Читать книгу: «Дикополье. Слово Шубина», страница 6

Глава 7. А не врёшь ли ты мне?

Слова Вадима ударили бревном. Сместили с рельс. А может, я давно был перевернувшимся поездом. Просто теперь мне на это указали. Хотя я, в общем-то, не просил.

Когда-то я и сам задумывался о проклятиях. Как ещё назвать эти взгляды, когда идёшь себе по улице, а тебя буквально сбивают с ног острым прищуром и недовольным покачиванием головы? Как назвать этот вечный туман вокруг меня и людей, что только смеются, когда я всеми силами стараюсь не казаться смешным? В один такой момент я познакомился с Илюхой. Мы переехали в новую квартиру. Я ходил вокруг вечерней школы, в которую мне предстояло пойти на следующий день, и не мог унять дрожь в коленях. Как меня примут? Что скажут? Опустив голову, я шёл вперёд и в один момент случайно зацепил плечом какую-то женщину. Не сильно, так, дотронулся. Но для неё этого было достаточно, чтобы смешать меня с дерьмом и объявить невоспитанной дрянью.

Недалеко на скамейке сидел и кого-то ждал Илюха.

– Забей на неё, – сказал он мне. – Взрослые – самый злой народ, из-за них весь капец и происходит.

– Да, – ответил я, – это потому что, когда взрослеешь, с тобой в один момент знакомится Тень забвения. Она каждый день говорит тебе в ухо, что всё однажды будет забыто: и ты, и все сказанные тобою слова – навеки. И всё, что тебе остаётся, – это срывать досаду на тех, кто помладше, кто не встретился ещё с Тенью забвения.

– С чего ты это взял?

– Просто знаю, – сказал я.

– Прикол, – только и ответил Илюха. А потом предложил “пересечься” как-нибудь, чтоб я ещё ему всякого интересного поведал. Я лежал на земле перед тем, как он поставил меня на ноги. А теперь? Где-то и сам он лежит? Главное, что я знаю, – никакая Тень забвений не заберёт у меня воспоминания о лучшем друге. Никогда и ни за что.

Вадим позабыл о моём присутствии. Его крик стал глухим, едва слышным. Либо это я – я стал для крика недостижимым, как пентхаус в самом дорогом районе Нью-Йорка.

В голову полезли гадкие истории, тараканы верхом на змеях. О паразитах, выведенных ополоумевшим учёным с ручной лисицей, что скачут с рубинов прямо в ноздри и заставляют страдать. О Королеве Лис, что превращает врагов в золотые слитки. О Златом генерале, чьё бессмертие питается болью забредших в его сокровищницу нерях.

Я ощущал свою силу. Пусть и проклятую, но могучую, Святогорову. Возникло непреодолимое желание рассказать одну из этих историй… Вбить словом гвоздь в происходящее. И кто знает, что бы тогда случилось. Но в дело вмешалась судьба. Либо Шубин.

Из моего кармана что-то вывалилось.

Поведя рукой, я наткнулся на огрызок моркови Синего зайца. Что, если его дар лишит меня проклятия? Я поднёс овощ ко рту, когда, заорав в очередной раз, Вадим забился в конвульсиях.

А истории всё лезли и лезли, и не было им конца: чудовищные и кровавые, людоедские… Я видел разорванные людские органы, плач родственников, ужас в глазах детей. И переводил взгляд с моркови на студента, со студента – на морковь. Эти истории уйдут. Я стану свободным. Но если стану… То тоже не смогу сопротивляться тяге сокровищ. Верно?

– Помоги… – из последних сил прошептал Вадим, и я наконец взял себя в руки. Я подбежал к груде золота и сунул морковку Вадиму в рот.

Он поперхнулся, закашлялся и затих. Затем отшатнулся и буквально отлип от слитков. Медленно прожевал волшебный обед и с удивлением уставился на меня.

– Это у тебя откуда? – спросил он.

Сокровища его больше не манили. Таблетка подействовала моментально. Вадим оглядывал ладони как нечто новенькое, чем доселе не владел, и жевал морковь, не веря, что всё закончилось.

– От Синего зайца, – ответил я.

– Натурально? Прям зайца?

– Ну да. А что?

Вадим сел на землю и улыбнулся.

