Читать книгу: «Игра с огнем», страница 6

12.

«Надеюсь вы найдете новое место жительства достаточно комфортным» (найденная в одной из камер Острова записка за подписью Симеуса Тарогэна).

Тело служанки, укрытое толстой тяжелой тканью лежало в коридоре. Там, где еще недавно сидела Эвия. Ретальд стоял рядом, прижав правую ладонь к груди и вполголоса молился.

– Она была славной девушкой, – задумчиво заметил капитан, увидев мастера. – Что он сделал с ней?

Нейтель присел возле тела, приподнял ткань и ответил:

– Такие существа рождаются от сильных эмоций. Я бы сказал, что он до смерти ее испугал. Хоть это и преуменьшение.

Ретальд покачал головой, повернулся и решительно вошел в комнату Амит. Капитан получил свое место сразу после того, как новоиспеченный глава семьи отправил сестру в поместье Мерсинель. Ему же Миритер доверил не только охрану, но и аккуратную, но пристальную слежку за Эвией. Порой мастеру казалось, что капитан знает слишком много о происходящем в доме и за его пределами, но тот как будто по собственной воле избавлял главу семьи от излишних подробностей.

В комнате не горела ни одна свеча, и Нейтель, войдя из освещенного коридора, увидел лишь фигуру у раскрытого настежь окна. Этот человек не угрожал по своей воле, не был опасен. Но своими убеждениями, своей правдой он мог похоронить хрупкий мир, который Ней упорно охранял изо всех сил – мир девочки и ее матери. Мастер положил руку на холодную рукоять кинжала.

– Я знаю, о чем вы думаете, мастер Нейтель, – не оглядываясь заговорил капитан. – Точнее, я почти уверен, что знаю. Но надеюсь, что ошибаюсь.

– О чем же я думаю, капитан Ретальд? – мастер сделал шаг вперед.

– Что я опасен. Что доложу главе семьи обо всем, что видел сегодня, – он резко обернулся и посмотрел в глаза своему противнику. – В одной вещи вы ошибаетесь. Основополагающей вещи.

– Говорите, капитан.

Между ними оставался один шаг.

– Я давно знаю о… об особенности Амит. Но Миритер не знает. И я не горю желанием ему рассказывать.

– Слова, капитан.

– Согласен, – Ретальд кивнул. – Но не торопитесь выносить приговор, мастер. Я знаю, что вы помогли моему другу, Мейв.

Нейтель скрестил руки на груди и задумчиво смотрел на капитана. Тот молча ждал. Скрыть удивление мастеру удалось, но как реагировать он не мог решить.

Девушка появилась в Таробане за несколько недель до смерти Кермина. Грате стоило немалых усилий убедить Нея, что гордая, острая на язык и резкая девчонка стоит того, чтобы помочь ей обустроиться в городе, познакомить с нужными людьми. По мере сил мастер не отказывал ни одному магу, оказавшемуся в сложной ситуации, но в те дни у него едва оставалось время даже на сон. И он никак не ожидал, что его помощь “их обществу”, по выражению самой Мейв, вырастет в такие внезапные плоды.

– Откуда вы знакомы?

– Мастер, – Ретальд замялся, – позвольте мне оставить эту историю для более подходящего времени. Одно могу сказать: Мейв в Таробане, да и в других местах, доверяет всего нескольким людям. И вы – один из них. Служба у Миритера – единственное, что есть в моей жизни. Но если Мейв вам доверяет, если она говорит, чтобы и я вам верил, – так тому и быть.

– И что вы будете делать?

– Нести службу. Но глава семьи непременно узнает о произошедшем, а потому – нужна убедительная и красивая история.

Ретальд отвернулся и оперся на подоконник, а Нейтель сел на кровать.

– Думаете, его заинтересует смерть служанки? – мастер знал ответ. Жизнь девушки вряд ли заинтересует Миритера. Единственное, что привлечет его внимание – происшествие в стенах Мерсинель. И им необходимо было простое, но убедительное объяснение. Им нужна была история. И эту историю капитан может сделать убедительной.

– Как и все, что происходит здесь. А как вы собирались объяснить мою смерть? – задумчиво спросил Ретальд.

