Читать книгу: «Домик у озера», страница 4

Глава 8

Зелёные лисья поблёскивали на солнце; озеро как будто застыло – в небе не было ни одной тучки. Солнечные лучи обжигали тело, не спасали от них ни тень, ни хотя бы слабый ветерок.

София сидела за столом на террасе, и, потягивая холодный чай, разглядывала величественный пейзаж, раскинувшийся перед ней. Рядом с ней неизменно лежали блокнот и ручка. Здесь же был и Генрих. Он расположился на шезлонге, прикрыв лицо кепкой. Несмотря на то, что вокруг дома вкруговую раскинулись высокие деревья, солнце всё равно попадало на террасу. Этот день был выходным для Графимова, и он остался дома, пригласив журналистку отдохнуть с ним на солнышке и поговорить. Беседа велась довольно непринуждённая, Софи всеми способами старалась уйти от вопросов, исключая те, с помощью которых она могла бы вытянуть больше информации о смерти Евы.

– Прочитала в интернете о самоубийстве вашей жены. Мне очень жаль, – доверительным голосом начала девушка, вздохнув.

Ей действительно было грустно за Еву, однако, не из-за самоубийства, а тяжёлой судьбы, жестокого мужа, и, под конец, столь неожиданное прощания с жизнью.

– Я не понимаю, почему она это сделала. Я её действительно любил, – вздохнул Генрих. – Стоило ей попросить, всё тут же оказалось бы у её ног, – пробормотал Генрих.

– Многие считают, что это убийство. Не знаю, возможно ли это…

– Они тем самым порочат её память. Нет, я уверен, что она сама покончила с собой, – твёрдым голосом сказал Графимов.

– А каким образом? В интернете об этом ничего не сказано, – с ложным интересом и тоской спросила собеседница.

– Инъекция большого количества снотворного внутривенно, – холодно ответил Генрих.

– И заключение судмедэксперта это подтвердило? – тут же спросила девушка, осознавая, что уже раздражает собеседника.

– Да, – уверенно сказал мужчина.

– А что вообще произошло в тот день? – осторожно спросила Софи, ожидая, что её проигнорируют, но ответ таки был.

– Не знаю, я был у себя, а утром, когда она не спустилась к завтраку, нашёл её уже мёртвой.

Спустя несколько минут молчания, Генрих поднялся с шезлонга и предложил журналистке искупаться. Она отказалась, но мужчина не предотвратил свои попытки. В итоге девушка сдалась, понимая, что он не отступит от своего.

– Видите ли, мой выходной быстро перестал им быть, сегодня вечером я уезжаю, а вернусь только завтра после обеда. Мне хотелось бы провести с вами мои последние свободные минутки, – улыбался Графимов. – А чем вы займётесь в моё отсутствие?

– Начну писать статью, – соврал Софи, мило улыбнувшись.

Наверное, рано или поздно ложь становится неотъемлемой частью каждого журналиста, и если сначала их ещё мучает совесть, то потом отпускает, позволяя скрывать правду с большим искусством. Ещё когда София смотрела всякие сериалы и фильмы, где журналисты всё только портят, она думала, что никогда такой не станет. И что в итоге? Она быстро предала свои принципы.

– Почитаете мне её потом? – с азартом произнёс Генрих

– Как допишу – обязательно, – кивнула девушка, шагая по горячему песку.

"Значит, придётся написать два варианта статьи", – думала она и с нетерпением ждала, когда же уже Генрих уедет, чтобы у неё появилась возможность наконец-то заняться делом.

Графимов первым зашёл в воду и поманил Софи за собой. Она неуверенно помялась на месте и осторожно сняла парео, сложив его на песок. Как и ожидалось, изучающий взгляд Генриха пробежался по её телу. Недовольная девушка быстро шагнула в озеро. Она была в закрытом купальнике, которым пыталась скрыть как можно больше тела от внимания мужчины. Голубоватая вода была тёплой и нежно обволакивала кожу, позволяя насладиться купанием сполна. София с удовольствием поплавала, подставив лицо горячим солнечным лучам. Несмотря на идеальную атмосферу, Графимов и Гордеенко довольно быстро выбрались из озера и вернулись на террасу, а в скором времени журналистка, облегчённо вздохнув, ушла в свою комнату, потому что Генрих собирался уезжать, вдоволь отдохнув. На вечер у него запланирован ужин с некими господами, а завтра собирались прибыть гости.