– Вообще, Синий заяц – это скорее метафора, – сказал Вадим, спокойно и весело, словно не он корчился тут от боли всё это время, а я. – Я изучал этот образ. Он связан с ситуацией, когда в шахте из газоносного пласта выделяется и воспламеняется метан, и облачко синего пламени скачет по выработке. Шахтёры и прозвали его – зайцем…

– Логично. Ты как? Ничего?

– Вроде нормально. Как будто только из дома вышел. И выспался в кои-то веки.

– Может, пойдём отсюда?

Я помог Вадиму встать, и мы двинулись в сторону выхода.

Пока наш путь не преградили разбойники.

* * *

Я расстелил постель и включил электронную книжку. Наполненный воспоминаниями, я не мог воспринимать ничего литературно выдающегося, поэтому выбор пал на какой-то скандинавский детектив. Зимние образы, стужа и гнетущая атмосфера обволокли меня, как ОЗК на занятиях по военной обороне, и уже на третьей странице я стал медленно засыпать. Матёрый сыщик из романа обрёл черты Миши, а поиск убийцы превратился в дело о неупокоенном духе донецкой зимы.

Так бы я и уснул, если бы не услышал шорох со стороны книжного шкафа. Я разлепил глаза и увидел человеческий силуэт. Маленький, меньше ребёнка. С киркой в руках. Поначалу я решил, что это одежда так висит, игра теней и сонного сознания. Но силуэт начал двигаться. А кирка – сверкать в лунном свете.

* * *

Вооружённые палашами, мечами и копьями, разбойники ругались на непонятном языке, скалились гнилыми зубами, тыкали в нас пальцами и смеялись, как черти в аду. На лицах было написано: “Убивать”. А главный среди них – раскосый гигант, облачённый в кольчугу, поглаживал грязную бороду и будто бы размышлял, кого из нас казнить первым.

Мы попятились. Разбойники притихли. Главный дал приказ, и они двинулись в нашу сторону, растаптывая пыль. Когда мы вернулись к золотой груде, Вадим тихо сказал, что прикасаться к ней нельзя, ведь вряд ли же у меня за пазухой завалялась ещё одна волшебная морковь. Да. Вряд ли.

«Куда же нам деться?» – взглядом спросил я. Вадим пожал плечами.

Оставалось надеяться на Мишу, но он всё не появлялся, а счёт шёл на секунды. И когда стальные клинки уже мелькали в метре от нас, а вонь из средневековых ртов вызывала тошноту, я понял: вот и конец. Тут уже боксёрскую стойку не примешь, без толку. Может, песню спеть, как Миша тогда? Так я слов не знаю.

Как ни странно, в тот момент я испытал вовсе не страх. Нет, и его, конечно, тоже. Но в первую очередь – жалость. Жалость, что рядом нет Илюхи, с которым мы могли бы так славно, бок о бок, пасть в бою.

– Может, мы как-нибудь договоримся? – спросил я. Разбойники загоготали. Согласен, глупо, но грех было не попробовать.

– Нечего с этими крысами разговоры вести! – сказал Горнячок.

– Тут ты прав, Горнячок, – согласился я. – С террористами… Горнячок?!

Старичок возник из-под земли. Рядом с ним – выстроенные в боевом порядке и сжимающие кирки – пятеро помоложе, таких же маленьких и отчаянных молодцев с горящими углём глазами.

– Я да сыновья мои, – ответил мне Горнячок, а затем коротко кивнул и бросился в атаку. Не добежав нескольких сантиметров до разбойников, он исчез под землёй и спустя мгновение возник за их спинами. “Сыновья” провели аналогичный манёвр.

Отряд коротышек застал разбойников врасплох. Те надеялись, что сражение будет недолгим, и вряд ли рассчитывали на продырявленные в нескольких местах ноги. Началась суматоха. Я пытался понять, как помочь семейству коротышек, но кроме как взять кусок грязи и кинуть кому-нибудь в живот, ничего в голову не пришло. Можно было бы взять золотое копьё, но оно, увы, околдовано.

В воздухе стоял лязг металла.

Трое разбойников лежали на земле, держась за раненные лодыжки. Горнячок с сыновьями в боевом запале орали на всю пещеру. Причём цензурно! Хорошо Халабудный Стервец не явился. Наконец-то сокровищница познала боевой клич вместо страдальческого.

Но радость моя была недолгой. Враги сориентировались быстро. Они стали перебегать с места на место и кружить с клинками, направленными вниз, как циркули. Козырный приём Горнячка и команды потерял элемент неожиданности.

