Читать книгу: «Ковчег для Кареглазки», страница 22

Огромное арочное помещение, заваленное гнилыми деревянными ящиками. Чугунная крышка от люка рядом – надо бы закрыть отверстие колодца. Дьявольски тяжелая… боль в шее зажглась как шнур от динамита и стрельнула, отдавая в грудь и спину. Не стоит и пытаться. Внизу донеслось потрескивание – твари взбирались по лестнице, их было уже как грязи, один на другом.

Буревестник побежал к воротам, они виднелись метрах в тридцати. Заперто. Поддал плечом, но нет – он сейчас не в состоянии вышибать двери. Подбежал к двери неподалеку. Тоже заперто.

Старейшина понял, что здание полностью запечатано. Горин устроил западню. Стрекот прозвучал совсем близко – возле люка стояла тварь и кровожадно облизывалась, а над ободом колодца появились руки следующей нечисти.

****

Взрывчатка в сумках должна была быть заложена в туннеле, соединявшем зерносклад с общегородской канализационной системой. Судя по георадару, сейчас все краклы или большая их часть как раз собрались под ангаром, и взрыв изолировал бы трескунов от их гнездовий.

Мануйлов с дедом должны были спуститься под землю почти в километре от амбара. Доставить груз поближе, активировать и быстро слинять.

– Подашь мне сумки, – сказал Тимофеевич, когда они отодвинули крышку люку.

– Лучше я, – не согласился Егор. – Э… так нельзя… – возмутился он, ведь дед уже спускался.

На полдороге Бородин остановился. – Опускай одну!

Недовольный Мануйлов аккуратно опустил груз. Дед слез, придерживая дно сумки, отставил ее в сторонку и вернулся на лестницу.

– Чего стоишь!? Давай вторую!

Егор дождался, пока Бородин освободит лестницу, и сам полез вниз.

– Даже не думай! Я один пойду, – рявкнул Тимофеич. – А ты давай, дуй подальше. Растворись где-нибудь.

Он схватил сумки и развернулся к темноте туннеля.

– Вы же не сможете один. Босс приказал МНЕ это сделать! – Мануйлов растерялся.

– Спрячься пока, – лицо деда едва было видно. – А как рванет, тогда выйдешь к Андреичу.

– А вы?! Там же опасно!

– Там опасно и целой роте, – Бородин закурил. – Не переживай, я все сделаю. Я эти места хорошо знаю. Помнишь – я всю жизнь здесь прожил. Хороший был городок… – казалось, что дед замечтался.

– А где мы встретимся? – сдался Егор. – Давайте уж вдвоем пойдем к полковнику.

– Как выйду, так и встретимся, сынок, – тихо ответил Тимофеевич, прислушиваясь к звукам внутри катакомб.

И Бородин исчез, что-то бормоча под нос. А затем и его голос смолк. Мануйлов все еще подозревал неладное, но не имел понятия, как все исправить. Не лезть же вслед за дедом?! Тот накроет его крепким матом, и все равно выпровадит…

Оглядевшись по сторонам, парень ушел в заросший кленами городской сквер – там он спрятался за бетонной оградкой. Когда шуганет, большие дома могут рухнуть, а тут он был в безопасности.

****

Первым делом в административном корпусе мы нарыли информацию, где находился вирус INVITIS. Это было не так легко – в документации он фигурировал под названием «проект Modo». Так как Кареглазка не знала такой бациллы, то она логически предположила, что речь идет о чем-то новом. И все это время мы периодически обсуждали галлюцинацию. Лена категорически отказывалась верить, что видение имеет какую-либо реальную основу.

– Не верю, – повторяла она. – Хоть убейте, не верю.

– А Охотник? Почему мы видим с Дитой одно и то же? Почему мы увидели связь Охотника с Биогеном – куда нас привел Мчатрян? – настаивал я.

Я понимал, почему она не верит – я бы тоже не поверил, если бы сам не проник сквозь толщу времени. Да и сейчас оставались сомнения…

– Кажется, это связано с моей инкарнацией, – сказала Афродита. – Я принимаю противоядие, но видения все равно приходят. А вот, почему ты их видишь, я не понимаю.