София снова взялась за расспросы, стоило хозяину дома уехать. Все в доме были расслаблены и наслаждались небольшим отдыхом, хоть и не позабыли про гостью. Феодора спрашивала у неё, что бы она хотела на ужин, но девушка сказала, что будет есть то, что они сами решать приготовить. Она провела время за разговорами, помогая на кухне с готовкой. Благодаря этому все доверились ей и не пытались что-то скрыть. Вскоре восхитительный шашлык из баранины, который пожарил шеф-повар на улице, позволив Софии вспомнить о прекрасных тёплых летних вечерах с родителями у них во дворе; обычный, но очень вкусный овощной салат и великолепный чизкейк оказались за столом в столовой. Вся прислуга переоделась в обыкновенную одежду, вместо униформы. У девушек это были, в основном, лёгкие летние платья или сарафаны, а у мужчин джинсы, шорты и футболки или рубашки. Девушка с удивление заметила, что ей непривычно видеть всех в такой обычной одежде. А ведь меньше недели назад её только такие люди и окружали. Неужели ко всему можно привыкнуть так же быстро?

Сегодня у всех был небольшой праздник. Не только в честь однодневной свободы, но и дня рождения Феодоры. Софи сгорала от стыда, что не знала об этом и даже не подготовила подарок. В итоге она подарила женщине деньги, которые та едва приняла. Все, кроме Бернарда, у которого был настоящий выходной у себя дома, уселись за большой стол, где обычно кушали только София и Генрих. В этот раз было намного веселее и уютнее. По комнате гулял звонкий смех и счастливые голоса, вместо неприятной тишины или скучных разговоров. Все общались между собой, а журналистке удавалось задавать интересующие её вопросы, при этом не чувствуя, что она всего лишь работает. Те, кто уже их слышал, молчали и хитро переглядывались. Когда речь зашла о Еве, про которую, к слову, все отзывались хорошо, Софи вдруг спросила:

– А когда она… умерла? – отозвалась девушка с грустью.

– Пятнадцатого августа, – кто-то ответил с подобной тоской.

– И что же тогда произошло?

– Я в тот вечер относила Привереде чай, – начала некая девушка, и Никодим, который сидел рядом с напарницей, и сама София вмиг оживились, подавшись вперёд. – Только, правда, я в наушниках была, – смутилась девчушка. – Стояла поздняя ночь, и хотелось расслабиться. Поэтому ничего не слышала. А сняла их только когда подошла к кабинету Графимова, но не застала его там. Уже возвращаясь без подноса, заметила его в комнате. Он искал что-то в полнейших потёмках. Ну, я пожала плечами да ушла. Уже на лестнице до меня долетел чей-то голос. Я прислушалась, но ничего не повторилось, и я решила, что мне это послышалось. Часто ведь такое бывает, что кажется, будто что-то слышишь, а на деле это твоё воображение, которое любит подшучивать, когда ты в наушниках. Только утром я узнала, что Привереда с Бернардом нашли мёртвое тело Евы, – с горечью пробормотала девушка. – А я ведь могла помочь…

Все тут же начали жалеть служанку и подбадривать, а Феодора рассказала и свою историю, пока шеф-повар не задал вдруг вопрос:

– А ты что ли убийство расследуешь? – к Софи уже обращались неофициально, а она и рада была: так намного комфортнее.

– Нет, с чего ты взял? – вздрогнула Софи. – Сразу же подтвердилось, что это самоубийство, так что тут и думать нечего.

Повар рассмеялся, а вскоре все вернулись к простым темам, и ещё до самой ночи в комнате летали смех и весёлые голоса. Эта дружественная, лёгкая и позитивная атмосфера заставила журналистку вспомнить детство и позволила, наконец, расслабиться, не притворяясь кем-то и не думая о работе, новой информации для статей или чего-то подобного. Она лишь наслаждалась этим незабываемым вечером.

