Читать книгу: «Дикополье. Слово Шубина», страница 12
Николай махнул на неё рукой и вместе со мной помог Мише подняться.
– Что увидел ты, добрый приятель-товарищ? Что заставило кожу твою побелеть до уровня пепла?
– Зло, – ответил Миша, глядя на сердце. – Невиданное зло. То, что прикрывается добром. Самое ужасное из всех.
– Ты про сердце? – не понял я.
– Нет. О том, что его убивает. Сердцу Дикополья больно. Не могу сказать, сколько ему осталось. Но услышать причину в одиночестве – невозможно. Однако я знаю точно: ответ – здесь, прямо у нас перед носом.
– Так давайте попробуем вместе! – предложил Николай. Это звучало опасно, учитывая, что произошло с Мишей минуту назад, но предложение Никеля имело рациональное зерно.
Лола, правда, так не считала.
– Вас инфаркт хватит, – сказала она.
– Чур тебя! – ответил Миша и кивнул нам.
– Ладно… – вздохнул я.
Мы медленно приблизились к огромному органу.
– Если с нами что-то случится, – сказал Миша, – знайте: вы – отличные парни!
И насчёт “три” мы прислонились к сердцу.
…мне в мозг вплеснули тысячу кубиков боли. Кровавых злодейств. Страданий. Смерти. Сразу и вместе. Зло – в чистом виде, исконное и первобытное. Я посмотрел ему в глаза. Почувствовал дыхание. Жить перехотелось. Смысл жизни пропал.
* * *
Я проснулся. За окном по-прежнему не светило солнце. Его и не существовало на небосводе – только серое, гнетущее и никого не согревающее покрывало. Я встал, на автомате пошёл в ванну, почистил зубы. Нашёл на полке старый испортившийся “Супер-Джек”, откусил кусочек. Вышел на улицу.
Маршрутки по опустевшему городу не ходили. До Парка кованых фигур я отправился пешком – по Артёма, мимо “Донецк-Сити” и Детского мира, мимо Олимпийского. Скульптуры сохраняли в себе память минувшего. Их не коснулись перемены. Всё та же Эйфелева башня. Золотой петушок. Голова Святогора.
И Шубин…
– Привет, Шубин, – сказал я. – Давно мы с тобой не виделись.
Я сел на землю рядом с ним и стал раскачиваться: вперёд-назад, вперёд-назад… Где ты? Почему не явишься, не скажешь мне: Саша, всё хорошо. Тогда б я ответил тебе, что нет, не всё хорошо. Здесь без тебя нам плохо. И ты бы растворился. Снова. Вместе с Донецком. Вместе с зыбкими воспоминаниями, в которые превратился мой город и всё моё существо.
* * *
Я лежал на земле. Рядом – Миша и Николай. Такие разные. Они даже стонали по-разному. Один – громко, другой – нараспев.
– А я говорила, – сказала Лола.
– И как… как? Как – после увиденного?.. – прошептал я.
– Нормально, Саша. Николай предложил верную идею. На этот раз мне было полегче.
Что, в таком случае, он испытал в первый раз? В голове не укладывалось. Я с трудом поднялся и опёрся рукой о стену. Звёздочки согрели мне ладонь. Я выздоравливал.
– Выходит, чем больше нас здесь соберётся… – промолвил Миша. – Тем более вероятности услышать что-то толковое. И разгадать наконец зловещую тайну.
Дверь в комнату скрипнула. Мы обернулись. На пороге стоял школьник (да, снова) в национальном костюме (извините, не скажу, какой страны) с лёгким пушком под длинным носом, двумя кирками на поясе и старинной лампой в руках.
– Из Скандинавии я. Не видно, что ли? Пришёл вам помочь, – я напрягся. Хоть бы он не говорил стихами, хоть бы! – Мне казалось, стуканцы шалят, а у вас тут сердце гигантское, – и добавил себе под нос: – Выглядит нездоровым. Вплеснули бы ему противоядие какое, а то стоят, ворчат.
Фух, нет. По-человечески говорит.
– Не стуканцы, а Вихтляйн, уж тебе ли не знать, – сказал Николай. – А это – Дикопольное сердце.
– Никель? Ты, что ли?! – почему-то возмутился незнакомец. – Ну, всем пока.
И вышел, тихо поругиваясь.
– Тебе оторвёт голову! – крикнула вдогонку Лола.
– Отвали! – раздалось с другого конца тоннеля.
