Читать книгу: «Дикополье. Слово Шубина», страница 5

Глава 6. Он должен был оставаться сказкой

Гробовая тишина – фраза, от которой я отныне отказываюсь.

Гробовой грохот – вот, что стояло над Дикопольем.

И наша цель – найти источник этого грохота.

В детстве я ненавидел громкие звуки. Мультики смотрел на минимуме, а когда научился читать – просил маму включать субтитры. Мне было уютно в маленьком, одиноком и тихом мирке.

Однажды я увидел девочку в магазине игрушек. Настоящую, живую, не мультипликационную! Мне так захотелось с ней поговорить! Но я испугался. И всё-таки, когда мама стояла на кассе, я сказал девочке: “Привет!”. А она раз – и закрыла лицо плюшевым медведем, и в сторону отошла. Наверное, впервые я именно тогда осознал, что со мной что-то не в порядке. Не то глобальный недочеловек, не то просто лицом не вышел.

– Смех без причины – знаешь кого признак? – сказал Миша и вернул меня в настоящее. На самом деле своё я отсмеялся минут пять как, но он только теперь решил мне вставить эту колючку.

Дело в том, что я долго не мог поверить в объяснение, зачем мы идём в Цех № 4 и как это связано с лисой. А как узнал… Уму непостижимо!.. Я скорее принял бы факт, что Земля плоская, или пирамидальная, или в форме бурундука с женой его бурундучихой, но Миша смотрел без тени улыбки, даже с каким-то вызовом, особенно когда я начал хохотать, разбрызгивая слюни.

Скоро и вы узнаете, что рассказал мне Миша. Потерпите немного.

Мы прошли через турникет на проходной с охраной, как обычно, ничего не предъявляя, миновали грузовики и гудящие здания, и оказались в самом величественном из них. За высокими железными дверьми нас окружило царство станков и огромных катушек; отовсюду доносился лязг, точно в небесной кузнице, стуки, жужжание. Громкие звуки не повергли меня в шок; напротив: я наслаждался ими, зная, что заглушают они: что заглушают они гробовой грохот.

Сотни две рабочих трудились с проволокой в шлемах со стеклянной прорезью для глаз.

– Это катанка, а не проволока, – Миша с трудом перекрикивал рапсодию металлов. Переспрашивать я не собирался, мне эти тонкости и в помине не сдались. Здороваясь со всеми встречными и получая приветственные улыбки в ответ, мы вошли в маленькую каморку, где за столом обедали бутербродами с докторской колбасой пожилые мужчина и женщина. Наши “клиенты” – так сказал Миша.

– Свят, свят, свят! – перекрестился мужчина. Кусок колбасы вывалился прямо у него изо рта.

– И вам здравствуйте, – ответил Миша. Я же зачем-то поклонился и с вожделением уставился на последний бутерброд на тарелке.

– Ты чого сюды?

– Где? – только и спросил Миша.

– Шо – где? – спросила женщина, закрывая мужчине рот, чтоб и лишнего не сболтнул, оставшуюся еду не обронил.

– Вы знаете что. Или кто, – Миша отчего-то был настойчивым как никогда.

– Знаемо… Да тилькы показувать не хочем¹⁹!

– Это почему ещё?

– Потому шо нэфиг. Зрозумил?²⁰

– Нет, не зрозумил. Я вам справиться с ним помог. Обуздать. Специальность ему определил, на работу устроил. А вы!.. А вы – если спорить будете – я же его всё равно найду. А потом расскажу, как вы себя ведёте на старости лет. Шубина на вас нет, ясно?

Но они всё равно спорили. Миша – по-взрослому и агрессивно, женщина с мужчиной – немного истерично, на суржике. В конце концов Миша всё-таки победил и мы услышали заветное:

– На Колосничке он…

– Проводите?

– Ни. От нас убёг – ну и пэс з ним²¹.

* * *

– Миша, это бред, просто бред, – говорил я, пока мы шли вдоль дороги по направлению к речке. – Ты меня обманываешь, и ты подговорил тех деда да бабку, чтоб они меня тоже обманывали.

