Читать книгу: «Оно-но-Комати», страница 5
Однажды она пригасила меня к себе в гости и демонстративно заставила прислуживать в присутствии других гейш и любовника. Помню, это был богатый горожанин по имени Ючи. Когда гости развлекались в гостиной, Мэзуми вошла ко мне в помещение прислуги (в тот день она специально отпустила всю прислугу).
Горело несколько свечей, в их темноте я смогла разглядеть стройную фигуру Мэзуми в ярко-жёлтом кимоно с широким оранжевым поясом, заканчивающимся причудливым бантом на спине.
Я знала, этот бант очень трудно завязать, и обычно тебе помогали сделать это служанки, составляющие твою свиту. Мэзуми молчала, я слышала её мерное дыхание, из гостиной раздавались взрывы хохота.
– Ты, ведь, всё ещё невинна, – произнесла тихим голосом Мэзуми.
Я промолчала, пока я не получу посвящение в гейши, г-жа Наоми не станет мне устраивать встречи с клиентами.
– Сегодня ты увидишь всё, что происходит между мужчиной и женщиной на любовном ложе.
Я взглянула на Мэзуми и увидела в темноте её горевшие каким-то неистовым блеском глаза.
– Отпусти меня, я хочу вернуться к себе.
– Я слышала, хозяйка решила, что ты будешь танцевать на празднике Гуань-Инь.
Я кивнула:
– Да.
– Раньше я всегда танцевала. Почему старуха решила, что ты достойнее меня?
Я пожала плечами.
– Ты намного хуже меня. Твоя шея короче моей, ты не так изящна, как я. Что она в тебе нашла?
В глазах гейши стоял упрёк. Я вновь пожала плечами:
– Наверное, ей кажется, что танец Гуань-Инь я станцую лучше тебя.
– Ложь!
Мэзуми сжала кулаки до побеления. Она подошла к подносу, где стояли приготовленные для гостей блюда, пахло мисо и специями.
– Идём! Сейчас ты примешь участие в нашей оргии.
– Без ведома хозяйки ты не можешь лишить меня целомудрия, за это ты будешь наказана, Мэзуми.
– Но, ведь, ты ещё не гейша, поэтому на тебя не рспространяются правила нашего заведения. Ты прислуга, ты служишь таким, как я, а сегодня для тебя особая честь – прислуживать мне. Ибо я так хочу!
Наши взгляды встретились.
– Мэзуми, иди скорее к нам! – раздавалось из гостиной, – г-н Ючи желает, чтобы ты сделала ему массаж.
Мэзуми отошла на шаг, по смотрела в сторону гостиной, где ярко горели свечи и раздавался громкий смех. Что-то в моём взгляде заставило Мэзуми вздрогнуть и напрячься.
– Хорошо, сегодня ты не лишишься девственности. Но увидишь всю оргию своими собственными глазами. Однажды ты сама будешь участвовать в ней. Поверь мне, тогда скромность навсегда покинет твоё сердце.
Мэзуми взяла меня за руку и повела за собой, в другой руке я едва удерживала поднос с закусками.
В одной из гейш я узнала Изуми, которая сопровождала меня в ночь похищения моей младшей сестры Кимико. Она немного смутилась, но затем весело заверещала:
– О, так это ты Оно-но! Скажи, хозяйка очень довольна тобой?
Две другие гейши были в тёмных кимоно, я их видела пару раз у г-жи Наоми, когда они приносили ей «гонорар». Видимо, девушки были очень голодны, потому что они сразу же принялись за еду.
– О, ты сама приготовила это мисо? – спросила меня одна из них.
Я кивнула.
– Походе, старуха решила сделать из тебя универсальную прислугу, – сказала вторая гейша в синем кимоно.
Г-н Ючи представлял собой полноватого человечка низкого роста. Он с заинтересованностью посмотрел на меня, как только я вошла в гостиную и поклонилась всем присутствующим, как полагалось по этикету.
– Кто эта юная особа? – спросил он, указав на меня.
– Это – наша Оно-но Комати, которая очень странная и пишет стихи. Так говорят о ней в нашем заведении.
Изуми доела мелко порезанные кусочки говядины и приступила к соусу.
– И ты хочешь прочесть нам свои стихи, детка?
Ючи улыбнулся мне и подмигнул.
– В другой раз, г-н.