– Вы бы оба были героями, – Нейтель не смотрел на своего собеседника. – Можно было бы предъявить Найну как злодея, но мне не хотелось чернить ее имя. Ни чье не хотелось чернить.

– Теперь точно не нужно никого чернить, – задумчиво ответил Ретальд. – Я видел, как Найна схватилась за сердце и упала. Госпожа Эвия перенервничала и послала за вами. И ничего больше не случилось, так ведь?

Нейтель медленно кивнул. Эта история должна была успокоить Миритера. Достаточно простая, аккуратная и подтвержденная свидетелем всего произошедшего.

***

Утро следующего дня. Городская тюрьма Таробана, в народе именуемая “Островом”.

В предрассветный час Остров безмолвствовал. Стражники, расставленные едва ли не через каждые десять шагов, неподвижно несли свою службу. Денет то и дело оглядывался на лучников на стенах этой мрачной крепости. Внутрь до восхода солнца никого не пускали, и он с Совой и Дейной расположились у ворот. Девушка попыталась убедить стражника, что они прибыли по распоряжению мастера и их необходимо пустить, но тот был непреклонен:

– До рассвета могут войти только знахари и служители Ордена Защитника. Ни на тех, ни на других вы не похожи. Как и на главу семьи или одного из мастеров. Ожидайте.

Маленькое решетчатое окно в двери резко захлопнулось. Дейна адресовала неприступной крепости несколько проклятий, но смирилась и уселась на широкий холодный камень у входа.

Сам Остров изначально был возведен как дом Сэро Тарогэна, которого тогда именовали Суровым Сэро, но к преклонным годам все чаще называли безумным стариком. Пережив пятерых из шести своих детей, он начал подозревать угрозу за каждым углом и за пару месяцев до смерти перебрался из Цитадели в скромную крепость на острове, способную выдержать долгую осаду. До рассвета он запретил пускать к нему даже единственного оставшегося в живых сына. А по ночам в крыле своего уютного дома, которое облюбовал глава семьи, и вовсе не было ни души. Когда Сэро свалился с лестницы по дороге в уборную и не смог подняться, нашли его только утром. Он прожил лишь до вечера – часы, проведенные на ледяном каменном полу в луже мочи, сделали свое дело. Так ему не представилось шанса пережить последнего отпрыска. Других желающих поселиться на Острове из числа правящей семьи и приближенных не нашлось, и вскоре из угрюмой небольшой крепости сделали тюрьму.

Дейна заметно нервничала, но на замечание Денета, что Клай никуда не денется, лишь криво улыбнулась и отвернулась, как будто происходящее мало интересовало ее. Она хотела попасть внутрь, но все ее ехидные комментарии резко прервались в тот момент, когда из-за поворота показались башни Острова, как будто сама крепость не давала девушке покоя.

Мастер ступил на мост вместе с первыми лучами солнца. Он вел под уздцы крупную рыжую кобылу, цвет попоны которой явно указывал на конюшни поместья Мерсинель. Нейтель хмуро оглядел собравшихся у ворот гостей тюрьмы:

– Чего ждете? Добро пожаловать на Остров.

***

Небольшой внутренний двор никоим образом не напоминал своим посетителям, что они находятся в тюрьме. Засыпанные гравием дорожки вели к старинному каменному фонтану, формой и украшениями напоминавшему о тех, по чьему приказу он был возведён. Стоявший рядом начальник тюрьмы угрюмо наблюдал за мельтешащими в воде маленькими рыбками. Вместо приветствия он сказал:

– Знаете, мастер… Когда старый правитель приказал привести в порядок надземную часть Острова и даже выделил золота и умельцев, мы этого не поняли. Даже смеялись по-пьяни, что старик рехнулся. Но здесь и правда кажется, будто то, что происходит там, – он указал пальцем вниз, – не такое настоящее и… жуткое.

– Что у вас там происходит? – голос Нейтеля звучал сухо и жестко, как если бы он знал, что ничего хорошего их не ждёт.

– Лучше сами посмотрите. Только… может, дама предпочтёт остаться здесь? Негоже вам такое видеть.