– Сволочи! – воскликнул Горнячок. И после этого произошла катастрофа.

Гиганту надоело якшаться с теми, кто был ниже его раз в пятьсот. Он так сильно ударил ногой одного из шахтериков, что тот отлетел в стену и ударился головой. А затем огромными лапищами поймал ещё двоих и стукнул друг о друга, точно медными тарелками.

На стороне добра осталось трое солдат, в том числе сам Горнячок. А злых – не меньше семи. Мы с Вадимом сжались в углу, ожидая расправы.

…и тогда я услышал вой.

* * *

– Горнячок! – воскликнул я. – Это ты? Ты что здесь делаешь?

Спросонья я не мог поверить глазам. Подумал, это галлюцинации или игра света и тени. Чересчур виртуозная игра, надо сказать. Горнячок не ответил. Он спрыгнул с полки и помчался в сторону кровати с киркой наперевес, издавая злобные нечленораздельные звуки.

Я подскочил и включил свет.

Никого.

Я быстро оделся и вышел из квартиры. Мне надо во что бы то ни стало отыскать Мишу в огромной Москве. Иначе – зуб даю – не миновать беде!

* * *

– Васька! – обрадовался я, когда огромная пасть шерстяного товарища вцепилась в руку разбойника. Тот заверещал и выронил палаш.

Тогда Гигант швырнул в волка копьё. Орудие, летящее с невероятной скоростью, не пробило шерстяную броню. Васька развернулся, зарычал и вцепился в шею обидчику. Через секунду главарь шайки истекал кровью и больше не мог командовать.

В конце концов на ногах не осталось ни одного бандита.

От вида крови меня замутило. Я сдержался, а вот Вадима вырвало.

– Славно! – сказал Горнячок, похлопал студента по плечу и принялся приводить в чувства сыновей.

– Все живы? – спросил я.

– Все как один! – ответил Горнячок и решил познакомить меня с боевым семейством. – Це Федька, це Бамбур, це Лоботом – потому шо лобы бьёт, – це Тимур, а це – Богдан – потмошо Богом данный. Ушибся, молодчик?

– До сватьбы заживеть! – весело отозвался тот.

– Какая тебе свадьба, негодяй, работать надо!

– Приятно познакомиться, – сказал я. Горнячки синхронно улыбнулись, забросили кирки за спины и, махнув руками, провалились сквозь землю.

Васька что-то выкусывал из задней лапы как ни в чём не бывало. Я подошёл к нему и погладил загривок.

– Спасибо тебе, Васька.

Волк посмотрел мне в глаза, ткнулся носом в колено и направился к выходу.

– Хорошие у тебя друзья, – придя в себя, сказал Вадим.

– Ага! – согласился я.

Честно так согласился, искренне. Мне очень понравилось то, что сказал Вадим. Выходит, у меня есть друзья? Правда? Самые настоящие? И с исчезновением Илюхи жизнь не закончилась?.. Ох… Чувствую себя предателем.

* * *

Сквозь туннель мы шли медленно. Сначала – потому что не хотели задеть трупы разбойников. Затем – потому что я рассказывал Вадиму о наших с Мишей злоключениях. Вадим ничему не удивлялся, но слушал внимательно и не перебивал.

– Шубин, говоришь?.. – проговорил наконец он, когда я закончил.

– Шубин.

– Всегда верил, что он существует, – Вадим поправил очки и ещё раз поправил – наверное, так он делал всегда, когда вдвойне о чём-то задумывался.

– А что ты о нём знаешь? – спросил я.

– Многое. Но самой интересной мне кажется история о главном инженере на шахте, самом добром из начальников. Он всегда помогал рабочим, поддерживал, закрывал глаза на незначительные промахи… И вот однажды, когда смена спускалась в забой, начальник почувствовал, что все могут погибнуть, и последовал за ними. Внизу произошёл выброс метана, сближение пластов, и его предсказание сбылось. Тот инженер отдал свою душу, чтобы спасти всех, и рабочие вышли из шахты. С тех пор он и предупреждает всех об опасности. Начнёт кровля падать – так все и понимают: Шубин их предупреждает. Добрый Шубин, так его называют чаще всего.

– Понятно.

– А про Исконного сказителя – вот это, уж прости, ерундистика какая-то. Надеюсь, вы Петру Алексеевичу не сказали, он бы вас на смех поднял. Не может быть первого. Истории создаёт народ, сообща, но не сговариваясь. Есть свидетельства о былинах с одинаковым сюжетом, сочинённых в противоположных частях Руси без каких бы то ни было коммуникаций между ними.

