Читать книгу: «Дневник грозы. Когда мы смотрим на море, море смотрит на нас», страница 3

Море тебя заберет

Они спускались по узкой дорожке среди скал. Эта тропинка была незаметна с моря и с суши, если о ней не знать – найти ее издалека было невозможно. Она была очень крутой, ведь она спускала нас с высокого утеса, настолько высокого, что рыбацкие лодки внизу казались лишь маленькими щепками. Среди этих щепок было и маленькое суденышко, которое купил его отец – он решил добавить к своему ремеслу с мельницами еще и немного рыбы, ведь когда он настраивал все мельницы в округе, у него оставался целый месяц, а то и два, свободы. А свободу папа не любил, потому что появлялась мама и сразу же занимала его свободное время какими-то бессмысленными, по его мнению, делами. Вместе с тем, в рыболовный сезон, папа проводил в море, порой, очень много времени, но мама была не против. Они спускались, а солнце вдали поднималось, и ветер набирал силу. Его уже нельзя было назвать ветерок – он мягко, но с какой-то скрытой мощью толкал их вниз к лодкам. Мальчик видел, как вдоль их тропы гнулись кипарисы, но их самих же не сильно сдувало. Так они спустятся на пляж с галькой.

– Прыгай в лодку, – сказал папа. Он не волновался, он сосредоточенно перебирал веревку, потом следующую. Папа посмотрел мальчику в глаза.

Его собственные голубые глаза были очень серьезными. Он редко видел их такими. Но сейчас они были не только серьезными, но и немного жестокими. Мальчик немного испугался. А папа вдруг быстро обвязал его вокруг пояса одной веревкой.

– Зачем мне это? – спросил сын.

– Чтобы я тебя не потерял, – улыбнулся уже по-доброму папа.

– А я никуда и не хочу теряться, – удивился мальчик.

– А теперь запомни! – строго сказал папа, уже без жестокости. – Никогда, слышишь, никогда, пока ты на этой лодке, не отвязывай эту веревку от себя, иначе море тебя заберет!

Мальчик кивнул. Он-то не боялся моря, но папу боялся, особенно сейчас. Даже его друг, ветер, испугался его папу.

– Хорошо.

И папа встал с носа лодки, уперся плечом в борт и начал сталкивать ее с берега – их плавание начиналось. Ветер вокруг радовался, он потеплел и начал искать паруса этого суденышка. Никогда этот взрослый человек не видел такого попутного ветра, как в тот день. Ему даже не пришлось брать весла, чтобы отойти от берега. Даже без парусов его лодка направилась в открытое море.

Мальчик подрастет и будет вспоминать слова своего родителя, когда еще не раз будет смотреть на фигурки людей с поднятыми вверх руками и наполовину погруженных в воду. Эти фигурки быстро удаляются от их дома, паруса которого уносят всех их в сторону от этого человека, которого забирает океан. В принципе он знал, что этот моряк скоро уйдет, их не выбирают обитатели дома под парусами, их не выбирает он, их выбирает, может, этот корабль, а может, море или Она. Может, их выбирает ветер – неизменный спутник этого корабля. Нет, он им не желал зла, но почему-то они начинают выглядеть на этом корабле, как снег в летнем лесу. Снега не должно быть, так и их почему-то не должно быть на корабле, и океан их забирает. Как-то он даже в качестве эксперимента решил привязать одного из них веревкой, но волны тогда накренили корабль и выкинули бедолагу за борт. Тогда другой раз он несчастному выдумал какое-то наказание, и привязал к мачте с руками и ногами. И буря тогда затопила всю верхнюю палубу, а волны подняли какую-то бочку ее о несчастного, тот еще живой взмолился о пощаде, чтобы его отвязали, пока какой-нибудь якорь не расколол ему череп. И мы тогда повиновались его призыву пощадить, его мольбе отвязать. Он помнит, как переглядывались тогда между собой все моряки: наказание показалось слишком суровым, и вина страшного исхода для обычных смертных повисла на двух хранителях дома под парусами. И тогда он перестал себя обманывать и решил – «так заведено». Через мгновение волна смоет останки того бедолаги, а в его памяти не будет больше надежды, больше он не играл в эти игры – кому суждено уйти в грозу, тот уйдет, и они, смертные, не в силах этому помешать. Быть может, когда-то в этом доме смогли спасти от этой участи единственного человека, который потом и станет хранителем этих деревянных палуб. Смертные гости этого бесконечного голубого мира не будут впредь позволять себе таких вольностей, но об этом они никогда и не спрашивали друг друга. Боялись?! Нет, скорее просто не хотели знать всех ответов. Дружба – это чаще всего маленькая ложь, быть может, и всегда. В его случае все-таки маленькая ложь.

