф, Роман расстегнул пальто.
– Так что тебя беспокоит, Ром?
– Квота, Константин Петрович. Закончится раньше сезона.
– Когда, думаешь?
– Разные прогнозы. Середина – конец мая. Может, даже 25-30 апреля. Слишком много контроля.
– Вам, нашим уважаемым экспортёрам, при определенной конъюнктуре дай только волю, вы всё вывезете. Конечно, мы не можем на это пойти. Ты же понимаешь, Роман, в приоритете внутренний рынок и продовольственная безопасность. Нельзя допускать, чтобы внутренние цены сильно падали или росли и чтоб нам внутри зерна не хватило. Сейчас пшеница рекордно дорогая. Мука была бы такой же, если бы не административное воздействие. Никогда не было такой дружной реализации зерна из интервенционного фонда по рекордно высоким ценам. Ограничения всегда будут. При определенной конъюнктуре. Сейчас ровно такая конъюнктура. Всегда будет запрет свыше лимита наших общих экспортных возможностей.
– Понимаю, конечно, Константин Петрович. Я не прошу о невозможном. Но хотя бы на кукурузу и ячмень увеличить, до нового сезона контракты закрыть.
– Хорошо, Роман, я тебя понял. Кстати, имей в виду, мы подумываем открыть новый сезон пораньше, числа с 20 июня.
Старик поднялся с лавки, выбросил стаканчик в урну и продолжил движение по набережной.
– Я тебе рассказывал притчу про Пикассо и салфетку?
– Нет, Константин Петрович, не помню такой.
– Хорошая история. Послушай. Однажды уже совсем старый Пикассо сидел в кафе и что-то автоматически малевал на использованной салфетке. Но Пикассо есть Пикассо: каракули выходили творческими импрессионистскими картинками. За соседним столиком за всем этим с благоговением наблюдала женщина. Наконец, Пикассо допил кофе, смял салфетку и хотел уже уходить, как та женщина его остановила. Извините, простите, могу ли забрать салфетку, готова заплатить за нее. «Конечно, синьора, – ответил Пикассо, – 50 тысяч долларов». Женщина, конечно, удивилась: «Как? У вас ушло две минуты на рисунок». «Нет, мадам, – возразил Пикассо, – больше 60 лет». Он положил салфетку в карман и был таков.
Роман знал старика больше 15 лет, ещё с тех времён, когда тот занимал высокие должности в государственной бюрократической машине. За это время он услышал от него десятки подобных притч. Механизм выстроен чётко и сбоев не давал. Нынешняя легенда обернулась ещё и хорошей скидкой. Роман предполагал, что такса окажется существенно выше.
– Прекрасная история, Константин Петрович. Спасибо большое.
– Не за что, Ром. Я человек уже старый, в могилу мне с собой ничего не взять. Всё, что остаётся, – помогать хорошим людям. Может, они потом вспомнят старика добрым словом и при необходимости помогут моим родным.
– Безусловно. Даже не обсуждается.
Они ещё прошлись по набережной, обсудив особенности жизни в приморском городке, тепло простились, и спустя час Роман Викторович уже сидел в бизнес-классе аэробуса, удовлетворённый итогами поездки на Кубань.
Выгрузив в планшет файлы, присланные в почту за это время, он пристегнул ремень, выпил стаканчик виски и погрузился в чтение рабочих материалов.
11.
Кира, пытаясь сообразить, как Вика могла увидеть что-то затылком, тем более бога, обернулась. По стене ресторана, к которой она сидела спиной, шла широкая зеркальная полоска.
– У противоположной стены, лицом к нам, один, – конкретизировала Виктория. – Красавчик?
Не дожидаясь ответа, она как бы случайно задела сумку, висевшую на спинке стула, развернулась, чтобы её поднять, задержалась на мгновение, подняла и повесила на прежнее место.
– Красавчик.
