Читать книгу: «Чудодеи Лук-у-Морья», страница 8

– Ладно. Обисапс, Лгуг! – клубок затих, и Василиса положила его обратно в карман. Случайно её рука нащупала какой-то предмет. Вытащив его наружу, девушка увидела, что держит в руках шкатулку с выгравированной на крышке золотой звездой.

– Как же я могла забыть! – Василиса открыла крышку и подземный ход озарило яркое пламя. Мгновенно в подземелье стало светло и тепло. Капли подвальной сырости высыхали на стенах буквально на глазах. «Они способны противостоять даже смертельным проклятиям…» – вспомнила Василиса слова академика Баюнова. У перьев жар-птицы волшебная сила такая же, как и у их владельца. Это значит, что, обернувшись в магию пера, можно спокойно гулять по дворцу, не опасаясь быть увиденной.

Странно, почему тогда Жара Абдурахмановна в клетке сидит… Ей же ничего бы не стоило разбить любую магию. «Он забрал у меня жар-птицу…» кричал Шама Хан про академика. Значит, она и раньше почему-то сама не могла улететь. Ладно, выясним это позже. А пока, нужно идти «спасти мир». Никогда раньше Василиса даже предположить не могла, что однажды ей достанется «счастье» избавлять мир от полоумных диктаторов. Звучит пафосно и глупо. Ей всего пятнадцать. И ей страшно. Но страхи к делу не пришьешь. Все остальные либо в клетках, либо окаменели, либо уже на днях попадут в полон к первостатейному психу и мерзавцу. Делать нечего, придется становиться героем и топать подвиг совершать. И желательно, чтобы при его свершении Василису в рассвете лет не прихлопнули, как муху на асфальте.

– «Яицаницюллаг, ацитп-раж», – едва Василиса успела произнести заклинание, как перо на глазах превратилось в тончайшую накидку из невесомой, золотистой ткани. Лиса закуталась в нее, как в легкое воздушное облако, ощутив тепло и резкий прилив сил.

– «Ясйоркто мис-мис», – дверь, ведущая в маленькую нишу, через которую еще несколько часов назад Василиса и Волков прошли навстречу персональным неприятностям, открылась. Лиса высунулась наружу. В полумраке всё так же, без какого-либо намека на присутствие живых людей, плотными рядами стояли бочки. Протиснувшись сквозь них, Василиса выглянула в коридор для прислуги, ведущий напрямую в тронный зал. По коридору шли двое стражников, что-то бурно обсуждая. Решив, что момент истины настал, Василиса шагнула в самую середину прохода. Ничего не произошло. Не взвыла магическая сирена, не замигали сотни разноцветных лампочек, привлекая всеобщее внимание, даже увлеченные разговором стражники прошли мимо нее, как будто её здесь вовсе не существовало. Девушка вздохнула с облегчением. Значит, магия пера работает исправно. Её никто не заметит. Василиса спокойно направилась в сторону тронного зала. По дороге ей пару раз попадались слуги, спешащие в противоположном направлении, но саму её никто не замечал. Через десять минут Василиса подошла к массивным кованным дверям, ведущим в зал. Перед ними стояла очередная пара стражников. Эти были на посту, поэтому не разговаривали, а замерли, вытянувшись по стойке смирно. Мимо них просто так было не пройти, поэтому Василисе пришлось ждать рядом с дверьми целых десять минут, пока по коридору не засеменили слуги с подносами в руках, доверху заваленными едой. Стражники отворили двери, и Василиса прошмыгнула вслед за первым слугой вовнутрь.

С самого первого взгляда тронный зал поражал своим великолепием. Сразу было видно, что Шама Хан обожал зрелищность и показуху. Четыре ряда помпезных колон из редкого в Светлоземье черного оникса, устремившись ввысь, терялись в темноте черного, как безлунная ночь, полукруглого свода. Повсюду горели десятки факелов, освещая каждый скрытый уголок. На мраморных стенах, отделанных золотом и драгоценными камнями, не было ни одного окна, зато повсеместно висели всевозможные портреты самого «великого властителя Ордынского ханства». Василиса вспомнила, что ни разу толком лиходея не видела – он всегда был в черной повязке на лице. С любопытством девушка разглядывала портреты самовлюбленного колдуна. С картин смотрел мужчина средних лет с черными, как смоль, волосами и такими же черными, как два бездонных колодца, глазами. Лицо через всю щеку пересекал темный шрам, придавая его обладателю мрачный, угрюмый вид. Одним словом, Шама Хан на красавца не тянул даже с натяжкой. Но его присутствия повсюду было много, даже слишком много.

