Читать книгу: «Дети», страница 9
– Надо бежать! – воскликнул Илья.
– У нас ещё есть минута, – ответил я.
– Что ты задумал? – обратился ко мне Мишка.
– Надо, чтобы эти остолопы догадались, почему же сгорел их чудесный сарай, – ответил я. – Валера, у тебя же есть нож?
Валера молча протянул мне нож с ожидающим взглядом – ему, как и всем, не терпелось узнать, что я задумал.
Я схватил нож и насколько мог шустро нацарапал на старой двери от машины: «а нечего чужое воровать, сволочи безмозглые». После этого я вернул нож Валере, и мы со всех ног ринулись бежать в лес, откуда вышли на дорогу обратно в Сосновку, минуя Пестриково.
Мы часто оглядывались, потому что опасались погони. Но за нами никто не гнался, в то время как устроенные нами пламя и дым были отчётливо видны. День выдался жаркий, и огонь чувствовал себя всевластным, стремительно пожирая сухое дерево. Та туча, которой я опасался днём, ушла куда-то в сторону, и небо оставалось абсолютно чистым. Когда деревня скрылась из виду и мы порядком устали, мы перешли на шаг.
Ребята шли чуть впереди нас с Валерой, а мы оставались замыкающими и чаще других оглядывались назад, так как были основными виновниками пожара.
– Видишь, Ефим, – обратился ко мне Валера, – ты вот палатку однажды украл, а теперь и у тебя украли дорогую тебе вещь. Вот оно как в жизни бывает!
Я ухмыльнулся. Замечание Валеры не отдавало нравоучениями, а было весьма любопытным.
– Ну, теперь главное, чтобы мой сарай никто не сжёг, – отшутился я.
Всю оставшуюся дорогу мы шли молча, время от времени оборачиваясь назад.
Слухи по деревне разносятся быстро. Через несколько дней я узнал от родителей, что у Кучиных сгорел весь участок вместе с домом. Видимо, ветер перенёс по сухой траве пламя прямо на избу. Когда это произошло, никого не было внутри. Милиция не стала проводить никакого расследования, они сочли, что всё сгорело по неосторожности пьяной хозяйки, которая забыла потушить сигарету и бросила её где-то на участке на сухую траву, а сама ушла. Звучала эта версия абсурдно или нет, но она осталась официальной. Вроде бы государство выделило этой семейке дом где-то на другом конце Московской области, но он был ещё хуже прежнего. Однако совесть меня практически не мучила – я испытывал сильную обиду на этих людей за то, что они украли столь дорогой для меня велосипед, который был для меня не просто куском металла, а верным товарищем. Кроме того, я испытывал глубокое презрение к людям, которые вели запойный образ жизни и получали доход за счёт воровства велосипедов и другой довольно дрянной техники.
Но наш праздник ещё не закончился, как и не закончился ещё последний день весны, поэтому вернёмся к нему.
Прежде чем мы вошли назад на участок Чубилиных, мы пообещали друг другу, что забудем про то, что сегодня сотворили, и никому ничего не расскажем. Все мы были уверены друг в друге, в том числе и в новом для нас человеке – Илюхе, поэтому мы не переживали из-за произошедшего.
Когда мы вернулись к столу, то увидели, как Ваня с Настей о чём-то энергично спорили и постоянно хихикали.
Даша же с Катей сидели в стороне и разговаривали о чём-
то своём. Судя по всему, ребята без нас не скучали.
– Ребята! Наконец-то вы вернулись! – воскликнул Ваня, как только увидел нас. – Все доски перетаскали?
– Все! – ответил Витя. – Пацаны очень помогли. Без них бы никак не справиться.
До конца праздника у меня ещё было время поговорить с Ильёй наедине.
Тогда я сказал ему то, что считал нужным:
– Илья, спасибо ещё раз за твою пронырливость и смекалку. Если бы не ты, мы бы, может, и не смогли найти велосипед. Ты нам очень помог. Если честно, ты сначала показался мне каким-то странным, не своим каким-то, чужим. Понимаешь? Но теперь я вижу, что ты отличный парень. Ты для всех нас теперь надёжный друг. Если захочешь в футбол поиграть или на вéликах погонять, или пойти на пруд в лягушек камни покидать вместе с нами – милости просим.
