Читать книгу: «А если снова с чистого листа», страница 6

– Дурнее тебя только я. У меня вообще никого не было. Тридцать лет с мужем, а потом одна. Так что звони, если позовёт. Всегда подстрахую.

Переглянулись и рассмеялись. А Геннадий Иванович за новогодние каникулы ещё дважды в тот отель звал. И она без возражений срывалась.

После выхода на работу встречи прекратились на целый месяц почти. Сталкиваясь в коридорах, вежливо здоровались – и всё. В феврале вдруг зашёл в отдел и попросил Аркадия Ивановича отпустить её с ним на объект – старинный купеческий дом на окраине. Потребовалось её мастерство печника. Старик напросился к ним в компанию – на старинные интерьеры взглянуть и работой печника полюбоваться. Видя секундное замешательство, промелькнувшее на лице большого босса, Альбина поняла, что нужен был ему не печник или не только печник.

Печь была потрясающей – с лежанкой и покрытая изразцами дивной сохранности. И ремонтировать не пришлось, всего лишь нужно было дымоход прочистить. Аркадий Иванович ахал над лепниной потолка, и остался до вечера, решив вернуться с автобусом, перевозившим рабочих. А босс повёз её на свою дачу, и там они рассорились. Он ей серьги подарил. Она возмутилась:

– Это ещё зачем?

– Я не могу подарить тебе безделушку?

– Нет, извини, в свете наших взаимоотношений это выгладят как плата за пользование моим телом. Я предпочитаю думать, что пользование у нас обоюдное и взаимозачётное, и подарками нам обмениваться ни к чему.

Потом она осознала, что мужик обиделся, и попыталась успокоить его, отказавшись всё же от подарка, который посчитала унизительным, и сказала, что если хочет сделать ей приятное, то лучше посоветовал бы хорошего риелтора для Людмилы, которая замучилась в квартире, где она с детьми вынуждена в последние месяцы проживать с бывшим мужем и его нынешней женой.

– Она знает о нас? – возмутился Геннадий Иванович.

– С какой стати? Мы шифруемся вполне надёжно. И Людмила меня ни о чём не просила, я просто подумала, что тебе это несложно.

В общем, до использования тел они не дошли и расстались в величайшем раздражении. Такси для неё он, правда, вызвал и оплатил. Она, конечно, досадовала, но вместе с тем почувствовала большое облегчение, потому что начинала привыкать и боялась, что привяжется к нему.

Однако история на этом не закончилась. Через неделю Людмила вызвала её из отдела и попросила сопроводить её после работы на встречу с риелтором. Говорила она в обычной своей сдержанной манере, но Альбина поняла, что женщина сильно взволнована. По дороге Людмила рассказала, что генеральный её с утра остановил в коридоре и спросил, как дела. Естественно, она ответила, что всё в порядке, но он как-то незаметно вытянул из неё всё о личном и обещал хорошего специалиста по решению квартирных проблем. И вот теперь на площади её должна перехватить риелторша, и она жутко боится согласиться на то, о чём будет потом жалеть.

Через пять минут общения риелтор сказала:

–– Терпеть не могу скандалисток, но с ними приходится работать. Уважаю интеллигентных, но их интеллигентность в ущерб им самим. Поэтому буду действовать по-хамски. Не волнуйтесь и не обижайтесь, так вопросы быстрей решаются.

Людмила повернула ключ в дверях и расстроенно сказала:

– Они опять закрылись на задвижку…

– В сторону! – скомандовала риелторша и нажала на кнопку звонка.

Она держала её минуты две, пока дверь не распахнулась, и какая-то сдобная красотка с почти вывалившемся из плохо запахнутого халата бюстом. Альбина поспешно нажала на кнопку видеосъёмки, когда увидела, что в зале с отцом сидит на диване четырёхлетний Сашенька.

– Вы не имеете права, – вскочил бывший муж Людмилы.

– Да вы не волнуйтесь, в соцсети не выложу, это для опеки, – сдержанно ответила она.

– Вот это дело, – одобрительно сказала риелторша. – А то, вишь, взяли моду при детях детей делать. И вообще, моё время слишком дорого, чтобы на расстёгнутые ширинки отвлекаться.