– Пожалуй, здесь не менее ста парадных портретов «Величайшего», – подумала Василиса, – и на коне, и на верблюде, и на орле, и на троне, и даже верхом на драконе. Вот откуда в Светлоземье, спрашивается, драконы – уже тысячи лет про них никто не слышал и не видел. Ну явно же, Шама Хан – больной излишним нарциссизмом параноик.

Пара картин привлекла внимание Василисы какой-то странностью – на них не был изображен правитель ордынцев. С одного портрета на девушку смотрел молодой мужчина лет двадцати пяти, чем-то сильно напоминающий Шама Хана. Те же жесткие черты лица, такой же низкий лоб с нависшими над черными глазами густыми бровями, такие же черные волосы. Василиса вначале подумала, что это Шама Хан в юности. Но присмотревшись, девушка поняла, что на картине изображен другой человек. Его нос был более прямым, подбородок менее волевой, а глаза не такие безумные, как у Шама Хана.

– Наверное, это его сын. Как там его зовут? Тар Тарым, кажется… – взгляд Василисы скользнул на соседний портрет. На нём был изображен юноша, лет пятнадцати, показавшийся Василисе до боли знакомым. Где она могла его видеть? И кто это? У Шама Хана вроде бы не было больше детей. По крайней мере официальная история Светлоземья об этом умалчивала. Так кто же он такой? Если его портрет висит в тронном зале, значит, он явно имеет прямое родственное отношение к «великолепному ордынскому психу». Вот только какое? Стоп! Высокий рост, атлетичная фигура, черные волосы, угольно-пыльные глаза, загорелое лицо с идеально прямым носом, узкий рот, змеиная улыбка. Здрасьте, приехали – Пол Ководец собственной персоной. И что этот, с позволения сказать, сын дракуляндско-подданного делает в этом «живописно-звездном окружении»? Прелюбопытный ребус, однако. Нужно будет поразмыслить на досуге, но сейчас не до него. Тут интрига повеселее намечается.

Пока Василиса разглядывала тронный зал с его колоритным убранством, слуги тем временем закончили накрывать на стол и удалились из помещения. По всему пространству разнеслись насыщенные ароматы только что приготовленной еды: жаренного мяса, свежеиспеченного хлеба, тушенных овощей и медовых фруктов. У Василисы закружилась голова, ведь она со вчерашнего дня ничего не ела. Чтобы не упасть в голодный обморок, девушка прислонилась к колонне и прошептала: «Китегренэ». По телу тут же разлилось приятное тепло и бодрость, отгоняя неуместную сейчас тошноту и слабость. Все-таки «магическая свежесть» – это крайне полезное в подобном случае заклинание. После него появляется мощный приток энергии и желание свернуть горы. Правда, всё имеет свою цену – ровно через сутки наступит упадок сил, слабость, апатия. Но этого времени Василисе должно хватить, чтобы добыть сердце и меч.

Послышались приближающиеся голоса. Василиса на всякий случай спряталась за ближайшую колонну. В зал вошли двое: Шама Хан и его сын Тар Тарым. На этот раз Шама Хан был одет в парадный ордынский костюм: вышитые золотом на синем фоне штаны и куртку с короткими рукавами, отороченными мехом горностая. В этом одеянии он выглядел менее одиозно, чем укутанный во всё черное. Ордынцы проследовали к огромному обеденному столу, стоящему посредине тронного зала, прямо напротив массивного, черного, ониксового трона, увенчанного на вершине металлической головой саблезубого тигра.

– Ну кто устанавливает кухонный стол в тронном зале, – подумала Василиса, – у них во дворце комнат тьма, зачем городить такой огород…

Зачем «городить огород» стало понятно, когда мужчины уселись за стол и приступили к трапезе.

– Отец, почему мы едим в тронном зале? – спросил Тар Тарым. Его голос был низкий, с характерной для ордынцев хрипотцой.