– Да, Саша. Весь мир против тебя сговорился.

– Это не смешно.

– Прости. Ляпнул не подумав. Что ты ешь?

– Бутерброд, – сказал я, запихивая в рот свой трофей. Колбаса была что надо, а хлеб мягкий, свежий, видимо, тоже с завода какого-нибудь местного. Я не эксперт, но наверняка существует харцызский хлебобулочный завод.

До Колоснички путь составлял минут двадцать. Всё это время мы болтали ни о чём. Мне нравилось болтать ни о чём, это отвлекало от насущных мыслей, не давало закопаться в себе в самые недра, пути наружу из которых нет… И когда мы стояли на противоположном от общественного пляжа берегу, я впервые посмотрел на Мишу с благодарностью. С его появлением моя жизнь обрела новые краски – хоть и безумные, но всё-таки отличные от чёрной.

– Куда дальше? – спросил я. – Я бы искупался. Тут змеи водятся?

– Времени у нас на плаванье нет. Рекомендую закрыть уши.

Миша извлёк из чемоданчика какой-то металлический слиток и начал водить по нему кочергой-кладенцом. Хоть я и последовал совету и закрылся ладонями, звук был настолько мерзким, что сводило челюсти. “Акхррр!” – разносилось по округе.

И вот не прошло и десяти секунд, как из-за дерева к нам выкатил шар с полметра в диаметре – моток проволоки и катанки. Роль глаз у него выполняли две красные лампочки, которыми он уставился на Мишу.

Шар объявил:

– Негоже так с металлом поступать. Неприятно!

Повисла пауза. Я смотрел то на одного, то на другого, то просто в пространство, и наконец не выдержал и сказал:

– МИША! ЭТО НЕПРАВИЛЬНО! КОЛОБОК ДОЛЖЕН ОСТАВАТЬСЯ СКАЗКОЙ!!!

* * *

У памяти много удивительных свойств. Скажем, бывают периоды, которые кажутся тебе худшими в жизни, а спустя каких-нибудь десять лет вспоминаешь их с удовольствием. А ведь у меня до сих пор в одной из картонных коробок на балконе лежит кусок проволоки, якобы снятой с Колобка. Или нет? Или это очередной мой глюк?

Я решил проверить. Закопался в старые вещи, подавляющее большинство которых было связано с жизнью в Москве: вот фитнес-трекер, купленный мной на первую зарплату. Вот мой первый билет в Большой театр, с программкой. Какой-то блокнот…

О! А вот и проволока!

Я потянулся к ней, но, прикоснувшись, ощутил острую боль – то ли от горячего, то ли от острого. Я осмотрел руку – цела. Ни ожога, ни царапинки. А кусок проволоки как будто забился ещё глубже в коробку.

…зазвонил телефон, и я, немного запутавшись в занавеске, вернулся в комнату. Звонила моя начальница, Ирина, директор по маркетингу в сети тренажёрных залов, в чьём отделе я трудился уже третий год.

– Саша? Как там твои миграционные делишки? – спросила она фирменным весело-настырным голосом.

– Нормально, всё сделал.

– Значит, наконец-то тебя официально трудоустроим?

– Ага! Через пару неделек, когда патент на работу получу.

– Хорошо, я рада. Ты подумал над моей идеей?

– Эм… Ну да.

Идея Ирины, человека за мир во всём мире и глобальную дружбу всех со всеми, исходила из того, что команда у нас многонациональная, сотрудники съехались со всей России и ближайшего зарубежья. Был даже тренер из ЮАР по имени Майло.

Неделю назад Ирина предложила провести ежегодный весенний корпоратив, связав его с нашими городами. Чтобы и оделись аутентично, и приготовили что-нибудь национальное, и, может, какие-нибудь игры предложили в духе своей культуры.

– Не воодушевился?

– Нет-нет! Идея супер, правда.

– Но?..