– Дама предпочтёт сама увидеть и решить негоже ли ей или…

Мастер раздраженно махнул рукой и прервал Дейну на полуслове. Начальник тюрьмы пожал плечами и направился к широкой лестнице, уходившей в подземелья.

Стражники были расставлены едва ли не под каждой лампой. Вряд ли кто-то мог бы войти или выйти отсюда без дозволения. Денет изумленно озирался. Впервые ему довелось побывать в таком месте и, раз уж ситуация не располагала к осмотру достопримечательностей, он тем не менее старался увидеть и запомнить как можно больше. Крепость должна была бы пугать его или вызывать ощущения гнетущие и неприятные, но юноше было интересно, что за существа сидят за металлическими дверьми с толстыми засовами и замками. Их он не боялся, к ним не испытывал жалости – лишь толика любопытства заставляла его всматриваться в маленькие решетчатые окошки.

На некоторых дверях были начертаны руны. Денет замедлил шаг и спросил шедшего позади Сову:

– Зачем это?

– Руны? Для успокоения тех, кто их туда посадил. Если человек за дверью и маг, то вряд ли сильный. Обученного чародея эти рисунки не остановят.

– А есть руны против… меня?

– Те же, что и против Дейны.

– И какие же против меня есть руны? – девушка заинтересованно обернулась.

– Об этом надо спросить того, кто в этом понимает. Я знаю лишь то, что если любой из вас ступит на морозную руну, то превратиться в замороженное мясо. Мертвое замороженное мясо.

Дейна наигранно поежилась:

– Значит, надо смотреть, куда наступаешь.

– Значит, не надо ссориться с магом, если на твоей стороне нет кого-то способного почуять руну. Это эти, – Гестер кивнул в сторону очередной двери, – нарисованы белой краской на темном фоне. Помнится, через пару лет после окончания всеобщей войны тогдашний правитель Таробана закатил пир и во всеуслышанье объявил, что в его городе с магической ересью покончено. А потом посреди зала вступил в невидимую глазу руну, специально для него начертанную. Всех высокопоставленных гостей забрызгало его кровью, мозгами и всем сопутствующим.

– Спасибо за яркое описание, – в этот раз Дейну передернуло на самом деле.

– Пожалуйста. Смотри под ноги.

– Мы пришли, – начальник тюрьмы остановился, отошёл в сторону и предложил гостям самим заглянуть в открытую камеру.

Мастер жестом велел всем остаться снаружи и уверенно вошёл внутрь. В тишине были отчетливо слышны его шаги по каменному полу, звук мерно капающей воды и треск горящего факела в руках стражника. Девушка нервно переминалась с ноги на ногу и несколько раз порывалась войти следом, но Сова положил ей руку на плечо и посоветовал не дергаться, а ждать.

Когда Нейтель вернулся к спутникам, он устало сказал:

– Гестер, бери Дейну с собой и мигом за мастером мертвых. Проследи, чтобы он взял тот набор, что я ему подарил. Он поймёт. Дейна, будь добра – встреть гостя. Он должен будет как раз добраться к моему кабинету в Цитадели. И проводи его ко мне домой.

– Что с Клаем? – девушка подошла к мастеру почти вплотную.

– Мертв. Похоже, решил убить себя. Но точно скажет мастер Игион.

– Проклятья на твою голову, Ней! Я говорила, что нельзя было ждать! Он был у нас в руках! А теперь… – девушка прижала руку ко лбу, отошла и прислонилась к стене.

– А теперь он мертв, как ты и хотела.

– Я хотела прирезать его сама! Или посмотреть, как он будет болтаться в петле! А из-за тебя он просто мертв! Сделал так, как ему хотелось! Как ему проще…

– Гестер, забери ее отсюда, – коротко бросил мастер и вернулся в камеру. Его лицо не выразило эмоций, но Денет был готов поклясться, что его шеф в бешенстве. Причиной ли тому реакция Дейны, он не был уверен.

13.

«Данный документ считать официальным разрешением обладающему им свободно передвигаться по территории Таробана» (из письма к собирателю чудес Седдоку. Подписано мастером Нейтелем).