– Мы ждём к столу дорогого гостя, который скорее всего трапезничать предпочтёт возле моего трона, – ответил Шама Хан и, заметив недоуменный взгляд сына, добавил, – Ладно, Тар, расслабься. Дочку мне кощеевскую ловят. Как поймают, сюда принесут. Хочу совместить приятное с полезным – насладиться хрустящей, свежезажаренной лягушкой и натравить её папочку на соседние державы. Не на кухне же мне решать дела государственного масштаба, особенно близкие моей душе и сердцу – касающиеся разбоя и грабежей. Кстати о сердечном – где Пол Кан? Магии в Лук-у-Морье больше нет. Почему он не возвращается домой? Хочет практиковаться – пусть практикуется дома. Сейчас для этого здесь все условия. Зачем торчать в стране, которую с минуты на минуту сотрут в порошок. Ты послал за ним гонцов?

– Послал еще ночью, но они пока не вернулись. Отец, я не понимаю, зачем ты с ним так возишься? В нем нет чистокровной ордынской крови – он лишь жалкая помесь от твоей лихолеской ведьмы. Даже если он применит всю тёмную магию, что найдет в Светлоземье, ему не видать трона.

– Замолчи, Тар. Не говори того, чего не понимаешь. Без его магии ты и дня не усидишь на троне. На любую силу в ханстве найдется большая сила, на любую ярость – ещё большая ярость. Или ты забыл, что помимо наследования, наш трон можно захватить оружием. И это отрепье, что зовется народом, с радостью признает право сильного на трон. Разве был я царского рода, когда взошел на царство? Разве смог бы без магии удерживать его пятнадцать лет? Придворным только волю дай, живо в каменный мешок упрячут или отравят по-тихому. Нет, дорогой мой сын, без брата тебе не обойтись. Тем более, что не пройдет и пары дней, как границы наших владений резко расширятся вплоть до самых Черных гор. Все Светлоземье с его неисчерпаемыми богатствами скоро будет под нашим полным контролем. Нельзя, чтобы Пол Кан остался без присмотра. Для его, и нашего блага. Нужно будет послать Кощея за ним. Пусть мальчонка привыкает к своему новому положению.

Шама Хан глухо рассмеялся. Его смех был по обыкновению безликим.

– Хорошо, отец. Скажи, ты уверен, что тебе никто не помешает? – Тар Тарым с силой разодрал куропатку надвое и с упоением вгрызся зубами в истекающую соком половинку птицы. Даже будучи потенциальным наследником трона, приличными манерами он не обладал, и есть предпочитал исключительно руками.

– Кто посмеет мне помешать? У меня в руках самый великий колдун современности – он может всё Светлоземье по атомам разнести, если я прикажу, – было видно, что осознание своей всесильности доставляет Шама Хану ни с чем не сравнимое наслаждение.

– А Баюнов? Его же, насколько я помню, не нашли, – Тар Тарыму, в свою очередь, было приятно, как бы невзначай, испортить своей «маленькой ложкой дёгтя» большую медовую бочку папиного удовольствия. Сразу видно, что в этой семье установились исключительно «теплые и нежные» родственные отношения.

– Кощей сказал, что в школе его не было, – сынок достиг цели, папино настроение резко испортилось, – не знаю, куда и каким ветром его унесло, но третий день о нем никаких известий. Думаю, испугался и забился в какую-нибудь нору в Лихолесье или в Черных горах. Мало ли на свете тайных мест для отъявленного труса.

– Баюнов не похож на труса, – Тар Тарым решил добить отца окончательно, – может он решил предупредить правителей соседних государств. Тогда тебе будет труднее их завоевывать – они успеют приготовиться.

– К чему приготовиться? Я не собираюсь таскать свою армию по территориям Светлоземья – это излишние расходы и ненужные потери. У меня есть Кощей, пусть он со всеми разбирается. И с Баюновым, кстати, тоже.

– А если…

– Хватит, Тар, довольно! Бы да кабы… У меня может ухудшиться сон от твоих «причитаний», а я не хочу провести всю ночь, пялясь открытыми глазами в чёрный потолок! Сегодня-завтра Кощей принесет мне на блюдечке всех светлоземских правителей, и точка! И Баюнова, кстати, тоже! Иначе я раздавлю его сердце! – Шама Хан еле сдерживался от ярости. На лице Тар Тарыма скользнула еле уловимая тень злорадства. Было видно, что бесить папу подобным образом ему было бесконечно приятно.

– А где ты держишь его сердце? Оно под надежной охраной? Ведь, если ты потеряешь его, то всем твоим великим планам придет грандиозный конец.