Бывший муж невольно схватился за зиппер, и на экране это выглядело очень убедительно. Риелторша прошлась по квартире, как из пулемёта выпуливая вопросы: «Доля идеальная или реальная? Лицевые счета раздельные? Предложения совладельцам оформлены? Материнский капитал использовали? Доли детей выделены?» Потом сказала:

– Три варианта. Первый, нереальный: кто-то из вас выкупает долю другого. Второй: продаём квартиру, делим деньги по долям и разбегаемся. Третий: сладкая парочка эксгибиционистов козлится и продавать свою долю отказывается. Тогда выделяем реальную долю и продаём её. Конечно, дешевле, чем взяли бы за целую. У меня есть на примете семья, которая хотела бы купить дёшево метры неподалёку от центрального рынка. Не буду вас пугать, они не из Средней Азии. Вполне себе российские граждане. Армяне из-под Ростова, молодая пара и папа. Ух, как мне папа нравится, галантный такой! Удобные соседи, будете с овощами-фруктами, – покосилась на молодую жену и вкрадчиво добавила. – И будет кому сиси казать, – и снова обратилась к Людмиле. – Давайте сразу съездим в пятнадцатый микрорайон. Сейчас у меня там в работе одна квартира, которую реально купить за вашу долю в этой. Хорошая, я бы её вам не уступила, но ваш мужчина очень просил скорее вас переселить.

– Какой ещё мужчина, – зло зашипел на Людмилу бывший муж.

– Мне показалось, или ваш нынешний реально хочет бывшую себе оставить? – спросила риелторша у новой жены. – А хватит его на двоих?

В общем, через две недели Людмила с детьми переехала в ту самую квартиру. Она Альбине со слезами на глазах высказала своё восхищение боссом. А Альбина вдруг подумала, может ли Людмила позволить себе поехать к нему на дачу или встретиться в том отеле? Конечно, она говорила о нём с придыханием не как о мужчине, а как об отце родном, но… да ладно, расстались ведь уже! Однако не успела она свыкнуться с этой мыслью, как Аркадий Иванович дал ей задание съездить на новый объект и оценить объём работы, и сколько человек из отдела задействовать в расчётах, мол, архитектор с утра там. А ждала её на выезде со стоянки машина босса. Она села в неё, посмотрела на его насупленное лицо и спросила:

– Мы на объект поедем или ко мне?

Встречи возобновились, только теперь встречались, в основном, у неё и в рабочее время. А в тот день они сначала всё-таки поехали на объект, странное недостроенное здание, втиснутое в район старых жилых домов, но неподалёку от оживлённого проспекта. Оно долгое время переходило из рук в руки, и в обветшалом состоянии было выкуплено нынешним владельцем, чтобы сделать здесь медицинский центр. Альбинино присутствие на данном этапе не требовалось совсем, разговор вели босс, архитектор и заказчик, а она просто стояла в стороне и поглядывала по сторонам, раздумывая, что задача перепланировать офисное здание под больницу такая же дурацкая, как переделать старинную усадьбу под жильё для нувориша.

Таких как она, неизвестно зачем глазеющих на переговоры, было несколько человек. Может, для солидности сопровождали, может, для информационной поддержки. Один из таких со стороны заказчика, крупный мужчина среднего возраста, непринуждённо завёл с ней какой-то необязательный трёп, а затем, когда переговоры завершились, он пригласил представителей «Новостроя» пообедать. Архитектор отказался, а Геннадий Иванович с Альбиной отправились с ним в ресторанчик на проспекте.

– Вы, как я понимаю, врач, – спросила Альбина. – В чём специализируетесь?

– Пластический хирург.

Альбина подавилась.

– Что, не похож?

– Не обижайтесь, но у вас такие мощные руки, а мне казалось, что это тонкая работа, мелкие инструменты, ювелирные швы. С вашими габаритами скорее я бы предположила, что вы травматолог или мануальщик.

– Справляюсь с мелкой работой, не сомневайтесь. А я уж подумал, что вы негативно к самой специализации относитесь, мол, сиськи, губки для гламурных девиц.

– Вовсе нет. Около трёх лет назад я даже подумывала сама о пластике. Но потом от этой мысли отказалась.