Первый раз

Он помнит свой первый раз в море. Маленькое суденышко, опасный попутный ветер, скальные берега. Такие бухты закрыты для больших кораблей – для них здесь слишком много опасностей. Одна из них – как раз такой ветер, который тогда уносил их в открытое море. Та маленькая щепка набирала ход, как листок дерева на осеннем ветру. Тогда ему казалось, что он попал в волшебное царство – так было интересно маленькому мальчику наблюдать, как их маленький кораблик кидает в разные стороны под напором морского ветра. Мальчик думал: «Какая увлекательная игра», а моряк думал о своем отце. Как отец умудрялся управлять той щепкой с парусом? Отец был тогда напряжен, он точно это знал, папе никогда больше не приходилось усмирять такой сильный и игривый ветер. Отец на всю жизнь запомнил, как они неслись по волнам навстречу восходу, его лодка порой отрывалась от водной глади и парила на хлипком киле над водой. Они с ветром как будто стали единым потоком. Ветер позволял его направлять. Такие же чувства испытывал этот взрослый человек, когда он ездил верхом. Огромное сильное животное под ним позволяло себя направлять, но он был гостем в его мире. Так и тогда они нашли с ветром общий язык. Это существо позволяло к себе прикасаться, позволяло себя направлять туда, куда человеку нужно было. А человек очень осторожно это использовал. Здесь он был гостем этого существа. Когда человек делал что-то неосторожно, он сразу чувствовал, что его лодку сейчас поднимут в небо и перевернут парусом вниз – утопят. Оставят погибать, тонуть здесь, вместе с самым дорогим, что у него есть в этом мире – его сыном. Глаза ребенка блестели, его светлые кудри развевались во все стороны вслед за парусом, его дорогой мальчик смотрел восхищенно то на своего папу, то на водный мир вокруг них. Этот мир он видел впервые.

Отец тоже видел этот мир впервые, хотя выходил в него уже столько раз. Но сейчас понял, что ему, наконец, показали этот мир с какой-то другой стороны. Волны в его глазах теперь приняли какое-то очертание тропинок и дорожек, по которым можно было идти. А тучи стали подобно деревьям – где-то здесь начали появляться раньше невидимые для него обитатели этого скрытого от глаз обычных людей мира воды. Широкой дугой они шли по водной тропинке к самой дальней бухте, где человек оставил свои сети, чтобы получить немного еды для своей семьи. Мальчик будет взахлеб рассказывать об этом своем путешествии. Как они летели, парили над волнами, как был похож его папа на воздушного змея, которого отпустили на свободу с привязи в небо. На очень красивого и большого воздушного змея. Мама смеялась такой улыбкой – самой чистой и счастливой, какую мальчик знал. Моряк думает, что его мама была счастлива, что он тогда вернулся. С папой они не ссорились, и даже не обменялись ни одним упреком. Папа просто сказал, что погода была какая-то странная: «Воды сегодня были в спокойном могуществе». Мама лишь поцелует его. Они были красивой парой, настолько красивой, что моряк себя поймал однажды на странной мысли в каком-то портовом баре. На этом корабле он услышал много историй о родителях и давно решил оставить историю о своих в тайном уголке памяти, до которого никто не сможет дотянуться. Когда-нибудь, возможно, судьба его забросит снова в тот его первый дом. Один раз они уже там были, и моряк побоялся наведаться в родительский дом.

Когда уходит детство

После морского путешествия мальчик попросит папу сделать ему лодку, а папа скажет ему, что он уже большой, и может сделать себе лодку сам. И добавит:

– Но советую тебе испытывать ее сначала на реке.