Я ошалело посмотрел на Мишу. Тот – на Николая. Николай заприметил кусок никеля в стене и съел, причмокивая. Лола прошептала что-то непотребное.
– Это кто был? – спросил я.
– Кобольд, – объяснил Николай. – Мы с ним немного в контрах… Разных камней мы… В общем, разные любим мы камни.
– И какой он камень любит?
– Кобальт, конечно же! Потому его так и зовут. Вот такое потешное имя.
– Всё веселее и веселее… – я уселся на камень и начал припоминать, когда там каникулы.
– Нам надо его догнать и попросить помочь, – не очень уверенно произнёс Миша.
– Э, нет, это без меня. Ещё я за Кобольдом не гонялся, – даже не пытаясь выстроить возмущение в фирменный ритм, сообщил Николай и демонстративно скрестил руки на груди.
– На обиженных воду возят! – сказала ему Лола. – И убивают!
– Лола, закрыть бы тебе уже, как его… рот!
– А я ведь могла бы помочь, мой дорогой приятель-товарищ… – ехидно парировала Лола, после чего открыла гроб. Трупа внутри не оказалось, только разнообразные фрукты. Она взяла яблоко и, сверля игривым взглядом Николая, громко откусила.
– Может, вчетвером попробуем? – предложил я.
– Мало, – отрезал Миша. – Нам нужен Кобольд. И наверняка кто-то ещё.
– А я вам не пригожусь?
Мы снова обернулись. На пороге стоял очередной персонаж. На этот раз – не школьник (и на том спасибо), а высокий сгорбленный дядька с седоватыми волосами. Его маленькие глазки, выглядывая из-под густых бровей, бегали туда-сюда, как шарики для пинг-понга.
– Меня зовут Пустецкий. Думал, Хаусшмидтляйн стучат, а это – сердце. Мне нравится сердце. Оно такое… Большое. Величественное. Как горы. Хотя я никогда не видел гор. Я в них живу, внутри, понимаете? Мы дружим с Шубиным. Вы не видели Шубина? Жизнь столь быстротечна…
– Вихтляйн… – поправил Николай.
– Что? А, нет, конечно, нет. Хаусшмидтляйн. Мне это доподлинно известно, хотя о какой уверенности может идти речь, устройства вселенной нет ничего сложнее. Это вы, Никель? Не признал вас сразу, простите. Жизнь быстротечна, а я стар… Там, откуда я родом…
– А откуда вы родом? – спросил я.
– Я-то? Из Польши. Из Чехии. Из Богемии. Из Селезии. Называйте как угодно. Я не придирчив. Это Никель поправляет всех вечно. А мне не до принципов… Красота моих родных мест…
– Вы поможете нам?
– Я здесь как раз для этого. Что нужно сделать?
– Умереть, – сообщила Лола.
Николай стукнул себя по лбу. Миша глубоко вздохнул. Пустецкий вытаращил на девушку глаза:
– Ведьма! – Объявил он. – Сгинь!
И вышел из комнаты.
– Пустецкий!.. – крикнул я.
– Нет-нет, – донеслось эхо, – жизнь и так чересчур коротка.
* * *
Я спустился по проспекту Ильича на Набережную Кальмиуса. Речка ничем не пахла; и не воняла. Ароматы города куда-то делись. Парфюм, в котором когда-то был миллион нот, с сердцевиной из угля и роз, просто-напросто испарился. Я смотрел на мутные воды, вспоминая, как раз за разом здесь звучал смех – круглые сутки! Как молодёжь играла в “Крокодила”. Как распинался передо мной и Мишей Водянов… Я отвернулся и пошёл вверх, к площади Ленина. Мне хотелось наведаться в последний пункт и вернуться туда, откуда я пришёл. Не домой, нет. Не было у меня больше дома. Пора было это в очередной раз признать.
* * *
– Это форменное безобразие, – сообщил Миша. – С такими темпами нас тут только закапывать с концами, – причитал он. – Сердце погибает, а мы так ничего и не предприняли. Пойдёмте за Кобольдом и Пустецким, догоним их!
– Мы, если выйдем, обратно путь не факт, что найдём, – покачал головой Николай. – А на Лолу снова рассчитывать я бы не стал. Она штук двадцать яблок уж съела, вряд ли захочет идти…
– Так что же нам – ждать, пока кто-нибудь вменяемый явится?! – возмутился я, разделяя негодование Миши.