– Чушь. Как же это нелепо, – отрезала Крылова. – Я уверена, что есть другое объяснение.

Вместе с Миланой она погладила Цербера, наминающего тушенку из найденной консервы.

Я подошел к Кареглазке, пользуясь каждой возможностью оказаться рядом. Моя рука скользнула по ее бедру, и я получил в ответ взгляд, полный ненависти. Она отодвинулась.

– Чего тебе?

– Это, вообще-то, мой пес, – заметил я. – Когда хочу, тогда и глажу.

Цербер, словно в ответ, зарычал на меня. Ах, вот оно что! Губошлеп вел себя по собачьи рядом со мной, а рядом с Кареглазкой и Миланой – строил из себя ангела… Только ангелок-то – горбатое чудище с облезшей шерстью! Игнорируя недовольство псины, я повернулся к Лене.

– Вы, ученые, всегда сомневаетесь. Даже когда ничего не остается, как поверить и попытаться понять: что это, и как оно работает. Так не может быть – вот и все, что вы говорите. А сами и понятия не имеете, как работает мир вокруг вас.

– Грамотей. Ну-ну, – съехидничала она.

Больше мы не разговаривали, пока не нашли проект «Модо». 7 корпус вызвал ощущение дежавю.

– Диски. Из дипломата Мчатряна, – сообразил я. – Это место было на видео с камер наблюдения.

Кареглазка кивнула, холодно и отстраненно, погруженная в собственные мысли. Смогу ли я снова добиться ее благосклонности? Мне не нравилось происходящее. Как же часто я желал возвращения каменного века, когда все было просто, и для овладения самкой было достаточно стукнуть ее и увлечь в пещеру! Особенно часто эти мысли меня посещали, когда я видел зад и бедра Лены – это настоящее произведение искусства. Хотя и остальные части тела были в норме…

Кодовые замки 7-го корпуса были вскрыты, что подтверждало – мы идем по следам Мчатряна. Дальше целесообразней было бы разделиться, но Крылова была против. Она не доверяла Афродите, хотя и ко мне относилась соответствующе.

Цербер постоянно гавкал, и я бесконечное множество раз затыкал его, пока девочка не попросила меня не обижать Пусю. Пусю! – Ха-ха-ха! А потом мой Монстро сбежал. Даже не знаю, куда он подевался. Я оглянулся – а его нет. Ну, и черт с ним.

Тактика Кареглазки, которая заключалась в первоочередном исследовании кабинетов руководства, полностью себя оправдала. Пройдя по бесконечным белым коридорам, этажам и лестницам, мы попали в кабинет начальника отдела биотехнологий Льва Пандерина. Лена открыла стол-бюро и достала кипу бумаг, фотографий, графиков и разнообразных отчетов.

Это надолго, решил я, и отправился в приемную – разглядывать огромный стенд. На нем были работники Биогена, ученые-исследователи, молекулярные биологи и вирусологи, инфекционисты, добровольцы из экспериментов, высокопоставленные чиновники, посещавшие корпус №7 – нет, я не блещу здесь перед вами познаниями, а кратко перечисляю регалии, которые указаны в подписях под фотографиями.

А вот и сам Лев Пандерин, смуглый высокий мужчина с роскошной кудрявой шевелюрой. Рядом с ним ребенок в инвалидной коляске. У меня странное чувство, что я уже где-то видел этого лысого мальчика. Но где?

А вот и животные: собаки, кошки, белые мыши и крысы – подопытные, видать. Снизу надписи – «Полкан, Исидор, Рекс, Муха». И большая фотография еще одной собаки – только испачканная в чем-то кроваво-коричневом – «Американский стагхаунд Чарли. Он же Чапа, любимчик корпуса №7». Афродита подошла и также уставилась на этот плакат.

– Я нашла, – выскочила из кабинета Крылова с ворохом бумаг. Она сияла. – Я знаю, как все началось. Слыхали про озеро Восток? – но мы с сектанткой смотрели как тупые бараны. – Антарктида?

– Озеро в Антарктиде? – переспросил я. – А какие там озера? Там же одни льды и ледники…

– Нет! – отрезала Лена, мельком взглянув на плакат со стагхаундом. – Видно, что ты прогуливал школу.