– Ну это ты Мише поспорь, мне без разницы. Скажи лучше, с чего ты взял, что я проклят?

Я остановился и посмотрел на Вадима. Он тоже остановился.

– Проклят? Когда я такое сказал?

– Когда рядом с золотом сидел.

– Правда? Я не помню такого… Прости. Конечно, ты не проклят. Проклятий не бывает.

– Угу… Ладно.

* * *

Миша дожидался на поверхности. Лисица тоже. Помахала мне рукой, затем, превратившись, лапой, а затем снова рукой. Я помахал в ответ и подошёл. Она обняла меня, будто поздравляя с тем, что я сумел выбраться из пещеры живым. В животе защекотало из-за крыльев бабочек. Хотелось обнимать её целых полгода!

– Ну, как делишки, как детишки? – спросил Миша, когда я всё-таки оторвался от Рыжей.

– Детишки Горнячка, ты имеешь в виду? Нормально, живы. А ещё там было проклятое золото, разбойники и волк Васька.

– Ваську я видел, – подтвердил Миша. – Он в холм прыгнул, как в воду, лапы растопырил. Но о каких сокровищах речь?

– О тех, что собрали Харцыз и Зуй во время набегов на блокпосты и караваны татар, – объяснил Вадим. – Татары в конце концов нашли тайник. Их отряд и отряд зуевцев сражались, пока не погиб последний, а потом и пещера взорвалась. Никто до сих пор не знал, где находится это место.

– Какие-то сплошные разбойники, – сказал я. – Людям заняться было нечем?

– А чем? Не диссертации же писать, – ухмыльнулся Вадим. Мне нравилось, что в нём после пережитого сохранилось чувство юмора. Или в морковке от Синего зайца было что-то наркотическое?

– Но кто проклял это золото?

– Кто знает? Возможно, оно само.

– А напал на нас кто? – Спросил я. Не столько, чтобы действительно узнать, просто вопросы успокаивают.

– Как я успел понять, это были как раз-таки золотоордынцы, восставшие, извините, из мёртвых, – в тоне Вадима сквозили нотки учёности, и поэтому мне так легко было ему верить.

– Ты был первой жертвой?

– Я полагаю, да.

– Хорошо б, если б и последней. И чтоб это золото снова забыли навеки.

– Для этого нам надо сделать то, что должно, – сказал Миша и посмотрел на лису. Та приблизилась к нам и с интересом разглядывала. Особенно меня.

– А вот что это за лисица – я знаю… – покачал головой Вадим. – Её обаяние каждого застанет врасплох. Но я бы не верил первому впечатлению, потому что на самом деле она…

– Стой, – сказал я. – Не рассказывай.

Миша с Вадимом посмотрели на меня вопросительно. А я вдруг вспомнил о Люде Каульской, бывшей однокласснице. Она проучилась у нас всего ничего, но успела вскружить мне голову похлеще аттракциона “Сюрприз”. Люда казалась хорошей и доброй. А однажды завела меня в какой-то закуток недалеко от общежитий на Розы Люксембург. Там нас ждали незнакомые парни, очередные Горынычи. Они забрали у меня деньги – жалкие копейки, в общем-то, но всё-таки. И отправились с Людой покупать на них перекус в “Бургерной”. Потом она пыталась меня прилюдно обзывать тряпкой, а потом перевелась в другую школу. Когда я рассказал эту историю Илюхе, он пообещал разобраться с теми парнями. Но я сказал – не надо. Ещё хуже будет…

– Мне надоело обжигаться о людей, – произнёс я. – И пусть она, – я показал на лису, – не то чтобы человек, но всё-таки я мечтаю, чтобы хоть иногда кто-то, кто выглядит хорошим, таким и оказывался. В моей жизни случались разочарования. Давайте хоть раз попробуем это исправить?

– Как? – Не понял Вадим. А Миша понял. Он улыбнулся и жестом показал, чтобы я говорил. Говорил как можно больше и искреннее, говорил так, чтобы слова мои проникали под самую землю и переворачивали всё то злое, что могло бы ещё совершиться.