Кира, наконец, поняла, о ком идёт речь. За столиком в нескольких метрах от них в одиночестве пил кофе мужчина модельной внешности. На секунду их взгляды случайно пересеклись. Кира смутилась и вернулась глазами к Вике.
– Так, на чём это я… Аксессуары, цвет, фактура… а, принт. Принты можно сочетать хоть несколько сразу. Главное правило: в них должно быть что-то общее – масштаб, например. Любая геометрия сочетается, но будет ещё лучше, если у принтов будет одинаковый размер. Геометрия вообще самое безопасное решение. Буквы и знаки тоже сочетается с чем угодно. Леопард универсален и вечен…. Слушай, он на нас смотрит.
– Тебе кажется. А я уже есть хочу.
– О! Давай тебе ревизию гардероба проведём!
– Может, лучше не надо?
– В первую очередь, ты должна задать себе вопрос: какая я? Чего хочу? Какой мне надо быть?
– Это три вопроса.
– Никто, кроме тебя самой, на эти три вопроса не ответит. Внутреннее и внешнее взаимосвязано. Внешний вид оказывает влияние на внутренний. И, наоборот, когда внутри негармонично, мы комплексуем, чувствуем себя непривлекательными. Так устроены люди и в основном так устроены женщины. Здесь очень тесная связь между внутренним и внешним.
– Ты точно обо мне говоришь?
– Нужно задать себе правильные вопросы. Принять себя. Соединить внешне и внутреннее. Это и есть личный прогресс. Любой гардероб молчаливо рассказывает людям о вас. Вот что твой гардероб рассказывает о тебе? Что ты им хочешь сказать людям? Что ты – провинциальный мышонок?
– Закончила?
– Обиделась? Не обижайся. Я любя.
– Я голодная, меня сейчас легко задеть. Но тебе это не удалось. А вот, кстати, и наш заказ.
Официант накрыл на стол.
– Я тебе так скажу, Вик. Мода и вот это всё – бесконечная гонка. Отдельный вид спорта. Мне он неинтересен. Совершенно. Это твои мир. Ты в это осознанно готова погружаться. И хорошо, и отлично, тебя это вдохновляет. Но не меня. У меня нет на это ни сил, ни времени, ни финансовых возможностей, ни в конце концов желания. Каждому своё. Меня вполне устраивает мой гардероб. Говоришь, свитер устаревший, окей, давай, когда мне нужен будет новый, я возьму тебя с собой, и ты поможешь мне выбрать правильный базовый свитер. Но, пожалуйста, давай ты не будешь устраивать ревизию в моём шкафу.
Вика с минуту молча ела свою паэлью, задумавшись. Потом просияла.
– Не буду. Но при условии!
– Ты неподражаема. Каком ещё условии?
– Ты позволишь мне купить тебе тот комплект.
– Нет.
– Да! Пожалуйста! Ты в нём шикарна! Ну, пожалуйста, пожалуйста! Это же такая мелочь, тебе это ничего не стоит, а мне будет приятно. Я же тебе на 8 марта ничего не дарила. Будем считать, это на 8 марта. Девочки должны друг другу подарки делать. Кто же ещё, если не мы?
– Я тебе тоже ничего не дарила.
– Ты меня терпела!
– Это факт. Но такие подарки – нет.
– Слушай, он точно смотрит на тебя.
– Кто?
– Ну тот красавчик. Глаз оторвать не может.
– Да перестань.
– Да точно тебе говорю. Я же вижу в зеркало, он в твою сторону смотрит.
Кира перевела глаза за левой плечо Вики и встретилась взглядом с молодым человеком. Он игриво улыбнулся. Она, опять смутившись, отклонилась так, что стала невидима для него за головой Вики.
– Я ж говорила, – констатировала подруга, переходя к торту. – Запал.
– Забавно…
– Неплохой вариант. Отличный даже вариант.
– Слушай, я даже не знаю, как себя вести.