– Не беспокойся, оно здесь, рядом с нами, в тайнике под моим троном, – заметив вспыхнувший в глазах сына алчный огонь, Шама Хан расхохотался, – успокойся Тар, сердце – мой трофей. Я его хозяин. Я, и только я, имею право отдавать ему приказы. Не расстраивайся сынок, ты мой наследник, в накладе не останешься. Может быть даже, когда-нибудь потом, я завещаю его тебе в наследство. Если, конечно, будешь себя хорошо вести.

Теперь уже у Тар Тарыма полыхал в глазах огонь злости, но выступить против отца он, как обычно, не решился. Схватив с тарелки вторую половину куропатки, он принялся с такой силой разрывать зубами мясо, что по залу разнесся громкий хруст дробящихся, как в мельнице, костей.

Василиса была зла не меньше Тар Тарыма. Какое право имеет этот моральный урод, называющий себя «повелителем Вселенной», держать у себя в дурацкой банке сердце ее отца, да еще и отдавать ему, самому могущественному волшебнику Светлоземья, унизительные и бесчеловечные приказы. Девушка еле сдерживалась, чтобы не бахнуть по Шама Хану каким-нибудь смертельным проклятием, чтобы от того даже мокрого места не осталось. Но она боялась, что в зале может быть установлена магическая защита, которая заблокирует её заклинание, в результате чего сердце она не раздобудет, а свое местонахождение выдаст с головой.

– Повелитель, мы её нашли! – в зал вбежал начальник дворцовой стражи Тара Кан, держа на вытянутых руках стеклянную банку, в которой сидела зеленая лягушка с выпученными от ужаса зелеными глазами и душераздирающе квакала. Тара Кан поставил банку на стол перед Шама Ханом и, согнувшись в три погибели, с почтением отступил в сторону.

– Привет, Василиса! – колдун весь расплылся от удовольствия, – давно не виделись. Отужинать с нами не желаешь?!

– Ква!

– Хотя, вряд ли тебе понравится стать десертом. Ха-ха-ха! Какой сегодня отличный день! Тара Кан, зови сюда главного повара, у меня для него особенный заказ, – Шама Хан весь лучился, как ребенок, которому на день рождения подарили именно то, о чем он так долго мечтал, – Интересно, как тебя лучше приготовить – в меде сварить или шоколадом нашпиговать?! Ха-ха-ха!

– Ква! – кажется даже лягушка начала понимать незавидность своего положения.

Василису захлестнула волна жалости к бедному животному, которое сейчас сожрут ни за что, ни про что, и она судорожно пыталась хоть что-то придумать, чтобы спасти несчастную лягушку от ожидающей её участи. Допустить, чтобы кто-то погиб из-за неё, девушка не могла.

В этот момент Шама Хан, которому видать надоело развлекаться попусту, встал из-за стола, подошел к трону, повернул один из металлических клыков саблезубого тигра вбок, еле слышно произнеся: «Ясйоркто мис-мис». Трон со скрипом отъехал назад. Под ним черной дырой зиял тайник, в котором колдун хранил свои самые драгоценные «игрушки». Шама Хан достал оттуда хрустальную банку, в которой билось человеческое сердце. Развернувшись, лиходей подошел к столу и водрузил на него банку.

– Кощей! Приказываю – явись!

По потолку пробежала молния, раздался хлопок и прямо на столе появилась клетка с сидящим в ней большим чёрным вороном.

– Привет, Вечник! А у нас снова гости! Дочурку твою ненаглядную наконец-то поймали. Вот, планирую её в качестве десерта употребить. Ты ж, я думаю, не против?! – Шама Хан гадко захихикал. Было заметно, как ему приятно издеваться над беззащитными.

В это мгновение в своей голове Василиса услышала голос отца: «Я тебя вижу. Ничего не бойся. Скоро Шама Хан уйдет, и ты сможешь спокойно открыть тайник, чтобы уничтожить мое сердце. И не волнуйся за лягушку, она не пострадает».

– Я, естественно, против, – прокаркал ворон, – не смей трогать мою дочь!

– А то, что?! – взвизгнул Шама Хан.

– А то! – ворон взмахнул крыльями и на месте перепуганной лягушки появилась каменная фигурка. Выражение крайнего удивления застыло на мраморной лягушачьей морде.

– Ты зачем это сделал?! – завопил Шама Хан, – я тебе не приказывал!

– Считай это моей личной, вороньей прихотью, – невозмутимо ответил ворон.

– Расколдовывай сейчас же обратно! Мне еще кольцо не нашли!

