Читать книгу: «Это было в Веморке», страница 9

Глава 11. Подполье

– Какие новости из Британии? Что говорит наш король? – спросил Йомар Брун.

За столом сидело ещё двое мужчин, один из которых сегодня тайком приехал в Рьюкан из Осло. Его звали Якоб. Будучи работником столичного порта, в мирное время он являлся одним из лидеров профсоюзного движения, а сейчас собирал всю информацию, которая касалась любой деятельности немецких оккупантов. Имея обширные связи, и зная порт, как свои пять пальцев, он без проблем мог собрать любые сведения, правда, не всегда понимая, какие на данный момент важнее. Но чутьё подсказывало, в Веморке происходит что-то особенное. Целый месяц через своего человека на заводе, это был третий участник разговора, он присматривался к главному инженеру Йомару Бруну. И вот эта встреча состоялась.

– Я слушал по радио выступление короля. Хокон VII сказал, что они теперь будут называться «правительство в изгнании» и призывают весь норвежский народ продолжать борьбу и не сдаваться. В свою очередь, там, в Британии, он будет делать всё возможное, чтобы как можно скорее на норвежской земле снова задул ветер свободы. Честно скажу, речь была очень вдохновенная. Но собрались мы здесь не гимны петь. Йомар Брун, нас очень интересует, что происходит на заводе. Не могу сказать, что англичане проявили к этому большой интерес, но задача мне поставлена. Максимум информации. Вы, как никто, владеете этим.

– Я с гордостью готов служить Норвегии и королю, но мне нужны гарантии, что, если тучи надо мной сойдутся, вы поможете покинуть страну и перебраться в Швецию или Англию.

– Конечно, это даже не обсуждается. Я вас внимательно слушаю, Йомар Брун. Постарайтесь поподробнее. Сами понимаете, важна любая мелочь. Заранее извиняюсь, если буду перебивать вас своими вопросами, – и, положив руки на стол, подавшись чуть вперед, Якоб всем видом показал, что он готов внимательно слушать.

– Ещё до войны, осенью прошлого года немцы хотели заключить с нами контракт на поставку тяжелой воды и предложили хорошую цену. Мы не согласились. Работать на нацистов значит нарушить нейтралитет. Тяжелая вода в нашем производстве аммиака была побочным продуктом, и мы её использовали только для лабораторных работ. Никаких особенных свойств оксид дейтерия не показал, поэтому вывод здесь только один, немцы знают то, чего не знаем мы. Я много думал об этом, но так и не нашел ответа. Во время оккупации Норвегии, сразу после вторжения, они снова прибыли на завод. Здесь мы уже ничего не решали. Через неделю в Веморк прибыл гарнизон охраны, человек 250–300. Везде были выставлены посты, так что на завод без разрешения не пробежала бы и мышь.

– Кто руководит охраной, и что вы можете рассказать о нём? – спросил Якоб.

– Некто Михаэль Штенц. Честно, ничего о нём не знаю. Единственное, он близко знаком с Йозефом Тербовеном.

– Хорошо, продолжайте дальше, – сказал Якоб.

– Затем в Веморк приехали инженеры химического концерна «ИГ Фарбениндустри», и нашему коллективу была поставлена задача: все установки и мощности завода должны перейти на производство только тяжелой воды. Я общался с ними, это обычные лаборанты-химики, которые сами не знают, по крайней мере, мне так показалось, для чего всё это надо. А вот около месяца назад в Веморк, кстати, привезли его на машине Йозефа Тербовена, прибыл молодой ученый Лотар Логдэ. Вот на него, я думаю, вам стоит обратить внимание.

– Слушаю внимательно, – с металлом в голосе произнес Якоб.

– Ему дали безграничные полномочия для всего, что касается производства тяжелой воды. И с самого начала он уже разработал методику, как увеличить эффективность наших электролизных установок.

– Какое количество этой воды, по-вашему, завод сделает до конца года, и известно ли вам, сколько её надо нацистам? – озадаченно спросил Якоб.

– Я думаю, что до конца года это будет около одной тысячи литров без усовершенствования оборудования. А требуемое количество мне неизвестно.

– Как вы думаете, это имеет отношение к химическому оружию?

– Сильно сомневаюсь, – уверенно ответил Йомар Брун. – Это что-то абсолютно новое.

– Давайте вернемся к этому Лотару Логдэ.

