Читать книгу: «Не позволяй смотреть в глаза», страница 4

– Вода есть? Поставь чайник.

Пацан ушёл, вытирая рукавом слезы.

Андрей, сжимаясь от беспомощности и страха, прислушивался к тяжёлому хриплому дыханию больной и к стуку собственного сердца. Он, государственный служащий, положивший двадцать пять лет служению медицине, всегда считал себя главным винтиком этой государственной махины, что обеспечивала здоровье нации. Миллионов людей. И теперь, вот тут, на краю света, оказывается, не в состоянии помочь одному больному человеку, больному не смертельной пока эмбертой, а какой-то элементарной пневмонией, которая лечится одним уколом и недельным постельным режимом. И, тем не менее, убийственной без этого одного укола. Один укол! Всего один! Где его взять? Его взгляд остановился на собственном запястье, которое даже не чувствовало браслета. Внезапная мысль, дикая, невозможная сжала внутренности, сердце трусливо задохнулось – но это же… а как же двадцать пять лет безупречной репутации? Что будет с его послужным списком, льготами, статусом, выплатами, домом? Чем это может закончиться? Увольнением?

«По возможности исключите контакты …» – некстати вспомнился мелодичный голос Ордынко. А так ли некстати? Вот это «по возможности» – это почему? О чём? Она будто знала, что он непременно столкнётся с людьми из Пустоши.

Стало тошно от самого себя. От собственной нерешительности, слабости и трусости. Женщина вдруг открыла глаза и тяжело закашляла, повернувшись набок и подтянув к животу колени, глянула на него, вцепилась в руку и прохрипела сквозь душившие позывы:

– Андрюшку спаси. Возьми меня на органы, у меня почки хорошие и сердце. Его не брось.

Андрюшка, значит. А он даже не спросил. На органы?! К чёрту!

Он выдохнул, быстро расстегнул браслет, надел ей на руку и застегнул, закрывая пальцем магнитный замок. Всё! Теперь нужно немного времени, чтобы ичебик сделал исходную диагностику и определил дозы первой медицинской помощи.

Разбирательства всё равно не избежать. О его выходе за пределы мегаполиса уже известно, вопрос только в том, когда эти данные считают. Они прошли километров десять-двенадцать, возможно. Это много. Для браслета это очень много! От следующей мысли он поднял голову и гоготнул. Как это он забыл об этом? Как не пришло в голову еще тогда, на выходе за пределы больницы? Маленький радиус действия был единственным недостатком браслетов – до трех километров. В мегаполисах об этом не думаешь, потому что они прошиты точками входа. Нет такого места, где бы ни стояли датчики, считывающие данные. Но не здесь. У него мощный ИБЧ – радиусом до пяти километров. Мощней только у военных и небожителей. А это значит, что он потерян сейчас для Ордынко Е.Н., он пропал из поля зрения всех радаров. Для государства он растворился, исчез! Андрей опьянел от внезапно свалившейся на него свободы. Впервые с тех пор, как отец торжественно надел ему на руку первый браслет, он почувствовал себя легко. Впервые за ним никто не наблюдал. Конечно, все данные браслет передаст, как только появится в поле датчика. Конечно, прекрасная небожительница Ордынко Е.Н. и служба безопасности увидят резкий скачок инъекций жизненно важных препаратов – жаропонижающих, гормонов, онобиотиков и всего прочего, разрешённых в расширенных дозах на период командировки. Конечно, считают не его группу крови и ДНК. Конечно, будут вопросы, придётся писать объяснительную, и оправдываться за несанкционированное использование браслета. Но сейчас свобода кружила голову, и он улыбался ей. Какое там наказание за это по внутреннему регламенту? Он не помнил. Да что там – не знал! Потому что никогда в жизни ни разу его не нарушил.

А может, и не придётся ничего объяснять?

Женщина перестала кашлять и задышала ровнее. Он помог ей лечь удобней, поправил подушку под головой, подоткнул одеяло. Жар спадал. Если верить информационной голограмме ичебика оставалась пара минут до окончания ввода препаратов.

– Андрюх, неси чайник!

Послышались шаги. Мальчишка притащил бурлящий кипятком чайник, держа двумя руками за перемотанную грязной тряпкой ручку, с грохотом поставил на стол и, зашипев, схватился за уши. Браслет пискнул, сигналя об окончании ввода инъекций. Андрей снял его и, держа двумя пальцами за ремешок, опустил в чайник, прямо в кипяток. Глянул на мальчишку и радостно хохотнул.