Разозлившись, Мэзуми подтолкнула меня вперёд, так что я оказалась в самом центре гостиной. Свечи так сильно задрожали, будто, испугались неожиданного выпада звезды-гейши.
– Никогда не отказывай, если тебя просят услужить мои клиенты! Раб должен оставаться рядом всегда. Читай свои стихи.
– Но я не рабыня.
У меня закипала кровь, наши взгляды с Мэзуми скрестились, будто, это были два стальных клинка.
– Отныне ты – рабыня, моя рабыня! Ты будешь мне служить и угождать, запомни это, дорогуша.
Что меня заставило в тот день подчиниться и продекламировать мои стихи? Возможно то, что одна из гейш скромно попросила меня об этом. Возможно, я хотела просто забыться, углубившись в свой внутренний мир даже перед этими бездушными людьми. Возможно, мне просто хотелось забыться.
Зазвучал голос, и я поняла, что это был мой собственный голос.
«….Есть в этом мире
Один цветок –
Невидим он,
Но блекнет без следа
Цветок любви!
.
Зёрна риса,
Что в поле остались,
Сметает осенний ветер.
С грустью смотрю:
Не моя ли то участь?
.
Краса цветов поблекла….
Бесцельно годы пронеслись,
Пока в тоске любовной
Смотрю
На долгий дождь…..»
……..
Когда я закончила, то увидела ошеломлённые лица гейш и г-на Ючи. Он с трудом поднялся с ложа, потому что его изрядно шатало после порции выпитого им сакэ.
Он поднёс мне чашку с сакэ:
– Пей.
Я посмотрела на Мэзуми, гейша ехидно усмехнулась, обмахнувшись веером:
– Ну, что ты так смотришь на меня? Пей! Раба должна удовлетворять желания хозяев.
Я выпила и поморщилась. Я никогда раньше не пила сакэ, хотя видела, как другие пьют его и затем еле волочат ноги. Говорили, от сакэ затуманивается рассудок, но я не ощущала ничего подобного.
– Разве тебе всё равно, что тебя называют «рабыней»?
Мэзуми обошла меня со всех сторон со своей недопитой чашкой сакэ; казалось, она хотела разгадать мою загадку. Моё равнодушное смирение злило её.
– А если я тебя сейчас ударю? Ты тоже благосклонно отнесёшься к этому? Или будешь сопротивляться?
Я молчала.
Мэзуми подошла к своему любовнику и демонстративно пригубила сакэ.
– Ну, как Вам моя рабыня, г-н?
– Божественно хороша. Если твои рабыни все такие, как она, значит, я попал в рай.
Он потянулся ко мне, пытаясь завладеть моими губами, однако обозлённая Мэзуми вдруг встала между нами.
– Так значит, Вы утверждаете, г-н, что она божественно хороша? Она лучше меня?
– Она красива, и ты красива, дорогуша, но в ней есть то, чего нет в тебе.
– И чего же?
– Души.
– Не забывайте, г-н, Вы купили мою ночь! Рабыня Оно-но не принадлежит Вам. Хозяйка не давала никаких указаний на этот счёт. Вы не коснётесь её.
Г-н Ючи хотел отстранить гейшу, но ретировался, когда она упомянула об охране. Её глаза снова вдруг загорелись неистовым блеском:
– Но я приготовила для вас, г-н, однако, очень хорошие развлечения! – воскликнула Мэзуми, опрокинула чашку, в которой недавно было сакэ.
– Развлечения?! Я люблю развлечения! – лицо мужчины расплылось в улыбке. Она кивнула одной из своих подруг-гейш.
– Привяжите её к стене!
Гейша в синем кимоно, та, что вежливо попросила меня прочесть ей стихи, пожала плечами:
– Что ты задумала, Мэзуми?
– Она будет смотреть за тем, что будет происходить здесь.
– Но…..
Казалось, гейша в синем кимоно была смущена.
– Эйка, скажи, разве тебе в первый раз приходится участвовать в моих оргиях?
– Нет, но…..
– Привязывай давай!
Эйка переглянулась с Мэзуи и с другой гейшей. Они привязали меня так, что я не могла пошевелиться, каждая клеточка моего тела болела и ныла. Они позвали слугу, который открывал мои глаза, когда я закрывала их, чтобы я видела всё, что происходило в гостиной Мэзуми. Я знала, это была месть главной гейши мне за то, что я была не такой, как она. В порыве экстаза она припадала губами к губам своего любовника и говорила:
– Скажите, г-н, неужели я хуже её?