Клай, одетый в серые тюремные одежды, лежал лицом вниз на полу, вытянувшись вдоль стены. Его рука продолжала сжимать кусок металла, которым он перерезал, а точнее разорвал, себе горло. Денет присел возле тела и поразился тому с каким пугающим спокойствием его новая сущность относится к происходящему. Нейтель велел стражникам выйти и спросил:

– Что ты видишь?

– Тело, – юноша пожал плечами. – Закрытую камеру. Кусок металла.

– Нет, – мастер покачал головой, – прислушайся к себе. Что тебе здесь не нравится?

Денет с сомнением посмотрел на шефа, но задумался. Камера, холодный каменный пол, мертвый человек…

– Здесь чувствуется дух магии. Глупо звучит, но я не знаю, как ещё выразить. Воздух вязкий.

– Именно, – мастер кивнул. – Этой ночью здесь кто-то колдовал.

– Вы считаете, он не сам себя убил?

– Кажется, как будто сам. Но Клай не был магом, а «дух магии», как ты выразился, так и стоит. Значит, или здесь должен быть амулет, а я его пока не вижу, или кто-то очень сильный проник на Остров ночью. Не будем предполагать, пока мастер Игион не приедет.

Нейтель отошёл и всмотрелся в крошечное решетчатое окно, сквозь которое виднелся небольшой кусочек голубого неба. Эта часть тюрьмы смотрела в сторону южных островов. И хотя формально они находились под землёй, свежий воздух был на расстоянии вытянутой руки, сквозь толстую каменную стену. Денет подумал было, что в таком месте самоубийство – не худший выход. Уж всяко лучше, чем годами вглядываться в голые стены или это маленькое, кажущееся издевкой, окно. Но юноша знал, что даже здесь есть шанс выбраться, пусть его придётся ждать и выискивать долгое время.

***

Ко времени, когда прибыл мастер Игион, начальник тюрьмы успел добрых пять раз предложить не прозябать возле мертвого тела, а подняться наверх в его уютный кабинет. Наконец Денету стало казаться, что это не скромное рабочее помещение, а роскошные хоромы – столь ярким было описание. Нейтель на последние пассажи не реагировал совсем, предпочитая мерить шагами камеру или изучать ее убранство.

Чистое и аккуратное облачение мастера мертвых и его подчиненных казалось вполне соответствующим происходящему. Он своей легкой рукой подводил итог хаосу жизни не только Клая, но всех своих пациентов.

– Он сам перерезал себе горло, – отстранившись от тела, констатировал мастер Игион. – Но это ты и сам понял.

Нейтель кивнул.

– Тогда, пожалуй, приступим к тому, зачем ты меня на самом деле позвал. Теми, подай сундук. Остальные – выйдите и закройте дверь.

Безмолвные помощники послушно покинули камеру, а названный Теми поставил перед своим шефом небольшую черную деревянную шкатулку. Приглядевшись, Денет понял, что оставшийся подчиненный Игиона вовсе не парень, как ему показалось, а девица. Коротко стриженная, с пронзительными голубыми глазами. Ее сложно было назвать миленькой, но, кажется, именно этого она стремилась избежать всеми силами.

В сундучке на плотной черной ткани лежала стеклянная сфера. Стоило ей оказаться на свободе, как внутри нее заметались языки голубого пламени.

– Почему все магические устройства округлой формы? – вполголоса спросил Денет, продолжая наблюдать за происходящим.

– Я могу тебе объяснить, насколько знаю сам, но лучше поговори с Гратой. Главное, не стесняйся ей признаться, что все понял и больше не надо объяснять. Про амулеты и другие штуки она может говорить часами, – едва слышно ответил Нейтель. Хоть он и слышал Денета, его внимание было полностью сосредоточено на сфере. Юноша понял, что мастер не столько наблюдает, сколько впитывает неведомые органам чувств события.