– Вменяемее меня не сыщете никого, никого, никогда, – сказал новый гость. Мы лениво обернулись, и первое, что увидели, – большую голубую шляпу, закрывающую лицо незнакомца. – Меня зовут Голубая Шляпа.
– Сразу сказать поспешу: не Вихтляйн это стук, это стук Дикопольного сердца, – объявил Николай.
– Никель, ты, это ты, что ли?! Гуд морнинг тебе, и тебе тоже, и тебе. Или как там у вас говорят: гутен так? Так?
– Ты в гостях, Шляпа, так изволь на местном повторы свои изрекать.
– А, ну да. Здоровенькi були, були да сплыли. Но тебе ли, Никель, не знать, что стучат обычно Коблинай.
– О каких Коблинай идёт речь, стучат лишь только Вихт…
– Вы нам поможете? – резко сменил тему Миша. Споры подземных владык о Вихтляйн, Коблинай, Хаусшмидтляйн и стуканцах порядком ему надоели. Мне тоже. Тем более что ни одного маленького человечка мы до сих пор не увидали.
– А сделать что надо, надо-то что?
– Послушать сердце.
– А. Да не вопрос. Какие вопросы.
Голубая шляпа не стал дожидаться объяснений. Под наш дружный протест он подскочил к Сердцу и прикоснулся к нему ухом. Огоньки погасли. Шляпа слетела на пол, под ней оказался паренёк лет десяти с полными ужаса глазами.
– Вы с ума посходили? Вы меня за дурака держите, за идиота, за дуралея?! Не буду я вам помогать, сумасшедшие! Выжившие из ума!..
Он подбежал к Лоле, запрыгнул в гроб и закрыл крышку изнутри.
Кружка Николая упала на пол и громко стукнулась о камень.
* * *
Филфак пустовал. Я поднялся на третий этаж, зашёл на кафедру русской литературы. Спиной ко мне, глядя в окно, стоял Алексеев Пётр Алексеевич.
– Здравствуй, – сказал он мне, повернувшись.
– Здравствуйте, Пётр Алексеевич.
– Шубина обыскался, друг?
– Не знаю… Не уверен, что я его ищу.
– А зря. Найти его – самое главное, что бы ты мог сделать прямо сейчас. Самое важное.
– Но где?
Пётр Алексеевич улыбнулся.
И растворился.
Я постоял ещё немного, опустив голову, и вышел. Со стен факультета сыпалась зелёная краска. Кое-где на полу отпечатались следы грязных ботинок. В воздухе стоял предсмертный крик устного народного творчества Дикополья.
* * *
Нашему отчаянию не было границ. Уже третьего потеряли! Голубая шляпа, лёжа в гробу, не соглашался выйти ни под каким предлогом, а уж помочь нам – тем более. Если люди разные, то волшебные создания – и подавно.
– Всё пропало… – упаднически промолвил Миша.
– Прорвёмся, – сказал я.
– Короче говоря, – в комнату зашёл Кобольд. – Я помогу, только если Никель сдрыснет, – и тихо добавил: – И если вы поумнее станете, стали тут, носами крутят-вертят…
– Никуда идти я не собираюсь, а тебе рекомендую остаться, хоть это мне не по нраву.
– Ясно. Тогда уйду я.
И вышел.
– А-а-а! – потерял контроль Миша и швырнул чемоданчик в стену. Пустецкий явился спустя пару секунд. Боязливо сторонясь Лолы, он подошёл ко мне и шепнул:
– Что у неё в гробу? Чует моё сердце – там что-то дикое, какое-то проклятие, или кара небесная…
– Сумасшедшие! – выкрикнул из гроба Голубая шляпа и так напугал Пустецкого, что тот выбежал, мы и пискнуть не успели.
– Не умри там от страха! – посоветовала Лола. Не очень-то её смущало, что её гроб занял постоялец. – Хотя умри.
– Лола, может, хватит всех смущать своими выходками? – попросил я, ни на что особо не надеясь.
– Ладно, пусть Никель остаётся! – сообщил вошедший Кобольд. – Но… Нет, пусть Никель уйдёт.
Вошёл Пустецкий. Увидел Лолу. Вышел. Кобольд тоже вышел. Голубая шляпа вылез из гроба, поклонился и залез обратно. И так это всё продолжалось.
Пустая, никому не нужная театральщина. Когда начинает “пахнуть жареным”, люди разбирают роли, принимают правила игры, реплик, взглядов, набор друзей и врагов, набор родственников, с которыми не согласен более общаться… И нельзя играть сразу несколько ролей. Мир оборачивается в сцену; ты либо этот, либо – тот, шаг в сторону ступишь – испортишь всю пьесу.