– Рад был помочь! – таков был краткий, но искренний ответ Ильи.
Вечером я провожал Настю до электрички. Мы шли, держась за руки, по необъятному полю, залитому пламенным светом вечерний зари, и молча наслаждались обществом друг друга. Этот последний весенний закат казался мне по-особенному прекрасным, ведь сегодня был замечательный день рождения моего друга, сегодня я сумел вернуть свой велосипед, сегодня я приобрёл нового друга Илью и, наконец, сейчас я наслаждался дивным вечером с любимой девчонкой, с которой, как мне тогда казалось, я проведу всю оставшуюся жизнь.
Мы договорились с Настей, что завтра я приеду к ней в город и мы сходим в кинотеатр, а послезавтра она приедет ко мне в деревню, и мы пойдём купаться на пруд.
На этой возвышенной ноте догорал последний майский закат. Так кончилась замечательная весна девяносто восьмого года, и начиналось ещё более, как я был уверен, замечательное лето.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Большое путешествие, или История о непоколебимой дружбе
Глава двенадцатая
ПОБЕГ
Спросите у любого школьника: какой самый лучший месяц в году? Конечно же, это первый месяц долгожданных летних каникул. Это самое беззаботное время, когда ты гуляешь с друзьями дни напролёт, не думая ни о чём, а впереди ещё всё лето. Любые ненастья ты встречаешь с улыбкой на лице, потому что знаешь, что впереди будет ещё много тёплых солнечных дней. А июньские ночи настолько коротки, что, когда ты засыпаешь, небо на западе ещё не успевает стемнеть, и как бы рано ты ни проснулся, солнце уже будет ждать тебя высоко в небе.
В один такой прекрасный день, двенадцатого июня, мы сидели с Настей на берегу пруда и наслаждались лучами летнего солнца. Неожиданно позади нас проехал автомобиль, и я из праздного любопытства обернулся посмотреть на него. Это был наш сосед Алексей Семёнович на своих повидавших свет «жигулях». Вдруг я заметил, как со стороны поля к нам стремительно приближался человек. Скоро я распознал в расплывчатом силуэте Валерку. Он явно бежал в нашу сторону. Как только Валера убедился, что две фигуры, сидящие у воды, – это мы с Настей, он тотчас замахал нам руками.
– Настя, подожди меня здесь, – обратился я к девочке. – Кажется, что-то случилось.
Я побежал навстречу Валерке, и вскоре мы достигли друг друга.
– Ефим, беда! – с трудом выговорил Валерка.
– Что такое? – испуганно переспросил я.
Валера ничего не говорил в ответ; он тяжело дышал, язык его свисал изо рта, лицо истекало потом. Он рухнул на землю и опустил голову.
– Валера, что случилось? – снова спросил я и присел рядом с ним.
– Беда, Ефим! – повторил он и посмотрел на меня глазами, полными страха. – Батя только что умер. Я утром на железной дороге помогал вагоны разгрузить, домой прихожу, а он лежит недвижимый и взгляд у него застывший. Я прикоснулся – он холодный. Я с таксофона в скорую позвонил – через пятнадцать минут приехала машина. Врачи сказали, от сердечного приступа он скончался. Спросили, есть ли у меня ещё родные, а я им и отвечаю, что только дядя в Подольске, младший брат бати моего. Скорая отца моего увезла, а мне сказали, что милицию вызовут. Мол, милиция приедет и решит, что со мной делать – брату покойного отдать или в детдом. Я дяде совсем не сдался, они с отцом последнее время не общались почти. Ох, Ефим, не хочу я в детский дом – нет там мне жизни. Бежать надо, бежать!
Я смотрел Валере в глаза и поражался, насколько ровным голосом описывал он всё это. Если бы я не знал его, то сильно удивился бы, почему потеря отца не была для него таким сокрушительным ударом. Но я знал Валерку очень хорошо и понимал, что под его складным рассказом без запинок и всхлипываний скрываются глубочайшие душевные переживания.