– Мне кажется, он единственный здесь, кто знает, для чего всё это. Или догадывается. Я заходил в его кабинет и такое количество справочников по физике и химии видел только в библиотеке. Для него это не просто книжки, он знает, что с ними делать. Скажу честно, в другой обстановке мне было бы приятно с ним поработать.

– Вы говорите, он молодой ученый, – начал подготавливать свой вопрос Якоб, – заранее извиняюсь за бестактность, но я не могу понять одного. Почему, по вашим словам, он, по крайней мере, догадывается, что происходит, а вы с вашим опытом не можете сделать ни одного предположения?

– Если вы намекаете, что у меня слабое образование, то в какой-то мере вы правы. Я окончил Норвежский технологический институт в 1926 году. За эти четырнадцать лет вы не представляете, куда шагнула наука. То, что мне рассказывали в последний год учебы, сейчас уже знает любой первокурсник. Все эти годы я занимался химической промышленностью, а не научной деятельностью, и, соответственно, отстал от последних открытий в химии и физике. У меня не слабое образование, оно устаревшее. Я ответил на ваш вопрос? – язвительно спросил Йомар Брун.

– Пожалуйста, не злитесь. Просто мне было это непонятно. Теперь всё встало на свои места. Ещё раз прошу, не злитесь, – насколько можно миролюбивым тоном, который явно не подходил к волевому обветренному лицу, сказал Якоб и, выдержав паузу, продолжил, – я думаю, нашу первую встречу на этом можно закончить. Очень приятно было познакомиться. Собирайте информацию. Вы понимаете, сейчас нас интересует абсолютно всё касаемо завода, но, главное, не переусердствуйте. Будьте предельно аккуратны. Поверьте, у нас очень опасный враг, и недооценка будет роковой ошибкой. Желаю вам удачи.

Йомар Брун встал из-за стола, и они крепко пожали руки друг другу, а через час в Британии уже знали о существовании Лотара Логдэ.

Ранним утром, отправляясь в Осло, Якоб уже знал поставленные перед ним задачи. В радиосообщении выразили благодарность за выход на контакт с Йомаром Бруном и дали указание не распыляться, направив всё внимание на Веморк. Каждый шаг немцев относительно завода должен быть передан в кратчайшие сроки. Он в хорошем настроении прибыл в столицу, где его люди в порту и на железной дороге получили установку полностью просматривать и докладывать обо всех грузопотоках, осуществляемых в сторону Рьюкана. Двумя часами ранее точно такое же задание было поставлено на причале города Драммен. Теперь на завод, помимо беркута, за которым наблюдал Лотар, пристально взирали не только немцы, но и способные остудить кровь одним взглядом холодных глаз, норвежские подпольщики. Если разговор в Драммене для Якоба прошёл спокойно, то в Осло был повышенный тон. Некоторые не понимали, почему они должны сидеть и бездействовать.

– Якоб, я не хочу переписывать эти чертовы поезда и корабли. Я хочу их пускать на дно и под откос. Можно будет и парочку казарм подорвать. Наша земля должна гореть под их ногами. Что толку от всех этих бумажек?

– Питер, послушай меня внимательно. Я тоже горю желанием отправить на тот свет хоть пару десятков гитлеровцев. Но у нас есть руководство, которое решает, что на данный момент делать. Поверь, им виднее. Если они хотят, чтобы мы сейчас были их глазами и ушами здесь, значит, так надо. Нам категорически запрещают какие-либо диверсии. Сейчас они ни к чему не приведут, а только ухудшат обстановку, – и, положив руку ему на плечо, Якоб добавил, – придет время и, я уверен, мы потопим какое-нибудь их, как ты сказал, чертово судно.

Спустя десять дней в Веморк прибыли рассчитанные Логдэ пластины, и целую неделю он не появлялся в Рьюкане, контролируя полностью их установку. Не только в Берлине, но и здесь уже тоже скучали по нему. Ада несколько раз в день обходила его дом и неизменно ночевала на крыльце. Спрятав нос в сложенные лапы, она не теряла внимание, вслушиваясь в каждый шорох вокруг и вглядываясь в темноту.

После окончания работ по установке он должен был встретиться с Йозефом Тербовеном. Озадаченность рейхскомиссара сразу передалась Логдэ, в Берлине требовали увеличить производство тяжелой воды.

– Я вижу только один способ, – ответил Лотар, – это удвоить количество электролизных установок с девяти до восемнадцати. На большее мощностей не хватит. В прошлый раз в моём докладе были все требуемые чертежи для их производства.