Считывала она меня всегда с полуслова.

– Я думаю, провести это надо. Многим будет приятно и прикольно. Но лично я, пожалуй, пас.

– Почему? Наварил бы нам борща украинского, байки донецкие рассказал, шахтёрские. Может, сувениров бы каких-то принёс.

– Да, да… Я…

Я нажал на отбой и выключил телефон, типа разрядился. Ненавижу так делать, но иногда приходится. Ирина была старше меня всего на год и с самого начала питала ко мне какие-то тёплые чувства, иначе как объяснить, что она кругом меня продвигала и помогала, даже если я сильно косячил?

Я вернулся на балкон и снова прикоснулся к проволоке. Нормально. Током не ударил… Эх. Знала бы только Ирина, что за “байки” я мог бы привезти из Донецка!..

* * *

– Я от бабки ушёл, от деда ушел, от вас уйду, в запой уйду, за рамки уйду, куда хотите уйду, дайте только катанки немного, голодный я, можно огурец.

Миша протянул Колобку, а вернее – Колостальку, как его правильно, дескать, называть, кусок железяки, предварительно взятый у пожилой четы с канатного завода. Колосталёк принял подношение с благодарностью, впихнул его куда-то в ядро и, как мне показалось, стал чуть больше. Я во всей этой вакханалии участвовать не собирался. Ладно Горнячок, ладно Пиковая или как там ее дама, но Колобок, или Колосталёк, – это извините.

– Нам нужно, чтобы ты отвёл нас к лисе, – сказал Миша.

– Э-э-э, нет, к лисе не пойду и вас не покачу.

– Почему это?

– А то ты не знаешь! С лисами у меня туго.

– Так это раньше было. А сейчас она тебя съесть не сможет. Ты же ей нос раздавишь.

– Уйду от тебя, и от тебя уйду, и от тебя уйду, и от тебя уйду, и от тебя, – Колосталек водил глазами-лампочками то по мне, то по Мише, и меня от этого мутило. Я отвернулся посмотреть на воду, на отблески солнца. Хотя бы оно, солнце, нормальный человеческий шарик…

– Так, Колосталек. Не пойдёт это твоё упрямство нам на пользу. Давай договоримся: ты отведёшь нас к лисе, а я попрошу Шубина добыть для тебя самого вкусного железа, целый килограмм.

– Килограмм?..

Я слышал, как вся конструкция существа зашевелилась в экстазе. Или в раздумьях – не знаю. Так или иначе, он сказал:

– Полтора кило! И тогда я поеду. Только перед лисой будет кто-то ещё, так и знайте. Мне всегда по пути кто-нибудь да встречается.

– Нам это и надо, – улыбнулся Миша, встав передо мной и перегородив обзор на речку. Я обернулся и взглянул на Колосталька. Сверху на нём выросло два металлических сидения.

– Вы запрыгиваете или как? А то уйду без вас.

* * *

Мы мчались с такой скоростью, что встречный ветер теребил мои щёки, как на мотоцикле.

Я был в восторге. И даже к Колостальку стал лучше относиться. В конце концов, он хоть как-то меня развлекает, возит вот. Не то что некоторые. Не то что все на свете. Только и знают, как бы поддеть и в кино из жалости позвать.

Когда мы перекатили через трассу и стали давить полевую траву, Миша сказал:

– К Угольщику едем.

– К кому? – не понял я.

– Не к кому, а куда. Это посёлок такой. Вугляр его ещё называют.

– Вугляр! Вугляр! – объявил Колосталек и ускорился.

– Вугляр! – сказал я, но Колосталек не ускорился. Я просто подумал, что это такая команда, типа педали “газ”.

Через пару минут нам навстречу выбежал заяц. Встал, уши растопырил, глаза растопырил, смотрит, изучая местность, на триста шестьдесят градусов, и не моргает.

– Опять по кругу… – сказал наш шофёр, он же транспортное средство. Остановился и обратился к зайцу: – Может, уйдёшь с дороги, а? А я от тебя уйду. Разойдёмся без обид, так сказать.