– Разумеется, нет, Мэзуми, ты – самая лучшая. Кто ещё может сравниться с тобой?
Я слышала, как она стонала от удовольствия, пока её подруги продолжали ублажать клиента. В эту ночь мне не удалось уснуть, а когда под утро Мэзуми со своим любовником и подругами уснули, я выбежала из её особняка. Мой желудок свело судорогой, меня вырвало прямо на чудесные гибискусы её сада. Так впервые я познала другую часть взрослой жизни……
Через несколько дней сама г-жа Наоми вызвала меня к себе, и я была удивлена, потому что г-жа Наоми редко кого вызывала к себе через охранников, если, конечно, это было не дело особой важности. Она долго смотрела на меня, а когда я была доведена до смущения её пристальным острым взглядом, г-жа Наоми строго произнесла:
– Оно-но признавайся, что случилось день назад в доме Мэзуми?
Я молчала.
– Ну, признавайся! Я слышала о том, что там творилась оргия. Я запрещаю оргии, и все в моём заведении знают это. Говори!
Я продолжала упорно молчать.
– Мэзуми уже почувствовала здесь свою власть, и, кажется, забыла о том, кто вывел её в люди, и кем она была до этого. Уличной девкой! Мне доложили, они заставили тебя смотреть на оргию. Это так?
Я опустила голову, совершенно обессиленная и лишённая радости. Наоми встала и обошла вокруг меня, затем показала на своих здоровенных охранников.
– Смотри же, эти люди сделают всё, о чём я их попрошу. Они могут уничтожить Мэзуми. Если ты не расскажешь, я отдам приказ убить её.
– А если расскажу? – спросила я.
Тогда я накажу Мэзуми и её подруг.
Опустившись на колени перед хозяйкой, я едва слышно пробормотала:
– Прошу Вас, г-жа, не убивайте Мэзуми.
– Почему ты её так защищаешь? Насколько я знаю, Мэзуми ненавидит тебя.
– Нет, она не ненавидит. Она просто очень несчастна. Ей нужна любовь, которой она была лишена на протяжении всей её жизни….
– И ты уверена, что сможешь дать ей эту любовь?
– Увы, нет, я в этом не уверена, г-жа.
Казалось, мои слова удовлетворили г-жу Наоми. Она отпустила меня:
– Но будь готова прийти сюда по первому моему требованию.
Через несколько дней Мэзуми выловила меня на рынке, когда я была занята покупкой мисо по заданию г-жи. Солнце было ярким, слепящим, поэтому Мэзуми держала над головой свой зонтик.
– Почему ты не выдала меня госпоже? – спросила она.
Нашри взгляды встретились.
– Потому что я – не доносчица.
Мэзуми улыбнулась, опустила глаза, будто, была смущена, и, казалось, застыдилась своего смущения.
– Я и не думала никогда, что ты не такая, как все они. Те люди, которые готовы предать тебя за деньги или «доброе» расположение госпожи.
Приблизившись ко мне, Мэзуми прошептала:
– Ты прости меня. Я…ты не должна вдеть всего того, что видела, но…..но однажды, когда меня не станет, ты будешь выполнять мою работу. И ты столкнёшься со всем, с чем сталкиваюсь я.
Она взяла меня за руку.
– У тебя мягкая рука….. и доброе сердце, – произнесла Мэзуми.
– Почему ты говоришь «когда тебя не станет»?
– Гейши долго не живут, когда мы стареем, нас выбрасывают на улицу, и мы умираем от болезней и голода.
– О, боже, какую ужасную картину ты нарисовала мне!
– Картина совсем не ужасная, а обыденная. Просто никто не привык к последствиям, а я знаю о них….. Мои родители рано умерли, и однажды г-жа увидела меня на улице, где я оказалась вскоре после их смерти. Она поняла, что я смогу принести ей хорошие деньги, поэтому она сделала из меня звезду своего гарема.
Мэзуми опустила голову:
– Но однажды наступают времена, когда и звёзды падают с неба.
– Ты ещё долго будешь сиять.
– Не говори так. Я не могу, не хочу.
– Почему? Разве это плохо, когда кто-то восхищается тобой? Мне казалось….