– Хорошо, я сообщу о твоем предложении в Берлин.

– Герр Тербовен, разрешите один вопрос, – с опаской спросил он и после молчаливого согласия продолжил. – А сколько её требуется?

Рейхскомиссар внимательно посмотрел и тихо ответил:

– Десять тонн в год.

– Это невозможно. Извините меня за дерзость. Я понимаю, что для фюрера нет такого слова, но не могу обещать того, чего не выполню. При восемнадцати установках максимально, на что мы будем способны, это четыре с половиной тонны в год.

Йозеф Тербовен со скрытыми нотками понимания в голосе ответил:

– Логдэ, я ни грамма не сомневаюсь в вашей компетенции, но цифру вы услышали. Возвращайтесь на завод. Желаю удачи.

Выходя из здания парламента, Лотар отчётливо понимал только одно, Веморк станет его домом на несколько лет. Та серьезность, которая была на его лице, прибавила ему годы и не скрылась от зоркого взгляда человека в легкой куртке, который всем своим видом показывал полное безразличие ко всему происходящему, спокойно затягиваясь сигаретой. Машина с Лотаром проехала всего в двух метрах от него, и, повернувшись ей вслед, Якоб подумал: «Много бы я сейчас отдал, чтобы узнать, о чём вы там говорили».

Весь обратный путь в Рьюкан он смотрел в окно, не замечая ничего и думая только о Лионе. Как же ей сообщить? Затем, придя к выводу, что времени предостаточно, как-никак, а прошло только полтора месяца, он решил не спешить. Что-нибудь да подвернётся. Надо будет поговорить с Михаэлем Штенцем, и, успокоившись на этой мысли, он уснул.

– Где вы живете? – слова водителя разбудили его, и, указав, где остановиться, вышел из машины, направившись к дому. Уже у двери он опять услышал звук, слабо похожий на «мяу». «Это она с вами здоровается», – вспомнил Лотар слова Льот и оглянулся. Из травы на него смотрели большие красивые кошачьи глаза.

– Привет, Ада! Пришла в гости? Ну, заходи.

Грациозно, по-кошачьи, она прыгнула через траву и побежала в открытую дверь с гордо поднятым хвостом рысцой, а потом, как подобает настоящему криминалисту, не спеша, с расстановкой начала изучать комнаты. Он с улыбкой наблюдал за этим процессом. Тумбочка около окна, накрытая сверху куском мягкой материи, привлекла её внимание, и, запрыгнув туда, она несколько раз покрутилась на одном месте и улеглась.

– Нашла себе место. Теперь оно твоё, – сказал Лотар, рассматривая огромные карие глаза этой маленькой рыси.

***

Вчера в Осло он отправился прямо с завода, и поэтому велосипед остался там, так что утром пришлось идти пешком. Ада, как преданный страж, шла рядом до самой окраины Рьюкана, а затем исчезла в лесистом склоне ущелья. Хищник вышел на охоту.

То же самое можно было сказать о Якобе. Для него началась своё сафари. Второй день перед ним стояла дилемма, с одной стороны, он нужен здесь в Осло, с другой, Веморк очень далеко, и это затрудняет выполнение задания по заводу. Нет, однозначно он должен быть там, а в столице вместо себя можно оставить Питера. Пусть парень горячий, но зато надёжный и не глупец, а хладнокровие и осторожность в такое время приходят быстро. Это он знал по себе. Естественно, этот вопрос мог решить только Йомар Брун, и на следующий день он уже разговаривал с ним на эту тему.

– Этот вопрос, конечно, решаем, но на данный момент ваше появление на заводе может вызвать подозрение. Давайте подождём. Я чувствую, скоро будут какие-то перемены, и под их завесу вас можно будет устроить на завод, – размышлял вслух Йомар Брун.

– С чего вы взяли насчёт перемен? – спросил Якоб.

– Помните немца, молодого ученого, о котором я вам говорил…

– Лотар Логдэ…, – перебил Якоб.

– Да, он самый. Так вот, последние несколько дней его поведение изменилось. Он явно чем-то сильно озабочен. Не знаю причину, но мне кажется, это связано с производством на заводе.

– Вроде картина проясняется, – сказал Якоб, вспомнив лицо Лотара, когда он выходил из здания парламента, – скоро мы всё узнаем.