****

Считается, что первое упоминание викрамии датируется 3 июня 2023 года. Это та самая первая эпидемическая вспышка – Мадурайский инцидент в южной Индии. Тогда, в субботу в 10:10 в Мадурайском международном аэропорте приземлился рейс CA 370 из Шанхая, наполненный больными неизвестной болезнью, по симптоматике схожей с вирусом бешенства, только с укороченным инкубационным периодом.

Согласно записям бортового журнала индиец Викрам Матхаи, летевший на этом самолете, сначала «приболел» – он задыхался, кашлял и блевал, что впрочем, не помешало ему обезуметь. После того, как он искусал часть пассажиров, его вырубили, и он внезапно «дал дуба». Тогда еще не знали, конечно, что это метаморфоза – процесс трансформации организма и ДНК под влиянием вируса INVITIS. А буквально через 10 минут с ума стали сходить все, кого он покусал, и не только – еще часть заразилась от мокроты, выделенной Матхаи во время безудержного кашля.

К моменту захода на посадку на боинге уже творилось черт знает что. Один-единственный пилот, с трудом сохранивший адекватность чуть дольше коллег, посадил самолет, сломав крыло и наделав переполоху. Если бы тогда знали, что это только цветочки – а ягодки скоро вырвутся. 514 официально погибших – только в Мадурайском аэропорту.

Я прекрасно помню тот вирусный ролик, появившийся вскоре после самого происшествия. Салон старенького боинга, больше напоминающий провинциальный автобус, коих не счесть в субтропических азиях-африках: заполненный одеждами ярких оттенков, кожей разных цветов, курами, попугаями и удавами. Индийцы, китайцы, тибетцы, тамилы… кашляющие, мокрые от пота, бешеные – с глазами навыкате, с пульсирующими яремными венами на шеях.

А затем, новости из телевизора, соцсети каждый день, каждый час констатировали падение цивилизации – эпидемические вспышки в разных городах, сплошная зона смерти в Индии и Китае, карантинные мероприятия с привлечением армии и летальных видов вооружения, кадры стычек и полномасштабных боев с инфицированными, поголовная эвакуация и респираторы на испуганных лицах. Растерзанный Далай-лама. Эпатажная блогерша Марианна Рай, взбесившаяся в прямом эфире, что было понято поклонниками только после новостного сюжета на следующий день.

Уже к сентябрю наше правительство переместилось на Камчатку, США – на Аляску, Китая – в Тибет… Индия нанесла ядерный удар по Дели, а инфицированные уничтожили на Ньюфаунленде большую половину канадского правительства.

К осени 2023 года мир полностью погрузился в пучину хаоса и разрухи – вернее то, что от мира осталось. Где-то в октябре-ноябре 23-го (точную дату не знаю, телик уже не показывал, а сам я в это время прятался от краклов) вспышка произошла и на Камчатке, из-за чего правительство, то есть, его остатки, перебралось на острова в Северном Ледовитом океане. И, кажется, еще раньше инфицированные проникли на Аляску – хотя это не точно. На момент, когда мы с Танюшей встретили ублюдков Калугина, я уже потерялся не только в неведении, но и в днях.

Вот только никогда у меня в мыслях не появлялась версия, что создателем кошмара была отечественная лаборатория. Нет, я конечно не сомневался в талантах и гениях, присущих нашему народу, но чтоб так…

Итак, был 5 лет назад некий Лев Эмильевич Пандерин, светило науки, практик биологии, вирусологии и генетики. Одним из направлений его работы было изучение протовируса, обнаруженного в древней бактерии из глубин подземного антарктического озера Восток. Протовирус мог внедряться в организм и становиться симбионтом, который защищал хозяина и уничтожал большую часть угроз. При этом микроб был уязвим перед ультрафиолетом и неспособен выжить во внешней среде, контактируя с атмосферным воздухом. Видимо, это объяснялось и древностью объекта исследований, и привычной для него средой обитания в безвоздушном пространстве на глубине тысячи метров. Как бы там ни было, профессор и его коллеги определили протовирус как перспективный для использования в медицине, дав соответствующее название – «Modo».

