Отзывы на книгу «В списках не значился», страница 22

Произведение Бориса Васильева "В списках не значился" - очередная прочитанная мною книга в попытках найти прозу о войне без трагического конца. Жаль, она такой не оказалась. Увлекательная, с живыми, почти осязаемыми образами, с неотвратимо наползающим, пронизывающим чувством страха, темноты и холода разгромленных казематов, она заставила меня оцепенеть, замереть от происходящего ужаса, будто и мои неловкие и неосторожные движения каждую секунду могут заметить... Почти всю книгу во мне теплилась легкая надежда, что хотя бы у этих героев все сложится благополучно. А под конец, когда уже было ясно, что все закончится трагично, я вспомнила кадры из фильма, который смотрела еще в детстве. И поняла, каким именно будет этот конец. И в очередной раз я плакала...

Брестская крепость, принявшая на себя внезапный и, пожалуй, самый страшный - первый - удар врага... Сопротивлявшаяся до последнего бойца...

У входа в подвал стоял невероятно худой, уже не имевший возраста человек. Он был без шапки, длинные седые волосы касались плеч. Кирпичная пыль въелась в перетянутый ремнем ватник, сквозь дыры на брюках виднелись голые, распухшие, покрытые давно засохшей кровью колени. Из разбитых, с отвалившимися головками сапог торчали чудовищно раздутые черные отмороженные пальцы. Он стоял, строго выпрямившись, высоко вскинув голову, и, не отрываясь, смотрел на солнце ослепшими глазами. И из этих немигающих пристальных глаз неудержимо текли слезы. И все молчали. Молчали солдаты и офицеры, молчал генерал. Молчали бросившие работу женщины вдалеке, и охрана их тоже молчала, и все смотрели сейчас на эту фигуру, строгую и неподвижную, как памятник. Потом генерал что-то негромко сказал. - Назовите ваше звание и фамилию, - перевел Свицкий. - Я - русский солдат. Голос позвучал хрипло и громко, куда громче, чем требовалось: этот человек долго прожил в молчании и уже плохо управлял своим голосом. Свицкий перевел ответ, и генерал снова что-то спросил. - Господин генерал настоятельно просит вас сообщить свое звание и фамилию… Голос Свицкого задрожал, сорвался на всхлип, и он заплакал и плакал, уже не переставая, дрожащими руками размазывая слезы по впалым щекам. Неизвестный вдруг медленно повернул голову, и в генерала уперся его немигающий взгляд. И густая борода чуть дрогнула в странной торжествующей насмешке: - Что, генерал, теперь вы знаете, сколько шагов в русской версте? Это были последние его слова. Свицкий переводил еще какие-то генеральские вопросы, но неизвестный молчал, по-прежнему глядя на солнце, которого не видел. Подъехала санитарная машина, из нее поспешно выскочили врач и два санитара с носилками. Генерал кивнул, врач и санитары бросились к неизвестному. Санитары раскинули носилки, а врач что-то сказал, но неизвестный молча отстранил его и пошел к машине. Он шел строго и прямо, ничего не видя, но точно ориентируясь по звуку работавшего мотора. И все стояли на своих местах, и он шел один, с трудом переставляя распухшие, обмороженные ноги. И вдруг немецкий лейтенант звонко и напряженно, как на параде, выкрикнул команду, и солдаты, щелкнув каблуками, четко вскинули оружие «на караул». И немецкий генерал, чуть помедлив, поднес руку к фуражке. А он, качаясь, медленно шел сквозь строй врагов, отдававших ему сейчас высшие воинские почести. Но он не видел этих почестей, а если бы и видел, ему было бы уже все равно. Он был выше всех мыслимых почестей, выше славы, выше жизни и выше смерти. Страшно, в голос, как по покойнику, закричали, завыли бабы. Одна за другой они падали на колени в холодную апрельскую грязь. Рыдая, протягивали руки и кланялись до земли ему, последнему защитнику так и не покорившейся крепости. А он брел к работающему мотору, спотыкаясь и оступаясь, медленно передвигая ноги. Подогнулась и оторвалась подошва сапога, и за босой ногой тянулся теперь легкий кровавый след. Но он шел и шел, шел гордо и упрямо, как жил, и упал только тогда, когда дошел. Возле машины. Он упал на спину, навзничь, широко раскинув руки, подставив солнцу невидящие, широко открытые глаза. Упал свободным и после жизни, смертию смерть поправ.

Плакала.

Какое счастье читать достойные рецензии на достойную книгу! Большее, по крайней мере, для меня, чем написание своей собственной рецензии, не написать которую я, однако, не могу. Борис Васильев – тот писатель, который пишет о войне просто, без лишних слов, простым и понятным языком, а ведь непросто писать о страшных страницах нашей истории, не скатываясь в сентиментальность, не вызывая намеренно жалости и ужаса, не делая из героев своих святых, а из злодеев – диких, полностью лишенных человеческих качеств зверей. Это война. Никто не прав и все виноваты. Но все сражаются, кто за что. За свою землю или за землю чужую. За свою родину или против родины врага. Неоднократно слышала о том, что герои Васильева все-таки идеализированы. Могу с этим согласиться и в то же время соглашаться не буду. На примере того же девятнадцатилетнего Коли Плужникова, восхищающегося своей новой формой за пару часов до начала страшнейших лет войны. Да, он – идеальный герой. Который не спешил уезжать из города, потому что был влюблен в подружку своей сестры, которую увидел спустя столько лет впервые. Да, он – идеальный герой, потому что прошел ад и сдался, но не немцам сдался, а сдался своей незавидной участи, сдался настолько, что решил оборвать собственную жизнь именно тогда, когда жизнь каждого защитника Крепости играла такую огромную роль. Да, он идеален, потому что не сумел застрелить человека, смерть которого обеспечила бы возможное спасение его любимой женщины и его нерожденного еще ребенка. Но он не сумел застрелить того человека – на тот момент сдавшегося в плен и жалкого, показывающего фотографии своих собственных детей. К счастью, Коля так и не узнал, чего стоило ему на самом деле этот по-человечески глупый поступок во время войны. И сколько таких поступков было совершено во время тех жутких лет? Сколько подвигов перевернуло в конечном счете весь итог войны? Уже неизвестно. И всегда можно сказать, что мы помним, мы скорбим по тем, кто защищал наше настоящее, но осознать эти слова, эту горечь победы можно только после чтения таких вот достойных книг. Остается надеяться, что мы достойны жить ценой всех тех отданных жизней.