«Скоро» наступило через два месяца, когда на завод поступили первые три установки. Глаза Логдэ горели, когда новенькие электролизёры встали на свои места. С какой скоростью процесс набирал обороты, с такой же увеличивался знак вопроса у норвежского сопротивления. Йомар Брун сдержал своё слово, и Якоб уже работал на заводе, внимательно наблюдая за всем происходящим. Но больше всего его интересовал этот молодой немецкий ученый.

Англичане с каждым радиосообщением из Веморка так же пристально следили за производством тяжелой воды. Ученик Вернера Гейзенберга, принявший восемь лет назад английское гражданство, немецкий ученый Рудольф Пайерлс сумел убедить Уинстона Черчилля в разработке ядерного оружия. Но на тот момент Британия не могла позволить себе, в отличие от Германии, полномасштабной работы в этом направлении. Тогда их волновало только одно, не дать появиться на острове отпечаткам колес немецкой техники. Если Гейзенберг и его группа уже приступили к созданию урановой машины, то Пайерлс занимался расчетами. Когда ему задали вопрос по поводу тяжелой воды и сказали, что немцы серьезно занялись её производством, надо признать, это его поставило в тупик. Несомненно, тяжелую воду можно использовать в ядерном реакторе как замедлитель, но гораздо практичней было бы применение дешевого и доступного графита. Вот это не давало ему покоя. Он не верил, что Вернер Гейзенберг просчитался. С другой стороны, может, заблуждался он. Как оказалось впоследствии, ошибался третий. Профессор Вальтер Боте участвовал в немецком «урановом проекте» и летом этого года доказал, что использование идеально очищенного графита как ничто подходит для решения данной задачи. Через полгода был проведен повторный опыт с заказанным специально для него чистейшим электрографитом. Эксперимент не удался. Это было фиаско, и Вернер Гейзенберг остановился только на тяжелой воде. Лишь в 1945 году удалось обнаружить ошибку. В графите было ничтожное количество азота, попавшего из воздуха, но время, как известно, не возвращается. Уже было поздно.

Для Лотара лето пролетело быстро. Занятый увеличением производства и полностью посвятив этому всё свое время, он не замечал, что каждый его шаг на заводе фиксировался и каждое его движение обязательно было под наблюдением. Тем более он не мог знать, какая опасность уже висела над ним. Дабы сорвать производство тяжелой воды, Якоб предлагал англичанам избавиться от Логдэ под видом несчастного случая, на что был получен категоричный запрет. Немцы никогда не поверили бы в случайную его смерть, а под удар ставилась вся агентурная сеть на заводе. Поэтому, даже не хотя этого, Якобу наоборот приходилось следить, чтобы с Лотаром ничего не случилось.

Уже около месяца он не был в Рьюкане, проводя ночи в кабинете, а днем во время отдыха поднимался на плато по канатной дороге глотнуть свежего воздуха и в очередной раз понаблюдать за беркутом. Он чувствовал усталость и, понимая, что к хорошему это не приведет, сегодня решил посетить Kornsnok. На календаре была пятница, а в баре свежее пиво, привезенное Хельгом, и… кроткая улыбка Льот.

Глава 12. Второй дом

В эти дни солнце уже покинуло Рьюкан, и мало кто из жителей праздно прогуливался без дела по городку. Но даже в это время здесь присутствовала непередаваемая красота. Чего только стоила светящаяся отраженным от вечных снегов солнцем вершина горы Гаустатоппен.

– Давно не было Лотара, – сказал Хельг, когда Льот принесла бокал пива.

– Говорят, он целыми днями на заводе, – ответила она и уверенно добавила, – мне кажется, он сейчас придет. Посмотри на Аду.

Эта маленькая рысь уже как пару часов мирно спала после своей охоты на склонах у стенки рядом со стойкой, а сейчас резко поднялась и неотрывно смотрела на дверь.

– Это точно он. Она никогда не ошибается, – твердо сказала Льот, и через секунду открылась дверь, в которую вошел Лотар. Он сразу взглянул на столь знакомый ему столик и, увидев широкую улыбку Хельга, направился к нему.

– Привет, дружище! – поздоровавшись, почувствовал, как кто-то касается его ноги ниже колена, машинально опустив голову вниз. Там сидела Ада и лапой, не выпуская когтей, мягко стучала по икроножной мышце. Он наклонился и погладил её, а она, посчитав, что ритуал приветствия выполнен полностью, отошла чуть в сторону и легла, не сводя с него глаз. И Льот, с улыбкой наблюдая за этим действием, довольная, что оказалась права, уже набирала бокал пива.