– Ты же знаешь, не могу. Во-первых, это необратимое заклятие, а во-вторых, лимит приказаний на сегодня исчерпан! Извини – правила! Только по три штуки в день. Каменные фигурки дракуляндского короля Вампируса Вурдалакуса, зомбилендской герцогини Вии де Голь-Кабацкой и лёдмирского президента Клауса Сантоффа я тебе принёс. Поэтому на сегодня по хотелкам у тебя уже явный перебор!

– Я твое сердце раздавлю!

– Жду, не дождусь. Избавишь меня от угрызений совести из-за творимых тобою бесчинств.

– Ишь как заговорил! Сто лет назад никакой совести у тебя не было и в помине!

– Всё изменилось – я обрёл семью. И теперь добровольно участвовать в твоем безумном карнавале не желаю. Убей меня, если сможешь, и дело с концом.

– Обойдешься! Ты мне еще нужен. Кольцо где?

– Понятия не имею. Кольцо не мое, у меня с ним связи нет. Ищи сам, а мне на покой пора. Устал я, старый уже, – с последними словами в клетке сверкнула молния, и ворон исчез. А перед глазами Василисы на краткий миг зажглась надпись: «Приготовься, уже скоро».

– Стой! – завопил Шама Хан, но было поздно.

– Почему ты позволяешь ему так себя вести? – влез Тар Тарым.

– Замолчи! Без колдовства мне не справиться, но у него свои законы – за всё нужно платить. Хочешь, не хочешь, а выполняй. Я могу Кощею дать не более трех повелений в день. Он не имеет права причинять вред держателю сердца, но никто ему не помешает уничтожить, допустим, тебя, когда он выполнит все три приказа.

Шама Хан блефовал. Он давно уже подстраховался, запретив Кощееву колдовать против любого обитателя его ханства, но Тар Тарым об этом не знал и изрядно побледнел, услышав слова отца.

– Ладно, – примирительным тоном заговорил Шама Хан, – успокойся, Тар, я пошутил. С кольцом или без, но я все равно заполучу себе всё Светлоземье, тем более, что помешать моим планам больше некому. Завтра Кощей принесет мне на блюдечке оставшихся правителей – берендейского царя Купалу Цветича и Тму-тара-канского императора Тай-Ника. А потом до кучи поубивает оставшихся чёрных колдунов Лихолесья. И в Светлоземье больше не останется отдельных государств, а будет единое ордынское ханство во главе с верховным правителем, т.е. мной, великим и могучим Шама Ханом.

Тар Тарым еле сдержался, чтобы не ухмыльнуться в этом месте. Ему самому ужас как хотелось стать верховным правителем единого ордынского ханства. Но у него хватило ума не высказывать свои мысли вслух. Шама Хан встал из-за стола, взял банку с сердцем Кощея и убрал её обратно в хранилище под троном. Повернув клык тигра, вернул трон на свое законное место.

– Пойдем, сын, нам предстоит много дел – нужно послать отряды в обезглавленные столицы, чтобы захватить власть и подавить возможные восстания. С завтрашнего дня для всего Светлоземья начнется новая эра – эра моего правления.

Отдав приказание начальнику стражи продолжать поиск кольца, Шама Хан удалился из тронного зала. Бросив вожделенный взгляд на трон, вслед за ним вышел Тар Тарым.

Василиса осталась одна. Выждав на всякий случай минут десять, она сняла золотистую накидку из пера Жар-Птицы, потому что, находясь внутри иллюзии, не смогла бы открыть тайник. «Йащорп яицаницюллаг, ацитп-раж» – тончайшая ткань тут же превратилась в перо, которое Василиса поспешно спрятала в шкатулку. На миг зал осветился ослепительным светом, высвечивая сцены битв ордынцев с немысленными чудовищами, нарисованные на куполообразном потолке тронного зала. Спрятав шкатулку во внутренний карман своего комбинезона, Василиса осторожно стала пробираться к трону. Подойдя к ониксовому «стулу», она повернула один из клыков саблезубого тигра вбок, добавив «Ясйоркто мис-мис». Трон отъехал назад, обнажив чёрный провал тайника. Нагнувшись, Василиса вытащила банку с мечом в камне. Она была почти у цели, но с некоторым замешательством вдруг осознала, что совершенно не знает, что делать дальше.

– Главное – убрать магию из ордынского ханства, – решила Василиса, – Исенереп оге адут. Избушка-на-курьих-ножках.