И такая злость меня одолела! В жизни такой не испытывал! Что же вы творите, подумал я. Что устроили? Разве сейчас – время? Разве стоит сейчас показывать свои “бе” вместо того, чтобы стать друг с другом плечо к плечу?.. Вы бы ещё драться тут начали!
И я закричал:
– А ну вернитесь сюда! Все! быстро!
От моих слов, от крика, Сердце Дикополья вспыхнуло ярким пламенем. Николай, Миша и Лола открыли рты. Да и я открыл, наверное. Звёздочки выскочили из стены и окружили меня ослепляющей аурой. Тук-тук… Тук-тук… Стучало Сердце Дикополья, напоминая, что всё здесь, всё в этом мире – под одной крышей.
И волшебные существа вернулись.
– Неужели вы не понимаете? – сказал я, глядя на Кобольда, на Пустецкого, на Голубую шляпу, ошарашенно выскочившего из гроба. – Это очевидно. Противостоять злу можно сообща – и только так! Вы сильные. Легендарные. Вы – властители подземелий. Но вы должны быть вместе. Понимаете? Слышать друг друга. Не бояться. И не ссориться. А сейчас мы подойдём к Сердцу. И послушаем, что оно хочет нам сказать. А потом – делайте что хотите. Иначе головы пооткручиваю!
Ух как! Круто, скажите?
Мы подошли. Молча. Никаких комментариев – ни от Лолы, ни от Николая. Слово Исконного сказителя обрело силу. Мы окружили Сердце и взялись за руки, как католики – во время молитвы перед ужином. Миша сжал мою руку крепко. А затем мы прислонились…
И тихий шёпот сообщил нам:
– Темногор!.. Темногор!.. Темногор!..
* * *
Я зашёл в комнату Алины в красном доме на Гладковке.
Включил компьютер.
Открыл “Вконтакте”.
Как я и подозревал – именно здесь был центр “Жути Дикополья”. Алине принадлежали права администратора. Сообщество она не вела уже много лет, последняя запись датировалась днём, когда мы узнали о Темногоре.
Но не это вывело меня из колеи. Было ещё одно подозрение, хранящееся в дальней-дальней кладовой моего подсознания. Я нажал “выйти из аккаунта”. И посмотрел, под чьим именем ещё заходила Алина в социальную сеть.
…там был мой аккаунт.
– Ты её выдумал, – сказал знакомый голос.
Я обернулся. Рядом стоял Миша.
– В день, когда Илюха исчез из твоей жизни, ты бродил по Гладковке и увидел пустующий дом. Как Исконный сказитель, ты сочинил Алину, до последней детали – всю её. И так ярок был твой вымысел, что он начал сочинять дальше, самостоятельно. Сначала – Сергея Петрова. А затем – те жуткие истории, подчинённые воле Темногора, вокруг которого всякий сюжет обретает страшные очертания. Помнишь, как мы его искали? Помнишь, как бродили по Всеподземью?
– Я помню.
– Но помнишь ли ты самое главное?..
– Зачем ты здесь, Миша? Почему пришёл именно сейчас? Когда я уже стал забывать…
– Именно поэтому. Именно поэтому я и здесь. Чтобы не забывал. О том, откуда ты. О том, что живёт внутри тебя. О том, кем ты являешься на самом деле. Нам тебя не хватает. Ты нужен, нам. Вернись домой. Я прошу тебя. Я заклинаю. Вернись домой, Шубин!
Глава 15. Темногор
…запыхавшиеся, усталые, все в грязи, но довольные, они уселись на траву и уставились на звёзды.
– Смотри, Малая Медведица. Её редко увидишь, – сказал Саша.
– А Большая где? – спросил Илюха.
– Должна быть где-то рядом… А, вон!
– Вижу!
Вечер казался волшебным. Настолько, что хотелось вдохнуть воздуха и не выпускать его, так и оставить его внутри себя, закупорить, а то вдруг – момент уйдёт, а с ним и магия? Саша говорил сегодня меньше обычного. Он представлял себя Святогором, что совершил очередной подвиг – покорил террикон, и считал себя вправе хорошенько отдохнуть.
– Я Святогор, – произнёс он гордо.
– Что? – не понял Илюха.
– А ты Темногор!
– Не понял.
– Мы – две стороны одной силы!