– Ну… Ты не веришь в Исконных сказителей. А я знаю историю этой девушки, я буквально слышу её. Её зовут Мария. Она была влюблена в одного женатого шахтёра по имени Евсей. Однажды, чтобы жена не взревновала, он увёл девушку подальше от рудника, к старому шурфу²². И убил. Когда об этом прознали местные жители, его наказали по всей строгости, а ближайшую шахту назвали именем девушки – “Мария-Глубокая”. Но Мария не умерла. Она обратилась в лису, ибо последним, что увидела Мария перед смертью, была лисица, что стояла за холмом и наблюдала за творящимся ужасом. Мария знала, что за тобой, Вадим, приду я. А за мной придут Горнячок с сыновьями и Васька. Поэтому она и впустила нас вниз, так как разбойников бы становилось всё больше с каждым днём и убивали бы они не только медведей. Она сожалеет, что причинила тебе столько боли… Со времени своей гибели Мария вселяет надежду в тех, кто её потерял. В меня вселила. А в вас?

Миша опустил голову, и тут же поднял. В глазах его стояли слёзы.

– Это печальная история, Саша. Печальная, но одновременно и прекрасная. Теперь я полон надежд, честное слово!

– Я бы не смог рассказать её, знай я то, что знает Вадим.

– Теперь я знаю только твою версию, – сказал Вадим.

Я посмотрел на Марию-лису. Она стояла неподалёку. В животном обличии. А рядом с ней, намываясь, сидел Васька-волк. Мои добрые мохнатые друзья.

* * *

Маргарита постелила матрасы в комнате Оксаны и Вадима. Саму Оксану забрала спать к себе. Я позвонил маме сообщить, что переночую у друзей, она ответила: “Как знаешь” и положила трубку. Я поделился этим с Мишей, но тот лишь пожал плечами.

Мы улеглись, я – рядом со столом, Миша где-то там, Вадим на своей кровати, и втроём мы шептались добрых пару часов после выключения света. Сначала Вадим травил байки (он оказался большим знатоком фольклора) и анекдоты.

– Не знаю, как теперь ко всему этому относиться, – признался он, – зная, что половина может оказаться правдой.

Потом Миша попросил его рассказать что-нибудь, что может быть нам полезно.

– Полезно? Даже не знаю… Вы же читали мою переписку с админом “Жути Дикополья”?

– Там было одно сообщение, – сказал я. – Хоть и написанное тысячу раз.

– Какое это?

– “Следуй за лисой”.

– Странно… Нет-нет. О лисе он один раз написал. Чтоб я искал её у Креста в Угольщике, а затем следовал за ней.

– Что он писал помимо этого? – поинтересовался Миша.

– Ну, например, саму историю лисы, но она уже неактуальна благодаря Саше. Также делился тем, что мы все неправильные и мыслим неправильно, но там как-то общими фразами обошлось. А, ещё… – Вадим зашелестел в своей кровати, перекладываясь на другой бок. – Он сказал, что в своей жизни помнит только последние два месяца.

– Это как?

– Вот так. Всё, что было до, – точно в тумане.

– Интересно, – сказал Миша. – Не иначе что-то сталось два месяца назад, и это на нашего друга незнакомого повлияло… Понять бы что. Есть идеи, Саш?

– Не-а, – буркнул я. – Давайте уже спать.

– И то верно…

На самом деле спать я не хотел. Меня пронзила жутковатая предательская догадка. Два месяца назад пропал Илюха. Неужели появление загадочного администратора сообщества может быть с этим связано? Или это тупое совпадение? Я долго ворочался и весь вспотел. Подушку перевернул восемьсот раз, ударился головой о ножку стола. Где-то через час толкнул Мишу локтем.

– А? – встрепенулся тот.

– Там, в пещере, Вадим сказал, что я проклят.

– Так и сказал?

– Да. Сказал, а потом забыл.

– Подумаем об этом, Саша. Утром. А теперь спи.

Проще сказать, чем сделать. Когда Миша захрапел, я тихонько включил компьютер Вадима и зашёл в свой аккаунт ВКонтакте. Сначала ответил Алине (она переживала, куда я подевался), мол, всё хорошо, я в Харцызске, бился с разбойниками.

Потом я увидел сообщение от администратора паблика “Жуть Дикополья”. Указательный палец на миг застыл над левой кнопкой мыши, но я всё-таки клацнул мышкой и открыл сообщение.