Папа не приказал, папа посоветовал, возможно, это спасло мальчика от гибели, потому что он решил послушать папу и благополучно потерял свое первое подобие лодки в совсем спокойных водах их местной речушки. Так началось то его лето. Потом он проведет не одно лето, плавая по реке на своей собственной, сначала хлипкой, лодке, потом тайно решится и выйдет даже в море. Но его первое лето, когда он конструировал сначала свой плот, потом лодку, она даст течь из всех щелей и затонет. Потом они будут нырять и пытаться ее найти, когда найдут, начнут спасательную операцию. Шутка ли, столько хоть и дармовой, но настоящей корабельной древесины будет пропадать! Они будут привязывать канат к лодке и тащить ее с берега, она будет застревать и тянуться по дну, один из его друзей будет плыть вместе с ней и проталкивать, когда она будет за что-то цепляться. В конце концов, лодка будет спасена, и начнется ее доделка – обмазка смолой. Начнутся поиски нужной смолы по всей округе, а потом хитрые приключения по ее добыче, денег ведь у них не было ни на смолу, ни на корабельную древесину, ни на парус. Парус на лодку в то лето они так и не поставят, но поплывут, потом будут ходовые испытания, рыбалка. Поймать большую рыбу в реке, такую большую, чтобы над тобой не смеялись взрослые, оказалось той еще задачей. Одна такая рыба, оказалось, легко могла тащить их вместе с лодкой. Но все-таки они притащили домой каждый по рыбине, от которых их родители ахнули, а мальчик и его друзья начали гордиться от собственной значимости. Ягоды в лесу перестали быть интересными. Так закончилось лето – они на лодку ставили парус, а следующее он уже начнет под парусами, и на год старше, на год сильнее, на год умнее. Его паруса будут только разгонять его еще сильнее. Совсем скоро он сможет помогать своей семье. И появление нового человека в ней станет чем-то самим собой разумеющимся. Мальчик помнит свое последнее лето, когда чувствовал себя еще ребенком. Они все были тогда счастливы – папа, мама, сам мальчик и, наверное, этот маленький человек. Забавно было потом чувствовать себя через лето. Цинизм, наверное – это граница между ребенком и взрослым, не хитрость, не злость, а именно цинизм. Его время в доме уходило, он ничего не говорил папе и маме, но откуда-то они сами все понимали – взрослым не нужно много слов. Самые умные из взрослых вообще слова не очень любят, по крайней мере, когда их много. Папа перестал с ним играться, а начал учить, а любви мамы стало немного меньше. Мальчик все так же любил лежать на траве перед лесом или на том самом утесе, который стал тайным местом. Небо было все таким же голубым, но его горизонт неумолимо уходил куда-то за границы их поселка на утесе возле моря.

Новенькие

Юнги бывают разные, одни хотят заработать на красотку в порту, вторые хотят увидеть Индию и людоедов, третьи хотят стать капитанами. Как ни странно, но самые безобидные первые. Они приходят на корабль юнцами с земли, приносят с собой новые шуточки, игры, охотно пьют и любят повеселиться, работают как все, отдыхают как все. Они любят поесть, любят поспать, и, в конце концов, зарабатывают на свою красотку. Через пару месяцев плавания они превращаются в бородатых неинтересных моряков с приевшимися шутками и играми, через полгода они перестают шутить и просто весело хохочут под привычные шутки, а в остальное время ищут, где бы незаметно выпить рома. Самые же опасные – это юнги, которые хотят стать капитанами. И опасны они, прежде всего, сами для себя, потому что, в конце концов, каждый из этой редкой породы рискнет пойти против самого капитана. А этот человек подготавливает ловушку неспешно и неторопливо, уже не один «капитан» был сброшен за борт на корм акулам моряками без какого-то приказа или участия человека на мостике. Капитан всегда с первого взгляда понимал, что за юнга перед ним стоит и просится на борт. В такие моменты он ненавидел этот корабль! Молодой парень стоял перед толпой моряков, и каждый из них начинал изображать его лучшего друга. Корабль преображался в какой-то карнавал веселья. На пару дней, когда приходил новичок, этот угрюмый замкнутый мир превращался в подобие бразильского карнавала, и молодому парню не дано распознать за красивыми телами жар-птиц Бразилии обычных проституток, так среди всех этих загорелых лиц они никогда не видели лжи.

Мы все были молодыми, и в этом карнавале я всегда начинал думать, каким был капитан в свои молодые годы. Только он мог себе позволить угрюмо созерцать этот базар лжи, который начинал твориться на корабле, когда встречали новеньких. И мы всей командой пытались перекрыть тот осадок, который оставался у любого, кто видел нашего капитана. Чего уж душой кривить, я тоже скрашивал. Не знаю, зачем этим занимались все остальные, а я хотел найти себе нового капитана.