Я, никак, попал в народную сказку. Вывалился из реальности, словно яблоко из телеги. Сейчас какая-то бабушка просто-напросто рассказывает обо мне историю внукам, а те только и мечтают, когда включатся мультики, – не нравится им этот растерянный балбес.

Заяц ничего Колостальку не ответил. Жевал себе морковку, держа лапой её, как рукой. Хрустел на всё поле. Я, кстати, успел упомянуть, что был он синего цвета? Глубокого, как небесный свод, яркого, как свет монитора; и прекрасного.

Миша прошептал:

– Кому Синий заяц покажется, того ждёт счастье.

– Это что за примета такая?

– Шахтёрская, – пожал плечами Миша. – Хорошо, что мы с Колостальком поехали. Иначе бы и не встретились.

– Но мы же не в шахте…

Однако Миша уже слез с Колосталька, медленно приблизился к зайцу и погладил его по ушам. Заяц не сопротивлялся. Обнюхивал чужака, продолжая вертеть глазами. Один раз стукнул задними лапами по траве.

– Мы едем дальше или как? – крикнул Колосталек. – А то сейчас от вас уйду, а потом от всех несчастий уйду.

– Подожди минутку! – Миша открыл чемоданчик и извлёк каштан, подобранный на бульваре Шевченко. Заяц заинтересовался: ноздри заходили ходуном – неплохой подарок!

Затем, приняв решение, аккуратно вручил Мише огрызок моркови, а сам, взяв в зубы каштан, убежал восвояси.

– Только не говори, что ты будешь это есть, – сказал я Мише, когда тот вернулся.

– Я – нет. А ты – будешь, – он отдал мне овощ и уселся рядом. – Когда в том нужда случится.

– Зачем? Какая нужда?

– Увидишь.

– Не советую, – сказал Колосталек, не дав мне возможности тоже что-то с частицей “не” ответить. – Лучше уйди от него куда подальше, а потом и от тех уйди, к кому придёшь. Не то сожрёт тебя кто, и поминай как звали, я-то знаю.

– Ой, Колосталек! Хватит своей философией раскидываться, – строго сказал Миша. – Она, кроме тебя, никому не уместна. Поехали дальше. Любопытно, кого мы встретим ещё.

– Я предупредил, – сказал Колосталек, и одна из его красных лампочек, повернувшись, подмигнула.

Волшебный запах пропитывал наш путь, как арахисовое масло – хлеб. Поля вокруг обменивались зелёными и оранжевыми цветами; ни единого домика, только стройными рядами исполинских воинов возвышались вдали электрические башни. Дикая степь проникала в уши, в ноздри, в рот, и доносилось посвистывание сурка-байбака то ли слева, то ли справа.

– Саша, – Миша вдруг повернулся ко мне, и лицо у него было… не то загадочным, не то растерянным. – А давай поговорим про курочку Рябу.

– Вот ещё. Зачем?

– Я уже давно пытаюсь понять. Вот есть такая сказка, да? И там дед да бабка пытаются яйцо разбить. Золотое. Сразу же вопрос: зачем пытаются? Золотое ведь! А потом мышь бежала, хвостом махнула, яйцо разбилось. Сразу же вопрос: почему разбилось? Оно ведь золотое! Перестало таким быть при виде мыши, испугалось? И главное: плачет дед, плачет бабка. Почему плачут? Они ведь сами пытались его разбить!

– Уйду от ваших разговоров… – вклинился Колосталек, продолжая катиться. Но Миша не обратил на него внимания:

– Как мне кажется, тот Исконный сказитель был немного подшофе.

– Подшофе – это как? – спросил я.

– Пьян.

– А.

– Так что ты думаешь?

– Я думаю, дед тот тоже шахтёром был, а курочка Ряба – это метафора шахты. Как-то дед нашёл в ней кусок чистого золота, принёс домой. А что с ним делать – бабка с дедом так и не решили. Продать? Кому? Переплавить? Как? И дальше что? В итоге пришла мышь и сожрала кусок.