– Куда ты собрался бежать? – спросил я его.
– Не знаю, – покачал головой Валера. – У меня в доме, наверно, уже побывала милиция, и меня ищут по всей деревне.
– Тебе совсем не к кому идти?
– Был у бати один приятель. Антоном звать. Это хороший армейский друг моего отца. Он приезжал к нам раз в год погостить, да и батю проведать. Мы с ним хорошо ладили, на рыбалку вместе ходили, на охоту. У него есть автосервис в Смоленске. Думаю, он сможет помочь.
– Погнали в Сосновку, позвоним ему! – поспешил предложить я. – Номер знаешь?
– Нельзя нам в Сосновку, Ефим. Участковый схватит меня и тут же в детский дом повезёт, а этого я больше всего боюсь. Побежали в Шаликово, оттуда позвоним. Прикроешь меня?
– Конечно, дружище! Какие вопросы! Пойду только Настю предупрежу, вон она смотрит на нас.
Настя и впрямь с любопытством глазела на нас, вероятно пытаясь разобрать, о чём мы говорили.
Я подбежал к ней и, прежде чем что-либо говорить, крепко обнял её. В ответ она уставилась на меня удивлёнными глазами.
– Настя! – начал я. – У Валерки случилась беда! Я должен срочно пойти вместе с ним и помочь ему. Сейчас беги домой, я завтра к тебе приеду. Прости, что так получается, но я должен бежать прямо сейчас. Завтра всё расскажу.
Не дожидаясь ответа от Насти, я побежал обратно к Валерке, и мы изо всех сил помчали в Шаликово.
В посёлке было тихо, там Валерку никто не искал. Мы быстро нашли таксофон, и Валера принялся набирать номер отцовского приятеля.
– Алло! – воскликнул он, как только на другом конце провода подняли трубку. – Антон Алексеевич, это вы?
– Да, – последовал незамедлительный ответ. – А кто его спрашивает?
– Это Валера. Помните меня? Сын Григория Зубина.
– А, Валерка! Как дела?
– Плохи дела – батя сегодня умер от сердечного приступа.
– Соболезную, парень. Твой отец был для меня настоящим другом. Я могу в данной ситуации чем-то помочь?
– Да, на самом деле ваша помощь была бы очень кстати.
– Слушаю тебя, Валера.
– Можно я у вас на какое-то время останусь? Я мог бы помогать вам в автосервисе. Понимаете, мне никак нельзя в детский приют.
– Валера, я сейчас по делам уезжаю в Минск. Меня не будет четыре дня. Позвони мне шестнадцатого вечером, тогда и поговорим обо всём. К тому времени, думаю, похороны уже пройдут. Всё, прости, мне надо бежать. До связи.
– Но… – Валера хотел что-то спросить, но услышал в ответ короткие гудки.
– Какие четыре дня? – обратился он ко мне. – Где мне прятаться всё это время?
– А как быть с похоронами твоего отца? Ты ведь в любом случае придёшь туда. Какой тогда смысл скрываться? – задал я Валере ответный вопрос. – И почему ты так боишься попасть в детский дом?
– Ничего хорошего, Ефим, я в детском приюте не вижу. Там всё строго по расписанию, все под надзором воспитателей – и шагу в сторону не сделаешь. Я к свободе привык, в детский дом я всегда успею, а сейчас лучше с дядей Антоном посоветоваться. Может, он меня в Смоленске где-нибудь пристроит. Там и в школу начну ходить, подработку найду.
– Валера, а может, мои родители тебя согласятся усыновить? – предложил я.
– А у тебя есть для меня место в доме?
– Вообще, сейчас нет. Но мы что-нибудь придумаем!
– Мне как-то совсем неловко теснить тебя и твоих родителей.
– Да брось, – поспешил я утешить Валеру. – У тебя такое произошло! Как же мы можем оставаться безучастными к твоему горю? Родители обязательно согласятся тебе помочь, вот увидишь! В крайнем случае ты можешь остаться жить в своём доме. А к нам будешь в гости ходить, когда захочешь!