– А-а-а, очередная история? – обрадовался Илюха. – Ну наконец-то! А то я уж было подумал, ты сегодня решил не баловать меня. Ну-ка, расскажешь на видео?
Илюха поднялся и достал камеру. Но Саша не поднялся – вскочил! Подобрал с земли два могучих орудия. Одно кинул под ноги Илюхе, другое оставил себе.
– Это – Киркалибур! – Саша указал на своё. – Легендарное оружие Подземелья, которое могу вытащить только я – Святогор. А это – Меч Сварога! – он указал на орудие Илюхи, что до сих пор лежало у ног того. – Легендарное, но вместе с тем страшное оружие, способное уничтожить Дикополье!
– Дикополье? Можешь повторить? – попросил Илюха, увеличивая изображение в камере.
– Это где мы живём! Дикополье! – воскликнул Саша и взмахнул Киркалибуром.
– Так, подожди, можно ещё раз? – Илья подобрал Меч Сварога и поднёс к объективу. – То есть вот эта палка – Меч Сварога. Видите, да? Дрын вот этот. А вот это… Твоя палка… Ну-ка, покажи, – Саша показал. – Кр… Как?
– Киркалибур! Защищайся!
– Да подожди! И это, типа… Сильнейшие орудия, да?
– Да!
Звёзды светили над Дикопольем. Тысячи солнц – пока ещё светили. На вершине этого террикона сходились все силы, все сплетения рисовали здесь свой узор, Саша ощущал их ярко – как никогда! Он не знал, что за ним наблюдают… Смотрят откуда-то снизу, затаив дыхание.
Маленького роста бойкий старичок с длинной бородой и фонарём сидел на выступе подземной скалы, и смотрел – как только ему это удавалось?! – на мальчишек, и чувствовал, что грядёт беда. И беда пришла…
Она пришла, когда Илюха опустил камеру. И засмеялся. И смех его прокатился над терриконом чудовищным громом.
– Чувак, я правда… я уже не могу, – захлёбываясь, сказал он. – Это слишком смешно. Я не выдерживаю. Боже, какой ты придурок! Слушай, чудик, ты вообще в курсе, что у меня даже группа про тебя есть ВКонтакте? Правда, никому больше не интересно на тебя смотреть, кажется, да и я переезжаю завтра. Короче. Ты бросай свою ерундистику. Становись уже взрослым. Давай, пока.
И он ушёл.
Саша смотрел ему вслед. А под его ногами земля трескалась и исчезала. И в один момент – бездна разверзлась.
Маленький старичок в ужасе прижал руку к губам…
* * *
Миша выглядел подавленным и, наверное, впервые – повзрослевшим. Он говорил так тихо, что хотелось всматриваться в его глаза – они и то говорили громче.
– Это не Илюха провалился в бездну. А Саша. А ты, Шубин, прыгнул следом за ним. Не мог позволить невинному сгинуть. Ты схватил Сашу, и ваши сущности слились воедино. Твоя душа. И его разум. Когда ты покинул террикон, ты не помнил о том, что был Шубиным. Не помнил о том, что случилось, ты стёр это из своей памяти.
– Миша, что за…
– Ты бродил по городу, словно заново рождаясь. По Гладким Княжествам. По Чёрному Лаптю. Там ты выбросил свой Киркалибур, и он провалился в землю, в Шубинскую шахту, где однажды ты обнаружил его снова – вместе со мной… Но Меч Сварога остался лежать на том терриконе, открытый, незащищённый. И его обнаружил Вендигин и забрал, чтобы освободить своего владыку – Темногора. Ещё будучи Сашей, ты предсказал приход Темногора.
– Миша, не говори ерунды!
– Ты осознавал себя как Саша. Но тебя грызла потеря. Потеря веры. Потеря памяти… Тебе казалось, что люди – даже родители! – отворачиваются от тебя. А когда студент Вадим сказал, что ты проклят, – ты поверил этому, потому что только так ты мог себе объяснить предательство.
– Миша. Я не падал ни в какую бездну. Я стоял на вершине террикона. С дурацкой палкой в руках. Смотрел сначала на спину Илюхи. А потом – внутрь себя. И меньше всего на свете мне бы хотелось вспоминать тот вечер. Вечер, когда я себя проклинал.
И впервые с того момента, впервые, я почувствовал, как слёзы катятся по моим щекам… И пол под нашими ногами затрясся. Через мгновение в комнате “Алины” развернулась бездна – теперь уже по-настоящему. И мы полетели вниз. И мир Дикополья окончательно смешался с миром реальным.