– Что тебя в себе не устраивает? – вырвалось у босса.

Врач метнул на него такой выразительный взгляд, что Альбину покоробило. Геннадий Иванович испугался, что она коллеге об их отношениях проговорится, а сам выдал себя одним вопросом. Но ответила:

– Я матерью стала впервые в сорок два года. И подумала, что, когда детей в садик водить буду, им скажут, что за ними бабушка пришла.

– Ну, ерунда, – возразил врач. – Бабушкой вы ещё не скоро смотреться будете. Лет через пятнадцать-двадцать обращайтесь, тогда и подкорректируем.

Визитку ей сунул. Потом разговор перешёл на здание, и Альбина вылила своё раздражение на этот проект. Потом, уже на обратном пути, своё раздражение на неё изливал Геннадий Иванович, что запала на этого врача и, чтобы его завлечь, кидала инновационные идеи и нарушила корпоративную этику, обхаяв их работу.

– Ты что, не видел, что у него обручальное кольцо? Женат этот Голиаф, а я на чужое никогда не польщусь!

Босс опомнился:

– Прости, что-то я не туда попёр! Слышал я, как ты осуждала жеребцов, уходящих от принцесс к лошадям!

– Э, когда это я тебе говорила? Я помню этот разговор, он под Новый год был. Кто его тебе пересказывал?

– Тьфу, блин, проговорился! Не бери в голову, никто мне не стучал. Мой санузел в комнате отдыха с холлом перед лифтами граничит. Там через вентиляцию всё слышно, так что под душем я не пою. Мы с гостями перекусывали, а дверь в душ открытой оставалась после того, как они руки мыли. Ну, и… ты не думай, Игорю очень понравилось, что ты его жену заколдованной принцессой назвала. И он подтвердил, что при её внешней хрупкости стержень в его жене стальной, ты сходу всё просчитала. А мы позавидовали.

– Ладно, замнём, – буркнула Альбина, взяв себе на заметку впредь в служебных коридорах в разговорах за рамки пустого трёпа не выходить. Но потом решила не обострять и сказала. – А ты обратил внимание на руки этого Голиафа? Ладно сиськи, но представь себе, как он этими пальцами, где каждая фаланга размером с сардельку, силикон в губы красотки запихивает.

Вернувшись в отдел и доложив заведующему, что поездка была пустой и только радости, что обедом накормили, Альбина села за рабочий стол, потом вспомнила нового знакомого и прыснула. Коллеги поинтересовались причиной её веселья, и она рассказала о пластическом хирурге и обрисовала им его габариты и как она видит его на рабочем месте. Мужики захохотали, женщины захихикали, а в это время в отдел босс зашёл с мрачным взглядом. Смешки затихли, а он сдавленным голосом произнёс:

– Догадываюсь, разговор о пластической хирургии. А мне каково? Я в приёмную захожу, гляжу на Свету, а представляю, как этот амбал своими сардельками, – и рухнул с хохотом на стул.

– …в Светкины губки силикон запихивает, – подхватывает кто-то и женщин.

– …и на выходе вареники, – басит кто-то из мужиков.

– Чебуреки, – возражает под общий смех Аркадий Иванович.

– Но шутки в сторону, – мрачнеет босс. – Ваши работники, Аркадий Иванович, с их развитым воображением раскритиковали наши договорённости с заказчиком. Альбине Васильевне, видите ли, не понравился наш проект, и теперь заказчик требует его доработать.

– Моя мама в подобных случаях говорила «сделать из говна камзюльку», – хладнокровно ответил старик. – Исходный объект не годится ни подо что, так что и проект хорошим быть не может. Альбиночка, а что ты можешь предложить?

– А ничего, – рассердилась она. – Моя мама в подобных случаях предлагала «выкрасить да выбросить». Что за больница без дворика для пациентов? Всего-то я предложила на крыше сад сделать. И аналогично на козырьке над входом, там площадь приличная. Это, конечно, существенно комфорта не добавит, но стоимость услуг для ВИП-клиентов можно задрать. И в рекламных роликах это будет смотреться.