Да, ты проклят. – было сказано там. – Потому что связался с Мишей. Потому что поверил в Шубина. Со временем, когда ты будешь готов, ты изгонишь веру в него, выдворишь вон, взашей. И Мишу на хрен пошлёшь, потому что он-то тебе помочь никак не может и не хочет. И всё наладится. И проклятие спадёт. И хватит мне написывать. Всё.

* * *

Теперь у окна в маршрутке из Харцызска сидел я. Изучал лицо Миши, округлое и розовощёкое, и никак не мог понять, врёт он мне или нет. Разумеется, я не прыгал от радости, что какой-то псих в личной переписке якобы открыл мне глаза на мир. Но а вдруг? Почему бы хотя бы на миг не допустить, что это правда? Нет, не буду таким наивным. Всё-таки Миша ещё ни разу не дал повода в себе сомневаться.

– Что тебя так гнетёт, Саша? – вдруг спросил он.

– Миша, я… Я хочу рассказать тебе кое-что. О том, что случилось два месяца назад.

Глава 8. Нет смелее удальцов

Я отчётливо помню, как начиналась та суббота. Я проснулся в семь утра, хотя можно было спать до часу, и лежал в кровати, тупо глядя на потолок. Планов у меня никаких не было, разве что бездельничать всласть. И когда я шнырял по комнате из угла в угол, придумывая различные небылицы, в комнату зашла мама и сказала, что мне звонит Илюха.

– Алло? – сказал я в трубку.

– Саша, здарова, – отозвался Илюха. – Как насчёт взобраться сегодня на террикон? А? А?

– Да я как-то…

– Давай! С тебя – удобные кроссовки и пара-тройка историй. Ну, тех, которые ты любишь того-самого. Встретимся в девять у стадиона “Шахтёр”, будет весело!

– Думаешь?

– А то!

– Ладно…

Я, конечно, сделал вид, что мне не очень хочется выходить сегодня из дома, но на самом деле от очередного приключения у меня захватило дух сразу, авансом.

И теперь я снова тут. На этом терриконе. Взбираюсь с другом на вершину, только на этот раз – засветло и не с Илюхой, а с Мишей. Сил у меня как будто бы меньше – наверное, потому что сильного желания нет. Перед глазами так и всплывают образы того дня…

Миша, когда я рассказал ему обо всём, долго молчал. А потом сказал, что связи между исчезновением Илюхи и всеми тёмными делами, что происходят в Дикополье, быть может, и нет. Но проверить определённо стоит.

На вокзале я заставил Мишу согласиться с тем, что постоять в очереди за беляшами – это отличная идея. Он не согласился, но мы всё-таки постояли. Беляш тем не менее я есть не стал, потому как масла в нём оказалось больше, чем всего остального, и выкинул его в урну.

– Балуефся? – спросил Миша с набитым ртом.

– А что ещё делать?

Миша проглотил все разом.

– А в школу не пойдёшь? Не хочу нарушать твою рутину.

– Нет, – отрезал я как можно более убедительно. – Ни в школу, ни домой. Раз меня нигде не ждут… Раз никому я не нужен… Обойдутся! И я обойдусь.

– Уверенность в твоём голосе присутствует, – сказал Миша и выбросил остатки беляша.

– Как и вредный фастфуд в твоём желудке.

– Констатировали.

– Констатировали.

На вершине террикона я лёг на спину, пытаясь отдышаться, и пролежал так минут десять, пока меня не позвал Миша.

– Что? – спросил я, подойдя к нему. Миша стоял у большого камня и разглядывал его сквозь лупу, извлечённую из чемоданчика. – Нашёл след крови или типа того?

– Нет… Дело не в том, что я нашёл, а в том, чего я не нашёл.

– И чего же?

– Меча Сварога. Этот камень охранял его на протяжении веков, Шубин заковал его здесь, дабы никто не мог взять его в свои руки…

– Что ещё за Меч Сварога?

Миша встал и, глядя на камень, сказал:

– Самое опасное орудие на земле. То, что со светом дружит. И с тьмою… И тьму способно освободить вовеки веков.

– Так чего вы его на видном месте-то оставили?

– Не на видном. Нечисть не способна взобраться на этот террикон и не способна увидеть своими глазами Меч, – Миша повернулся ко мне. – Саша, мы напали на след. Думаю, ты был прав, и твоя история с другом имеет ко всему этому самое прямое отношение.

– Но куда пропал Илюха? И почему я ничего не помню?