Пандерин имел особый интерес к Модо – его сын Святослав был инвалидом, много лет безуспешно боровшимся с обширной онкологией. Опухолей было много, они поражали организм бедного мальчика метастазами, словно плесень сырую стену…

Работая с протовирусом, Пандерин в какой-то момент заразил им сына. Состояние ребенка улучшилось, однако полностью победить онкологию не удалось. И тогда профессор начал экспериментировать с генами.

Модифицированный патоген оказался настолько агрессивным, что ни один живой организм не мог ему сопротивляться. Центральная нервная система переживала коллапс, наступала клиническая смерть, которую можно было бы назвать «сбросом до заводских настроек», если бы не ускоренный процесс горизонтального переноса генов. Инфицированные животные умирали и воскресали совершенно другими существами – то, что потом будет названо метаморфозой. Агрессивные, без разума, без боли, неимоверно выносливые и сильные, вечно голодные к плоти, которая должна была подкреплять энергией изменения в организме, они крайне болезненно реагировали на солнечный свет, который, фактически, сжигал их при длительном воздействии.

В то же время, вирус уже не боялся воздуха, получив возможность распространяться как контактным путем (кровь, укус, слюна), так и воздушно-капельным, при кашле – хотя только на первой стадии, до метаморфозы. Именно эта особенность привела к тому, что вся глобальная борьба с пандемией быстро закончилась поражением человечества. Единственным нашим природным союзником оставалось солнце.

На этом история Крыловой, снабженная для вас моими комментариями, закончилась. Что произошло с Пандериным, и удалось ли ему излечить сына – неизвестно. Одно понятно – Modo, задуманный как средство спасения от всех болезней, благодаря Дракину и по замыслу Синдиката вырвался наружу, превратившись в кровожадное орудие Апокалипсиса – INVITIS.

Здесь, в Биогене, родилась Смерть. И здесь же Мчатрян нашел Ковчег. Вопрос – что это и где оно?!

Глава 20. Замок Спящей красавицы

Хотя мы и были потрясены, шок не мог затормозить наши изыскания. Спустившись на первый этаж, мы прошлись по правому крылу, где располагалась основная часть проекта «Модо». Почти все двери были распахнуты. Боксы для животных пустели, а иногда в них виднелись кости. На стенах бурые пятна, как от высохшей крови. Выйдя в атриум, заросший амброзией и громадной ивой, мы услышали собачий лай – негромкий, больше дразнящий, чем агрессивный.

– Пуся! – закричала Милана в то время, как я доставал пистолет.

Я ошибся – стрелять было не в кого. Это действительно был Цербер, несущийся к нам сломя голову. За ним, немного отстав, бежала еще одна собака, похожая на немецкую овчарку. Опасной она не выглядела, поэтому Кареглазка опустила мою руку с оружием. Цербер подскочил и стал ласкаться, а его блохастая подруга недоверчиво остановилась поодаль. Она не лаяла и не рычала, а лишь щерилась. Видать, сука.

– Что, страшила, нашел себе невесту? – спросил я, держа пистолет на виду.

Цербер стал облизывать мне пальцы, вызвав приступ отвращения, а затем мое квазимодо вернулось к овчарке, с довольным видом обтираясь об ее шерсть. Она, несомненно, отвечала ему взаимностью. Вот куда он ушился!

– Они как будто знакомы, – заметила Афродита.

– Действительно, – протянула Лена. – Что же это за собака?

– Здесь же были подопытные животные, – поумничал я. – Если так, то вот эта – здесь уже не меньше пяти лет, получается. А может, она – пришлая? Или она из более позднего выводка…

– Но Цербер знает ее, однозначно, – в глазах Кареглазки вспыхнул интерес. – Как он вообще у тебя появился? Меня это всегда удивляло. Ты не похож на любителя животных.

– Ты ошибаешься, – я не хотел развивать эту тему, так как она была связана с гибелью Мчатряна.

– Не-не, – она не собиралась сдаваться. – Объясни, как одна собака может знать другую собаку в полутысяче километров от нее.

– Так возьми и спроси у них! – пробурчал я. – Откуда я знаю? Он привязался и ходил за мной, но, заметь, я не прибил его и не съел. Что ты еще хочешь услышать?