Ей не разрешили помочь с посудой и отправили спать. Девушка очень устала и желала поскорее утонуть в кровати, окунувшись в прекрасные сны, но Нико сказал, что ему нужно что-то ей рассказать, и утянул в свою комнату.

Первым делом София спросила у друга, можно ли ей прилечь на кровать, и, получив разрешение, с удовольствием упала на мягкое одеяло и закрыла глазки, пытаясь восстановить часть своей энергии.

– У нас проблема, – неожиданно сказала она, подняв веки.

– И какая же? – вздохнул Никодим, сев на стул.

– Мой оплачиваемый отпуск кончается, а дело до сих пор не закрыто, – ответила девушка. – И у меня постепенно заканчиваются вопросы…

– Ничего, мы придумаем вместе, что ещё может нам помочь? А дело у нас немного продвигается. Например, я узнал имя возможной убийцы – девушки бывшего домоправителя Терентия.

– Да? И как же её зовут? – девушка с энтузиазмом приподнялась на локте.

Никодим назвал имя и фамилию незнакомки.

– Не может быть! – воскликнула София, и, заметив ничего не понимающий взгляд напарника, продолжила: – Ну, ты чего?! Так же зовут ту служанку, которая относила Графимову чай.

– Точно! – радостно провозгласил парень. – Значит, она вполне может быть убийцей!

– В этом я сомневаюсь, – неуверенно проговорила девушка. – Сегодня я изучала ванную, где надеялась найти аптечку Евы или что-нибудь в этом роде, где она могла бы хранить снотворное. И нашла кое-что необычное. "Когенэйт фс" – лекарство для профилактики гемофилии, как сказал Гугл. Скорей всего, эта вещица принадлежит убийце, ведь подобной болезнью могут страдать только мужчины.

– Ого. Полезная находка. Думаю, ты права. Было бы странно, будь у девушки подобное лекарство. Его некому оставить, кроме как убийц, забравшемуся в аптечку за снотворным. Получается, вычёркиваем все женские имена. Да, список неплохо сократится, – бормотал Ник, довольно чертя линии на листе.

София наблюдала, как напарник, сжав брови, внимательно просматривает список и размышляет о чём-то. В комнате было темно, и лунный свет освещал лишь силуэт хозяина комнаты, который как раз сидел у окна. Наверняка, ему хотелось поскорее раскрыть дело, но информации было недостаточно. У них нет доступа к медкартам, а навыки хакера, которые обычно использовал Ник, здесь не помогут.

– Ты выглядишь утавшим, – неожиданно произнесла девушка, сама от себя того не ожидая, но язык продолжал бормотать нелепицу. – Ложись тоже, – она похлопала по кровати. – Поднаберёшься сил. Может, тогда мы быстрее составим план, и я смогу пойти наконец-то спать.

Пареньсмутился, с удивлением смотря на собеседницу. Но усталость брала своё, он был готов уснуть в любую секунду. Отложив папку, мужчина медленно подошёл к кровати и осторожно лёг на другой от Софии край. Оба чувствовали себя крайне неловко, но и вымотано тоже.

– Ева была хорошим человеком, – вдруг произнесла журналистка, желая прервать смущающую тишину, уставившись в потолок.

– Почему ты так считаешь? Читала статьи о ней? – поддержал беседу Нико.

– Нет, – протянула собеседница, а после некоторой паузы продолжила. – Видела её почерк. Он о многом говорит.

– Не подозревал, что ты мастер в подобном деле, – ухмыльнулся напарник.

– Я лишь любитель. Однажды я поехала с отцом в город. Мой папа был дальнобойщиком, но сейчас уже осел, переквалифицировавшись в разнорабочего. Так вот, он поехал загружаться, а я попросилась в библиотеку. Ох, и огромные же библиотеки в городах! У меня глаза разбежались от разнообразия, но некоторые из них я узнала. Папа всегда мне брал какие-то книжки, когда оказывался в городе, а потом возвращал в библиотеку, понятное дело. И вот, мне захотелось самой взглянуть на это место. Я прошлась вдоль книжных полок, от которых так и веяла стариной, и наткнулась на книгу по графологии. После этого, её и ещё несколько книжек я забрала домой, где сделала конспект и совсем влюбилась в такой вот способ изучения человека лишь по его почерку.