– А ты над финалом точно подумал?

– Миша, я на заказ не работаю.

– Ну… Если вдруг придёт в голову, чем это всё закончилось, – дай знать.

Но вместо ответа я только закричал:

– Вот это крутота!!!

Колосталек дал по тормозам. Мы чуть не вывалились вперёд.

Потому что на нашем пути сидел волк.

* * *

Волчара.

Серый, пышный, скалится. И тоже: уши врастопырку, глаза врастопырку, как у зайца, только в этот раз ещё когти врастопырку. Красавец!

Я наклонился и тихо сказал:

– Подъезжай к нему, Колосталек. Заглянем ему в пасть!

– Ты нормальный? – возмутился Колосталек.

А что не так-то? Нормальный, конечно. Но оказаться лицом к морде с убийцей из мира животных – это ведь идеальный способ вернуть память о важных событиях!

– Тихо, – одёрнул нас Миша. Он не выглядел впечатленным и тем более испуганным, но глаз с волка не сводил. – Уж не тот ли это волк, о котором я сказку сказывал?

– Не знаю… Я себе его не таким представлял.

Вдруг Колосталек зажужжал весь, затрясся и медленно покатился к прадедушке собак. Я вжался в сидение, будто это хоть как-то выручит от возможного нападения.

– Так и хочется подъехать, чтобы потом уйти, – объяснил Колосталек. – От волка я, знаете ли, поболее остальных уходить люблю.

Я почему-то рассмеялся. Наверное, от нервов и немного – от восторга. Мы приблизились. Волк дышал с открытой пастью, я отчётливо различал каждый клык размером с айсберг.

– Миша… – сказал я.

– А?

– Где волк – там и стая.

– Ты прав… Но в сказках обычно не так.

– А мы в сказке?

Миша, оторвав взгляд от волка, повернулся ко мне:

– Если и так, – сказал он. – Надеюсь, не в “Курочке Рябе”.

– Ну да, – поддержал я. – Не хочется плакать на ровном месте.

– Вот именно.

– Ты не собираешься что-нибудь сделать?

Я думал, Миша сейчас откроет чемоданчик, достанет оттуда кусок говядины или, там, каштан, протянет волку, и мы поедем дальше.

– Нет, – ответил Миша.

– Почему? А объехать волка мы не можем?

– Нельзя нарушать течение истории. Перед лисой должно быть ещё двое, и что-то у героя должно с ними случиться. Таков закон. Выйдем за его рамки – попадём в другую историю, и лисы нам не видать.

– А кто герой-то?

– Я от тебя уйду, – вдруг сказал Колосталек волку, словно приманку кинул, почву прощупал. А волк перекинул хвост слева направо, и так и сидит.

Волк.

Надо же тебе – волк! Сколько дел он натворил – и поросятам избы разнёс, и козлят съел, и Красную шапочку напугал, и с Петькой в сказке вон не церемонился. А все – волк. Как будто один и тот же.

– Но ты же не можешь быть тем самым… – сказал я вслух. И волк, закрыв пасть, удивлённо на меня посмотрел, точно белку заприметил. – Ты не тот самый…

И что-то такое на меня нашло – степной ветер в груди поднялся, и загудел, загудел! Что с волком этим знаком я тысячу лет, и всех вокруг я знаю столько же, если не дольше, и товарищи мы, и делим друг с другом мёд и грецкие орехи.

– Васька ты.

Я встал с Колосталька. Сделал шаг к животному. Глаза эти – да в них можно было лететь, как сквозь галактики. Его столько раз неоправданно оболгали! И мало того – личности лишили. Волк, волк, волк, твердят, гомонят, не спрашивают имени.

Собирательный образ… Да ну вас.

Без разницы, что таковы законы жанра.

Я исправлю эту несправедливость.