– А где ты его подобрал? – встряла Дита.

– Где-где… в Межнике он шатался по улицам, – признался я. – А откуда он там взялся, откуда я знаю? Я не межанин или как там они себя называли.

– А когда это было? – Лена разволновалась.

– 14 апреля, – отрезал я, собираясь покинуть атриум – от нервов меня начало пучить, поэтому нужно было уединиться. Как говорила бабуля, пережившая немецкую оккупацию: «Никогда не терпи. Немцы были умными людьми – и не терпели».

– Когда-когда?! – не унималась ученая.

– Да что же ты заладила? – разозлился я, уже исчезая в дверном проеме. – 14 апреля! За ночь до того, как вы меня забрали на вертолете.

Установившаяся тишина будто ударила обухом по голове. Словно ветер прекратил шелестеть листьями. Собаки прекратили игриво рычать. Даже наши сердца прекратили пульсировать, а кровь застыла в жилах.

– День смерти Артура, – прошептала Лена, хотя даже это было для меня слишком громко. – Тогда его самолет сбили над Межником, а сам он погиб.

Склонившись, она протянула руку и позвала:

– Чапа, Чапа… Чапуля.

Два антенноподобных уха затрепетали и вскочили, а сам Цербер неуверенно оглянулся… и подбежал к ней, размахивая хвостом, как булавой.

– «Я, конечно, не сразу понял, что Чапа – это и есть наше спасение. Он – Ковчег для человечества», – процитировала сектантка дневник Мчатряна.

– Цербер – это Чарли, подопытный стагхаунд Биогена. И Цербер – это Ковчег, – сказала Кареглазка. – И все это время он был рядом.

****

Крез попятился к ржавым стеллажам у стены, пока нечистые прибывали в ангар. Они пока не нападали, но их ноздри уже раздувались в предвкушении поживы. Старые психические методики позволили приору остаться хладнокровным, хотя ожидание неминуемой смерти и страданий все же рушило зыбкое равновесие. Нужно что-то сделать… всегда есть вариант развития событий, который будет оптимальным.

Смартфон – мог ли он его использовать? Слабый свет, пробивающийся сквозь затемненные окна, не наносил упырям вреда, однако снижал резкость зрения. А если ослепить их фонариком? Если включить громко музыку? Сомнительные способы избежать гибели…

Внезапно словно гром прогремел. Уши заложило и, кажется, здание зашаталось. А затем пол обвалился, там, где был канализационный коллектор, заблокировав морфам обратный ход в катакомбы. Похоже, что неподалеку произошел взрыв. Последний нелюдь не успел покинуть колодец, его привалило, и он разрывал воздух жуткими воплями.

А вот и выход! Буревестник обнаружил лучик света из разбитого окошка чуть сверху, прямо над ним. Он поспешил вскарабкаться наверх по стеллажу, когда одна из тварей крепко схватила его за лодыжку и отшвырнула, словно человек был тряпичной игрушкой. Грохнувшись посредине ангара, приор оказался окружен. Он пытался ползти, когда его схватили с разных сторон. Его тело натянулось, как тетива… а затем боль стала невыносимой – и он кричал… и кричал, пока монстры раздирали его на куски.

****

Взрыв всколыхнул землю. Поднялась пыль, а железо на ангаре задребезжало, как новогодние колокольчики. На машине сработала сигнализация, и Сидоров бросился ее отключать. Горин с улыбкой глянул на парящий Ми-8. Солнце слепило глаза, и он прикрыл их ладонью.

– Начинай! – крикнул он пилоту, махнув рукой в подтверждение. Тот показал большой палец.

Мануйлов вернулся к ангару, как только услышал взрыв – он искал глазами деда, но не находил. Он ведь должен был уже вернуться! Там, на таймере, было пять минут – установить заряд и вылезть. Где же он?

– А где Бородин? – подскочил он к Сидорову.

– В смысле? – удивился лейтенант. – А ты что здесь делаешь?

– Мы разминулись с Петром Тимофеевичем, он ставил заряд в одном туннеле, а я в другом, – сообщил Егор заранее придуманную отмазку. – Я нигде не могу его найти.