* * *
Представьте себе улицу города – любую, детали тут не принципиальны. Теперь представьте, что вы прохожий. Идёте себе за хлебом или энергетиком, например; и вдруг – видите группу странных школьников. Надо сказать, очень странных: один в огромной голубой шляпе, другой – с пивной кружкой, и все при этом ведут себя по-взрослому донельзя.
…да ещё и следуют за девушкой с гробом.
А? Каково?!
Вот такое впечатление мы и произвели, когда после знакомства с Сердцем Дикополья выбрались на поверхность и отправились в сторону Шубинской Шахты – вытащить наконец-то правду из Темноглазья. Теперь, когда мы знали, кому оно принадлежит…
– Англичане бы с нами поздоровались, поприветствовали, “Hi” бы сказали – и делу конец, – ворчал Голубая шляпа, закрываясь головным убором от любопытствующих глаз.
– Зато мы в центре внимания! – сказал я.
На шахте же начался настоящий фурор. Целый четыре духа подземелья собственной персоной! Не каждый день встретишь такое на смене. Штейгер и слушать не захотел, когда мы отказались от рюмок коньяка.
– Не пущу вниз, пока не! – краснея, объявил он, обнимая то Кобольда, то Николая. Лолу у него обнять не получилось – она сказала, что, если прикоснётся, на него свалится кран. В итоге мы только промочили губы (потому что алкоголь детям нельзя) горьким напитком. Этого хватило, чтобы Николая развезло и его словесные конструкции посыпались, как кубики лего:
– В Дикополье нравится мне, друзья, в Дикопольном крае – расчудесно, ха-ха!
И поднёс кружку, чтобы штейгер ему добавил. Но Миша покачал головой, и Дед повёл нас в копёр, к клети. Рядом бежали ёжики, обнюхивая наши ноги, один из них легонько уколол Николая, отчего тот свалился почти без памяти, но всё-таки сумел подняться (не без помощи Кобольда, который из вредности сначала ещё раз уронил Николая наземь и только затем поднял по-нормальному).
– Дикополье никто, вы слышите, никто не ставил на колени!
– Всё так, Николай, всё так.
Рукоятчик-сигналист Семён, разинув рот, даже жетоны просить не стал. Мы утрамбовались в клеть и помчались в подземное царство. Внизу нас встретили Горнячок с братией с куском бумаги с надписью “Добро Пажаловаць” в руках.
– Ты не Вихтляйн! – икнул Николай.
– Не хто? – не понял Горнячок, вопросительно глядя на меня. Я легко махнул рукой, мол, не обращай внимания.
– Стуканцы уже не те… – промолвил Голубая шляпа.
Дверовые раскрывали перед нами дверь за дверью, нам пришлось пообщаться, наверное, с каждым, кого я встречал при последнем посещении. Кроме Ильи. Нам сказали, что он бесследно исчез – после того, как зашёл однажды к Темноглазью.
– Ну как бесследно… – поправил штейгер. – Уволился он. Не буду, говорит, находиться рядом с этим чудовищем впредь.
– Как же так? – спросил Миша. – И вы его отпустили?
– А чем мне его, коньяком сдержать? Или кулаками? Он же со своими Понедельниками всей шахте бы вечный понедельник устроил, коли б мы хоть словом заикнулись.
– Будем надеяться, ещё вернётся… – сказал я.
– Ху из Илья? – спросил Голубая шляпа.
– Хороший человек, – ответил Миша.
– И очень большой, – добавил я.
Сказать по правде, я надеялся, что Муромов будет здесь… Учитывая, с каким противником нам предстояло встретиться, помощь настоящего богатыря ох как бы не помешала.
* * *
Темноглазье при виде нас забилось в угол. Оно знало, что мы знаем, и в огромных глазах впервые отразилась жуткая помесь страха и неистовой ярости.
– Ху из эта тварь?! – воскликнул Шляпа.
– А это глаза нехорошего человека, – сказал Миша и подтолкнул меня: – Давай, Саша. Начинай!
Я посмотрел на Темноглазье. Оно – на меня. Паззлы складывались в понятную картину. Я знал, что стоит мне начать говорить и я наконец-то расскажу историю, что расставит всё по своим местам. Но вместе с тем я снова услышал Сердце Дикополья. Его тихий жалобный стук… И с ним – тысячи криков о помощи. Беду…
– Ты что, Саша? – спросил Миша.