– Ефим, спасибо тебе, но я не могу тут остаться. В деревне и не прокормишься толком, да и тесно мне тут. Всё здесь будет о бате напоминать. Тяжело мне здесь, понимаешь? Я твёрдо решил, что хочу новую жизнь начать. Уеду в Смоленск, там меня дядя Антон к себе возьмёт. Я уверен, что он мне обязательно поможет. В школу пойду, по вечерам подрабатывать буду у него в сервисе – я люблю машины. А там, глядишь, всё и наладится, может быть, даже в университет поступлю.
Валерка описывал мне свои намерения таким глубоко задумчивым голосом, что, казалось, он не столько делился со мной своими планами, сколько пытался себя утешить. И всё же слова его звучали обдуманно и убедительно.
– А что с похоронами твоего отца? – снова задал я вопрос, на который Валера так и не дал ответа.
– Ефим, ты можешь кое-что сделать для меня?
– Всё что угодно! Только скажи, что мне сделать, – поспешил я выразить свою готовность помочь.
– Ты можешь попросить своих родителей устроить похороны моего бати? Скажи им, что я очень прошу их об этом и оплачу все расходы, как только смогу заработать денег.
– Да, конечно! Если хочешь, можем вместе попросить.
– И ещё одно, – продолжил Валера, слегка вздрогнув, словно не ожидал от меня ответа в этот момент. – Ты можешь подстраховать меня? Я хочу снова взять палатку из школы. Помнишь, как тогда в апреле мы сделали? Я поживу в ней где-нибудь в нескольких километрах отсюда до шестнадцатого числа. А затем уже позвоню дяде Антону и, если он даст добро, поеду к нему в Смоленск на попутке какой-нибудь.
– Как? Ты не собираешься идти на похороны своего папы? – удивился я.
– Сейчас я никак не могу так рисковать. Надо, чтобы никто меня не видел эти четыре дня. Я обязательно буду ходить на могилу к отцу, но сейчас надо скрыться. Поможешь?
– Ты можешь на меня рассчитывать, – ответил я. – Побежали за палаткой.
Этот злополучный в судьбе Валерки день являлся государственным праздником – Днём России. Школа была закрыта, летний лагерь не работал. Но нам с Валеркой крупно повело: спортзал решили перекрасить, а весь скудный инвентарь, включая палатку, перенесли из него в небольшой сарайчик на улице. Сарай этот запирался на ключ, но оттуда так часто что-нибудь доставали, что для удобства этот ключ решили хранить не у какого-нибудь сотрудника вроде дворника, а прямо под бревном, заменявшим ступеньку на входе.
В праздничный день школьный двор оказался абсолютно пустым. Даже мальчишки из соседних деревень не пришли поиграть в мяч на футбольное поле, которое было лучшим, да и вообще единственным во всей округе. Пока Валерка полез в сарай за палаткой, я оставался возле него и следил за тем, чтобы рядом никого не оказалось. Когда он достал её, то поспешно запер сарай, и мы побежали подальше от школьного двора.
Мы добежали до опушки леса, чтобы передохнуть и подумать о наших дальнейших действиях.
– Ефим, ты можешь взять мой велосипед и прикатить его сюда? – обратился ко мне Валера. – Я специально пригнал его к твоему дому. Привези мне его сюда, а я тебя тут подожду с палаткой. Сам понимаешь, я не хочу лишний раз в деревне светиться. Передай родителям мою просьбу о похоронах, только не рассказывай им про палатку и про то, что я в Смоленск хочу уехать. Скажи просто, что не знаешь, где я.
– Валера, я сделаю всё как надо. Можешь не сомневаться, – поспешил я убедить моего друга и побежал в деревню.
Когда я прибежал домой, то увидел велосипед Валеры лежащим на земле возле калитки. Там же стоял и мой отец, любопытно оглядываясь по сторонам и потягивая сигарету.
– О, Ефимка! Привет! – обратился он ко мне. – А ты чего не с Настей? Не знаешь случайно, что это за велосипед у нас тут лежит?
Оба вопроса потребовали от меня солгать, чтобы не выдать Валерку, что я и сделал:
– Да Настя сегодня с родителями в гости идёт. Вот и ушла домой пораньше. А велосипед этот одного моего приятеля. Он оставил его тут, просил пару гаек подкрутить – у него просто нужного ключа нет. Я сейчас как раз этим займусь и отвезу ему велосипед.