Кольцо раскалилось докрасна, Василиса прикусила язык от боли, но банка с мечом схлопнулась до серебристой точки и исчезла, отправившись прямиком в бабкину избушку. Резкое исчезновение магии Лиса ощутила скорее на интуитивном уровне, потому что, благодаря кольцу, с собственными магическими запасами у девушки было всё в порядке.

Нужно было что-то решать с сердцем Кощея. Василиса наклонилась к тайнику еще раз и достала оттуда банку. Человеческое сердце билось внутри хрусталя, как всегда, размеренно и чётко. Девушка вспомнила наказ отца пронзить его сердце, но не могла даже на мгновение представить, как она сможет это сделать. У неё просто не хватит решимости убить дорогого ей человека. «Не медли, иначе будет поздно!» – загорелись у неё в голове огненные слова.

– Но я не могу! – закричала Лиса.

– Ты должна! – зажглись раскаленные буквы снова.

– Я не убью тебя!

– Поздно…

В этот миг острая боль обожгла Василисе руку. Вскрикнув, девушка разжала пальцы, и хрустальная банка, выскользнув, ударилась о гранитный пол. Послышался звон разбившегося на тысячи осколков стекла. Василиса с ужасом смотрела на лежащее в куче бесформенных хрустальных обломков всё ещё бьющееся человеческое сердце, на свою руку, залитую кровью от пронзившей её насквозь золотой стрелы. Ничего не соображая от нестерпимой боли, Василиса попыталась выдернуть стрелу, но это ей не удалось. Позади неё раздался хриплый смех. Оглянувшись, она увидела стоящего в дверях Шама Хана с поднятым золотым луком, приготовившегося выстрелить еще раз.

– Интересные у нас с тобой, Василиса, встречи получаются. Пятнадцать минут назад ты ещё была лягушкой, а сейчас вовсю портишь мои планы. Кажется, твой отец что-то там вещал про необратимое заклятие. Полагаю, что пятисотлетний возраст берёт свое – заговариваться стал, придумывает невесть что. Очень даже обратимое заклятие получилось. Вон как быстро обратилась, не успел я и глазом моргнуть. Ну, хватит, шутки в сторону. Подтолкни ко мне поближе сердце Кощея, у меня на него еще куча всяких планов. И колечко с пальчика отдай, иначе следующая стрела прилетит тебе аккурат между глаз. Лук у меня, как ты можешь заметить, не простой – самый что ни на есть чудодейский. Бьет без промаха. Не стоит упражняться в безрассудстве, девочка.

– Я не смогу его снять, – Василиса, прикусив губу, чтобы не застонать от обжигающей боли, перехватила левой рукой правую за запястье. На пол красным ручейком стекали большие капли крови, образовав уже небольшую лужицу.

– Василиса, не испытывай моего терпения, тем более, что его у меня отродясь не было. Отдай кольцо и сердце, иначе ты умрешь, – Шама Хан демонстративно натянул тетиву золотого лука.

Василиса выпустила онемевшую уже правую руку и, наклонившись вперед, левой рукой подняла с пола сердце. Комок мышц бешено пульсировал у нее в кулаке.

– Кинь его мне. Живо! – скомандовал колдун.

Повинуясь безотчетному порыву, Василиса сделала вид, что размахивается для броска. Шама Хан непроизвольно поддался вперёд. В его глазах вспыхнул огонь торжества

– «Исенереп янем адут». Избушка-на-курьих-ножках! – закричала Василиса, и вмиг её закружило в радужном туннеле. Вокруг вспыхивали и гасли миллиарды звездных огней, чтобы тут же зажечься вновь. На мгновение Василиса потеряла сознание, но раздался спасительный щелчок, и всё было кончено. Девушка лежала на краю поляны, обрамленной со всех сторон вековыми соснами, прямо перед трехметровым частоколом. Из её правой руки по-прежнему торчала золотая стрела и текла кровь, а левая крепко сжимала сердце Кощея. Раздался вой охранной сигнализации, забегали красные лучи сенсорных датчиков слежения, сканируя Лису. Идентифицировав девушку, система безопасности наконец-то умолкла, открывая проход. С трудом поднявшись, Василиса зашла во двор. За ней автоматически закрылись ворота.

Превозмогая боль и слабость, Василиса поднялась на крыльцо избушки, из последних сил дернула дверь и зашла внутрь. За прошедшие сутки в избе ничего не изменилось, лишь на столе стояла хрустальная банка, в которой находился миниатюрный камень Алатырь на пару с мечом истины. Чувствуя, что от потери крови и неимоверного нервного напряжения последних дней, она сейчас потеряет сознание, Василиса оперлась на край стола. Закружилась голова, к горлу подступила тошнота.