– Какая красивая история. Напоминает и моё безмятежное детство, когда я гонял на велосипеде с папой, играл с ним в футбол, бегал, а мама ждала нас дома с ароматно пахнущим обедом или ужином. Если, конечно, она не была с нами, – Никодим хмыкнул и ненадолго затих, желая вспомнить весь яркий вкус детства, а затем продолжил: – И что же тебе сказал почерк Евы?

– Судя по цвету чернил, нажим лёгкий, значит, она мечтательница: чувствительна, нетороплива, но ответственна. Небольшой наклон вправо – спокойна и уравновешена. Мелкий, но широкий почерк – сдержанная, замкнутая, но талантливая, творческая натура. Буквы немного округлые, с такими забавными завитушками, – Софи нарисовала в воздухе линию с загнутым концом, но её собеседник едва ли увидел этот небольшой знак. – А это значит, что она добрая, отзывчивая. Строки слегка опускаются к концу страниц – пессимистка. Конечно, это неполноценный анализ, но я не училась этому у кого-то специально, только для себя, – улыбнулась девушка. – Я думаю, это всё правда, на себе проверяла. Хочешь, и тебя испытаем?

– А давай, – непринуждённо согласился парень. – Сейчас найду какую-нибудь бумажку.

– Не надо. Я итак всё помню, – улыбнулась журналистка. – Ты уверен в себе и работоспособен, – напарник кивнул. – Целеустремлённый, настойчивый, любого можешь убедить в своей правоте, добрый и отзывчивый, хоть и пытаешься это скрыть, спокойный, но бываешь эмоционален, рассудителен. Ну как, я права?

– Похоже, что да, – промямлил Нико, вызвав улыбку собеседницы. – Я узнал кое-что неприятное, – после непродолжительной паузы произнёс он с некоторой грустью. – Это касается брака Евы и Генриха, – София внимательно слушала. – На самом деле разорение фирмы отца Евы – дело рук её мужа. Есть документы, подтверждающие это.

– Но зачем ему это? – удивилась девушка.

– Думаю, это потому, что он её любил, а она его нет, и в другом положении Ева не согласилась бы на такой союз. Графимову было достаточно использовать свои связи, деньги, чтобы подставить будущего зятя, или же добыть и продать некоторую информацию конкурентам Вита – отца невесты.

– Но это же так низко, – сказала с презрением журналистка.

– Да, но в бизнесе и в любви все используют любые средства, сколько бы это ни было гадко. Я лично знаком с Витом и его женой Елизаветой. Они хорошие люди, и очень жалеют, что отдали дочь этому человеку.

– Как же ужасно! Это тоже попадёт в мою статью, пусть люди знают, – фыркнула девушка.

– Насчёт этого, – вдруг замялся Ник. – Ради этого я притащил тебя сюда. Возможно, он делает то же и с тобой.

– Что? – София нахмурила брови, приподнявшись на кровати, чтобы видеть лицо собеседника, но темнота этого не позволила. – Каким образом?

– Не могу говорить точно, но, вероятно, когда ты опубликуешь статью, он опровергнет её и назовёт выдумкой. У тебя не будет доказательств, потому что все записи с диктофона – удалены. Естественно, такой скандал убьёт твою карьеру.

Девушка резко встала и, под недоумённым взглядом напарника, скрылась за дверью. Спустя несколько минут она вернулась с ноутбуком и завалилась на кровать вновь, забыв о втором жителе этого мягкого городка. Вбив пароль, она зашла в папку, сняла второй замок, но не заметила ни одной записи. Она в шоке посмотрела на Никодима.

– Вся моя работа впустую! Кто? Кто смог взломать мой ноутбук? И что мне теперь делать? – взвыла девушка.

– Прости. Понимаю, каково тебе, но ничем не могу помочь. Не знаю, кто может владеть такими навыками в программировании, – с грустью пробормотал парень.