– Замолчи! Я не так пуста и глупа, как ты думаешь….. Я – не чета всем этим……
Мэзуми бросила презрительный взгляд на своих подруг, сопровождавших её, которые в тот момент были заняты покупкой новых браслетов.
– Это они привыкли судить поверхностно об этом мире. Это им достаточно лишь одного поклонения. Им, а не мне! Я хочу большего.
– Чего же ты хочешь?
– Любви!
Я не заметила, как гейша быстро смахнула слёзы со своей щеки, чтобы я ничего не видела. Казалось, она стеснялась своего состояния, однако я заметила, потому что с детства привыкла всё подмечать.
– Любовь – это слишком редкое явление, чтобы его встретить, – не всем удаётся, – произнесла Мэзуми, – все мои клиенты – лишь для удовлетворения страсти. Они ползают у моих ног, они восхищаются мною. Но однажды, когда они увидят во мне какой-то изъян, они станут презирать меня, они будут насмехаться надо мною.
Мэзуми рассмеялась, она так дико смеялась, что толпа покупателей шарахнулась от неё в стороны, как от прокажённой.
– Почему ты так смеёшься?
– Потому что меня забавляет то, что люди поклоняются твоей оболочке, принимают её за тебя. Они не видят твоей внутренней сути.
«А она умна и мудра», – подумала я.
…….В пятницу я пришла к Мэзуми, чтобы проведать её после занятий. Гейша лежала на полу и стонала.
– Что с тобой случилось?
Мэзуми была без сознания. Я позвала Наоми. Хозяйка дома начала трясти гейшу, чтобы Мэзуми пришла в сознание, однако она лишь стонала, не реагируя на окружающий мир.
– Позвольте, я буду ухаживать за ней, – произнесла я.
– Но тебе нужно заниматься.
– Я справлюсь.
– За Мэзуми есть кому ухаживать, в моём заведении много слуг.
На следующий день она очнулась, но чувствовала себя по-прежнему плохо. На красивом лице Мэзуми было написано страдание. Несмотря на запрет хозяйки, я всё равно навещала больную, приносила ей фрукты, делясь своей порцией еды. Я сидела возле Мэзуми, взяв её за руку и сжимала эту руку, как бы желая дать ей понять, что я рядом, что она не брошена на произвол судьбы.
Дом гейши бы украшен многочисленными статуэтками – подарками её поклонников; казалось, эти божества привносили в окружающий мир чуть больше живости и ощущение того, что здесь кто-то был. На стенах висели картины с видами природы, написанные известными художниками Страны Восходящего Солнца. Я всегда любовалась этими картинами и вспоминала то, как я уединялась на побережье Океана и созерцала окружающую меня Реальность.
Одна из служанок по имени Су-дзуки прислуживала в доме. Я остановила её и спросила, как случилось, что г-жа заболела.
– Накануне праздника Гуань-Инь, когда вы танцевали перед гостями, Мэзуми куда-то уезжала в своей повозке, в то время, как начиналась гроза. Её нашли недалеко от города в перевёрнутой ураганом повозке. Йоши принёс её.
Йоши считался ронином, который служил при одном богатом господине из Киото, но отказался от харакири, когда тот приказал ему сделать это. Наоми подобрала его среди странствующих нищих, потому что ронин выделялся своей статной фигурой и повадками дикой пантеры. Он хорошо обращался с саблей, как любой подготовленный самурай, поэтому Наоми поручила ему охранять гарем.
– Но почему Мэзуми уехала в ураган?
Служанка пожала плечами.
– Неужели г-жа не пригласила доктора – спросила я, глядя на бледное исполненное страдания лицо главной гейши.
– Г-жа Наоми отправила за доктором, но он будет не скоро, – потому что его нет в городе, – ответила Су-дзуки.
Я заметила слёзы, стоявшие в глазах гейши, протёрла её лоб настойкой из трав, которую изготовила сама. Такую же настойку я готовила тогда, когда была больна моя мама. Мэзуми слабо застонала:
– Ты хорошо танцевала на празднике Гуань-Инь……, – с трудом произнесла она, глядя на меня, – гораздо лучше меня.
Её лоб вновь покрылся испариной, Мэзуми слабела на глазах. Ей становилось трудно дышать, иногда она закашливалась, затем снова сжимала мои руки, как бы желая убедиться в том, что она не одна.