– Хотят доработки – получат доработку. Кто у нас по клинике над проектом работал? Серёжа? Скажу ему завтра, чтобы рассчитал фундамент под возможность нарастить здание на один этаж. Там будет зимний сад, а на крыше эта лабуда с деревьями в кадках и рулонным газоном. Прицепим бантик к лысой башке. Это удорожит строительство процентов на пятнадцать-двадцать. Ну, и проектно-сметные на семь. Как, Геннадий Иванович, они потянут?

У начальства при обозначении сумм настроение резко повысилось. Он сказал:

– Инициатива наказуема. Альбина Васильевна у нас специалист по мгновенным среднепотолочным расчётам. Вот пусть подгонит к этим показателям и правдоподобную аргументацию набросает до конца дня.

Ночью не спалось, думы замучили. А думала дама сорока пяти лет отроду… о любви. Вот такие чудеса. Разбередили душу разговоры с любовником о сказочной принцессе. У Альбины тогда вырвалось, что каждая женщина на определённом этапе жизни мечтает о принце, но чаще тот, кого она приняла за него, оказывается просто попутчиком, да ещё желающим проехаться на халяву. И в результате она превращается в лошадь, несущую этого жирного жокея. Лично она в браке стала лошадью даже не верховой, а ломовой. Геннадий сказал, что никогда не мечтал о том, чтобы носить свою женщину на руках, эти манерные создания только косят под принцесс, а по сути они пиявки. Партнёрство должно быть равноправным. И ему нравятся лошади, если у них мозг человечий как у гуингмов. Альбина ухмыльнулась, представив себе, как посылает ему СМС с текстом «Живо в стойло, мой жеребец!» При равноправном партнёрстве это было бы естественно, но покуда только босс решает, встречаться ли им и когда.

Зашла в детскую, посмотрела на малышей. Ильюшка по-богатырски развалился звездой, Инночка спала попой кверху, стоя на коленках и уткнувшись носом в подушку. Дочь повернула набок, прикрыла одеялом, над сыном наклонилась, прислушалась к дыханию. Вот она, любовь – семья! Разве найдётся мужчина, который войдёт в эту семью? Никому не нужны её дети, только ей. Нет, вот Дима никогда не разделял детей, когда они росли с его Игорьком. Он валялся на полу, а они с визгом прыгали по нему. Они даже папой его звали вслед за Игорем. Но Альбина с самого начала выстроила между ними чёткие рамки, ограничила общение только деловым и дружеским, сказав, что мужчина-всеобщее достояние её не нужен. Он был хорошим отцом, но в мужья не годился.

А с Геной она рвать не будет. Пусть не любовь у них, а связь, но вполне приятная.

Глава пятая. УСАДЬБА

Весной начались геодезические изыскания в усадьбе Павлищевых-Пудовкиных. Зная в общих чертах её отношение к этому месту, Аркадий Иванович обещал к объекту не привлекать. Но однажды в начале лета пришлось. Заболел он, и исполнял обязанности начальника Сергей, личность амбициозная, зловредная и жадная. До этого с ним пересекаться как-то не приходилось, кто она – рядовая сметчица, а тут творец, правая рука заведующего отделом. Но так получилось, что в тот день она оказалась в отделе чуть ли не в единственном числе: кто в отпуске, кто на больничном, кто на объекте, кто для прислуживания староват. И он потребовал, чтобы она взяла из его стола ключи и срочно привезла их в усадьбу. На вопрос, нельзя ли послать водителя без неё, Сергей ответил, что водителя у него нет, а офисных бездельников, протирающих штаны в отделе – завались. Тут Альбина включила запись и продолжила разговор, спокойно уточнив, что в её отчёте за месяц даёт ему основания утверждать, что она не выполняет нормативов, и что даёт ему основание использовать её как курьера. В общем, с его стороны дело дошло до мата и в конечном счёте до обвинения в интимной связи с шефом. Альбина даже сначала не поняла, что он имеет в виду Аркадия Ивановича, испугавшись, что он каким-то образом узнал о её встречах с генеральным. Разобравшись, она захохотала, сказав, что он с шефом гораздо чаще уединяется, чем она, поэтому о нём тоже поговаривают, что он через постель карьеру строит. Придя в хорошее настроение от того, что тайна их не вскрыта, и подумав, что с этой опасной связью пора завязывать, она решила больше не ругаться, спросила, что за ключи, сколько их, на каком брелоке. Он ответил, что ключи большие, старинные, с фигурными бородками, их восемь штук, связанных стальной проволокой. Когда Альбина взяла их в руки, ей стало нехорошо. Это явно были ключи от подвальных помещений, потому что в доме Пудовкиных даже тридцать лет назад двери были современные, а в доме Павлищевых давно уже кроме стен ничего не оставалось. И у неё вырвалось:

– Зачем их было из усадьбы уволакивать? Чтобы дубликаты сделать? Я же вижу, что они в пасте!