– Поправится мамка твоя, не переживай, – через пару минут вынул браслет, обтёр куском простыни. – Ты меня только назад отведи, Андрюх, а то, сам понимаешь, я дороги не знаю.

Малец застенчиво улыбнулся и порывисто обнял.

Андрей возвращался домой.

Такси перешло на пневмоподушку и неслось по автобану, неумолимо приближая к отчёту.

Лихорадило сильно. Ночная прогулка не прошла даром. Без браслета он сразу сделался больным и старым. Он простыл, поднялась температура. Кости ломило, горло саднило, голова гудела, а грудь внутри жгло. Впервые в жизни он по-настоящему заболел. Следовало податься на уговоры Евгения Петровича и взять с собой жаропонижающее. Но «договоры», которые подписывали люди из Пустоши, сидели в мозгу раскалённой занозой. Чем бы они там ни занимались, это было подпольно, незаконно. Опыты над людьми? Торговля органами? Брать у них хоть что-то, пусть даже аспирин, было невозможно гадко. Глеб Сергеевич настаивал на оформлении краткосрочного ИБЧ. Но это время. Время! Андрею вдруг показалось, что эти двое всеми силами стремятся остановить его, задержать. Хотя, вполне возможно, что от нездоровья и недосыпа у него возникла паранойя.

Мимо проносился мегаполис, заборы, отделяющие очистные, промзону, а за ними, на линии горизонта – Пустошь. Он немного успокоился по поводу браслета. Ордынко Е.Н., когда он связался с ней по галофону клиники, казалось, вздохнула с облегчением, выслушала краткое сообщение о неисправности ИБЧ и распорядилась немедленно возвращаться. А может, ему почудилось это облегчение в её голосе? Может ему сильно хотелось его услышать, хотелось, чтобы координатор хоть немного думала о нём, хоть чуть-чуть, хоть на секунду поволновалась?

Кипяток уничтожил все данные. И даже если не уничтожил. Он спас жизнь, разве за это увольняют? Добавят стоимость браслета к долгу, и придётся ему не двадцать семь лет его выплачивать, а тридцать пять. Ничего страшного. Зато он везёт им бомбу! Впервые за последние пару десятков лет в идеально работающем организме Инспекции вскрылся смачный чирей. И вскрыл его именно он. Именно он доказал, что всё в этом организме создано правильно, всё работает так, как и заложили создатели. В сравнении с этим поломка ичебика – ерунда, пустяк.

Дома Андрей принял просроченные онобиотики. Других не оказалось, а от одной мысли вызывать на дом фармацевта бросало в дрожь. Он долго смывал с себя неприятный осадок командировки, сдирал жёстким мочалом гадостное чувство незавершённости, неудовлетворённости собой, своей жизнью, каким-то образом поселившееся в нём… он даже не понял когда, но где-то на пути из клиники до дома, в такси.

И ведь, казалось бы, что изменилось? Он все тот же инспектор, который профессионально выполняет свою работу, тот же винтик, без которого махина здравоохранения в стране начнет барахлить. Он был в этом уверен. Раньше. Но сейчас червь сомнений заставлял его снова и снова драть мочалом покрасневшую кожу и выкручивать на максимум кипяток. В том и беда, что он всегда был уверен во всем – что устройство мира за последние пару столетий выровнялось и стало, наконец, адекватным, разумным. Что опыты по соединению человека с роботом непозволительны. Что преступникам место в Пустоши.

Андрюшка сломал эту стройную картину мироздания. Как теперь ему жить долго и счастливо, зная, что где-то то там в Пустоши есть пацан, готовый подписаться под «договором» за жизнь матери? На кой черт тогда нужен этот проклятый ичебик?!

Натянув халат, он прошёл в кабинет и сел за стол. От вида рабочей панели немного полегчало, его стало клонить в сон. Хотелось скорей сделать отчёт и отвязаться от всей этой истории, лечь спать. А после – взять, наконец, отпуск и махнуть в горы. Посидеть в горячих источниках среди нетающих снегов, может даже скатиться с горы на сноуборде – риск, говорят, благороднейшее дело! Вдруг поможет забыть про все это.

Андрей уже заканчивал отчет, когда в его квартире раздался гудок дверного звонка. От неожиданности он замер. Никто, кроме курьеров еды и одежды к нему не приходил вот уже… много лет. Он вывел на обзор камеру парадной, и сердце скакнуло и заколотилось быстрей: у входа в квартиру стояла женщина. Он поспешил, поскальзываясь на тёплом мраморе, и распахнул дверь.

«Не позволяй в глаза смотреть»…. Поздно!

– Здравствуйте, Андрей Андреевич, – произнесла она, и его обдало жаром – Ордынко!