– Я слышала, как все гости, в том числе, и мои бывшие клиенты, восхищались тобой……
Я молчала, едва сдерживая свои слёзы, я не хотела показывать их, но они всё равно текли, будто, в дождливый сезон.
– Г-жа Наоми и все гости были очень довольны, – сказала Су-дзуки.
Я сделала ей знак замолчать.
– Хозяйка, видно, нашла мне замену – прошептала Мэзуми, – ты моложе меня, ты можешь лучше очаровать клиентов.
Ей по-прежнему было трудно говорить, даже отвары из спасительных трав не помогали. Я видела, как Мэзуми безнадёжно морщилась и всё равно выпивала всё без остатка, несмотря на горечь. Она хотела жить, возможно, чтобы что-то доказать г-же Наоми, возможно, другим гейшам или себе.
Однако пришло время, когда Мэзуми отстранила от себя чашку с отваром.
– Не нужно, – прошептала она, сделала глубокий вдох и задышала ровнее, но поверхностно, – почитай мне твои стихи, Оно-но. Говорят, они грустны и красивы. Я ни разу не слышала их за исключением того вечера. Они произвели тогда на меня впечатление.
Я видела, как главная гейша слабеет с каждым часом, а доктор ещё не приехал. Мне хотелось облегчить её состояние, потому что я верила, что Мэзуми выживет, несмотря ни на что.
Я в это верила, несмотря на то, что все давно опустили руки, включая г-жу Наоми. Они только и делали, что считали дни, когда её дыхание, наконец, остановится, и они перестанут переживать. Я крепче сжала руку Мэзуми:
– Ты действительно хочешь, чтобы я прочла тебе свои стихи? – спросила я.
Она кивнула:
– Да.
……
«Наверно, засыпая, я думала о нём.
И он явился.
О, если б знала,
Это – грёзы.
Как не желала б я пробуждения!»
.
Оторваны кори
Плавучей плакучей
Травы.
Так и я бесприютна!
С лёгкой душой поплыву по течению.
Лишь только услышу: «Плыви!»
.
Огонь любви….
Нет для него запретов,
Я в ночь, как днём,
К тебе приду –
За встречу
На дорогах грёз
Кто может упрекнуть?»
……….
Я остановилась, потому что почувствовала, как Мэзуми сжала мою ладонь. Она хотела мне что-то сообщить. Я посмотрела на страдающую гейшу. Глаза её были влажны от слёз.
– Беги, беги отсюда, Оно-но!
О, если б она только знала тогда, что я связана по рукам и ногам. Если я убегу, то г-жа Наоми на моё место приведёт Кимико, а я не хотела этого.
……Красавица Мэзуми умерла в день «Нияху Тока» – начало сезона тайфунов. Доктор Гэцу приехал уже тогда, когда она была на последнем издыхании. Его пышная повозка остановилась как раз напротив её домика. Доктор едва нащупал пульс Мэзуми, покачал головой и вышел.
Пышные похороны с представлением и пением монахов синто – всё, что могла предложить г-жа Наоми своей верной гейше. В тот день я написала на кусочке бамбука обращение к Мэзуми и пустила его по реке вместе со свечой в небольшом игрушечном кораблике. По нашему поверью если человек умрёт, и ты хочешь ему что-то сказать, тебе нужно написать эти слова и пустить по воде. Я написала всего одно единственное слово то слово, которое значило для Мэзуми гораздо большее, чем для остальных людей:
– Любовь!
Мой кораблик «любовь» поплыл по воде, освещая её тёмную ночную поверхность. Я плакала, думала о Мэзуми, о её несчастной судьбе, такая же судьба ждала и меня.
– Отныне дом Мэзуми является и твоим, Оно-но, – произнесла г-жа Наоми на следующий день, в очередной раз вызвав меня к себе.
Я отказалась от «подобного подарка».
– Нет, я не вселюсь туда.
– Но этот дом – самый лучший, дорогой и роскошный в квартале «красных фонарей», – возразила хозяйка.
– Там всё будет напоминать мне о….славе и бесславной смерти.
Дом был отдан Сэкере – второй гейше гарема после Мэзуми. Хозяйка приняла решение построить для меня новый дом. Отныне я становилась первой в гареме Наоми, которая ещё должна была раскрыть мой талант.