Отец посмотрел на меня слегка удивлённым взглядом, словно ожидал услышать какой-то другой ответ, но потом принял более серьёзный вид и спросил:
– А ты знаешь, что у Валеры произошло?
– Нет, – ответил я, изобразив на лице глубокое изумление.
– Его отец утром скончался. Царство ему небесное. Не знаешь, где сам Валера? В деревню приезжал участковый, искал его. По правилам его должны определить в детский дом.
– Нет, Валеру я сегодня не видел, – поспешил ответить я, отрицательно покачав головой для пущей убедительности.
– Если увидишь, скажи ему, чтобы вечером дома был. Участковый обещал заехать ещё раз к шести часам, – велел мне отец. – Он вообще знает, что его отец мёртв?
– Не знаю, я же его не видел сегодня, – ещё раз повторил свой ответ, чтобы отвести от себя всякое потенциальное подозрение.
– Ох, бедный мальчик, – сказал отец, глядя куда-то вниз и качая головой, – всё же дай ему знать, если встретишь его. Дело серьёзное. Мы с твоей мамой сейчас едем в город на рынок за продуктами, будем через час-полтора.
Сказав это, отец отправился в гараж заводить машину, а я пошёл в дом. Как ни странно, он не заметил палатку в моих руках и не стал ничего спрашивать на этот счёт. Вероятно, он так сильно был погружён в мысли о смерти Валеркиного отца, что мог бы с таким же успехом не заметить пачку сигарет или бутылку пива в моей руке.
Войдя в дом, я столкнулся с мамой – она как раз выходила на улицу, чтобы отправиться вместе с отцом на рынок. Как только они уехали, страшная мысль посетила меня: как теперь передать им просьбу Валерки? Ведь я только что сказал отцу, что вовсе не видел его сегодня. Я начал бранить себя за то, что так глупо и необдуманно солгал, из-за чего сильно подвёл своего товарища. Я продолжал ходить по комнате взад и вперёд и думал, как можно было исправить ситуацию.
«Чёрт, как же мне передать родителям просьбу Валерки? Заикнись я о похоронах – родители сразу поймут, что я лгал, всё вскроется, меня накажут, а Валеру отправят в детдом! Какой же я олух! Что я натворил! Думай же, дурья башка, как спасти своего друга!» – мысленно бранил я себя.
Вдруг мне пришла в голову мысль: а что, если оставить родителям записку с просьбой Валерки организовать похороны его отца, а самому уехать на четыре дня вместе с ним и пожить в палатке, пока он не созвонится с дядей Антоном и не отправится к нему в Смоленск?
«Бред! – тут же одумался я. – Ну какая записка? Ну как я уеду на четыре дня? Нас же будут искать! Нет, нужно найти другой выход».
Я продолжал суетливо ходить взад и вперёд, иногда садился на стул, брал со стола солонку и крутил её в руках, затем резко вставал и снова начинал ходить по кухне. Так продолжалось около двадцати минут, и за это время я не смог найти более разумного выхода из сложившейся ситуации. Тогда я, сам того не замечая, стал утешать себя тем, что моя изначальная идея не так уж плоха.
«А что? – подумал я. – Оставлю родителям записку, где всё объясню. Они меня поймут и обязательно помогут Валере с похоронами его папы, тем более что они очень уважали его батю. А пока все дела утрясутся, побуду с Валерой – поддержу его морально, как смогу. Четыре ночи в палатке – не так уж страшно, мы же смогли пережить две в апреле, а тогда было намного холоднее. А днём будем потихоньку ехать в сторону Смоленска. Заодно и время в пути скоротаем, и не так скучно будет, и Валере всяко в дороге меньше будет о смерти бати вспоминаться, нежели когда на одном месте сидишь. Решено! Еду с ним!»
Убедив себя в правильности своих намерений, я метнулся наверх в свою комнату за письменный стол, где принялся писать записку для родителей карандашом на тетрадном листе.