– Какие планы на завтра, мой немецкий друг? – спросил Бьернсон.

– Не знаю, что ты задумал, Хельг, но купаться в Тинншё я точно не поеду. Уже очень холодно.

– И хотя моя фамилия переводится как «сын медведя», поверь, для меня сейчас там тоже холодно. В конце концов, я бурый медведь, а не белый, – рассмеялся в ответ Хельг и продолжил, – Наоборот, предлагаю согреться. Ты, когда едешь сюда из Осло, перед тем как повернуть к озеру, проезжаешь небольшое селение Грансхерад. Помнишь такое?

Лотар немного задумался и ответил:

– Это не там, где справа от дороги футбольное поле?

– В самую точку. Не хочешь завтра поиграть в футбол? Сборная Рьюкана против сборной Грансхерада. Местные жители там молодцы и играют неплохо. Скажу больше, мы ещё ни разу у них не выиграли. Им есть, где тренироваться. Они себе и поле сделали. А у нас, как видишь, темно. Вот мы раз в полгода собираемся и едем туда кости размять, но а выиграть у них, это уже дело принципа.

– С огромным удовольствием, – весело ответил Лотар, – чувствую, завтра будет хороший день.

– День хвали вечером, жён на костре,

Дев после свадьбы, меч после битвы,

Лёд, коль выдержал, пиво, коль выпито, – голосом строгого учителя, подняв указательный палец вверх, гордо процитировал Бьернсон.

– Дай я угадаю, – весело спросил Лотар, – речи Одина?

– Он самый, – довольный, как кот, который только что съел две украденные форели у рыбака и не попался, а вместо этого сытый развалился на солнце, ответил Хельг. – Сборы завтра здесь, в восемь утра.

– Да, совсем забыл. У меня нет футбольных ботинок, – в голосе Логдэ прозвучало разочарование.

– Что-нибудь да найдем, – в ответе была сама уверенность.

Лотар чувствовал, это как раз то, что ему надо на данный момент. Физическая разрядка способна очень легко снять то внутреннее напряжение, накопившееся за этот месяц. Допив третий бокал пива и скопировав Хельга, подняв указательный палец вверх, он громко произнёс:

– Пиво хвали, коль выпито. Всё, надо готовиться к завтрашнему матчу, – и, попрощавшись с Льот и Бьернсоном, посмотрел на Аду, – пойдем, маленькая рысь, место у тебя уже есть.

***

Лотар проснулся около семи утра, услышав шум двигателя знакомой ему Volvo. Быстро собравшись, он вышел на улицу в сопровождении своей усатой подопечной. Хельг, нырнул в кабину и, достав футбольные ботинки, протянул их ему. Выглядели они далеко не новыми, но на ноги сели, как влитые.

– Извини, Ада, но на тебя у меня ботинок нет, – и, переведя взгляд на нового друга, спросил. – Ну как, ноги не сотрёшь?

– Всё отлично, спасибо, – ответил Лотар, переминаясь с ноги на ногу.

Начали подходить местные игроки. Пару человек он видел на заводе, кого-то в баре, кого-то в первый раз. Даже быстрое знакомство выдавало у некоторых признаки антипатии к нему. Через двадцать минут открылась дверь бара, и Льот, окликнув всех, торжественно сказала:

– Забирайте лавочки, чемпионы. Желаю удачи.

Рассмеявшись, они вынесли из бара две длинных скамьи и поставили в кузове.

– Это наш драккар. Садись в кабину, – тихо сказал Хельг и тут же весёлым криком разбудил всё близ живущие население. – Боги северного ветра, да влейте нам силу!

И команда в кузове затянула только им понятную песню, а старенький грузовичок, на тот момент импровизированный драккар, поплыл в сторону озера Тинншё, поднимая за собой волны пыли. Прошло чуть больше часа, и они прибыли в Грансхерад, где на поле их уже ждали соперники, делая небольшую разминку. Сборная Рьюкана поприветствовала своих визави и, также разогрев мышцы, тоже были готовы броситься в бой.

– Лотар, давай слева, а я в центре защиты, – сказал Хельг.