Лоцман

Все дальше и дальше заплывал он на своей лодке в океан, все выше поднимался по реке, на сотни миль вдоль берегов океана не оставалось утесов и берегов, о которых бы он не знал. Так появлялись знания, которыми он охотно делился. Так появился самый лучший лоцман этих берегов, которому стали платить все корабли, желающие без потерь спуститься по реке вниз и выйти в море, или наоборот – подняться по реке к порту.

– Я не встречал еще таких знатоков мореходного дела, молодой человек, – разговорился с ним как-то один капитаном.

– Честно, я думаю, что мы все знаем что-то, чего не знают другие. Я, например, понятия не имею, как обращаться с такими большими парусами, как на Вашей шхуне. Мне кажется это магией!

– С удовольствием дам Вам урок! – ответил капитан того судна.

Так самый лучший лоцман скального утеса узнал, как обращаться с большими парусами фрегата королевских войск. Капитан ходил по морям столько лет, сколько себя помнит. И был сильно удивлен, как этот молодой человек перед ним быстро схватывал все знания, которые он накапливал столько лет. Капитан знал, сколько боли, крови и усилий стоили они. Невольно он вспомнил поговорку про волка в овечьем стаде. Среди своих овец – он похож на морского волка, перед этим же юношей он вдруг подумал, что не заметил, как уже постарел – наверное, первый раз в своей жизни. Он был и рад, и несчастен, что в этом мире нашелся другой человек, способный его понимать, и он стал несчастен, потому что точно знал, что их пути разойдутся через пару дней. Им не стать друзьями, скорее, они станут врагами, которые будут друг друга уважать. Почему врагами? Наверное, из-за ревности к тому, что скрывалось за морским горизонтом вдали. А пока он рассказывал все, что знал о парусах, этому молодому еще речному волчонку. Только провидение знает – придется ли еще им встретиться снова. Молодой лоцман же опять испытал восхищение, похожее на то, которое он чувствовал в свой первый выход в море со своим отцом. «Интересно, – думал он, – сможет ли этот капитан поднять в воздух свое судно, как поднималась тогда их с отцом лодка?» Он еще не подумал, как это было бы возможно, а его воображение уже рисовало картину могущественного ветра, срывающего людей с палубы и поднимающего над водой этот огромный морской фрегат. Как нужно развернуть этот самый большой парус, о котором сказал капитан, под углом, и компенсировать его теми маленькими парусами с носа, и фрегат бы полетел.

Сон или не сон

Иногда Юнге казалось, что их плавание похоже на сон. Один красивый пейзаж сменялся другим, но от такого количества красоты его сознание быстро устало, оно как будто стало наблюдать за собой со стороны. День сменялся днем, и мир плыл вокруг и уносился куда-то, куда они уже не вернутся. Юнга стал явственно это ощущать, что они уже никуда не вернутся, никогда и никуда. Когда они заходили в порт Корсики десятый раз за полгода – это было другое место, и другие люди. Зыбкость своей жизни в этом мире воды его начинала сводить с ума, и тогда он первый раз попробовал больше рома, чем позволял себе раньше. И безумие его немного отпустило, потому что каждый вечер в этом мире он засыпал с мыслью, что завтра его уже не будет. И его действительно не было на следующее утро. Утро дарило новый день, новое место и новых людей, даже здесь, в их доме под парусами. Ему рассказывал Кок, что, возможно, у него просто приступы паники – такое бывает со всеми, особенно в штормы и сильные грозы. А Юнга не понимал, о чем говорит Кок, ведь вокруг была спокойная бесконечность, которая развлекала его картинками каждый день. Кок только улыбался. Он любил улыбаться. Они были противоположностями с Капитаном – тот, даже когда смеялся, казался дьяволом. И все на корабле сходились во мнении, что лучше бы он вообще не показывал никаких эмоций. И один правил балом наверху, другой правил балом в темных углах этого дома.