Сергей завопил, что это не её ума дело, и чтобы пулей ехала в усадьбу.

Только закончив разговор, она поняла, что со слов о бездельниках, протирающих штаны, весь разговор записан. Это даже хорошо, а то у этого хама хватит наглости потом сказать, что он её никуда не вызывал. Посмотрела расписание автобусов на Пружинск, созвонилась с Екатериной Семёновной, потому что в сад за детьми не успевала, и отправилась на автовокзал.

В Пружинске она купила билет до Ссёлок и сразу пошла на посадку. И там услышала, что в Ссёлках пропало трое подростков, их ищут уже пять суток. Её охватил озноб: как и тогда, два мальчика и девочка. Волонтёры искали их следы на болотах и по берегу реки, до которой путь был не близок. Но односельчане склонялись к тому, что дети проникли в усадьбу и спустились в подвалы под флигелем управляющего, только вот работники нового владельца усадьбы утверждали, что проход в нижний ярус подвалов, который, по легендам, был потайными ходами древнего монастыря, завалило ещё неделю назад. Участкового они впустили, и он, вернувшись, подтвердил, что рухнула каменная стена, и вход в нижний ярус завален безнадёжно. Вот интересно, из пассажиров автобуса одна Альбина бывала в этих подвалах, остальные не то, что не были, но даже не общались с теми, кто там бывал, однако спорили о том, как туда попасть. Ей было так плохо, что хотелось вскочить и заорать на них, чтобы замолчали. Но она продолжала сидеть, потупившись, пока вдруг из носа не потекло. Успела подставить руку, иначе кровь закапала бы на джинсы. Тут уже спорщики переключились на неё, заставили шофёра остановиться, холодная вода нашлась, чтобы умыться и попить, и после остановки разговор шёл исключительно о давлении и слабых сосудах.

Впрочем, когда автобус остановился у Ссёлковского магазина, все сочувствующие ломанулись на выход и шустро разбрелись по домам. Альбина дошла до сельской администрации, где, как говорили в автобусе, находился штаб по поискам, но там только бухгалтерша сидела, оставленная, как она сказала, для связи, усталым голосом повторявшая спрашивающим что лично, что по телефону: «Пока без новостей, поиски продолжаются». Альбина вздохнула и поплелась к церкви.

Путь был неблизкий, село, сравнительно небольшое по населению, тянулось вдоль трассы на Энск. Хотя колокольня была видна вдалеке за купами деревьев с пятачка перед администрацией, она всё-таки спросила у идущей из магазина бабки, сможет ли она идти к кладбищу напрямую, ориентируясь на колокольню.

– Ой, дочка, если давно не была, лучше вдоль шоссе иди, а за школой свернёшь. А то тут между домами тупики да закоулочки.

Альбина намочила носовой платок под колонкой, положила его на голову и двинулась назад к трассе. Солнце жарило немилосердно, но её по-прежнему пробирал озноб, да так, что руки гусиной кожей покрылись. А когда, наконец, свернула на ведущую к кладбищу узкую полоску асфальта, вдоль которой стояли плотно высокие тополя, ей вдруг в тени стало наоборот жарко. Она миновала школу, потом двухэтажный многоквартирный дом, построенный полвека назад совхозом, за ним ещё два коттеджа примерно того же времени постройки, а дальше по этой стороне началась берёзовая рощица. У крыльца последнего коттеджа, присев на нижнюю ступеньку, разговаривал по телефону молодой бородатый мужчина. Что-то в его лексике натолкнул её на мысль, что он священник. Альбина, до этого шедшая быстрым шагом, замедлила свой ход. Он поднял на неё глаза, глядя вопросительно, но доброжелательно. И она выпалила:

– Батюшка, с вами можно поговорить?