– Да, ты Васька. У тебя были мама и папа, и у них тоже были имена, – я медленно приближался к волку. – Ты любишь тополь. Как увидишь – сразу прикорнёшь в его тени, до самого вечера порой спишь. Среди сородичей ты – самый сильный. Недавно обогнал Фёдора из харцызского леса. Соловьи тогда спели гимн в твою честь – про Ваську молниеносного. Волчихи без ума от твоей шерсти. Это мы не в состоянии разобрать всех оттенков, а вы – ещё как можете! Тебе нравится чесать под правым ухом. В детстве ты всегда просыпался вторым, после младшего брата. Ты спокойный, и ты не боишься огня.

Я подошёл практически вплотную.

– Да, я человек. Но я – Саша. А ты – волк, но ты – Васька. Один такой в Дикополье.

И я обнял его. Шерсть оказалась неожиданно мягкой и пахла отчего-то можжевельником. Я утонул в ней и ощутил, как бьётся волчье – нет, не волчье, Васькино! Я ощутил, как бьётся Васькино сердце. И моё застучало сильнее.

* * *

В соседней квартире сосед начал что-то сверлить. А я взял – и завыл, как самый настоящий волк! Сосед аж дрель уронил, за стеной что-то грохнулось – надеюсь, сам хоть на табуретке удержался. Тут и я, в общем-то, спохватился, что дурака валяю. Однако из всех моих воспоминаний о приключениях с Мишей это – одно из самых тёплых. Жаль, что вымысел.

А про репку я только сейчас придумал окончание. Дед да бабка не потому, собственно, плакали, что яйцо разбили. Наоборот – они пытались его разбить, чтобы был повод поплакать. Так мы и живём: сами волей-неволей портим себе жизни, а потом жалуемся. Самая правдоподобная сказка.

* * *

Миша улыбался, как дурачок, брови полетели ракетами вверх. Колосталек тоже – по крайней мере, один из прутьев под лампочками характерно выгнулся. А Васьки и след простыл.

– Теперь он на помощь к тебе придёт, когда нужда будет, – сказал Миша. – До того, что сделал ты, я и не додумался. Вот тебе и ответ на вопрос, кто герой. Шубин будет тобою гордиться.

– Ага, – ответил я, всё ещё чувствуя запах можжевельника. И желая хотя бы ещё разок встретиться с Васькой. Я представил, что однажды он будет ждать меня возле школы. Я выйду, и все испугаются, а я скажу: “Всё в порядке, он со мной…”.

Путь наш продолжался. Колосталек травил анекдоты про мужей, которые уходят от жён, и про жён, которые уходят от мужей, и про хомяков, которые уходят из жизни через два года после покупки.

Было весело.

Пока Миша не сказал:

– Смотрите, змееяды и орлы-могильники.

– …и она от него ушла, – закончил очередной анекдот Колосталек.

Миша указывал на птиц в стороне. С этого расстояния я их не разобрал – с крыльями, с перьями, а уж какие там виды, фиг разберёшь. Может, и змееяды. Брр, от одного названия плохеет.

– И что? – спросил я.

– Ежели кружат они где-то, клекочут, следовательно неподалёку лежит мёртвое животное. Айда к ним, Сталек.

Шофёр повиновался. Через минуту, отогнав птиц (некоторые до последнего не хотели улетать), мы стояли около трупа. Мёртвого бурого медведя. Освежёванная огромная туша, утыканная стрелами, возвышалась холмом, а кровь образовывала вокруг неё жуткое озеро.

– Откуда тут медведи? – только и сумел вымолвить я, борясь с приступом тошноты.

– Его здесь быть не должно, – ответил Миша. – Как и стрел. Таким образом у нас не охотились последние лет пятьсот.

– Жалко его…

– И мне, – Миша вытер слезу. – Похороним?

– У нас на это сутки уйдут…

Ничего не ответив, Миша достал кочергу и дважды стукнул по камню. Я не сразу понял зачем. Может, он так настраивается на работу? Вдруг из норки, рыхля землю, показалась мордаха с маленькими глазками и длинным розовым носом. Через секунду в метре вылезла ещё одна. Затем – ещё и ещё, пока вокруг нас не стала пищать добрая сотня кротов.