– Как-как. Сидим как ни в чём ни бывало. Он свою чашку уже сто раз мог допить за это время. Либо кого-то ждёт, либо подождёт тебя. Посмотрим на его дальнейшие действия. Но можешь ему улыбнуться. Мол ты открыта для общения.
– Да я даже не знаю, о чём общаться … Я на свиданиях не была… Я вообще не помню, когда на свидании была в последний раз.
– А мужик у тебя когда был последний раз?
– Года два как… – пожав плечами, ответила Кира.
– Ого, подруга, то есть после ММ у тебя никого не было? – расширив глаза от удивления, Виктория с сочувствием погладила Вику по руке. – Бедняженька моя, я думала, ты давно перестала по нему страдать.
– Я и перестала. Давно. Просто никого не было.
– Тогда самое время. Кстати, что он, как?
– Кто?
– Мужчина Мечты.
– Не знаю, я с ним не общаюсь, – Кира лукавила. На Новый год она написала ему, просто поздравила, спросила, как дела. Он ответил кратко, как обычно отвечал. Её делами не интересовался.
– И правильно. С глаз долой – из сердца вон. Козёл он и есть козёл. Я в дамскую комнату. Постараюсь задержаться.
Вика подмигнула, встала, демонстративно громко попросила официанта, обслуживавшего столик в другом конце зала, рассчитать их, взяла сумочку и ушла в сторону туалета.
Молодой человек считал поданный сигнал, поднялся, поймал ответный взгляд Киры и с полуулыбкой направился в её сторону. Она успела оценить его рост и атлетическое телосложение под отлично скроенным и явно недешевым костюмом. Действительно, неплохой вариант… Но в двух шагах он замер, изменился в лице, словно испытал приступ острой боли, вернулся к своему столику, схватил с дивана пальто и быстрым шагом покинул ресторан.
Кира в недоумении застыла с поднятой чашкой чая.
– Что это было? – Вика плюхнулась на диванчик рядом с подругой.
– Ты видела?
– Ну да, я у барной стойки смотрела.
– Тогда ты мне скажи: что это было?
– Может, твоё лицо кирпичом?
– Спасибо.
– Нет, ну правда, ты умеешь такое лицо делать, что подойти страшно – сразу понятно, что отошьешь, потом догонишь и ещё раз отошьёшь, чтоб наверняка.
– Да не было у меня такого лица!
– Тогда, может, у него живот прихватило.
– Вика!
– Ну а что, всякое бывает. В самый неподходящий момент. Я как-то ужинала с парнем в японском ресторане, всё прекрасно, домой меня вёз, всё к сексу шло, а у меня вдруг, как назло, живот скрутило. Я еле дотерпела, придумала что-то там про срочное дело, выскочила из машины, даже толком не попрощавшись, и потом минут 30 ему сообщения писала с унитаза.
Кира рассмеялась. При всех своих тараканах Вика умела поднять настроение. Или как раз благодаря.
– Да и бог с ним, – тут же постановила подруга, приобняв Киру. – Не так уж он и хорош. Слишком высокий и худощавый. Ты заметила, у него ноги кривые.
– Не заметила.
– Кривые, точно тебе говорю. Тебе не видно, наверное, было, а я сбоку стояла, видела. Кривые ноги как у футболиста. Да, наверняка, он гей.
– Отлично. Гей-футболист с плохим пищеварением.
– Такой нам не нужен однозначно, засранцев без него хватает.
Вика подозвала официанта и расплатилась, позволив подруге оставить на чай.
– А теперь, Кирыч, возвращаемся в магазин! Молчи, не говори ничего! Слышать ничего не хочу. Я обязана подарить тебе ту юбку и свитер. Это моя терапия. Не лишай меня, старую больную женщину, последней радости в жизни.
Взяв Киру под руку, она увела её из ресторана.