– Зайдите, здесь, во дворе вам удобно будет, или в дом зайдём?

– Да чего там, дело моё такое… о нём сейчас все только и говорят.

Альбина присела на скамейку, стоящую за крыльцом, и быстро, чтобы не передумать, заговорила:

– Тридцать два года назад я отдыхала там в пионерском лагере, – она махнула рукой в сторону кладбища. – Однажды мы втроём, я и ещё двое парнишек, один из лагеря, второй здешний, залезли в дом Павлищевых. Местный мальчик сказал, что знает щель под лестницей, через которую можно попасть в подвал…

– Я слышал такую историю от предшественника, а он – от покойного сторожа, – осторожно перебил её священник. – Значит, говорите, тридцать два? Меня отец Сергий зовут. Представьтесь и вы.

– Альбина.

– Местного мальчика не помните, как звали?

– Я его тогда видела в первый и последний раз. Я и нашего-то не помню… вроде, Вова. У нас была робкая такая дружба… ну, наподобие первой любви. Знаете, ничего такого, но гормоны играли, и в подвал на слабо они меня уговорили лезть, хотя я всегда была сдержанная и разумная. А тут приводит Вова этого мальчика… как же его… прозвище какое-то дурацкое… Сурепка, что ли?

– Особые приметы у мальчика были? Родинки, шрамы?

– Да, помню! Шрамик под глазом и немного нос кривоват.

– Минутку, прошу прощения, – он набрал номер и сказал в трубку. – Наталья, твой супруг сейчас на вахте? Очень хорошо. Скажи-ка ему, чтобы быстренько он ко мне подошёл. Надо мне с ним поговорить. Нет, тебе приходить не надо. Не волнуйся, я его надолго не задержу, – и Альбине. – Значит, вы утверждаете, что плутали по подвалам где-то сутки?

– Я этого вам не говорила… но да, чуть меньше. Мы ушли в начале тихого часа, а вернули нас в лагерь назавтра перед обедом.

– Я догадываюсь, вы предлагаете повторить тот путь…

– А куда деваться?

– Давайте всё же зайдём в дом, Наталья обязательно придёт, а к этой экспедиции, если она всё же состоится, внимания привлекать не нужно.

Они зашли на большую террасу, где стоял стол и несколько разнокалиберных стульев. Выглянувшей из кухонных дверей молодой женщине он тихо сказал:

– Варварушка, ты в окно поглядывай. Если Наталья вслед за мужем приплетётся, так ты её уж постарайся отправить восвояси. Скажи, речь о велосипедах пойдёт, ну, кому их пострелёнок давал, сам ли ездил… нет, ты глянь, уже идут.

Женщина кивнула, вытерла руки о фартук и выскользнула на крыльцо. Тем временем отец Сергий позвонил некому Михаилу Антоновичу и попросил его приехать «срочно, но не привлекая внимания», и чтобы Германа с товарищами позвал, потому что, мол, появилось ещё место, где поискать можно. Через минуту порог переступил высокий худой человек.

– Здравствуй, Андрюша, – сказал ему священник. – Вот, посмотри, не знакомы ли вы?

Альбина встала, потому что поняла: решается её вопрос. А у мужика вдруг губы затряслись:

– Альба!

– Ой, Сурепка! Никогда бы не узнала!

– Эк вы все… с кличками! У Андрея фамилия такая – Серябкин.

– Да, пацаны меня Сурепкой дразнили, – кивнул Андрей.

Некоторое время она молча разглядывала его. Да, теперь, несмотря на тридцать два прошедших года, она увидела знакомые приметы: вот он, шрамик под глазом, точно, и нос слегка кривоват, да не только нос, он и рот кривит.

Тут распахнулась входная дверь, и на террасу вступил грузный мужчина в полицейской форме. Он от порога поздоровался, обернулся, кивнул кому-то идущему вслед, прошёл и сел за стол. Следом за ним вошли трое мужиков, на вид такие средненькие, неприметные, даже поменьше Альбины ростом, одетые в камуфляж и берцы, но это не форма, сейчас многие так обряжаются. Тоже поздоровались, присели молча, огляделись.