– И ты типа успел вылезть из канализации? До взрыва? – когда Сидоров недоумевал, его лицо принимало смешной вид – он становился похож на маленького рыжего мальчугана, которому только что сказали, что торт закончился.

– Я успел, да, – быстро ответил парень и замолчал, осознав, что пять минут – это было слишком мало, чтоб успеть заложить взрывчатку и покинуть опасную зону.

Сидоров все еще глядел на солдата, как на привидение, когда его окликнул полковник.

– Степа, какого черта?! У нас кульминация третьего акта. Где пулеметчики?

Лейтенант убежал, а Мануйлов выдохнул и присел на корточки, а затем растекся по земле, как расплавленный в микроволновке сыр – ноги не хотели его держать. Он все понял.

Неподалеку стоял Горин, который улыбался солнцу, небу и вертолету, зависшему над ангаром. Как в замедленной съемке парень увидел отделяющиеся ракеты – вспыхнув на хвостах, они устремились вниз, уничтожая бетон, металл и стекло. В здании возникла грандиозная пробоина, в которую хлынул солнечный свет.

Вопли разнеслись над Долиной, уже через минуту дополнившись грохотом стрельбы – на Ми-8 к делу приступил пулеметчик. Полковник смеялся и не мог остановиться. Мануйлов глядел на него с ненавистью – как он посмел распоряжаться человеческими жизнями? Как он мог отправить на смерть Тимофеича?! Рука потянулась за пистолетом, но рядом оказался Сидоров.

– Убери-убери… – указал лейтенант на оружие. – Без тебя разберутся. Там, в принципе, уже и стрелять нечего, всех угандошили.

Вертолет сделал еще один залп, подорвав стену, и солдаты устремились туда. В разрушенном сооружении, среди раскуроченных бетонных плит, арматуры и асфальта, валялись морфы. Они еще дымились, обгоревшие под солнечным светом и пронизанные пулями. Посреди тлеющих завалов лежала голова Креза – ободранная и без туловища.

****

Мы рассчитывали уже завтра полететь на Новую Землю, запасшись топливом, и делая кратковременные посадки по пути следования.

– Поглядишь на мегаполис, – подколола меня Лена – она была в хорошем настроении.

– Как они там помещаются? – удивилась Афродита.

– Дома построили, теплотрассу и воду провели. Было нелегко, и все же смогли принять больше людей. Это же сейчас, фактически, столица, – ответила ученая.

Что-то она слишком любезничает с вертихвосткой. Она, конечно, стала добрее и со мной – но я-то заслуживаю этого. А сектантка была опасна, и мотивы ее были неизвестны. «Завтра полетим, завтра полетим» – слышал я постоянно от Лены, а сам думал – сначала надо ночь пережить.

Кареглазка вкратце объяснила, почему Цербер, он же Чапа – был Ковчегом. Оказывается, уродец был одной из подопытных инфицированных собак – вот только в его организме находился древний протовирус из Антарктиды, а не модифицированный INVITIS. И теперь в крови животного были антитела и, соответственно, иммунитет. Получается, что по аналогии с черной оспой, которую удалось победить в 18 столетии таким же способом – прививая людям более безобидную коровью оспу – то из крови Цербера-Чарли можно создать вакцину. Оставалось непонятным, сработает ли такой алгоритм для викрамии, и как именно.

Люди могли получить иммунитет либо же… вариантов было много. Я, кстати, сомневался, что вакцина спасет человечество – вот, если бы она появилась 5 лет назад… а сейчас наибольшую опасность представляло даже не заражение, а нападения краклов – а их, по моим представлениям, бродило по миру несколько миллиардов. Но Лена была рада, она была уверена в благоприятном исходе – тем более, что покойный деверь считал так же.

Они с сектанткой болтали, а я ушел прогуляться. Мы остановились заночевать в Замке Спящей красавицы – в декоративном сооружении, которое было частью парка развлечений у реки. Много камня, крепкие дубовые ворота, узкие окна-бойницы, а внутри – целые королевские апартаменты, очевидно, сдаваемые на ночь местным престарелым олигархам и их костлявым любовницам ссыкухам.