Парень, сбежавший оттуда чуть раньше, не замедляя шаг, спустился вниз по путанным лестницам торгового центра, вышел на улицу и только здесь остановился. Он достал мобильный из кармана пиджака.
– Приёмная Босоркан, Лета слушает.
– Хозяйка у себя?
– Привет. Нет, к шефу уехала, сегодня не вернётся уже.
– Можешь с ней связаться? Мне нужно срочно переговорить.
– Ты же знаешь, нет. Только через Ивана Ивановича. Или уже завтра утром. Или, если он зайдет сегодня, я ему передам.
– Позвони мне, если что-нибудь получится.
– Как дела, братишка?
Но Пётр уже убрал телефон от уха, не услышав её вопрос.
Дела шли отлично.
До сих пор.
12.
– Жила-была мавка и звали её Житница. Потому что жила она в поле, где рожь росла. Со своего поля никогда не уходила, живых не трогала, рожь берегла, сорняки выдёргивала и вообще делала всё, чтоб зерно росло и наливалось.
А поле то принадлежало одному богатому сельчанину, у которого был сын Васыль. Хлопец красивый, беленький такой, как Толик, и глаза почти такие же – голубые-голубые как небо. Девчонки за ним табунами бегали, а он только смеялся.
Однажды увидела его Житница и влюбилась, да так, что про рожь совсем забыла. Только и делала, что сидела на краешке поля, венки из маков плела и всё ждала, когда Васыль появится.
И вот одним ранним утром хлопец пришёл зачем-то на поле. Житница тут как тут, чары на него напустила, не успел Васыль опомниться, как попал в её ловушку. Так она ему стала люба та мила, что жить без неё уже и не мог. Пошёл он к Житнице, а она от него. Побежал он за ней, а она от него наутёк.
– Почему, бабушка?
– Не подпускала, чтоб не сгореть. Но и отпустить его не могла. Так целый день и бегали они по полю: Васыль за Житницей, а она от него. Хлопец совсем забылся, не понимал уже, ни кто он, ни где он, ни что с ним творится. Только и делал, что пытался любовь свою догнать.
День прошёл, второй прошёл. Уже и отец за ним на поле ходил, но так и не нашёл – Житница его от чужих глаз спрятала. На третий день Васыль упал, наконец, без сил – двое суток ведь без еды, воды и сна бегал – и заснул крепко-крепко. А когда проснулся, никого, только рожь вокруг и небо над головой. Не может понять, как он тут очутился, может, голову припекло, но голодный как волк и ноги болят.
Поднялся хлопец и пошёл в сторону дома. Да не знал, что Житница его хватилась, обернулась в жаворонка, поднялась повыше и увидела, что любовь её вот-вот с поля выйдет, а уж за ним, за полем, никогда она больше его не заполучит. Спустилась стрелой к земле, настигла хлопца у самой кромки ржи, обернулась обратно в себя, схватила Васыля за плечи, развернула к себе и дыхнула ему в лицо своим холодным дыханием.
В то же мгновение на том месте, где хлопец стоял, не стало хлопца, а из земли выросли два цветочка небесно-голубого цвета. Так и остался Васыль навсегда с Житницей. Оттого теперь по самой кромке ржи цветут цветы-васильки, из которых девушки плетут венки.
– Жалко Васыля.
– Жалко не жалко, а как есть. Давай на другую сторону переходи.
Кира встала, покрутила успевшей затечь шеей и пересела на другую сторону от бабушки, вернув подсыхающую голову ей на колени.
– Бабушка, а мы на речку пойдем?
– Завтра пойдем.
– А через огонь будем прыгать?
– Я уже старовата прыгать, а ты ещё не доросла.
– А Яна маленькая прыгала.
– Это она тебе такое наплела?
– Ага. Сказала, всем нужно прыгать, и она прыгала, и мне нужно будет.
– Дразнит она тебя. Вот же дурында, взрослая вроде, а всё тебя дразнит.
– То есть мне пока не надо?
– Не надо, конечно. Ты ещё маленькая.