У меня получилось письмо следующего содержания:
«Дорогие мама и папа, простите меня, но я солгал вам, чтобы спасти своего друга. Валера знает о смерти своего отца и не намерен оставаться в деревне, так же как и не намерен провести несколько лет в детском доме. Он поехал к своему другу в Нижний Новгород, чтобы начать там новую жизнь. Я буду сопровождать его первое время. Меня не будет четыре дня, и, возможно, мне понадобится ещё несколько дней, чтобы вернуться домой. Позаботьтесь, пожалуйста, о похоронах Валериного папы. Валера обещал возместить все расходы, как только сможет устроиться на работу.
Мы будем очень аккуратны, я обещаю. Простите, что так вышло, что пришлось вам соврать. Не ищите нас, пожалуйста, и не заявляйте в милицию. Я скоро вернусь.
Ефим».
Я специально указал Нижний Новгород вместо Смоленска, потому что они находились в противоположных сторонах. Я надеялся, что, если нас всё же будет искать милиция, они пойдут в неверном направлении. Как ни парадоксально, но, извиняясь в письме за ложь, я вынужден был вновь солгать.
Я перечитал письмо, убрал карандаш в стол и встал со стула, чтобы спуститься на кухню и оставить моё послание на обеденном столе. Но я тут же остановился, точно остолбенел.
«Настя!» – подумал я и тут же вернулся за письменный стол.
Я обещал Насте встретиться завтрашним днём и не мог нарушить своего обещания, не оставив никакого оправдательного письма, поэтому принялся писать вторую записку для неё. Нежные чувства тотчас полились на бумагу синими чернилами. Строки получились следующими:
«Дорогая моя, любимая, обожаемая, прекрасная Настя! Прости меня, но я вынужден уехать на несколько дней, чтобы помочь Валере. Тому самому Валере, который однажды вместе со мной помог тебе спасти кота и дать отпор хулиганам. Тому самому Валере, которого ты видела сегодня в поле и из-за горя которого нам пришлось отложить нашу встречу. Надеюсь, ты на меня не сердишься! Я вернусь через несколько дней, а как вернусь, обязательно приеду к тебе. Не держи, пожалуйста, на меня зла. Ты умная, проницательная, добрая девочка. Я уверен, что ты всё поймёшь. До скорой встречи, моя ненаглядная Настя! Я тебя очень люблю!
Твой Ефимка».
Ниже я подписал следующее:
«Мама и папа, передайте, пожалуйста, эту записку Насте или продиктуйте её содержимое по телефону».
Я схватил обе записки и, бегло перечитав их, поспешил отнести их на кухню. Я открыл холодильник, чтобы взять оттуда как можно больше припасов в дорогу, но, увы, он оказался почти пустым. Недаром родители поехали на рынок закупать продукты. Всё, что мне в итоге удалось прихватить из дома, это термос с горячим чаем, шесть бутербродов с сыром, пачка гречки и пачка риса, две банки тушёной свинины и полбуханки хлеба. Таких запасов нам явно бы не хватило на четыре дня. Тогда я решился сделать то, что не сделал бы никогда, не попади мой друг в такую беду. Я зашёл в комнату родителей и достал из книжного шкафчика старую книгу «Три мушкетёра». В ней отец прятал небольшую заначку на чёрный день – две тысячи рублей. Я взял эти деньги и засунул поглубже в карман. Теперь почти всё было готово к нашему с Валерой побегу. Оставалась лишь одна, как мне казалось, небольшая проблема – нужно было пригнать к Валерке уже не один, а два велосипеда.
На деле везти два велосипеда по обе стороны от себя оказалось не так-то просто. Я старался держать их ровно, но, когда переднее колесо какого-нибудь из них попадало в ямку или натыкалось на кочку, велосипед тут же начинало вести в сторону и я терял равновесие. Мне приходилось сразу же останавливаться и изо всех сил выправлять одной рукой ход отклонившегося велосипеда, пока второй рукой я крепко прижимал другой велосипед к себе, чтобы он тоже не потерял равновесие. Такой неуклюжий способ передвижения сильно замедлял мой шаг, и, чтобы добраться назад до Валерки, у меня ушло значительно больше времени.