Поле было меньше принятых на то время стандартов, но не намного. Все было по правилам, кроме того, что на поле был один судья, кто-то из местных. Хозяева поля сразу решили показать, кто есть кто, и на удивление Лотара, как для такой провинции, демонстрировали довольно быстрый футбол. Минут через пятнадцать после начала игры он прекрасно видел, что на поле у соперников нет ни одного игрока, который смог бы его догнать, ну а пока, играя в защите, от него никто не мог убежать. Свою скорость он демонстрировал на разрушение, а не на созидание. Это заметил Хельг, часто хлопая его за удачный перехват. Но все-таки в районе тридцатой минуты хозяева дожали, воспользовавшись суматохой в штрафной, и протолкнули мяч мимо вратаря. На перерыв, за свои ворота, сборная Рьюкана ушла, проигрывая этот один мяч. Логдэ смущало другое, они не создали ни одного момента за весь первый тайм.

– А у тебя хорошая скорость, – обратился к нему Хельг. – Может, пойдешь вперед?

– Без проблем. Только, парни, играйте не мне в ноги, а метров на 5–10 вперед, и у нас всё получится, – ответил Лотар, полностью уверенный в своей стартовой скорости.

Первый же заброс на него стал выходом один на один. Отставая от последнего игрока метра на два, через семь шагов он опережал его уже на корпус и, не сближаясь с вратарем, пробил обводящим в правый нижний угол. Радости не было предела. Соперник, видя, что один защитник не справляется, откомандировал к нему центрального полузащитника, чем снизил давление на команду из Рьюкана. Минуте на восьмидесятой Лотар опять ушел в отрыв, и был сбит в штрафной своим опекуном, поймав его на ложном замахе. Пенальти был настолько очевиден, что даже местный судья без всяких раздумий показал на точку. Приговор вышел исполнять Хельг Бьернсон, и, долго не задумываясь, пробил, что есть мочи. Мяч пролетел в метре выше плеча голкипера с такой силой, что он даже не отреагировал.

– Десять минут! Десять минут! – кричал Хельг. – Выстоять! Выстоять!

Хозяева всей командой пошли вперед, и Лотару пришлось вернуться помогать обороне. Усталость уже обрушилась на обе команды, но количество адреналина в крови рьюканцев явно было больше, и на последней минуте он снова зацепился за мяч в центре поля и прокинув его себе вперёд, тем самым обрезал всю команду соперника. Он уже не видел, что сзади него все остановились и просто смотрели. Показав вратарю, что он готовит опять обводящий удар в правый угол, Лотар, выдержав паузу, переложил мяч под левую ногу и, посмотрев на завалившегося направо от него вратаря, спокойно внутренней частью левой стопы катнул круглого в ворота. Это была победа, свисток судьи не заставил себя ждать.

Готовясь к отъезду и отдыхая перед дорогой, они сели за ворота, обсуждая матч. Хельг просто сиял от радости и, взглянув на него, громогласно сказал:

– Вот он, наш герой! Один немец сегодня был лучше двадцати одного норвежца!

Лотар, рассмеявшись, весело ответил:

– Это вам за Олимпиаду, – и тут захохотала вся команда.

Уже в машине он рассказал, как смотрел матч Германия – Норвегия в 1936 году на стадионе в Берлине во время Олимпиады. Хельг с большим интересом выслушал:

– Знаешь, а я тоже помню тот день. Мы вместе с братом в Осло, чуть ли не обняв радиоприёмник, слушали репортаж. До последнего не верил в нашу победу, а когда всё закончилось, мы пошли праздновать. Я тогда проспорил Лангместуру, но всё равно был счастлив. Да что я, вся Норвегия пела песни.

А Лотар вспоминал, как им всем хотелось плакать за то унижение, но сейчас они с Хельгом были в одной команде, и она победила.

Когда Бьернсон въехал в Рьюкан, все в городке догадались, что сегодня они выиграли. Клаксон в ритм отбивал песню, которую затянула команда, и жители выглядывали из открытых окон. Кто-то радовался за них, кто-то считал, что не время сейчас веселиться и есть вещи поважнее, куда надо потратить свои силы. Льот с улыбкой встретила на пороге, и пока заносили лавки, она пригласила всех прийти отпраздновать эту победу. В эту субботу Kornsnok был шумным, а Лотар даже на какое-то время стал по-своему героем Рьюкана. Уже здесь, за столом, он ближе познакомился с вратарем Палем Раудсеном, от которого в отношении к нему ещё утром веяло холодом, а сейчас они весело шутили, вспоминая моменты матча.