Через несколько секунд он понял, что так заинтересовало его шефа. Сфера притянула к себе следы магии в камере, и они вились возле нее призрачной дымкой. Нейтель стянул с руки перчатку, покрутил запястьем, словно разминая его, и дымка неспешно потянулась к его пальцам. Она обретала все более определенную форму и наконец коснулась руки мастера волной черной тяжелой субстанции. Нейтель щелчком пальцев развеял следы магии и вздохнул:

– Не надо на меня так пристально смотреть. Я от этого быстрее не начну разъяснять.

– Ну ты начни, будь так добр. Я такой магии еще не видел. Если уж не говорить про выражение твоего лица… – проворчал мастер Игион.

Нейтель усмехнулся и покачал головой. Денету казалось, что он не столько выдерживает паузу, сколько подбирает слова.

– Я не знаю, кто наш злой гений, но знаю, как он сюда попал. Есть такие пути, их называли темными, или проклятыми, или тайными. “По ним ты пройдешь сам. По ним ты проведешь, кого пожелаешь.” На их освоение ты убьешь полжизни и не станешь магом, гордящимся выбранной специализацией. Это из “Акталахуса” Великого Магистра Талимона. С моим заключением.

– И вы не знаете, кто таким владеет? – нахмурившись, спросил Денет.

– Я не так сказал, – покачал головой мастер. – Я знаю только… троих, кто силен в этом искусстве. Не зря темные пути считались умением шпионов и воров. Но одному это не нужно, другой – не снизошел бы до таких дел, а третий слишком далеко сейчас от нас, – Нейтель обвел рукой камеру и натянул перчатку обратно.

В последнюю секунду Денет успел заметить светящуюся тусклым белым светом руну на тыльной стороне кисти мастера.

– Слабое оправдание, – мрачно заключил Игион.

– Объяснение, мастер, – холодно поправил Нейтель. – Скорее всего наш преступник кто-то ещё. А теперь о главном. Всего происходившего не было. Клай покончил с собой, не желая сдавать своих хозяев. Вопросы?

Юноша покачал головой. Мастер Игион усмехнулся и захлопнул крышку сундучка, а Теми постаралась вжаться в стену как можно глубже. По девушке было видно, что все происходящее для нее в новинку. Она открыла рот, явно желая что-то спросить, но только опустила голову и стала помогать своему шефу собирать инструменты.

Происходившего – не происходило. Денет в очередной раз поразился собственному спокойствию. Быть может, раньше он также не стал бы спорить с мастером, но этот приказ вызвал бы вопросы, сомнения и любопытство. Его же новая и непривычная сущность подсказывала, что правильно согласиться с Нейтелем, что даже если сейчас это кажется странным, его шеф, его вожак, знает, что делает и о чем говорит. Юноша сравнил свои ощущения от всех присутствовавших в камере.

Игион – без сомнения профессионал в своем деле. Он доверяет Нейтелю в вопросах, в которых понимает меньше него, хоть и не разделяет его взгляд на вещи. Казалось, когда-то он был старшим, был учителем, но ученик вырос, и Игион отчасти сторонился, как будто опасался быть вовлеченным в беды, которые может вызвать Нейтель.

Теми во всем следовала за своим учителем, восхищалась им и, кажется, мечтала быть похожей на него. Денет удивился, что принял ее за юношу – она пахла иначе, хоть это и звучало для него по-прежнему дико.

Юноша перевел взгляд на Нейтеля, и на него разом рухнула тяжесть, под которой он едва не задохнулся. Усталость и мрачная уверенность в чем-то неизбежном и неприятном – эти краски пропитали его шефа в тот момент. Казалось, что нынешняя его уверенность и та сила, что он показывал окружающим, существовали лишь за счет его самоконтроля и умения сдерживаться и не передавать людям возле себя всей гаммы чувств.

– Мастер, я пойду вперед. Скажу подготовить лошадей.

Мастер устало кивнул.

***

Моросящий дождь крошечными каплями укрыл все, до чего смог только дотянуться. Его Дейна никогда не понимала. Ливень, гроза – были просты для нее как да или нет. Этот дождь не шел, не лил. Он облеплял, висел в воздухе, пропитывал его, пробирался под одежду, цеплялся за пыль на сапогах и не отпускал, будто стремясь задержать, замедлить.