Когда я достиг опушки леса, то увидел Валерку сидящим под высокой берёзой и погружённым в какие-то мысли. Лицо его было красным, а глаза блестели на солнце, словно наполненные влагой. Вероятно, когда никого не было рядом, он дал волю эмоциям и выплакал все свои слёзы, накопившиеся у него после смерти родного отца. Тем не менее я постарался сделать вид, словно не заметил этого, и с открытой улыбкой человека, выполнившего поручение, подошёл к нему.
– Ефим, а почему у тебя два велосипеда? – изумился Валерка.
– Я еду с тобой! – решительно ответил я.
Услышав мой ответ, Валерка пришёл в недоумение.
– Как со мной? С ума сошёл? – воскликнул он. – А что ты сказал родителям?
– Валера, ты попал в беду, и я не могу вот так тебя оставить, пока не буду уверен, что тебя будут готовы принять в Смоленске. А что касается моих родителей, то их не было дома, я оставил им записку с просьбой позаботиться о похоронах твоего отца.
– Но у нас совсем нет еды, – возразил Валера. – У меня с собой только пятьсот рублей и пачка пшённой крупы в рюкзаке. Мы не сможем протянуть на этом целых четыре дня.
В ответ я снял свой рюкзак и раскрыл его перед глазами Валеры.
– Вот! – пояснил я. – Это всё, что я смог вынести из дома. Ещё я взял две тысячи рублей. Нам должно этого хватить.
Валера смотрел то на меня, то на мой рюкзак изумлённым взглядом. Он то приоткрывал рот, то снова его закрывал, словно не мог найти подходящую фразу для ответа.
– Давай переложим часть продуктов тебе, – опередил я его со своим предложением. – А то мне тяжело всё это везти одному.
– Конечно! – торопливо согласился Валера и тотчас подставил мне свой рюкзак.
Тогда я переложил туда часть продуктов так, что каждый из нас вёз поровну.
– Поехали! – воодушевлённо скомандовал я.
Валера молча сел на велосипед, не отвечая ни слова и не сводя с меня глаз. Лицо его выражало недоумение, казалось, ему с трудом верилось, что я был готов покинуть дом и поехать с ним на несколько дней на неизвестное расстояние. Будучи человеком отзывчивым, но при этом не привыкшим просить помощи у других, Валерка явно смутился от моей готовности делить с ним пополам не только всю еду и деньги, но и любые невзгоды, которые могут повстречаться нам на пути.
– Поехали быстрее! – повторил я, изобразив на лице нелепую улыбку, которой пытался подбодрить приятеля. – Родители сказали, что участковый уже был у тебя сегодня и скоро он придёт снова. Нам нужно скорее убираться подальше от деревни.
Валера был далеко не из тех, кого нужно было уговаривать, да и сложившаяся ситуация не терпела от нас колебаний. Мы стремительно закрутили педали в сторону шоссе и вскоре оказались на асфальтированной дороге среди шумящих автомобилей. Солнце уже клонилось к земле, жара начала отступать – близился тихий летний вечер. У нас оставалось не так много времени до того момента, когда придётся позаботиться о ночлеге.
Глава тринадцатая
ЧЕТЫРЕ ДНЯ
К концу первого дня нам удалось одолеть чуть больше двадцати километров. На ночлег мы устроились в небольшой чаще между Можайском и Бородино. Ужин наш ограничивался бутербродами с сыром, которые было необходимо реализовать в первую очередь. Вечер выдался тёплым, и мы решили не разводить костёр. Только комары в отсутствии огня не давали нам покоя, из-за чего весь вечер нам пришлось провести в палатке.
Мы с Валерой практически не общались с того самого момента, как выехали из дома. Он был глубоко погружён в раздумья, и я не считал нужным его беспокоить. Ночью я слышал, как он плакал и что-то невнятно шептал про своего отца, но я продолжал делать вид, что сплю, и даже попытался захрапеть для пущей убедительности.
Наутро мы сварили пшённую кашу в небольшой железной миске, которую я всегда держал в своём рюкзаке на случай необходимости приготовить пищу в лесу. Так или иначе, такого завтрака было достаточно, чтобы перебить голод на какое-то время.