– Вот, эти люди тридцать два года назад по подвалам плутали, как они утверждают, – сказал священник. – С тех пор не виделись, и сейчас кроме кличек друг о друге ничего вспомнить не могут.

– Да ведь подростками были, отец Сергий, – начала оправдываться Альбина. – А третий с нами был Вовка…

– Нет, кликуха у него Вован, но это по фамилии, как и у меня. А звали его, как и меня, Андрюхой, – возразил Андрей.

Альбина как будто удар по голове получила:

– Андрей? Вавилов?

– Точно, – радостно согласился Андрей. – Вавилов – Ваван!

– А что вас так удивило?

– Несколько лет назад я по работе пересекалась с ним. Теперь понимаю, он ждал, что я его признаю. Альбой звал, но даже это моей памяти не оживило. Вот оно как…

– А что ж он не открылся?

– Значит, было что-то, о чём вспоминать неловко, – вдруг вступил в разговор один из мужчин.

– Точно, – без стеснения подтвердил Серябкин. – Мы почти сразу сдулись, ну, может, несколько часов только… сначала бегали, потом ходили, а потом на кирпичи залегли. А Альба всё по кругу ходила со своим гвоздём. Часа на два только на кирпичи прилегла – и опять кружить! Потом пришла, нас растолкала и к решётке привела!

– Это подвальная под церковью, что со стороны свечной лавки? – уточнил полицейский.

– Ну да, – подтвердил он. – Мы ещё долгое время через неё орали, никого же не было. Потом сторож пришёл, Михайлов, тогда ведь храм только начали восстанавливать, ломом решётку выломал, нас вытащил, обругал, сказал, чтобы говорили, что в болоте заплутали, и повёл тех двоих в лагерь, а меня огрел палкой и велел домой бежать.

– А вас что, не искали?

– Искали, но тихо, – ответила Альбина. – В лагере нас хватились только наутро. У нас назавтра родительский день должен был быть, мы к нему самодеятельность готовили. Бестолковщина, все бегали, нашего отсутствия не заметили. Вечером и в моей, и в Вовкиной… то есть в Вавилова кровати ребята под одеяло сумок и одежды напихали. В общем, когда нас хватились и собрались поиски начинать, тут нас сторож и привёл. И мы, как он велел, сказали, что по болоту кружили. Моей маме ничего не сказали… ну, я попросила. А мама меня забрала в тот же день, собственно, смена через несколько дней уже заканчивалась.

Пока они разговаривали, Андрей затравленно переводил взгляд с одного на другого, а потом жалобно сказал:

– А меня мамка не искала, она тогда уже сильно пила… и я ничегошеньки не помню, как шли… вы ведь туда лезть собираетесь?

– Пойдём, Андрюша, я провожу тебя, – положив ему на плечо руку, сказал священник. – Наталья спрашивать будет, так ты ей скажи, что я ищу ребятишек, которые на кладбище озоруют. Они на велосипедах приезжают…

Дальше с улицы доносилось только удаляющееся «бу-бу-бу».

Все молчали, дожидаясь возвращения священника, безоговорочно приняв его старшинство. Он вернулся довольно скоро и сказал:

– Не гнушайтесь им, он больной человек, у него срывы бывают. У вас была мама, которую вы любили и берегли, и она вас любила. А его родительница своим долгом пренебрегала…

– Мы не осуждаем, – перебил его главный из этих троих по имени Герман. – Он нас не предавал. Но, если он слабак, зачем вы его вообще позвали? Это же огласка.

– Мне нужно было подтверждение того, что Альбина действительно была в подвалах. Я же её впервые в жизни вижу. Давайте, Альбина.

– Этот Андрей ничего не помнит, – начала она. – А я ничего забыть не могу. Ко мне всё это в кошмарах приходит…

– Ну, вы сейчас нам всё подробно расскажете, – это Герман вклинился в паузу.

– Даже не надейтесь, что вы меня на поверхности оставите. Не думаю, что там сеть ловит. Я могу что-то забыть, и это станет фатальным. Не волнуйтесь, гирей на вас не повисну, я ещё не так стара, форму поддерживаю, жизнью закалена, физически всю жизнь работаю, по профессии строитель…

Вот это она зря сказала. Полицейский напрягся:

– Вы из тех?