Рука соскользнула с мокрой деревянной изгороди, девушка замерла и обернулась. Вечер под серыми тучами наступил раньше. Свет в окнах двухэтажного дома еще не горел, но Дейна знала, что вскоре Грата пройдет и зажжет все немногочисленные лампы в доме. Проверит масло, поправит фитили и предложит своему хозяину и его гостю чай, хотя они уже успеют к тому времени распробовать одну из бутылок крепких напитков.

Хотя Нейтель и Седдок, представившийся собирателем чудес, не были знакомы раньше, они быстро нашли общий язык. В них обоих было нечто такое, что позволило понимать друг друга как будто с полуслова. Как только гость уселся на диван и затарахтел не столько о цели своего визита, сколько о том, что ему довелось увидеть, что бы еще хотелось, как долго пришлось плыть, как чудесен морской воздух и как страшно разило от капитана, Дейна поняла: ей пора.

Остаться с мастером означало приобщиться к тому миру, в котором когда-то жил ее отец. Этого мира она едва коснулась кончиками пальцев и отшатнулась. В нем было место для нее, в нем она могла себя представить и там бы получила ответы о жизни и смерти своего отца. Дейна знала, что остаться сейчас, когда виновные в смерти Дешона если не получили по заслугам, то уж точно не причинят никому вреда, значит, выбрать дорогу, отличную от той, по которой она привыкла идти, где все было просто как да или нет, где нет места сомнениям и размышлениям, где только звон монет, лязг металла и головная боль по утрам от лишней бутылки вчера или неудачной драки. Там нет тайны, сулящей одни проблемы, нет секретов правящей семьи, нет Нея, которого чаще охота пристрелить, чем поблагодарить.

Мастер довольно твердо сказал, что Клай убил себя и неизвестно работал ли он сам или на кого-то. Дейна поверила ему на секунду, пока не посмотрела в глаза. Слишком убедительно звучал его голос, слишком тверд был взгляд, будто он пытался убедить ее, сам не до конца этого желая.

Девушка тряхнула головой.

– Ты идешь или нет? – Дейна вздрогнула – Костас лишь сейчас напомнил о своем присутствии. – Хорошо, что твое расследование закончилось. Мне начало казаться, что ты не вернешься.

– Замолчи. Пойдем.

– Боишься передумать? – усмехнулся спутник.

– Замолчи, – повторила Дейна и подтолкнула Костаса к дороге.

Нейтель предложил ей остаться. Сказал, что она слишком много знает, чтобы оставлять ее без присмотра. Девушка попыталась найти тень усмешки на его лице, но то ли он слишком устал, то ли говорил серьезно.

Остаться. Эта мысль кружила без устали в ее голове. И в ней было нечто настолько же притягательное, сколь и отвратительное. Дейна считала себя вольной птицей. В ее жизни были три константы: кинжал отца, арбалет и Костас. И только об их потере она бы сожалела, причем именно в таком порядке. Остальное проносилось мимо нее, не задерживаясь и не привлекая внимания. Но последние события упорно не хотели уходить в историю. Сама того не желая, Дейна вынесла из них больше опыта и сделала больше выводов, чем из предыдущих нескольких лет жизни.

В окне на первом этаже мелькнул свет лампы и исчез. Девушка кивнула, поправила чуть соскользавший с плеч плащ и уверенно ступила на дорогу.

***

Вечер того же дня, к северу от Таробана.

Хрустальный бокал, разбрызгивая содержимое, полетел в стену, зацепил и уронил подсвечник и едва не устроил пожар. Мейстен выкинул из вазы цветы и залил водой начинающееся бедствие.

– Господин, простите. Мне казалось, что эта новость должна вас обрадовать.

Джанар Тарогэн вполголоса выругался, на несколько секунд закрыл лицо руками и ответил:

– Все должно было идти по плану. Это были преданные мне люди, четко знающие свою цель. Они ни разу меня не подводили, и вот на тебе!

– Предположу, что такова человеческая натура, господин, – деликатно заметил Мейстен.

– Хоть делай все сам, честное слово!