Несколько кандидатов со всего городка уже подали заявки, чтобы «купить мою девственность» – хозяйка хотела продать её очень дорого. Я знала, подобное практиковалось во многих гаремах и притонах. Впервые я услышала об этом от других гейш, которые в последнее время были только тем и заняты, что по углам перешёптывались обо мне. Я должна была пройти «посвящение в гейши», и я готовилась «сдать этот экзамен».
Глава 5
«Гордость Киото»
«Вздремнула,
И любимый сразу мне явился,
Всего лишь сон пустой.
А сердце хочет верить…..
.
Все говорят, что ночь осенняя длинна,
Не так это, увы.
Мы не успели слов любви произнести,
Как наступил рассвет!
.
Дорогой Снов,
Ногам покоя не давая,
Хоть и брожу,
А наяву ни разу
Видеться не довелось……»
(Оно-но Комати).
……..
5 лет спустя
Киото
845 год
Мы въезжали в Киото в тот самый день, когда славили семь богов, поэтому наш торжественный триумф оказался незамеченным, однако это мне было только на руку.
Я не хотела особых пышностей, потому что в этом городе жила тётушка Акира и моя сестра Кимико, а моё имя было слишком известным в светских кругах, и круги эти являлись достаточно скандальными.
……Я стала гейшей, считаясь звездой заведения г-жи Наоми, как она и предрекла мне пять лет назад, когда я попала к ней.
После смерти Мэзуми я не сразу оправилась. Понимая моё состояние, г-жа Наоми на какое-то время оставила меня в покое. Я была предоставлена самой себе. А затем жизнь закрутилась так стремительно, так быстро, что я не заметила, как стала гейшей, приняв «посвящение».
Первым моим клиентом стал вовсе не любовник гейши Изуми, который однажды помог мне выкрасть Кимико, нет, это был уважаемый всеми господин Ючи. Он присылал мне дорогие подарки, и по его воле притон г-жи Наоми пополнился новыми постройками, здесь был раскинут огромный сад. И я подумала тогда, что к такому саду не хватает моей сестры Хакиры, которая так любила сады и ухаживала за ними.
Мысль о нахождении Хакиры всё ещё не оставляла меня, что-то подсказывало мне, что несмотря ни на что, ни на какие слухи, моя сестра была жива.
Любила ли я г-на Ючи? Нет я не знала, что такое любовь. Вероятно, слово «любовь» для гейши – далёкое понятие. Наша обязанность – быть прекрасными и уметь доставлять удовольствие, но никто никогда не говорил о любви. К этому времени я очень сильно изменилась, превратившись из угловатого подростка в «прекрасную лебедь», с которой часто сравнивала меня г-жа Наоми. В наш маленький городок стали стекаться уважаемые люди, чтобы только полюбоваться моими выступлениями в честь божеств – клиентура росла, и у девушек почти не стало свободного времени, что весьма радовало хозяйку.
Однако для отдыха у меня было гораздо больше времени, чем у остальных гейш, пользующихся «вторым» и «третьим» спросом Мне было позволено отдыхать и самой выбирать себе клиентов. Такой привилегии не удалось достигнуть даже моей предшественнице Мэзуми.
Сначала я очень часто вспоминала о ней, а затем постепенно память моя притупилась, так бывает, когда ты живёшь среди горя и пытаешься защитить свою внутреннюю суть. Предоставляя мне больше отдыха, г-жа Наоми поступала очень мудро – через меня в городок Шайори и гарем стекался основной поток денег. Гарем процветал, я слышала, девушек даже специально приглашали в другие селения участвовать в оформлении праздников, часть из них отправляли в гарем к императору, особенно после того, как нас навестила мадам Хатико. Хатико отвечала за императорский гарем. Строгая, обладающая изящным вкусом, г-жа Хатико никогда не ошибалась в своём выборе.
Императрица оставалась довольна. Однажды после прославления бога войны Хатимана, меня вызвала к себе г-жа Наоми. Когда я явилась перед ней, г-жа Наоми улыбнулась мне и протянула пергамент.
– Что это? – спросила я.
– Сам император Ниммё официально приглашает тебя в Киото. Я буду сопровождать тебя в этой поездке.
– Император Ниммё?