– Ты не виноват, – София положила ноутбук на пол и уткнулась носом в подушку. – Но откуда ты знаешь?

– Я только предположил. Зная Графимова и его прислужников. Это самое вероятное, что могло произойти, – со вздохом сказал он.

Софи помолчала, а потом начала разговор на совсем другую тему. Сейчас ей не хотелось больше думать о своих бессмысленных трудах.

– Эй, – сказала она через несколько минут молчания. – Расскажи, почему тебя уволили из полиции?

– Ты всё с этим. И что тебя не успокоит в этой истории, – закатил глаза детектив, но пожалел подругу и продолжил. – Просто… Эх. По сути, я отпустил убийцу на волю.

– Ого, – воскликнула девушка, переведя взгляд на собеседника, но грусть, злость и полное отчаяние не уходили. – А поподробнее?

– Мы расследовали дело об убийстве, задержали подозреваемого, но я не верил, что он убийца. У него были дети, жена, которые его любили, сам он был ответственным и спокойным, а сама история была странной, полной нестыковок. Даже улики, ведущие к нему, были слишком глупыми, такими, которые сложно оставить даже простофиле. Я сделал фальшивые документы, купил билеты в другую страну и помог сбежать, что, конечно, не оценили мои коллеги. Я ещё легко отделался, ведь должен был оказаться за решёткой, – закончил с тоской парень.

– Грустная история. В итоге, твоя честность и жажда справедливости погубили тебя же.

Ник не ответил. Повисло долгое молчание.

Луна была всё выше и сияла всё ярче, миллионы маленьких планет раскинулись огоньками в тёмном небе. Свет едва освещал небольшую комнату в огромном доме, хозяин которого был маленьким человеком. Луна прогуливалась по полу, по столу, шкафу, и, наконец, по кровати, где двое спокойно дремали, умиротворённые тихой ночью и долгим разговором; и темноволосая девушка, и черноволосый парень видели приятные сны, прижавшись друг к другу.

Глава 9

Ночь оголяет нас. Все наши фантазии вдруг оживают, тайны души рвутся наружу, мы тонем в чувствах. Она полна чудес и страха. Ночь опасна: мы становимся откровеннее, говорим то, что не хотели бы, совершаем то, что при дневном свете не сделали бы никогда. Ночная тень скрывает наши лица, торжествует мир теней, души довольно мечутся по комнатам, потому что их кандалы пали. Ночь ужасна. Все ощущения становятся острее. Мы ненавидим себя, мы проклинаем других, мы теряем уверенность, все наши мысли вмиг заглатывают нас. Ночь прекрасна. Новые идеи вдруг просыпаются, руки самостоятельно создают невообразимые вещи. Такова ночь. Она – наш главный кошмар и наша лучшая муза.

София была крайне смущена, когда, очнувшись от долгого сна, первым делом увидела грудь напарника, плавно вздымающуюся то вверх, то вниз, благо, в рубашке. От её резкого движения, в попытках отстраниться от знакомого, проснулся и Никодим, одна рука которого оказалась под головой журналистки, а вторая – на её плече. Он тоже смутился и быстро поднялся с кровати, позволив девушке выпутаться из мягкого одеяла. Минута тишины была слишком долгой и невыносимой, поэтому Софи повернулась к двери, приговаривая, что ей пора идти и извиняясь за ночное вторжение.

– Постой, – окликнул её Нико, и девушка, вжав голову в плечи, повернула лишь голову, ожидая невесть чего. – Вот, держи, – он протянул флэшку, которую прежде вынул из кармана брюк. – Скидывай сюда копии будущих записей, и носи всего с собой.

– Если они ещё будут, – пробормотала шатенка, наконец, расслабившись. – Спасибо! – она улыбнулась, подхватила ноутбук, флэшку и постаралась незаметно пройти в свою комнату.

Оказавшись за безопасной дверью и повернув ключ в замке, Софи упала на кровать и тихонько проскулила в подушку. Её лицо горело, хотелось сквозь землю провалиться.