– Я тренировалась, ба, но высоко не получается.
– Яне по заднице надо надавать.
Кира торжествующе улыбнулась, представив, как влетит старшей сестре, когда она здесь появится.
– Бабушка, а зачем нужно прыгать?
– Это я тебе, Кир, в следующий раз расскажу, когда постарше станешь.
– Ба, а ты мне сплетёшь новый веночек? А то у меня плохо держится.
– Сплету, деточка, с лентами сплету.
– А можно я сегодня курочек сама покормлю?
– Хорошо, только я рядом постою, Петя совсем сегодня крикливый.
– Ба, а когда мы пойдём к деду Грише кроликов смотреть?
– Завтра после речки и можем пойти.
– Давай. А можно мне мороженого?
– Дай дособираю твоих друзей и получишь своё мороженое.
– Бабушка, а чего ты их не можешь яйцом?
– Они твари живые, заговором их убивать – большой грех на душу брать. Ты же не хочешь, чтобы бабушка болеть начала?
– Не, ба, не хочу, конечно.
– Вот и запомни, Кира, живым тварям причинять смерть заговором нельзя ни в коем случае, против тебя обернётся. Заговором можно только страхи снимать, сглазы, порчу. Мёртвую, неживую заразу, хворь убирать можно, а живую – не вздумай.
– Но ты их всё равно убиваешь.
– Тут я с ними на равных: кто кого сильнее от природы, тот и победил. Это по-честному. Они берут числом и размером, а я мылом и гребешком.
– Бабушка, а спой что-нибудь.
– А что спеть, Кир?
– Не знаю… Цвiте терен.
Бабушка тихо протяжно затянула.
Цвiте терен, цвiте терен, листя опадає.
Хто з любов'ю не знається, той горя не знає.
Хто з любов'ю не знається, той горя не знає.
А я ж, молода дiвчина, та й горя зазнала.
З вечорочку не доїла, нiчку не доспала.
Кира закрыла глаза, растворившись в бабушкином голосе.
– Добрий вечір. Вибачте, що потурбувала. Це ви Євдокія Василівна?
Во дворе появилась молодая женщина, в белых атласных лосинах и белой рваной футболке. В руках скромная зелёная сумочка, на ногах кислотно-салатовые кроссовки. Кира, убрав голову с бабушкиных колен и отодвинув с глаз непослушные пряди, с завистью уставилась на причёску гостьи: её чёлка, плотно залитая лаком, стояла модным гребешком. Монолит.
– Я. Добрий вечір, проходь.
Бабушка отложила гребешок, плотно свернула лист бумаги с погибшими вшами и гнидами, легко поднялась со ступенек, несмотря на свои 70 с лишним лет, и указала девушке на лавку.
– Почекай хвилину. Кира, иди пока поиграй.
– А мороженое?
– Зараз принесу.
Она ушла в кладовку, где стоял холодильник. Та женщина, мама мальчика, принесла коробку мороженого (наверняка, работала на маслозаводе; бабушка не брала денег за свою помощь, её благодарили, кто чем мог; с маслозавода несли молоко, сливки, сметану, но главное, мороженое). Можно было рассчитывать на целую неделю праздника.
Но бабушка, как обычно, выдавала мороженое дозированно, ещё и выкладывала его из вафельного стаканчика в вазочку и заставляла ждать, пока подтает.
Пока бабушка возилась в кладовке, Кира с интересом разглядывала вечернюю гостью. Та подмигнула ей.
– Привет.
– Здрасте.
– Як справи?
– Хорошо.
– Це твоя бабуся?
– Да.
– Теж, значить, відьма?
– Ти щось хотіла? – перебила её бабушка, вручив Кире вазочку с мороженым, порезанным кубиками. – Підемо в хату.
Женщина поднялась с лавки и, оставив кроссовки перед половиком на ступеньках, прошла следом за бабушкой в дом.