– Есть люди в Таробане, более… эммм… квалифицированные, чем…

– Чем эти двое идиотов?! Трое! Если считать нашего благородного избавителя. Так это видимо несложно! Но вот что, Мейстен, если мы разыграем их карты и проиграем… другого шанса у нас больше не будет. А так мы хотя бы имеем доступ к информации о происходящем не только в городе, но и в головах Патрисов. Хранитель, сохрани мне рассудок!

Джанар приложил ладони к губам, словно не желая говорить большего. На пальце сверкнул большой красный камень в перстне из потускневшего металла – одно из немногих свидетельств принадлежности его хозяина к древнему роду.

Последние три буквы его фамилии говорили, что семья появилась многие столетия назад, до всеобщей войны, до расцвета королевской семьи, в те, времена, о которых остались лишь легенды, написанные на почти истершихся свитках. И дома, основанные до них, считали новичков временным бедствием, выскочками, недостойными внимания представителей древней крови. Но лишь время показало, кто способен удержаться, оставить свое имя в веках. И время столь долгое, что от горячо споривших и доказывавших свою правду не осталось не только могил и костей, но и имен в хрониках. Лишь фамилия, лишь семья, которую они или умножали своими поступками, или уничтожали.

– Я хочу сам встретиться с ними.

– Господин, это опасно. Для вас и нашего дела…

– Так сделай так, чтобы это было безопасно. Я не хочу ждать. Наша следующая операция или принесет нам победу, или похоронит.

– Осмелюсь заметить, что, как вы выразились, у нас не будет их карт, если проиграем, – с сомнением в голосе сказал Мейстен.

Джанар медленно кивнул:

– Не будет. Я последний из своего рода. И либо я верну мои земли, либо умру, пытаясь сделать это. Мы готовились и пытались аккуратно и незаметно слишком долго, Мейстен. Уж кто, как не ты, знает это отлично. Это не вопрос наших жизней, победы или поражения. Это вопрос существования моего рода. Я видел смерть моего отца. Он велел мне бежать. Он сказал, что у нас есть шанс противостоять захватчикам только ценой его жизни. И многих других. Отступить, чтобы победить. Таково было его желание, последнее желание. Если я не сделаю того, что он хотел, моя жизнь не стоит и пыли под его ногами!

Наследник стукнул по столу кулаком. Деревянный предмет интерьера, созданный задолго до его рождения, не дрогнул, лишь едва заметная рябь прошла по поверхности бледно-розовой жидкости в графине. Мейстен низко поклонился, повернулся к двери и вышел. Только теперь он позволил себе улыбнуться.

Со смерти старого господина он ждал. Ждал, что его сын наконец решится поставить на кон все, что им удалось собрать за годы, прошедшие с переворота. Шанс вернуться в родной город победителями заиграл и заискрил, словно до сих пор в нем лишь поддерживали жизнь.

Вновь войти в Цитадель, вновь развернуть флаги с восходящим солнцем, вновь увидеть ряды воинов в серо-синих одеждах на площади перед домом Синиза – вот, что поддерживало его и остальных сторонников Тарогэнов в изгнании. И наследник, до сих пор казавшийся Мейстену бледной тенью своих предков, предстал во плоти и крови, с решимостью, которой от него ждали долгие четырнадцать лет.

***

К востоку от Таробана

Зотино, небольшой городок близ Таробана, был знаменит двумя вещами. Когда-то он стал местом ссылки неугодных и преступников из числа приближенных к правящей семье, а сто лет спустя здесь появились Патрисы, заявили о себе и менее чем за полгода низвергли дом, правивший едва не со времен основания Ордена Защитника. Ученые и военные мужи так и не смогли понять, как удалось шайке из предместья одержать победу в столь рискованном предприятии.

И четырнадцать лет спустя старейшая таверна Зотино, небольшая и относительно уютная, несмотря на вечерние часы, была почти пуста. То ли виной тому была непогода, то ли поселение и правда постепенно вымирало. Вдали от больших дорог, когда все, кто только мог, сбежали в Таробан, и без притока ссыльных с супругами, детьми и слугами, население сократилось вдесятеро.