– Помощь понадобится ваша, друзья… Медведь пал в бою. Судя по всему – нечестном. Похороним его с почестями!

Кроты принялись за работу. Они рыли слаженно, тихо и аккуратно. Скоро перед нами была вспаханная земля да медведь под нею. Не иначе – могила неизвестного солдата. Миша сказал прощальное слово: “Я тоже Миша… миша”.

И я в очередной раз подумал об Илюхе. Какими были мои последние слова, сказанные ему? Хотелось бы вспомнить… Вот – я на терриконе, говорю ему: “Смотри, Большая Медведица!”. И вот – туман. Не могли же мы после этого молчать, верно? Что-то ещё наверняка было сказано.

Мы прыгнули на Сталька и поехали дальше, удручённые, тихие. Думаю, Миша остро переживал каждую смерть. Интересно, что обо всём этом говорит Шубин? Как объясняет гибель людей? Как объясняет их исчезновение? Наверняка у него, такого могучего, есть своя убедительная теория. Его тень маячит вблизи, то тяжёлая, то лёгкая, но всегда безмолвная, и услышать его я не могу.

А так хотелось бы.

…на холме вдалеке показался крест. Высокий, металлический, немного проржавелый. Увидев его, я вынырнул в действительность и снова услышал скрип Колостальковых пружин.

– Знаю этот крест, – прокомментировал Миша. – Его поставил начальник смены, чьи коллеги погибли во время аварии на шахте. Они приходили к нему во снах каждую ночь, пока он не почтил их память этим сооружением. Но кто это там?

Рядом с крестом танцевала девушка. Рыжая, но вроде не бесстыжая, в ярко-рыжем платье да с не менее рыжими глазами. Она кружилась вокруг оси, а пышный хвост с белым кончиком едва за ней поспевал. Я чуть не потерял сознание от этой красоты, ей-богу.

– От всех ушёл… А от судьбы не ушёл, – обречённо сказал Колосталек. – Эй, рыжая, хитрая! Может, мне тебе на нос запрыгнуть? А? Как ты на это смотришь?

Девушка… Стоп, теперь это была не девушка. Мы подъехали ближе, вкатились на холм, и перед нами предстала статная глумливая лисица.

– Следуй за лисой… – проговорил я.

– Именно, – Миша слез на землю. – Спасибо тебе, Колосталек. Привёл-таки. Дальше мы сами.

– Да? Ну ладно.

И он с бешеной скоростью укатил в обратном направлении.

Ушёл.

Как и обещал.

– Мы ещё встретимся! – крикнул ему Миша вдогонку.

* * *

Лиса снова обратилась в девушку с хвостом. От неё можжевельником не пахло. И чем-либо ещё – тоже. Наверное, это всё потому, что я в принципе ничего, кроме своего страха и трепета, не чувствовал. Уж лучше б вместо неё тут стоял какой-нибудь монстр!

Я никогда не умел общаться с красотками. Хотелось спросить у неё, как дела, но Илюха как-то упомянул, что этот вопрос их бесит. Типа говорит о том, что у меня нет фантазии. А как надо – я не запомнил. Продемонстрировать фантазию? Сказку придумать? Что? Спросить: “Откуда у тебя хвост?”. Так понятно, откуда, она ж лиса, мать-природа постаралась. Ну и просто мать – тоже.

Пока я метался, раздумывая над планом действий, Миша взял ситуацию под контроль и сказал:

– Веди нас.

Вопреки моим ожиданиям (никогда бы не подумал, что “Веди нас” – это нормальная альтернатива вопросу “Как дела?”), девушка кокетливо поманила нас пальцем и обошла вокруг креста по часовой стрелке. Мы – за ней. Затем обошла против. И мы – тут как тут.