С самого утра стояла невыносимая жара. Знойное июньское солнце поднялось высоко в небо, так что от него невозможно было спрятаться. Ветра совсем не было, только проезжающие мимо машины обдавали нас потоком воздуха, но он был настолько горячий, что едва ли был способен принести облегчение. Мы ехали медленно, часто останавливались, чтобы передохнуть в тени на опушке леса, но как только мы приближались к деревьям, нас осаждали стаи комаров, и нам приходилось бежать назад к обочине дороги под палящее солнце, куда комары редко решались сунуть свой нос.
Ситуация усугубилась после того, как мы миновали Бородино. Можайское шоссе закончилось, и мы оказались на большой широкой дороге, на которую совсем не попадали спасительные тени деревьев. Очевидно, мы въехали на Минское шоссе, по которому то и дело неслись громадные грузовики, обдавая нас своим жаром. Но всё же выезд на большую автомобильную трассу имел свои плюсы: нам снова и снова попадались закусочные, в которых можно было бесплатно налить кипятка.
Весь день до самого вечера мы ехали тихо, экономили свои силы. А всё потому, что нам было вовсе некуда торопиться, мы просто тянули время до разговора с дядей Антоном. За день мы проехали около сорока километров, и наш следующий ночлег проходил возле живописной опушки берёзовой рощи где-то на границе Московской и Смоленской областей.
Днём четырнадцатого июня мы достигли Гагарина, где решили основательно пообедать. Не без гордости за себя и за своего товарища замечу, что до этого момента мы с Валеркой держались на собственных запасах и не потратили ни копейки. Однако теперь захваченная из дома еда заканчивалась, оставалась лишь до сих пор неоткрытая пачка рисовой крупы. Кроме того, ни одному из нас не пришло в голову взять с собой в дорогу соль. Поначалу мы, конечно, терпели и обходились без неё, но вскоре вся еда стала нам казаться невыносимо пресной. Тогда нам пришлось прибегнуть к следующей хитрости. Мы заезжали в какое-нибудь придорожное кафе, где я брал со стола солонку и незаметно засовывал её в карман, тряс и крутил её там какое-то время, после чего ставил назад. Так в кармане мне удавалось унести горсть соли, которой нам хватало на один или два приёма пищи. Но и такой способ питания нам быстро надоел, и мы решили потратиться на сытный обед в городской столовой.
– Валера, как ты считаешь, докуда мы сможем доехать за эти четыре дня? – решил я наконец завести диалог со своим другом за обеденным столом.
– Ну, при таком темпе завтра к вечеру до Вязьмы доберёмся, – предположил Валера, – а шестнадцатого к вечеру сможем ещё километров на сорок на запад продвинуться. Но я в этом, честно говоря, смысла не вижу. Из Вязьмы позвоним Антону Алексеевичу, а оттуда я уже на электричке в Смоленск поеду к нему, а ты можешь точно так же электричкой до Можайска добраться, а оттуда домой уже.
– Тоже верно! – подметил я. – Значит, спешить нам некуда. За два дня как раз потихоньку до Вязьмы и докатим.
Если вы видите себя несчастным человеком, то попробуйте посидеть на пресной крупе денёк-другой, после чего позвольте себе как следует покушать. Тогда вы вмиг почувствуете себя счастливым, ну или хотя бы ощутите сладкое чувство радости и удовлетворения. По крайней мере, наше с Валерой настроение не хило подскочило после сытного обеда в столовой.
Из Гагарина мы выехали около двух часов пополудни и совсем скоро почувствовали себя узниками очередного знойного дня. Только камеру в этой тюрьме нам заменяла бесконечная раскалённая дорога, а стражей – голодные стаи комаров, которые тут же нападали на нас, стоило нам отойти на несколько шагов от обочины. Смоленская область не была такой богатой на придорожные закусочные, как Подмосковье, и нам было негде залить воды в бутылку. Между тем оставшиеся запасы питья иссякали, и уже через семь километров от города мы допили всю воду, не оставив ни капли.
– Что будем делать? – обратился я к Валере.