Исследовав окрестности, я притащил девчатам разные шмотки из ближайшего одежного магазина, колготки, белье и косметику. А после того, как я вскипятил на дровах несколько ведер речной воды, мы приняли импровизированный душ, и свежее белье оказалось очень кстати.

Кареглазка с возбужденными глазами схватила косметику, а за ней – и Милана. Афродита выглядела равнодушной – но я заметил блеск и в ее глазах.

– Что происходит? Зачем ты это принес? – подозрительно спросила Лена.

– Порадовать вас, – ответил я, как ни в чем не бывало. – Сегодня, можно сказать, праздник. Во-первых, мы не умерли и все целы-здоровы. А во-вторых, мы нашли Ковчег.

Она заулыбалась, хотя сразу же подавила улыбку.

– Спасибо, конечно. Но расслабляться рано. И учти – я тебя не простила. И не прощу. Ты понял? – ученая нахмурилась, но больше для того, чтоб я понял серьезность сказанного.

Я лишь кивнул, улыбнувшись максимально открыто, как мог – показав все зубы и сделав у глаз счастливые морщинки. У меня возникла еще одна идея. Если бы получилось, было бы великолепно, тем более, что Кареглазка уже накрасилась и нарядилась в юбочку с кофточкой, соскучившись по прошлой жизни.

Я вернулся через пару часов, и она сердилась.

– Ты где был? Спать пора, и закрыться. А если бы ты попался морфам?!

– Я кое-что нашел. Тебе нужно это увидеть, – сказал я.

– Нельзя выходить по ночам! Ты самоубийца?! – возмутилась она.

Я настаивал, а она – отказывалась, обосновывая это, в частности, тем, что она не оставит дочь вместе с сектанткой.

– Милана остается с Цербером, – уговаривал я. – А Дита заперта, – и показал ключ от двери. – Я же не дурак. И не самоубийца, – я улыбнулся. – Пойдем, это ненадолго. Только я завяжу тебе глаза.

– ЧТО?!

– Так надо, поверь.

Кареглазка наотрез отказывалась, но я все же уговорил ее, пообещав исчезнуть из ее жизни, как только мы окажемся в Колониях. А завязав ее глаза красным шарфиком, который нашелся в принесенных вещах, я сделал полдела. Если вы помните старый фильм про садомазохистов, то поймете – если завязать девушке глаза, можно сделать с ней что угодно. Рефлексы, как у курей.

Я провел Лену за руку по коридорам замка, мимо огромных рыцарей в чугунных доспехах и через дверные проемы с ветвистыми оленьими рогами сверху. Снаружи она споткнулась, и я едва ее удержал, прижав за талию.

– Хватит! – она хотела снять шарф, но я придержал ее руку.

Мы зашли за угол. Раздался щелчок, и жужжание заполнило воздух. Девушка испуганно шарахнулась – звук напоминал стрекотание.

– Нет, нет, стой! – попросил я. – А вот теперь можешь открыть глаза.

Она сняла повязку и остолбенела.

Парк развлечений сиял и сверкал, переливаясь разноцветными лампами – словно звезды стали ближе. Карусели и качели, колесо обозрения и американские горки, высотные башни свободного падения, батуты и детская железная дорога, а среди аттракционов – цветастые зонты пустых киосков. Кареглазка заворожено застыла, как вдруг фонтаны взорвались серебристыми струями – она ахнула, и наши ладони соединились. Заиграла музыка – не на полную громкость, но все же…

– Ты больной! А морфы? – она потрясенно выдохнула, а ее глаза горели.

– Ну как? Развлечемся? – я игриво прищурился. – Только мы, как золушки – у нас мало времени.

Вскоре она поняла, что я имел в виду. Я надыбал генераторы и запас топлива, с помощью чего восстановил электроснабжение парка. Но – не всего и временно – для полного энергообеспечения тут бы понадобилась Воронежская АЭС.