– Это небезопасно, – тихо сказал я.
– Почему?
– Он знает, что мы здесь… Знает, что вот-вот найдём его. Он сделает всё, чтобы нас остановить.
– У нас нет другого выбора.
– А может, есть? Зачем провоцировать зло? Мы можем… можем…
– Что “можем”, Саша? Зло – на то и зло, чтобы нести тьму, и никакие провокации не станут для него предлогом.
Зло… Я только в детстве верил в это слово, когда мама читала мне сказки. Со временем я научился понимать, что нет света и тьмы, есть только люди, которые живут в разных системах координат. И если система одних нарушает систему других, их начинают величать злом… Но теперь я понял, что Миша прав.
– Ты – глаза Темногора! – сообщил я Темноглазью. – Илья Муромов гулял однажды, как он считал, со своим другом, Святогором. Но на самом деле это был брат Святогора, тёмная его сторона. Они нашли гроб с надписью: “Кому суждено в гробу лежать, тот в него и ляжет”. Для Ильи гроб оказался велик. А когда в него лёг Темногор, всегда и во всём желая быть первым, несмотря на доводы разума, крышка закрылась. Илья пытался разбить её своей кувалдой Понедельником, но с каждым ударом на гробу возникали непробиваемые цепи. По легенде, после освобождения Святогора вся нечисть покинет край Дикополья. Но сказители не знали, о ком идёт речь, а Шубин запретил всем помнить о Темногоре и гробе его. Ибо когда вышел Темногор на свободу при помощи Меча Сварога, он всю нечисть созвал под своё начало. И мы должны её одолеть вместе. Вместе!
– Скажи, Саша! Скажи, где нам найти Темногора!
Я упал на колени. Моему взору предстала выжженная пустыня грядущего. Тела мёртвых людей устилали её. Небо окрасилось в серый, земля – в чёрный. И посредине стояла она. Невиданных размеров тень богатыря, чьё движение рук порождало страшные тучи, а впадины глаз метали молнии.
– Где, Саша?.. – донёсся до меня голос Миши.
– Вы не поверите, но… в Святогорске, – выдохнул я. – Где-то в районе Святогорска нас ждёт Темногор. Там нас ждёт смерть.
* * *
Я лежал на холодной земле и смотрел на табличку с надписью “Комната утерянных воспоминаний”. Какая шутка судьбы! Какая ирония. Я даже (пока что) не обращал внимания на боль в спине и правом плече после падения.
– Сильно ударился? – спросил Миша, сам весь в пыли и какой-то грязи.
– Ты про сейчас? Или про тогда? Когда Илюха оказался не тем, кем я считал его всё время? Когда не о землю ударился, а о жизнь в самых лучших её проявлениях? – каждое сказанное слово возвращало меня в тот день. Я ненавидел свой голос – потому что он всё это произносил; я словно всковырнул давно засохшую болячку где-то внутри, и из неё по всему телу расползалась тоска.
– Шубин… – Миша сделал неловкий шаг вперёд, не то боясь меня, не то жалея.
– Не надо было тебе являться ко мне в Москву. Мне было нормально и без тебя. Так бы и жил себе…
– Нельзя забывать…
– А ты не видел? Мы вообще-то в комнате утерянных воспоминаний. Здесь так принято, – я вздохнул. – Помоги подняться, плечо болит ужасно.
– Не сломал?
– Вроде нет, – я пошевелил рукой. Всё работало, но движения отдавались сильной болью. – Куда дальше?
– Ты и сам знаешь.
– Угу. На Меловые горы. Помочь ребятам. Помочь Саше, – я усмехнулся. – Какой нонсенс!
– Мы живём в мире нонсенса, Шубин.
Ох, так и треснул бы по этому самодовольному лицу!
– Вот что ты заладил? – я схватил камень и бросил его в стену. – Шубин, Шубин… Хорош уже. Это ты – Шубин. Ходил за мной зачем-то. И все тебе в ноги кланялись при первом знакомстве, ибо каждый дончанин твой друг. А? Может, ты мне байки просто рассказываешь.
– Не моё это дело – байки травить, – Миша снова сделал шаг ко мне и заглянул в глаза. – А твоё.
– Ты ещё про “Исконного сказителя” заведи шарманку, – я же, наоборот, отступил. – Хватит. Наслушались. И вообще, как мы отсюда выберемся? Кто нас выведет? Лола? Или Сердце Дикополья искать пойдём?