– Есть вещи, которые разум всеми способами пытается удалить из памяти…

– Как с тем гробом?

– Да. Как с гробом. Постой-ка. А это что?..

Он сделал два шага в сторону и подобрал светящийся кусок не то металла, не то камня, ярко-оранжевый и прекрасный.

– Что это? – спросил я.

– Это яхонтовый антрацит. То, благодаря чему держится наше волшебство, – тихо проговорил Миша и спрятал находку в чемоданчик.

– Яхонтовый? Антрацит²³?

– Покопайся в словаре, Саша. Не в духе я…

– Ну ты зануда.

– Зато я знаю, куда нам теперь следует пойти.

* * *

Мы запрыгнули на автобус, вышли на остановке “Промстройниипроект” (не пытайтесь выговорить вслух) и двинулись по улице Терневых ветвей вниз. Миша повёл меня в какие-то гаражи, и я подумал, что тут-то он со мной и разделается (да, настрой у меня был пессимистичный). После ночного сообщения я следил за ним – глаз да глаз, однако, честно говоря, он вёл себя как и раньше – правильно, не по возрасту по-взрослому, и всем нравился, даже контролёрам, которые не стали нас штрафовать за отсутствие билетов.

Мы перепрыгнули через серый забор – Миша элегантно, крутанув сальто, я как мешок – и вышли к железной дороге. Прошли немного вдоль, и перед нами открылось зелёное пространство с хрущевками на горизонте, ближе – полями, деревьями и высоким заросшим терриконом. Казалось, рельсы буквально разграничивают цивилизацию с миром Дикополья.

И тут я поймал флэшбек. Я был уже здесь. Был – определённо! Ходил с какой-то палкой, бил ею по веткам… И было это после того, как исчез Илюха. В тот же вечер! Да! Точно!

– Миша, я был здесь! Тогда!

– Правда? И что ты тут делал?

– Я… Я не помню. Кажется, ничего особенного. Ходил. А потом домой ушёл. Я тут недалеко живу…

– Мы ещё вернём тебе память, Саша. Я обещаю. А пока – смотри. Мы с тобой сегодня между терриконами путешествуем. Этот, – он указал пальцем, – в народе называют “Чёрный лапоть”.

– Почему?

Миша расхохотался как никогда.

– А кто его знает!

Мы быстро спустились с холма.

– Миша, а у Шубина есть жена?

– Насколько мне известно, нет.

– А почему?

– Ну… Видимо, не нашёл пока ту самую.

– И только?

Я остановился. Миша тоже.

– Саша, что случилось? – видимо, он уловил неосознанную перемену в моём голосе.

– А может, у него нет ни жены, ни друзей, потому что он опасен? Потому что позволяет погибать хорошим людям? Шахтёрам? Ты мне говорил, что от человека зависит, будет ли Шубин добрым или злым, но… но… Но как же тогда так?

– Саша, Шубин не всемогущ. Было бы несправедливо винить его во всех трагедиях и грехах.

– Да что ты?

Ответ Миши показался мне бессмысленной отмашкой. Аж смешно стало.

– И друзья есть у каждого, – добавил он.

– Нет. Не у каждого. Мой друг, например, исчез, и исчез он там, где, как ты говоришь, Шубин сделал самое безопасное место на свете. Пойдём, куда ты там меня ведёшь.

Меня разрывало на части. С одной стороны, Миша появился в моей жизни как нельзя вовремя. С другой – это ли не подозрительно? Будто бы он сам – виновник перемен, виновник пропажи Илюхи…

Под тенью дуба мы увидели кострище и остатки чьего-то пикника, но – ни единой живой души. Мы стояли у подножья террикона “Чёрный лапоть”, не глядя друг на друга. По крайней мере я не смотрел на Мишу, а он, может, и смотрел. Я остыл, мне было немного стыдно; наверняка я выглядел как капризный ребёнок, устроивший истерику на ровном месте.

– Саша, тебе лучше отойти от той ямки. Мне придётся спеть две несмешные частушки. Но так надо. Поверь.

Делай, что хочешь, хотел сказать я, но промолчал. Миша почему-то покачал головой, уставился на вершину террикона, подняв подбородок, и пропел:

 
– Нет смелее удальцов,
Чем шахтёров-удальцов.
Шахтёр голый, шахтёр босый.
Шахтёр курит папиросы.
 

– Класс. Бомба, – сказал я. – Папиросы курит, да?