Вечер быстро пролетел до закрытия бара и, вернувшись домой, Ада встречала его у двери. Ночами уже было довольно прохладно, и она сразу заняла своё место, уткнув красивую мордочку в лапы.

На следующий день крепатура дала о себе знать, и он, чтобы её унять, сделал легкую пробежку, с огромным трудом поборов лень.

Врач гарнизона был прав. Как Лотар ни старался, но отсутствие прямого солнечного света все-таки совершенно не поднимало настроение, а депрессия не входила в его планы. К октябрю уже были установлены все новые электролизеры, и производство вышло на более высокий уровень. Всё работало как швейцарские часы, и он иногда действительно не знал, чем себя занять. Жизнь приняла размеренный характер. С понедельника до пятницы Логдэ был в Веморке, общаясь только с Михаэлем. С остальными разговоры носили только рабочий характер. В одну из таких встреч с ним, которому, по его признанию, тоже нелегко было переносить постоянно спрятанное за горами солнце, он, стоя на спасительном плато, спросил:

– Михаэль, у меня есть проблема, и я не знаю, как её решить.

– Слушаю тебя внимательно.

И Лотар поведал, что после разговора с Йозефом Тербовеном понял, ему здесь придется находиться не год, как говорили с самого начала, а гораздо больше. В Берлине его ждут, и он не знает, как сообщить, что задержится здесь ещё надолго. Переписка запрещена, и Рьюкан станет на некоторое время его вторым домом.

– Кстати, не хотел тебе говорить, но месяц назад бомбили Берлин, – тихо, почти шёпотом сказал Штенц.

Внутри всё перевернулось. Он не мог поверить этому, но, зная Михаэля, понимал, что это правда. В голове мысли пролетали как молнии и, уставившись в одну точку, он стоял в полном ступоре.

– Кто? – так же шёпотом спросил Лотар.

– Англичане, кто ж ещё.

– Это же тысяча километров, и всё по нашей территории. Я не могу понять. Как они долетели? – он непроизвольно повысил голос.

– По небу, друг мой, по небу. Успокойся. Я тоже, когда узнал, был поражён, – ответил Михаэль.

Они не знали, что в этой бомбардировке с Британских островов вылетел 81 самолет, а назад вернулось только 22. Англичанам она обошлась очень дорого.

– По поводу твоей просьбы. Ничего не могу обещать, но буду держать это в голове. Может, кое-что и подвернется. Давай прогуляемся по плато, а то ноги уже застоялись, – и, пройдя несколько шагов, Михаэль продолжил, – знаешь, я всё чаще ловлю себя на мысли, что я здесь делаю? От кого я охраняю этот завод? Смотрю на этих норвежцев и вижу, да, они нас не любят, но никто из них не хватается за оружие. Лотар, зачем мы здесь?

– Здесь тихо, пока об этом никто не знает. И дай бог, чтоб не узнали, потому что, возможно, и твой гарнизон уже ничего не сможет сделать.

– Ты считаешь, завод могут разбомбить?

Логдэ многозначительно промолчал. Если они уже прилетают в Берлин, то добраться сюда для них вообще не проблема. Михаэль знал о противовоздушной защите Веморка всё и решил, что он зря волнуется. Небо было под контролем.

И так каждый в своих раздумьях спустился назад в тень.

Новый 1941-й Лотар встретил дома в Рьюкане совершенно один. Хельг уехал в Осло к брату, и без особой радости, выключив свет в комнате, он смотрел в окно, гадая, что принесет наступивший год и какими будет богат событиями. Прекрасно понимая, что не увидит Лиону, все-таки надеялся на Михаэля, который обязательно что-нибудь придумает. Спустя три месяца он очень будет жалеть, что не подготовил письмо заранее, а ведь времени было предостаточно.

***

В конце марта после работы, находясь дома, Лотар услышал под окнами шум мотора мотоцикла. Не успев полностью открыть дверь, в неё ворвался Михаэль и без спроса, не разуваясь, уселся на диван. Сделав пару больших глотков воздуха, он посмотрел на его удивленное лицо и быстро, сбиваясь на отдышке, начал говорить:

– У тебя пять минут. Пиши письмо и адрес, кому передать в Берлине. Всё остальное расскажу потом. Не буду тебе мешать.