Мне стало не по себе, потому что я вдруг вспомнила своё детство, сад сакур, загадочного самурая Тэкэо, заклинателя змей Шуджи…..,я вспомнила, как однажды хотела увидеть самого императора, но так и не увидела его тогда.
Заветный сад с цветущими сакурами до сих пор продолжал существовать в моей памяти, несмотря на окружающие мою жизнь несчастья, словно, это был маленький рай в моей душе. Рай, в который имела право вступать лишь незапятнанная чистая девушка, но не я….. Увидев мою неожиданную реакцию, г-жа Наоми с интересом посмотрела на меня.
– Что с тобой, Оно-но? Почему ты так изменилась в лице?
– Я не могу поехать в Киото.
– Почему?
Я пожала плечами:
– Не знаю….не могу.
Взгляд Наоми вдруг стал жёстким и острым.
– Никто не имеет право отказывать самому императору. Он желает слушать твои стихи и видеть твои танцы на празднике Тюсю но мэйгэцу (любование полной луной).
– Но…в Вашем заведении столько гейш, которые могли бы танцевать не хуже меня, и…..
Наоми нахмурилась.
– Гораздо хуже. Я ничего больше не желаю слышать. У тебя два дня, чтобы привести себя в порядок и приготовиться к поездке. В начала сентября мы выезжаем.
Сказано это было слишком категорично, чтобы возражать, и я не стала. Но на сердце у меня было неспокойно.
…..Киото сильно изменился, вырос, здесь стало больше домов знати, принадлежавших семейству Фудзивара. Я видела, с какой ненавистью во взгляде посмотрела на эти дома г-жа Наоми. Я решила не останавливаться в доме моей тётушки Акиры и лишь с сожалением посмотрела на её дом, когда моя повозка проезжала мимо. Покойный муж моей тётушки был, также, Фудзивара.
Я попросила возницу остановиться, поэтому на дороге образовался небольшой затор, и другим повозкам пришлось объезжать нашу сзади, они бросали возмущённые возгласы в мою сторону, но я не слушала их. Прошло так много времени, и мнения людей стали неважными для меня.
Мне пришлось набросить на голову накидку, чтобы не возбуждать любопытство зевак. Наоми выглянула из своей повозки и с интересом посмотрела в мою сторону:
– Что случилось?
Я показала на дом тётушки, возвышавшийся над нами. В нём появилось два пристроя.
– В этом доме я когда-то жила, – сказала я упавшим голосом, – теперь здесь живёт Кимико вместе с тётушкой.
– И ты хотела бы зайти с визитом? – спросила меня Наоми.
– Нет, совсем нет. Просто, он напомнил мне о многом….о моём безвозвратно ушедшем детстве.
Я смахнула слезу, не заметила, как г-жа Наоми подошла ко мне, тоже вылезши из своей повозки.
– Не стоит огорчаться, Оно-но, – сочувственным тоном произнесла она, глядя в мои глаза, – у каждого человека когда-то безвозвратно уходит детство, та пора, с которой было связано столько надежд и чаяний.
– О, боже! Г-жа Наоми, Вы ничего не понимаете….не понимаете……
Отчаяние моё было на пределе. Я понимала, император призвал меня сюда, как дорогую игрушку, которая интересует хозяина до тех пор, пока она в расцвете, а затем…… Никого не интересовало то, что происходило в моём сердце, в моей душе. Я ощутила, как нежные руки обняли меня. Нет, это была не моя мама (хотя я мечтала, чтобы эти руки непременно принадлежали бы моей матери). Это были руки Наоми.
– Успокойся, Оно-но. Придёт время, и ты покоришь этот город с его спесью и высокомерием. Ты заставишь склониться к твоим ногам этих ненавистных Фудзивара.
– Но я не хочу покорять Киото.
– Ты должна. Отныне для тебя нет другого выхода, иначе этот город уничтожит тебя. Ты, ведь, этого не хочешь?
– Нет.
Она достала карманное зеркальце, украшенное великолепной инкрустрацией.
– Посмотри, Оно-но. Как ты прекрасна. У тебя белая сияющая кожа, как сама гора Фудзияма. У тебя маленькие стопы, уже покорившие подмостки Шайори и других городов. Сам император пожелал увидеть тебя, потому что по всей Японии о тебе гремит слава. Согласись – это не так уж и мало.