Проводник

За его знания ему платили достаточно. Людям нужна суша, а земле нужны люди. Они рождены были для твердой поверхности, и сколько бы ни пробыли в море, сто из ста одного хотели попасть к своей мечте, которая была, чаще всего, в каком-то в портовом баре. Поэтому в проводнике через узкие русла реки всегда была потребность – никто не хочет рисковать, когда уже так близок к берегу. Редко теперь он был одинок, ему даже не нужно было ловить рыбу, чтобы себя прокормить – повсюду за ним следовал его ветер, везде он ему подсказывал дорогу. В конце концов, у него появится первая яхта, которую он не построит собственными руками. Но слово «яхта» для этого корыта было слишком гордым названием. Иногда ему потом казалось, что не было доски в этом корыте, которую бы он не обтесал своими руками или не доделал. Но слово «яхта», в конце концов, это корыто заслужило. Парус он выбросил после первого же значительного дохода от фрахты. Так он начал плавать по рекам на самой быстрой шхуне в радиусе триста миль в округе. По этим маленьким неглубоким ручейкам. Яхта ходила вверх и вниз по ручью. Они возили всякую всячину к большому порту. Он помнит, как каждый раз находил поток, который выводил его к этому порту. Каждый раз он думал, что они становились друзьями, но каждый раз они расставались. Они прощались. Прощаться ему не нравилось. Ему казалось, что у каждого маленького поточка было имя, и он даже мог его произнести. Но есть какой-то негласный договор – им нельзя появляться в нашем мире, они сами показывают себя здесь. Тогда он первый раз задумался о реальности. Почему они не пересекаются – почему его знания для людей кажутся чуть ли не магией. Знания из того мира живут в мире людей. Они помогают ему. Они сводят его с ума, они заставляют его думать о своем здравом смысле. Эти маленькие ручейки убегают из мира людей и зовут его за собой. А ему тогда было дико страшно оказаться в том большом пространстве, где человек кажется иллюзией. И мир людей сводится к маленькой деревянной щепке, которую несут ветра, куда они захотят. Почему-то уже тогда он был уверен, что ветра обязательно чего-то хотят, как и эти ручейки, уходящие из мира, окруженного людьми, в мир, где людей нет. Почему-то они не хотят оставаться с нами. Они кого-то из нас любят, но все равно прощаются. Наверное, там их родина. У меня же есть родина – земля, которую я люблю. Правда, люблю ли я? Нет?! Он и ходит под ветрами, потому что хочет найти свой дом.

Лоцман вспоминал свое детство. В бескрайнем пространстве воды – ты или медленно и верно затуманиваешь свой разум вином и ромом, или плаваешь в воспоминаниях, или книгах, или накладываешь воспоминания на новые впечатления из книг. Лоцман сначала занимался только воспоминаниями, потому что не умел читать. Не умел он читать, потому что сейчас умел плавать под парусами. Лоцман хорошо помнит, как долго зарылся в первые впечатления от книги, когда таки научился читать после первых уроков чтения, полученных от того капитана, корабль которого он поднял к порту. Он отлично понимал, почему матросы любят это состояние опьянения – не приходится уживаться с самим собой. Это оказалось трудно – в этом было что-то мазохистское, что-то от самобичевания. Родители, которых он покинул, лес, в котором он любил гулять, первый друг, которого забрала вода. Интересно, плавали бы они вместе, если бы он не утонул на той первой их лодке под парусом. Его моряки на этой маленькой шхуне сейчас, как он тогда, когда был ребенком – бесятся и играют со всем, до чего могут дотянуться. Они ему напоминают деревенских котов весной. Непонятно ему, как у него получилось перестать быть этим котом, почему у него появился свой парус, который он так любит. В конце концов, его же капитан научил читать. Тот капитан рассказывал ему так много, и все это было так интересно, но моряк все забывал. И от этого бесился, приходил в ярость. Почему он помнит всякую чушь о роме и не помнит таких нужных вещей, как название парусов. Помнит удивление того пожилого капитана, который неожиданно узнал о безграмотности своего проводника и усиленно стал учить его читать. И подарил ему его первую книжку «О корабельном деле», и просто сказал: «Все, что я тебе рассказал за время нашего путешествия, описано в первой главе, а в этой книге таких глав двенадцать». В эти времена – это был очень дорогой подарок, и проводник не смог себе позволить просто его принять, поэтому просто не взял с капитана денег за провод корабля. Его не могли научить читать за столь короткое время, но показали направление и цель – эта книга. Теперь в его мире появилась еще одна странная вещь – слово. «Сначала было слово», – помнит он фразу их священника в родном приходе. Он бил за это выражение, и мальчик вместо того, чтобы выучиться грамоте, убегал строить лодки. Теперь оставалось только сожалеть. Простые слова оказались такими непростыми – его слово на этом корабле значит очень много.