Хозяин таверны довольно радушно встретил прибывшую парочку, окончательно расцветя при виде набитого кошеля, обещанного ему за горячий ужин и чистые кровати. От вина один из гостей отказался к огорчению своей хорошенькой рыжей спутницы. Зато в кусок горячей курицы с пряностями она впилась с ажиотажем и подтащила к себе блюдо с вареным картофелем.

– Даже если тут ничего другого не умеют готовить, хочу поблагодарить повара за эти чудесные блюда, – радостно прокомментировала Тея.

– Я ничего не понял, но похоже, что ты довольна, – усмехнувшись, ответил Арок. – Стоило отказаться от еды у наших друзей, чтобы ты ощутила счастье от жизни.

– Я одобряю эксперименты с едой только в том случае, если потом это можно есть. Супруга твоего друга явно была вдохновлена поварами королевского двора. Ну или тем, что она о нем слышала. Но ей не достает таланта и ингредиентов.

– Почему именно королевского двора? – рассмеялся Арок.

– Говорят, только за едой туда и стоит ехать.

– И снова я тебя не понял. Интересно, когда ты потеряла привычку не говорить с набитым ртом.

– Примерно после второго перемещения с помощью этих… как их? – Тея элегантным движением вытерла салфеткой уголки рта.

– Маяков. Представь себе, еще не так давно многие люди так путешествовали. Перелетали за доли секунды…

– И возникали посреди разрушенной школы магии, распугав овцеводов, да-да, – женщина откинулась на спинку стула и отодвинула тарелку с идеально очищенными костями. – Зря ты отказался от вина.

– Свежая голова нам пригодится завтра, поверь мне.

– И чем бутылка вина или эля помешает завтрашнему дню?

– С этого все обычно и начинается, – Арок устало потер глаза. – А здесь не север, где за золото можно сравнять с землёй таверну. Никакими монетами не откупишься – твой же дорогой Нейтель сопроводит к виселице. И поправит заботливо верёвку, чтоб не натерла не вовремя.

Тея замерла и уставилась на брата:

– Заканчивай ерничать, а не то тебя сравняю с… лавкой!

– Даже не начинал, – Арок рассмеялся.

Оставшийся вечер брат с сестрой провели в молчании. Она делала вид, что оскорбилась на его замечание, он – подыгрывал. На деле же каждый из них понимал, что пора веселья давно прошла, что они успешно притворялись несколько лет, но играм пришел конец. За разгульной жизнью и магическими экспериментами, точнее опасными и не всегда удачными фокусами, они якобы не замечали, во что втягивал семью их отец.

Его мутные игры и эксперименты были куда как опаснее и безрассуднее, но звались “достойным делом”. “Достойным тех, кто развязал Всеобщую войну?” – хохмила поначалу Тея, потом все более серьезно спрашивала, для чего он затеял это самоубийство для себя и всего их древнего рода. Со временем она уподобилась брату и совсем перестала реагировать как на отцовские нравоучения, так и на завуалированные требования помочь в общем деле.

Ничего общего в этой запутанной игре Тея не находила. И не понимала, чего такого посулил ее отцу Джанар Тарогэн.

Он свалился им на голову с первым снегом несколько лет назад. И поначалу казался сильным, решительным и интригующим. Но вскоре Тея поняла, что у него одна цель в жизни – вернуть земли. И ради ее достижения он готов на все.

Однажды она уже видела подобную сосредоточенность, а с ее точки зрения зацикленность и упрямство. Много лет назад Ней, получив от главы семьи вердикт “бесталанный и годный только на ярмарочные фокусы”, загорелся идеей доказать, что он способен на многое. Это дело вскоре захватило его целиком. И слишком поздно Тея поняла, что доказывать ее отцу он уже ничего не хочет, но живет магией и грезит лишь о новых вершинах и прорывах. Из смелого, резкого на слова и поступки подростка он превратился в фанатика, готового сутками разучивать и оттачивать новые руны. Зато отец был доволен – хоть кто-то из учеников пошел по его стопам. Он не видел, что Нею претили чьи бы то ни было следы – он уверенно прокладывал свой собственный путь, лишь сверяясь с давно забытыми остальным миром магическими тропками.