– Помоги мне, отец! – прошептала девушка и рухнула на пол.

Глава 14

Василиса медленно открыла глаза. Где она? Что произошло? Светлый потолок, в который она смотрела, был до боли знакомым. Боль? Странно, но боли больше не было. А почему она была раньше? Пытаясь припомнить события ближайшего прошлого, Лиса попыталась слегка оглядеться.

– Василиса, лежи спокойно, – услышала она знакомый голос, – я сделал всё, что мог, но ты потеряла слишком много крови плюс последствия энергетического заклинания – пару часов ты ещё будешь испытывать слабость и головокружение, но потом всё пройдет.

– Отец, как хорошо, что ты здесь. Знаешь, мне приснился странный и очень страшный сон: что ты – лиходей, а твое сердце украл другой лиходей, и что он заколдовал всех преподавателей школы и моих друзей. И ещё, что мама жива. И он меня почти убил, но я сумела сбежать.

– К сожалению, Василиса, это не сон. Мне очень жаль, что всё так получилось…

– Но… – Василиса осеклась на полуслове, бросив случайный взгляд на стол, на котором стояла банка с мечом истины. Она мгновенно всё вспомнила.

– Расскажи мне, пожалуйста, как ты стал таким, – тихо попросила она.

Вечник Карлович был худее и бледнее обычного. Одетый во всё черное, он производил впечатление живого покойника, чем-то отдаленно смахивая на потомственного дракуляндца, хотя вампиром никогда не был. Он сидел на стуле возле дивана, на котором лежала укутанная одеялом Василиса. Взгляд его немигающих глаз был устремлен куда-то в сторону.