– Саша, тш-ш-ш. Между частушками говорить нельзя. Теперь надо сначала.

– Ну здорово, ещё раз посмеёмся.

– Я предупреждал, что частушки несмешные.

Он поставил на землю чемоданчик и снова запел:

 
– Нет смелее удальцов,
Чем шахтёров-молодцов.
Шахтёр голый, шахтёр босый.
Шахтёр курит папиросы.
 

– Бомба… – сказал я себе под нос.

– Саша, даже шёпотом нельзя! Ты как маленький, в самом деле.

– Ладно, ладно! Молчу.

Я показал, как застёгиваю невидимую молнию на рту, затем поворачиваю невидимый ключик и выкидываю его в кусты. Миша кивнул и пропел частушку в третий раз. И практически сразу, пока я не стал искать ключик, затянул:

 
– Шахтёр пашенки не пашет,
Косы в руки не берёт,
Только кайлушком помашет,
Зато денежки гребёт.
 

Я думал, что и теперь ничего не произойдёт, но террикон вдруг весь загудел, захрустел, завыл и начал медленно вращаться вокруг своей оси, колыхая траву. Миша наблюдал за этим со скукой, я – с открытым ртом. Почти гора оживала прямо на наших глазах! Как огромная черепаха перед Атрейо в фильме “Бесконечная история”.

– Ух-х-х ты-ы-ы… – вымолвил я.

Когда террикон сделал оборот в 180 градусов, всё изменилось. Из земли выросли рукотворные строения. Кругом сновали люди – как измазанные углём в шахтёрских спецодеждах, так и одетые официально, в костюмы. Кто-то командовал, кто-то катил в вагонетке камни. Двое слонов заходили в шахту через высокий вход в терриконе.

…стоп, что? Слонов?!

– Миша, откуда тут слоны?!

– Как, откуда? Саша, ну ты верно как маленький.

* * *

В тот день я так и не понял, что на стройке делают слоны, ежи, жабы и кто знает кто ещё. Миша объяснять не стал, для него это было в порядке вещей. Это потом, по прошествии времени, я узнал, что в нормальном мире шахтёры называют – просто называют! – “слонами” слесарей по ремонту горно-шахтного оборудования. Людей, в общем-то.

А вот на той шахте…

Удобно, конечно, вам об этом рассказывать, бредя практически без смысла по ночной Щербаковской улице в Москве и размышляя, где может быть сейчас Миша и существует ли он на самом деле. Но прошу потерпеть мои объяснения, без них не всё станет понятным.

* * *

Вдруг загудели гудки. Тревожно загудели, словно возвещая о долгой зиме, и протяжно, как вопль старухи-плакальщицы. К шахте густой толпой повалил народ – сбивая друг друга, наступая на ноги и вопя непристойности. Мы с Мишей тоже побежали. Точнее, он рванул, я – за ним. Протиснувшись, мы увидели человека с разбитой головой, молодого и высокого; за носилками медленно шествовал вороной конь.

– Зачем ты торопился, парень? – спросил у пострадавшего один из шахтёров. – Коня зачем так быстро гнал? Десятника боялся, что ли? Задолжал в контору? Понять никак я не могу.

– Не боялся я десятника, – просипел тот. – И конторе ничего не должен.

– Но зачем тогда?..

– Товарищи попросили. Быстрее коня гони, Валерка! Я и погнал. Ох, шахта-шахта, теперь ты – моя могила, сгубила меня… Прощайте! Не увижу вас больше.

Знал бы я тогда, что попал в экранизацию шахтёрской песни! Я потом как услышал её где-то, “Коногон” называется, так и припомнил все эти лица, и парня этого всего в крови. Её, кстати, перепели танкисты, немного изменив слова, но была-то она про шахтёра, коногона…

– Плюнь! Живой ты. Хоть и покалеченный. Несите в здравпункт, да побыстрее.

– А коня куда? В табун? Под землю?

– Не место коню под землёй, коли коногон раненый. Пусть тут побегает, развеется…

– Что произошло? – спросил Миша у шахтёров.

– А то… – сказал один из них, держа в руках лягушку.

Я едва уловил продолжение его речи, потому что лягушка с большим усатым шахтёром в грязном комбинезоне у меня не вязалась. А это потому, что в нормальном мире “лягушкой” называют насос для откачки воды, а в Дикополье она сидела прямо в грязных руках шахтёра и пила воду литрами.