Следовали за лисой. Как и студент Вадим. По пятам; не раздумывая. Хвост её мелькал перед нами; а когда она слегка подпрыгивала, он тоже подпрыгивал – и я тоже за ними подпрыгивал. Потом лиса обошла два раза по часовой и три – против.

Так мы и ходили, пока в один момент лиса не остановилась. Я увидел деревянную дверь, какие обычно ведут в подвалы, прямо среди травы под ногами, на вершине холма, где мы стояли. Раньше её здесь не было.

– Кто первый спустится? – спросил я у Миши.

– Куда?

– Сюда, – я указал на дверь.

– В землю? Яму рыть, что ли?

– Почему яму? Вот же дверь.

Миша посмотрел на меня, потом на дверь (по крайней мере, бросил взгляд в её сторону), потом – на лису. И сказал:

– Я не вижу никаких дверей.

– Как – не видишь?

…в этот момент откуда-то снизу донёсся крик. Мужской вопль отчаяния и боли.

– А это ты тоже не слышишь? – похолодев, спросил я.

– Это слышу.

– А дверь не видишь?

– Дверь не вижу.

Снова крик. Ещё более отчаянный. Сковывающий…

– Тебе придётся пойти через дверь без меня, – сказал Миша. – Тайные подземелья открывают двери не всем. Сейчас ты, видимо, более достоин, чем я.

– Уверен?

– Абсолютно. Ступай, Саша.

– А вот и ступлю.

– Вот и ступай.

– И ступлю.

– И ступай.

Так ещё раза четыре, и я потянул дверь на себя. Вниз вела дряхлая деревянная лестница. Перед тем как я поставил ногу на верхнюю ступеньку, ко мне подошла рыжая (в человеческом виде) и поцеловала в щёку.

Я чуть кубарем в этот подвал не свалился!

– Миша, ты до сих пор не видишь дверь? – крикнул я снизу.

– Нет. Зато вижу, как ты проходишь сквозь землю.

– А.

– Саша, я знаю, тебе страшно…

– Мне не страшно.

– Помни, ты – Исконный сказитель. В твоих руках – сила. И в твоих устах. А я… Я посижу здесь. Подумаю.

* * *

Было сыро и холодно. Пахло землёй, да так ядрёно, словно кто-то пшикнул освежителем “Чернозём”. В конце тоннеля, метрах в ста, что-то блестело. Оттуда доносился человеческий вой. Я медленно двинулся на свет и добрался до комнаты, которая затем навсегда отпечатается в моей памяти.

Сокровищница. Драгоценности – в каждому углу, сложенные сверкающими кучками. Золотые монеты, кроваво-красные и зелёные камни, богатые доспехи. Невообразимые богатства, вокруг которых витало лишь одно чувство – жажда обладания. Мои зрачки уже наверняка превратились в рубины, и хотелось только одного – прикоснуться, взять, спрятать в карман и остаться здесь навсегда…

Здесь же, в сокровищнице, я увидел человека, вопящего от боли. Я узнал студента Вадима по фотографии с рабочего стола его компьютера. Русого, с узким подбородком и несбритыми усами. Его интеллект нельзя было скрыть даже за гримасой страданий. Всякий раз, когда Вадим прикасался к золоту, он кричал. Но почему-то не прекращал это делать.

– Эй! – окликнул я Вадима. Он повернулся и уставился на меня тупым взглядом. Затем дотронулся до толстой монеты, и пещеру снова пронзил его крик. – Стой! Зачем ты?..

– Я не могу… Это проклятые сокровища, собранные Харцызом и Зуем в разбойничьи времена. Каждый, кто увидит их хоть раз, захочет дотронуться, и ничто не сможет его остановить. Его будет мучить боль, как от ударов топором по сердцу.

– А почему я себя сдерживаю? Пусть и с трудом…

Студент снова прикоснулся к золоту. И снова закричал. А когда я попытался его оттащить, он ударил меня в висок, вернулся к груде и промолвил:

– Потому что ты проклят и так. И проклятье твоё сильнее стократ.