– Ну как я могла, как могла?! Такое ребячество! Не понимаю, что случилось, я, вроде, не пила вовсе, тогда почему? Зачем звала прилечь? Зачем сама завалилась? Почему не ушла, заснула? Какой позор! – девушка вела монолог сама с собой, проклиная себя и эту ночь.

Ещё с пять минут она пролежала на кровати, стараясь прогнать навязчивые мысли, пока, наконец, не оторвалась от подушки, стараясь думать о деле, а не о том, что, ненароком, могло произойти, не засни они. Журналистка сходила в ванную, остудила голову и переоделась в свежую одежду. Взглянув на часы, она ужаснулась, потому что время было позднее, обычно, её утро начиналось многим раньше. После всех процедур София спустилась вниз, где позавтракала на кухне, разговаривая со всеми, кто там находился. Попыталась разузнать о гемофилии, но никто не отозвался. Тогда девушка вышла на улицу, к гамаку, и взялась за статью. Она всегда предпочитала реальную бумагу компьютеру. На них текст почему-то всегда казался живее, чувствовалось, что он написан человеком, а вот "электронные" материалы казались напечатанными роботами, которые пишут только по стандартной программе. Именно поэтому сейчас перед ней была тетрадь формата А4 и перьевая ручка, заправленная чёрными чернилами. Но не одно слово так и не появилось на бумаге. В её мыслях до сих пор крутилась ночная история, заставляющая её снова и снова краснеть. Софи просто не могла простить себя. Как ни странно, на этот раз её спас Генрих, прибывший к дому не один. Выбравшись из своего укрытия, она тоже двинулась домой, ей хотелось быстро и незаметно забежать в дом, пока её не заметили, но Графимов окликнул её. Она подошла и поздоровалась с ними, чувствуя себя не в своей тарелке. Она была здесь намного большей гостьей, чем новоприбывшие. Генрих представил её как знакомую одной из богатых дам. Якобы они разговорились на какой-то вечеринке, и он пригласил её погостить. История звучала нелепо, пусть и была отчасти правдой. София больше напоминала любовницу, нежели просто гостью. И, похоже, сам хозяин дома не был против таких предположений. После того, как Гордеенко узнала, что, возможно, затеял Графимов, да и что он натворил с Евой, она чувствовала глубокое презрение к нему, и сейчас была возмущена подобным поведением, но вслух ничего не высказала, осознавая и принимая своё положение. К тому же, так никто не знал, что она журналистка.

Гостями Генриха оказались его брат, невеста брат и какой-то незнакомый господин.

– Это Мартинес, Джошуа Мартинес, – представили его.

Мистером Мартинес был статный мужчина примерно того же возраста, что и Феодора. Высокий и широкоплечий, гордый с виду и старомодной, как назвала бы его молодёжь. Чисто вычищенные костюм и ботинки, небольшой кейс, аккуратный маникюр и выбритое лицо. Его волос уже коснулась седина, но он их не красил, видимо, не стеснялся своего возраста. Он был холоден и не выражал каких-либо эмоций, но его губы растянулись в кроткой улыбке, когда он поцеловал руку Софи, проговорив "приятно познакомиться!" с небольшим акцентом, довольно незаметным для иностранца. Девушка вздрогнула и смутилась, но с улыбкой проговорила "и мне", чувствуя величие этого человека всем своим телом. Казалось, он может задавить её, словно букашку, вмиг, и такое София чувствовала впервые. Ей вдруг стала страшно и захотелось спрятаться от этого человека, сделать всё, чтобы он больше её не видел.

После короткого знакомства все сели за обеденный стол, который украшали всяческие блюда на любой вкус и цвет. Разглядев малознакомого гостя внимательнее, журналистка уловила в нём знакомые черты, он казался ей похожим на какой-то образ из её головы. После трапезы Джошуа и Генрих скрылись в кабинете, наверняка для обсуждения каких-то важных для них дел. Доминик с Радой ушли на прогулку, а София незаметно пробралась в "помещение для служащих", где чувствовала себя намного комфортнее, чем с новыми гостями. Она немного помогла на кухне, а заодно пообсуждала новоприбывших.