И, словно в ответ на мои слова, мы услышали громкий стук. Тук-Тук. Тук-Тук.
– Ты слышишь, да? – спросил я.
– Слышу… – почему-то грустно ответил Миша. Лицо его никак не переменилось.
Тук-Тук-Тук.
– И я слышу…
Тук-Тук.
– Что-то не так как будто.
– Да… – повторил Миша. – Как будто не так.
Тук-Тук.
Тук…
И стук затих.
* * *
То, что происходило потом, одни назовут фантасмагорией, другие – сюрреализмом. Ибо таков он – Темногор. Всякое событие вокруг него – абсурд, в который поверить невозможно, но верить приходится.
Не скажу, что мы возвращались из шахты мимо гаражей в полном молчании. Молчали только я и Миша. Также не скажу, что мы галдели и дискутировали: галдели только Николай и Кобольд. И то – ссорились, пытаясь выяснить, чей камень вкуснее. Что-то обсуждала (правда, сама с собой) одна Лола: бухтела под нос способы наших смертей. Голубая Шляпа гонялся за кошками. Пустецкий очень громко вздыхал.
Короче – компашка всем компашкам.
В тот момент я подумал, что, может, они и есть мои настоящие друзья. Кого нашёл – и больше искать не надо. И никаких глупых одноклассников. Потому что – разве можно представить, как предаёт Николай? Способно ли воображение материализовать Голубую шляпу, забывшего, что он и меня тоже позвал на каток? А Лола? Да, прямолинейная и юмор специфический, но она никогда не бросит никого из нас стоящими голыми ступнями на углях.
И не вздумайте мне сказать, что я это навыдумывал себе друзей! Они – настоящие! Пореальнее вас так-то, ибо вас я и не вижу даже, и даже не знаю, есть ли хоть кто-то, кто читает эти строки.
Короче.
Для ситуации, в которую мы попали спустя пять минут, невозможно было придумать спутников лучше. Стоило нам выйти на улицу Тайных Университетов, наши (ладно, мои) ожидания оправдались: после моей истории о Темногоре город захватили монстры.
Сначала мы увидели девушку, в волосах которой роилась стая огромных красных ос. Тут же – трёх парней; они прирастали друг к другу кожей. Увидели мужчину, пытавшегося отбиться от собаки с бесовскими копытами, и старушку, всю в крови, которую колотили по ногам её маленькие копии.
Как по щелчку пальца, мы приняли боевые позиции.
А Пустецкий – кто бы от него ожидал! – выкрикнул боевой клич: “В бой!”.
Девушку выручил Николай. Со словами “Милых дам спасение в руках моих!” – он подбежал, собрал ос в свою чашку и высушил, точно там плескался компот. С собакой точными ударами расправился Кобольд. Он её не убил и не покалечил – после второго удара она превратилась в милого добермана. Пустецкий угомонил (сугубо словами!) старушек, отобрав у них трости и погрозив пальцем. Ну а ребят спас мой Киркалибур. Каким-то чудом он разрезал кожу, никого при этом не ранив.
– Темногор пошёл в атаку, – сказал я.
В атаку пошли и мы.
Чем дальше – тем больше плодилось чудовищ и тем более жуткими становились их методы. Всюду – кровь и оторванные конечности. Клыки. Однако наибольший ужас вызывали люди, которые, видя всё, становились на сторону тварей и бросались на своих же соседей, друзей и родственников.
– Как такое возможно, как, как?.. – повторял я, пока Киркалибур разил рогатые головы и жужжащие смертью глотки.
– Природу человека познать нельзя! – откликнулся Миша.
Как мы сражались! Никакой устали, одно мастерство – точно в азиатских боевиках. Мы пробивались вперёд, спасали одну жизнь за другой. Миша вошёл в раж берсерка, его Кочерга-Кладенец мелькала на солнечном свете блеском легенды.
Нашей целью был вокзал – оттуда мы должны были уехать на маршрутке в Святогорск, если таковые ещё ходили. Но враги становились опаснее с каждым шагом. Я начинал уставать. По щекам тёк пот, я задыхался. Вот – отбил кулак бешеной гориллы и чуть не выронил Киркалибур. А вот – выронил, но быстро подхватил.
Полицейские и военные тоже вступили в схватку, однако человеческое оружие не оказывало никакого действия на сверхъестественных существ, поэтому оборону приходилось держать нам. От вида крови меня мутило.
– Саша, хватит махать железом! – выкрикнул Миша. – Используй своё самое мощное орудие!