Под гротескными вратами в форме радуги нас ожидал столик с шампанским. Радуясь как дети, мы быстро одолели бутылку и заели ее шоколадными батончиками. Охмелев и забыв о пугающем мире, мы катались на автодроме на машинках, сталкиваясь и хохоча, как дебилы. Затем мы проехались на локомотиве по железной дороге – на безумной скорости, как для этого аттракциона, просто я снял ограничения скоростного режима. И все это время мои руки и тело все ближе прижимались к Лене, иногда она возмущенно отталкивала меня, хотя все чаще просто не реагировала – даже сама иногда в эмоциях хватая меня за руки.

На башни свободного падения она отказалась идти – вдруг свет погаснет или что-то сломается. И тогда мы пошли на карусель. Я немного отстал, сначала, чтоб открыть еще одну бутылку шампанского, а затем – чтоб полюбоваться ее бедрами – как бы хорошо они смотрелись на Спермоферме… и вспоминал каждый миг, когда удалось подсмотреть Кареглазке под юбку – там, между ножек в темных колготках белели новенькие свежие трусики и сводили меня с ума. Господи! Кажется, я хочу от нее детей… но это не точно.

На карусели я оседлал вертолет, а Лена взобрались на соседнюю лошадку, а вокруг нас в унисон завертелись слон, зебра, лебедь и самосвал. Минут пять мы катались, иногда закрывая глаза и вспоминая давно забытое – детство, родителей, школу, друзей, каждый – что-то свое. А затем все остановилось, свет погас, и мы погрузились в кромешную тьму.

– Пришел электрик и перерезал провода, – повторил я шутку, многократно озвученную в таких ситуациях отцом еще тогда, когда он был жив, а о Вспышке слыхом не слыхали.

– Где ты? – голос Кареглазки прозвучал несколько испуганно.

– Рядом! – я увидел ее на платформе и втащил в вертолет.

– Прекрати! Что ты делаешь? – возмутилась она, но ее сопротивление было неуверенным.

Я приобнял ее, притянул за голову и поцеловал. Она уклонилась и засмеялась.

– Опять ты за свое?!

Но я был настойчив. Губы проникли к ее шее и впились в нежную кожу так внезапно, что она застонала. Она пробовала вырваться, хотя уже «плыла». Я продолжал с еще большим рвением, кусая холку и уши, а руки платонически поглаживали талию и спину, опасаясь фальстарта… и в это время я шептал…

Любовь моя, которую не ждешь.

Любовь твоя – в которую не верю.

А может, мысленно, сама себе ты врешь.

А может, я тобой от скуки сердце грею?

Наверно, да, я знаю – ерунда,

Любовь, которую я нежно так лелею.

Все так нечестно, все только игра,

А разлюбить тебя я не могу – не смею…

– Я не помню такого в твоей тетради, – удивилась Кареглазка. – Или это не твое?

– Мое. Но его нет в тетради. Я написал это для тебя, – слукавил я.

Это стихотворение было написано давно, и я знал его наизусть – просто не записывал. Я тогда был влюблен в Нику. Но Лене знать об этом не обязательно, мое мнение – я написал, я и посвящаю, кому хочу.

– Я тебя не простила. И не прощу. ДА Я ТЕБЯ ПРОСТО НЕНАВИЖУ! – сообщила ученая, словно оправдываясь за невольную слабость.

Воля к сопротивлению была сломлена. Алкоголь, усталость и стресс последних дней, Ковчег и сотворенный мной праздник повлияли на произошедшее. Как и стих – всем девушкам нравится, когда им пишут стихи. Главное теперь – не спугнуть удачу. Возможно, Лена посчитала не важным, что я – подлец и негодяй… она ведь не замуж собралась!

И в этот раз, когда мои губы снова приблизились к ее губам, она меня не отвергла. Я почувствовал, что готов, и даже больше – могу опростоволоситься как подросток-девственник, и она это тоже почувствовала. Кареглазка спустила колготы с бельем и оказалась сверху, обхватив мою шею руками.

Неожиданно карусель снова включилась, медленно, рывками прокатив нас пару кругов – как раз столько, чтоб мы успели закончить.

Странно: несмотря на самоубийственное светозвуковое шоу, ни один трескун так и не заявился.

****

Утром Милана обнаружила под подушкой свою свинку Пепу и коробку с монпансье. Она безумно обрадовалась и подскочила ко мне, быстро спрятав улыбку – она же серьезный умный ребенок у такой же матери.