– Мне он показался каким-то знакомым, – неуверенно выговорила свои мысли девушка. – Не знаю, может, видела его в газете?

– Возможно. Мне тоже показалось, что я вижу в нём кого-то знакомого, – говорила одна из кухарок.

– Он мне не нравится, – резко сказал шеф-повар. – Приехал тоже какой-то англичанин, он здесь никто, а строит из себя королевскую особу!

– Да он, вроде как, и не из Великобритании, а из Америки, – заметила журналистка. – К тому же, не думаю, что он «никто». Судя по его виду, он очень влиятельный человек.

– Один чёрт, – выплюнул шеф-повар, Клим.

– А как, ты говоришь, его зовут? – вдруг произнесла Феодора.

Она выглядела необычайно растерянной и как будто чем-то очень расстроенной, даже напуганной. От её оптимизма не осталось и следа.

– Джошуа Мартинес, – ответила София.

– Тогда я подозреваю, почему всем нам он кажется знакомым. Сейчас.

Феодора скрылась за проёмом кухни, но вернулась через пару минут, прихватив с собой какую-то потрёпанную бумажку.

– Это мой отец, – сказала она, протянув фотографию.

Мужчина тридцати лет, красовавшийся на ней, был очень похож на прибывшего иностранного гостя, и Феодора тоже отражала в себе некоторые его черты.

– Но ведь сейчас ему должно быть порядка восьмидесяти лет, – протянула Софи. – Хочешь сказать, это его…

– Да, сын, – прервала подругу женщина.

Все, кто стал свидетелем этого признания, замерли в полнейшем шоке. Теперь всё было ясно, он просто был чем-то схож с Феодорой, поэтому и казался знакомым.

– Ты собираешься что-то предпринять? – спросила София.

– Зачем там что-то предпринимать?! Ей без отца и брата прекрасно жилось все эти годы! Зачем они ей теперь?! – резко проговорил Клим, не поднимая взгляда от досточки и ножа, который, казалось, стал резать быстрее и жёстче.

– Он прав, – с грустью проговорила Феодора. – Да и я им не нужна.

– Не будь такой жестокой по отношению к себе. Если тебе хочется с ним пообщаться – этого незачем стыдиться. Так или иначе, он твой родственник, а отец тебе задолжал алименты! – возразила Софи.

– Даже не знаю, – вздохнула женщина. – Он, поди, меня и не знает.

– Расскажи о себе, дай знать, что ты существуешь. Пусть их замучает совесть! – воскликнула одна из служанок.

– Послушай, сын ведь не при чём, виноват лишь отец. Вдруг, его пасынок отличается, – улыбнулась Софи.

– Я попробую, но, если он меня не узнает – забуду. Просто хочется знать, какой он человек… и каков отец сейчас.

Именно родные причиняют нам сильнейшую боль. Даже в позитивной, жизнерадостной Феодоре они зародили семя сомнения в себе, разворотили старые раны, вскрыли и вытащили на свет всю боль, всю грусть, и, главное, детское непонимание того, почему с её матерью так поступили. Дети считают, что весь мир крутится вокруг них, поэтому в уходе одного из родителей зачастую обвиняют только себя. София боялась, что эта встреча, эти призраки прошлого настигнут приятельницу и погубят, но видела, что женщина сама этого хочет и не пыталась остановить. От этого будет ещё хуже и больнее, появятся сожаления, что не решилась, воспоминания, стресс. Лучше всё это прочувствовать, потом скинуть, забыть, отпустить.

Пока вёлся этот разговор на кухне, Джошуа уже спустился вниз, устроился с какими-то бумагами на веранде, наслаждаясь лёгким, едва ощутимым ветерком, принялся за работу, попросив принести холодный чай. Феодора перехватила служанку с напитком и вызвалась отнести стакан самостоятельно. Все поняли её без слов.

– Только не расстраивайся, – вздохнул шеф-повар. – Помни, у тебя есть мы, – и он обвёл рукой кухню и всех служащих, находившихся в ней.