– Геодезисты из нашей фирмы, да. Но я к этим работам не привлекалась.

– А как здесь оказалась?

– Послана в качестве курьера, в автобусе услышала об этом ужасе. Короче, помогите обмундироваться и полезли. Нужны ещё каждому бродни, потому что там во многих местах вода стоит, желательно бы ещё что-то надувное, если детей найдём, каски, потому что сверху, бывает, осыпается… так, и костыли хоть несколько, ну, типа которые скалолазы используют, там кое-где нужно будет на другой ярус перемещаться. И фонари на голову и обычные, тоже с расчётом на длительное пребывание. Воду, для детей жиденькую кашу или что-то типа протёртого овощного бульона. И не глядите на меня так, я пойду хоть с чем есть, а вы – как хотите. Вот, смотрите.

Альбина скинула рюкзак и протянула полицейскому паспорт, раскрыв на странице, где дети значились. Он посмотрел, пролистал остальное:

– Тем более, вам себя для своих детей беречь надо.

– Если я там буду, то, значит, всё, что смогла, сделала. А иначе жить не смогу, я тот ужас до сих пор переживаю.

Выглянула из кухни Варвара, сказала:

– Я в скороварку кабачки молоденькие порезала, картошку, морковку, тыкву прошлогоднюю. Пока вы собираетесь, дойдут, блендером измельчу. Солить не буду. Ещё кашки манной сварю на молоке, очень жиденькую типа манного супчика. И пойдёмте, я на вас батюшкину одежду подберу. И болотные сапоги у нас есть, хоть батюшка не рыбак.

– Под храмом не пройти, там Михайлов в тот же день всё зацементировал.

– Через часовню пойдём, – ответила Альбина, встав.

– Там нет хода.

– Найдём, – пожала она плечами и ушла вслед за попадьёй.

Через час они вшестером шли цепочкой по кладбищу. Плетясь вслед за Германом, идущим вторым после отца Сергия, она с отчаянием думала, что у её детей никого нет, кроме неё. Пока священник открывал замок, Альбина отошла к ближайшей могиле, присела на скамейку и набрала Диму. В ответ на его радостное приветствие сказала, что позвонит ему завтра для длительного разговора, а сегодня просто хочет попросить, чтобы он в случае чего помог её детей определить. И в ответ на его яростный мат ответила: «Всё завтра, Дима».

– Отец детей? – спросил Герман.

– Крёстный.

Они зашли в часовню. Собственно, это не часовня была, а развалины старинной выложенной из камня церкви, в которой служба не велась уже лет полтораста, с тех пор, как была построена кирпичная.

– Вы уж потерпите, я буду определяться на местности, сказала она. – Храм там? Окно подвальное смотрит туда?

Закрыла глаза и под скептическими взглядами мужиков стала медленно поворачиваться, мысленно проговаривая, что дверь была напротив, ступени поворачивали налево, ещё раз налево, потом направо, потом на ступени налево, ещё раз и ещё раз, упёрлась в стену, которую открыть не смогла. Открыла глаза и сказала:

– Если ничего не пропустила, дверь за спиной.

Мужики стали простукивать стену, а она вышла, дошла до кучи мусора, нашла там дощечку, вернулась и стала очищать стык стены с полом. Почти в углу обнаружила подвижный камень, вынула его, посветила фонариком в образовавшуюся дыру, вскочила, сняла рюкзак и вынула оттуда связку ключей. Герман их у неё выхватил, сказав: «У меня руки сильнее», и опустился на пол. Перебрал связку, выбрал один, попробовал, посмотрел на напарников, один из них подал ему какой-то стержень. Ещё несколько манипуляций – и часть стены подались вперёд. Все молчали, только полицейский с шумом выдохнул. Один из мужиков, лысый с мелкими чертами лица и сальным взглядом, которого приятели звали Док, нырнул резко вниз в образовавшийся проём, Герман сначала попытался нажать на отошедшую стену, потом присел и повернул ключ, и только тогда стена встала на место. Они подождали некоторое время, потом Герман вновь воспользовался ключом.