Надо же, на КАКУЮ! отвагу способен русский человек. Читаешь и понимаешь, что сейчас люди совсем не те. Всё перевернулось, бывшие ценности потерялись во времени, процветает эгоизм и пропагандируется украинская пословица: " Моя хата скраю, ничего не знаю". Всё рушится, конец света и правда, давно прошел. Единицы пойдут на подвиг, спасая других, единицы пойдут на ВРАГА, защищая свою страну. Спасибо Вам, Борис, за отличную, Жизненную, Искреннюю книгу, что, несмотря на трагичность описанных событий, поднимает с колен и дает силы верить в лучшее.

Насколько сложно далась мне эта книга, настолько же сильно она мне понравилась. Её периодически приходилось откладывать, чтобы отдышаться, привести мысли в порядок, и снова - в бой.

Последние страницы, последние строки. Неужели, это и правда конец? Все ужасы войны пережиты? Убитые похоронены, а раненные могут вернуться? Неужели, конец? После таких книг еще долго хочется сидеть в оцепенении и думать, вспоминать, переживать заново. После таких книг хочется жить.

Пожалуй,о книгах на такую тему ничего другого сказать нельзя,кроме того,что я восхищаюсь храбростью и патриотизмом людей,которые вынуждены были сражаться за свою Родину

Ему было всего девятнадцать лет и два месяца, и он твердо верил в собственное бессмертие.

Сказать что книга тяжелая, ничего не сказать. Не заплакать, как по мне, невозможно. И хотя я просто таки рыдала над "Завтра была война", к ней мне было легче написать рецензию. Здесь же я не могу подобрать слов. Я увидела войну изнутри, такую какой она была: страшной, жестокой, голодной, пропитанной болью и потерями. В детстве, я не понимала почему папа так часто смотрит фильмы о войне. Ну что там интересного, казалось мне, стреляют, дерутся, бегают, кричат. И только став взрослее я поняла, что дело вовсе не в интересе. Вот и сейчас начала писать, и снова слезы на глазах. Я надеюсь, вы меня простите за то, что не описываю подробно свое впечатление. Просто скажу что эту книгу должен прочесть каждый.

...человека нельзя победить, если он этого не хочет. Убить можно, а победить нельзя.

Крепость не пала: она просто истекла кровью. Я - ее последняя капля.

Ужас первого сражения, неожиданной атаки… такое искренне неприкрытое описание чувств и ощущений! Не прилизанный сюжет, а жизненная суматоха, где никто не готов, а делать что-то надо.

Классно прописано становление главного героя: от амбициозного юнца, только выпущенного из-под крыла и не знающего что делать, до героя, не голивудского бесстрашного ковбоя, а именно советского героя, невероятно патриотичного и самоотверженного, но которому присущи все человеческие чувства: и страх, и совесть, и любовь, и отчаяние, и упрямое желание не сдаваться несмотря ни на что.

Очень сильно написано, до мурашек, до замирания сердца, до слез.

На этом я, пожалуй, закончу чтение о войне. Очень уж тяжело. 

Летом 2018 мне случилось посетить Брестскую крепость. То, что я  там увидела, меня потрясло до глубины души: стены со следами от пуль, фундамент, который реставрируют и стараются сохранить в том виде, в котором он был в конце июня 1941 года, чтобы потомки помнили, что война никогда не приносит радости и счастья.

Читая произведение Бориса Васильева "В списках не значился", я почти физически ощущала всё то, что автор описывал в своём произведении. Увидев в музее небольшой кусок стены, на котором было нацарапано "Умрём, но не сдадимся", я поняла, что её мог оставить вот такой лейтенант Плужников или безымянный старшина или простой рядовой солдат, который защищал свою землю. Настолько чётко представлялся и тот небольшой мостик, и Мухавец, и казармы, наверное, потому, что всё это было увидено вживую ранее. Эта книга - это гимн стойкости, самоотверженности защитников крепости, которые несмотря ни на что так и не сдали крепости, ведь немцы так и не смогли захватить ни одного боевого знамени. Защитники их бережно хранили, а последний - надёжно спрятал, чтобы никто не мог сказать, что крепость пала. Она не пала, она истекла кровью. Даже немецкий генерал отдал честь последнему защитнику, который огрызался и сопротивлялся до последнего, но так и не сдался, а когда его загнали в угол, то вышел, шёл и шёл, шёл гордо и упрямо, как жил, и упал только тогда, когда дошёл. ... Упал свободным и после жизни, смертию смерть поправ.