Женщина тут же улыбнулась, кивнула и двинулась в путь. Все провожали её взглядом. Казалось, будто она пошла на войну, а не просто чай отнести, но, пожалуй, для неё это и была битва. Через некоторое время София пошла следом, и, остановившись за дверью, где её не было видно, прислушалась. Она слишком волновалась за подругу, поэтому бессовестно подслушала разговор.

– Ваш чай.

– Благодарю!

Кто-то сдвинулся с места.

– Вы мне кажетесь знакомой, – задумчиво.

– Неужели? – удивлённо.

Девушка удовлетворённо улыбнулась, отодвинувшись от стены. Она не знала, что будет дальше, но весь этот разговор – не её дело. Журналистка поднялась на второй этаж, планируя зайти к Генриху, ради выяснения некоторых обстоятельств. Лёгкой, воздушной, благодаря прекрасному настроению, походкой она зашла в коридор, где располагались комнаты хозяина дома, и постучала в дверь кабинета, но никто не отозвался. Тогда из любопытства она заглянула в приоткрытую дверь, но внутри никого не оказалось. Пожав плечами, девушка уже собиралась уйти, как раздались шаги и звуки разговора совсем близко. Софи растерялась и спряталась за дверь спальни Графимова. Тут же подумав, что она поступает крайне глупо, она собралась тут же выйти, но услышала, как открывается дверь и ей тут же стало страшно. Теперь поздно. Он однозначно неправильно её поймёт. Тогда девушка просто вжалась в стену и задержала дыхание. Уйду сразу после этого, подумала она; однако и это не было сделано. Стоило ей поднять голову, как она снова замерла с удивлением. Журналистка впервые находилась в опочивальне Генриха. Интерьер был стандартным: большая кровать, две тумбы, мягкое синевато-серое кресло и две двери, одна из которых открыта. Поразило её совсем не это. Повсюду были женские вещи – вот, что привлекло внимание девушки. На одной из тумб крема, в гардеробной различная женская одежда, в том числе свадебное платье, которое было изъято из её комнаты, а вдоль стен – картины, с одной подписью. Конечно, и мужские вещи тут были, но было такое ощущение, как будто в комнате живёт семейная пара, а не одинокий вдовец. Софи подошла ко второй тумбе и осторожно приподняла рамку с фотографией. Девушка на этом фото была прекрасна, она напоминала скорее искусно сделанную куклу, нежели живое существо. Блондинистые волосы чуть ниже плеч обрамляли овальное лицо с большими каре-зелёными глазами, тонким прямым носом и аккуратными красными губами; она была очень бледна, но это не выглядело болезненно, щёки всё же были розоватыми. Её фигуре и осанке можно было лишь позавидовать: аккуратные небольшие груди, нежная талия, покатые плечи и абсолютно ровная осанка. Журналистка знала, что этому её обучали с детства: и спину держать ровно, и улыбаться на каждой фотографии, и вести себя прилично. Не стоило гадать, кто это, ведь при первом взгляде София поняла, что эта истинная леди – Ева. Рядом с рамкой стояли духи, и лежал блокнот – дневник бывшей жены Графимова, исчезновение которого так расстроило Гордеенко.

Разговор в комнате напротив был едва слышен. Софи уловила лишь слово "догадается". Но она прекрасно услышала, когда дверь открылась и шаги скрылись уже в зале, скорее даже почувствовала. Скорей всего это был собеседник Графимова. Схватив дневник, девушка подошла к выходу из спальни. Теперь ей было страшно как никогда прежде, ведь Генрих мог в любую минуту решить зайти в свою комнату, что приведёт к плачевным последствиям и краху её карьеры, если не жизни за решёткой. Она слегка приоткрыла дверь и вгляделась в слабоосвещённый коридор, выжидая момента, когда сможет убежать. Но сердце билось с бешеной скоростью, и ей было страшно сделать хотя бы шаг. Тут дверь в коридор неожиданно распахнулась, и журналистка вздрогнула, притаившись в тени и пытаясь перестать дышать, но, благо, узнала посетителя.

– Никодим… Нико! – тихо шикнула она, боясь сказать что-то слишком громко. Но и того, что друг, которого она так тщательно избегала весь этот день, не услышит её она тоже страшилась.