Мы остановились в одном из домиков, принадлежавших г-же Хатико, смотрительнице императорского гарема. Я знала, таких особняков во всём Киото у г-жи Хатико насчитывалось три, потому что император Ниммё очень жаловал г-жу. Тот домик, где мы остановились, считался домиком для гостей. Он располагался на некоторой возвышенности, так что человеку с балкона открывался вид на Киото и вулкан Фудзияма, который как бы бледнел издалека неясной белой дымкой.
Вдохнув волну свежего воздуха, я поняла, что Хатико намеренно поселила меня в этом доме, она всё предусмотрела, в том числе, и мои вкусы. Служанки поднесли чай и рисовые палочки, однако я отдала распоряжение носильщикам-рабам перенести мои носилки к дому Акиры-сан. Наоми не понравилась бы моя инициатива, но у меня было свободное время, и потом, я так соскучилась по Кимико и тёте, что, всё же, не смогла удержаться. Носильщики шли медленно и как-то совсем неуклюже, да и я не привыкла усаживаться в носилки, в которых обычно перевозили именитых граждан. Однако, в повозке ехать было совсем неудобно по таким кривым улочкам, переполненным нищими и торговками. Иногда я швыряла монеты нищим, слыша благодарственные возгласы вслед носилкам.
Пустое, я не верю в подобную благосклонность, ведь нищие нуждались в хлебе насущном и рисе, получив последнее, они тут же забывали о своём благодетеле. Когда, наконец, носилки остановились возле особняка Акиры-сан, я медленно сошла на землю, подала монеты носильщикам. Я медлила, потому что очень боялась постучаться в этот дом, где мне всё было знакомо.
Дверь была украшена живым плющом и вьюном. Я осторожно постучалась и начала напряжённо ждать. Наконец, по ту сторону послышались лёгкие шаги, которые могли принадлежать лишь женщине, а не мужчине с его тяжёлой уверенной поступью. Нет, эти шаги были едва слышными, но я услышала их, потому что в тот момент мне казалось, я могла бы услышать собственное сердце. Дверь открыла красивая девушка в лиловом кимоно. Она долго внимательно всматривалась в меня, затем произнесла:
– Кто Вы?
Неужели это была моя Кимико? Она так изменилась, стала увереннее в себе и, возможно, была уже в кого-нибудь влюблена.
– Кимико? Это ты, Кимико? – спросила я.
Девушка вопросительно посмотрела на меня.
– Разве ты не узнаёшь меня, Кимико? Я же – Оно-но – твоя сестра. Разве не помнишь, как мы были дружны и всегда заботились друг о друге?
Взгляд девушки изменился и стал каким-то жёстким.
– Нет, ты – не моя Оно-но! Ты – развратная женщина. Моя Оно-но давно умерла. Она была скромной, и у неё были мечтательные глаза. Не тебе называться моей Оно-но!
Кимико нахмурилась, её красивое личико порозовело от гнева. Раньше я даже не могла представить мою младшую сестрёнку в гневе.
– Как же так, Кимико? Разве ты забыла свою Оно-но?
– Ты – та самая развратная женщина, которая приехала в Киото, чтобы развлекать нашего императора! О тебе знают все, но ты – не моя Оно-но!
– А где же тётушка Акира-сан? – спросила я, стараясь взглянуть внутрь дома на тот фон, что находился позади стройной фигурки Кимико.
– Она на службе, – сухо ответила красивая девушка и закрыла двери передо мной.
Я огляделась, цветущий сад уже не мог утешить меня. Глаза мои утонули в слезах. Так бывает, когда путник лишается всякой надежды найти то, что он так долго искал. Я была этим путником, и мой путь лежал в Никуда…..
…..Весь вечер Наоми-сан старалась привести меня в чувство; она то и дело следовала за мной по всему дому. Сначала взгляд её выражал упрёк, ибо я ослушалась её и не пожелала сидеть взаперти, однако затем Наоми смягчилась:
– Успокойся. Скоро начнётся твоё выступление в императорском дворце, ты должна быть готова.
Мои слёзы были ей ответом:
– Разве не Вы разлучили меня с моей сестрой?! Разве не Вы ответственны за моё одиночество? Теперь моя сестра, которую я любила и люблю, не желает узнавать меня.
– Ты пожертвовала собой ради неё, а эта эгоистка выставила тебя вон. Разве не так проверяется прочность любви и семейных уз?