– Я действительно родился около пятисот лет назад в лесах Лихолесья, – негромко начал Кощей свой рассказ, – Не знаю, знаешь ли ты, но чёрные колдуны никогда не живут семьями. Если у колдуна рождается сын, то он забирает его от матери в очень раннем возрасте и воспитывает сам. Хотя справедливости ради нужно сказать, что бывает это крайне редко, только когда сам лиходей предчувствует свою скорую смерть. Ведь чёрные колдуны обычно получают силу, убивая друг друга. Никому не хочется собственноручно воспитывать своего убийцу в самом расцвете лет. Но умереть колдун не может, не передав свою силу сыну, иначе прервется магический род. Когда я родился, мой отец Кадук готовился к своей смерти. Он забрал меня, чтобы, обучив искусству чёрной магии, сделать лиходеем, и чтобы я впоследствии убил его. Пятнадцать лет изучал я все черно-магические премудрости. Но в день, когда я уже был почти готов исполнить предначертанное, моего отца выследил и предательски убил его брат, мой дядя Карачун. Я остался без отца и без его могущества. Без магии рода я был обречён на то, что меня будут выслеживать другие лиходеи, чтобы, убив, забрать мою силу. Сразиться с дядей я был не готов, тем более, что он отчаянно жаждал моей смерти. Ведь убив меня, он стал бы самым могущественным колдуном Лихолесья. Чтобы спасти свою жизнь, я был вынужден бежать в изгнание. Я ушел в Черные горы. Пятьдесят лет в тайной пещере, в полном одиночестве, я продолжал изучать чёрную магию. И однажды мне удалось разгадать секрет бессмертия. Я вырезал себе сердце, наложил на него заклятие нетленности и поместил в сундук на пустынном острове. Без сердца меня нельзя было убить. И тогда я понял, что готов к битве. Я вернулся в Лихолесье, нашел своего дядю. Он очень обрадовался нашей встрече. Ведь он надеялся на легкую победу. Хотя ему было уже 150 лет, но наследника у него не было – чужая магическая сила неустанно продлевала ему жизнь, и уходить на покой он не собирался. Мы сразились. Это была одна из самых эпических битв в истории Лихолесья. На многие километры вокруг выгорел дотла весь лес и разбежались звери. Даже одна из Черных гор была расколота надвое, что вызвало землетрясение на всей территории Светлоземья. На исходе третьего дня мне удалось одолеть Карачуна. Я убил его и забрал силу моего отца, а с ней и несказанную мощь великого множества чужих колдовских жизней. В одночасье я стал самым могущественным чёрным колдуном Светлоземья. По силе я был сравним разве что со Святогором, но того уже давно не было среди живых. Вначале осознание своего могущества ударило мне в голову. Я был глуп и неопытен – меня обуяла жажда власти, мне захотелось славы и поклонения, и я стал подчинять себе деревню за деревней, город за городом, государство за государством. Одиночные и слабые чудодеи не могли противостоять мне – я убивал любого, кто вставал на моем пути. Но спустя недолгое время тщеславие и жажда наживы порядком мне надоели. Я вдруг воочию увидел последствия своих неуёмных желаний – разорённые земли, пылающие селения, страдающие люди. Нет, мне не было стыдно, это чувство тогда мне было недоступно. Однажды мне просто стало скучно, и я исчез с лица Светлоземья также внезапно, как появился. Я удалился в свою пещеру в Чёрных горах, чтобы продолжить изучение тайн природы и секретов чёрной магии. Вскоре обо мне забыли, и упоминания о Великом и Ужасном Кощее остались только в детских сказках. Через триста лет после моего добровольного затворничества на землях Светлоземья разгорелась большая война между чудодеями и неведами-богатырями. По понятным причинам я в их распрях не участвовал. И когда семь самонадеянных чудодеев во главе с Велесом наложили заклятие магического расщепления, я оградил Лихолесье и свою пещеру от его пагубного воздействия. Я легко мог нивелировать любые их попытки играть в магию на всём Светлоземье, но мне не хотелось, чтобы эти глупые людишки вспомнили, что я существую. Они мне больше были не интересны. Я был подобен богу, что мне их жалкие страсти. Единственно, что омрачало мое безмятежное существование, это необходимость раз в десять лет посещать пустынный остров, где находился сундук с моим сердцем, дабы обновить заклятие. Ведь если его не возобновлять, то с течением времени заклятие ослабевает, и тогда любой желающий сможет отыскать этот остров, пройти все магические заслоны и выкрасть мое сердце. А владеющий сердцем… дальше ты уже сама знаешь. Пятнадцать лет назад чёрный колдун Сквернодол из Лихолесья смог отыскать пустынный остров. Признаться, я был удивлён. За четыреста лет одиночества гордыня поглотила меня. Я думал, что во всём мире не сыскать никого, кто посмеет бросить мне вызов, поэтому стал относиться к восстановлению заклятия сокрытия легкомысленно. Живя так долго, однажды теряешь счет дням, месяцам, годам и даже десятилетиям. Я пропустил срок обновления заклинания, потому что забыл, что уже прошло больше десяти лет, поэтому колдун смог найти мой остров. Я понял, что там неладно, лишь когда Сквернодол оказался на острове. В мгновение ока я очутился рядом с ним. Мы бились недолго. Сквернодол был неплохим магом, но до меня ему было слишком далеко. Вскоре я убил его. Его сила, естественно, перетекла ко мне. Но в этот момент Шама Хан, который вместе со Сквернодолом приплыл на мой остров, и всю битву прятался в лодке, выстрелил в меня из золотого лука Святогора. С давних времен этот лук считался утерянным. Он обладает уникальной способностью бить без промаха. Шама Хан же пропитал его драконьим ядом. По преданию драконий яд убивает человека и надолго парализует колдуна. Ледяной металл пронзил мне грудь. В последнее мгновение перед тем, как потерять сознание, я бросил в Шама Хана заклинание переноса. Его вышвырнуло с моего острова далеко за магический барьер, дороги назад ему было не найти. Но по странному стечению обстоятельств, в результате трехдневного бултыхания в море, я потерял память. Когда меня выбросило на берег возле Лук-у-Морья, и меня нашла твоя мать, я не помнил ничего, кроме того, что меня зовут Вечник Кощеев. С этого момента у меня началась новая жизнь. У меня появился дом, семья. Благодаря вам, я узнал, что такое любовь. Сейчас я понимаю, как бессмысленно прошли мои прежние пятьсот лет. И как я был счастлив последние пятнадцать. Про конец этой истории ты уже, наверное, догадалась. За прошедшие годы охранное заклятие потеряло свою оставшуюся силу, и Шама Хан смог найти мой остров. Он достал из сундука мое сердце и доставил его в свой дворец. В этот момент ко мне вернулась память, а с ней и вся магическая мощь. Прости, что заколдовал тебя. Я сделал это неосознанно, просто разозлился из-за твоих слов, что я тебе не отец. Ведь я всегда считал тебя своей родной дочерью. Дороже тебя и твоей мамы у меня никого нет.