Лотар в этот момент хотел себя убить. Не то, что письмо, слово не могло родиться. Он не знал, с чего начать, и, бросив ручку на пол, на нервах выпалил:

– Ничего не получается. Всё как-то очень внезапно. Я не знаю, что писать!

– Хорошо. Напиши только адрес в Берлине и человека, которому передать, что ты останешься здесь надолго.

Он сразу начал писать адрес Лионы, но тут поймал себя на мысли, что она подумает, когда к ней придет незнакомый человек, которого не знает даже он, и скажет, что Лотар останется в Веморке надолго? Почему он не смог написать письмо? Почему? Почему? Почему? Он отбросил этот листок и взял следующий. Успокоившись, твердо написал на бумаге.

«Восточно-западная ось. Берлинская высшая техническая школа. Секретарь ректора фрау Штерн».

Протянув бумагу Михаэлю, он неуверенно проговорил:

– Пусть найдет эту женщину. Она знает, что делать, – и, немного сомневаясь, тихо спросил, – а послание точно дойдет?

– Если с ним ничего не случится по дороге в Берлин. А так обязательно дойдет. Он мне должен. Я два часа назад спас ему жизнь. Ладно, мне надо мчаться. Завтра я тебе всё расскажу. Заехать утром за тобой? – абсолютно спокойно, как будто ничего не произошло, спросил Штенц.

– Спасибо, да, – ответил Лотар.

Утром Михаэль выглядел очень уставшим, и уже ближе к полудню, когда Логдэ зашел к нему в домик около завода, в его глазах появилась острота. Сделав так полюбившийся кофе по-норвежски, он начал рассказывать, что произошло здесь вчера вечером.

– Один из моих солдат услышал шум около ущелья и пошел проверить, что там происходит. Уже стемнело, и, по его словам, он поскользнулся на самом краю склона и начал скатываться вниз. Всё закончилось бы совсем плохо, если бы он не попал в расщелину. Пытаясь вылезти, он зацепился за уступ в камне, который стоял на краю этой трещины, и это даже не смешно, сдвинул его с места и тот упал на него, зажав в этом капкане и придавив руку. До сих пор не могу понять, как он сумел сделать выстрел из винтовки, но это его спасло. Хлопок услышал караульный и доложил мне. Он показал сторону, откуда донеся выстрел, а сам по моему приказу пошел сделать проверку состава. Кирстен, так звали бедолагу, к этому моменту уже потерял сознание от боли. Я фонариком освещал всё вокруг, но везде было тихо. Караульный и еще солдат десять подошли минут через пять, и он доложил, что не хватает Кирстена. И тут в луч света попали поломанные ветки кустарника. Я направил фонарик вниз, но свет просто пропадал в темноте. Минут через десять принесли веревку, и, обмотавшись, начал спускаться в ущелье. Поверь, Лотар, было страшно, но другого выхода не было. Метров через двадцать я увидел эту расщелину, на краю которой явно выделялся свежий след, как ты понимаешь, от этого камня. Посветив туда, я увидел Кирстена без сознания с опущенной головой и зажатой рукой. Попробовал сдвинуть камень, бесполезно, он был неподъёмный. Я залез в расщелину, снял с себя веревку и обмотал этот проклятый валун. Потом крикнул наверх, чтобы начали вытягивать, а я скажу, когда остановиться. Освободив руку Кирстена, дал команду ничего не делать, а так и держать, начал поднимать его из расщелины. Честно сказать, пришлось попотеть. Затем вылез сам и крикнул, чтоб чуть опустили веревку. Камень занял своё новое место в этой трещине и, обрезав веревку, снова обмотал себя, положив на плечо Кирстена, держа его одной рукой, а в другой бечёвку. Затем крикнул, чтобы начали вытягивать. Через полчаса врач, ощупав руку, сообщил, что у этого бойца служба закончилась. Приведя его в чувства и наложив гипс, он подошёл ко мне и сказал, что Кирстена, если есть такая возможность, надо срочно отправлять домой в Германию, ему предстоит долгое и серьёзное лечение. Здесь нет для этого условий. Я в быстром темпе начал оформлять бумаги и тут в личном деле увидел, что он проживает в Берлине. Я вспомнил тебя и понял: другого шанса уже может и не быть. Вчера, когда я вечером заехал к тебе, Кирстен уже был на пути в Драммен, и у меня не было много времени. Я догнал их и уже вместе с ними был в Драммене, где всё объяснил Кирстену. Он сказал, что будет очень рад сделать что-нибудь для меня.