Читать книгу: «Когда на небе нет звёзд», страница 9
– Для денег. – сказал Натан. – Не приставай к Лизе. – он улыбнулся девушке. Лиза улыбнулась ему в ответ.
– Ты так говоришь, будто я из вредности. Я же переживаю. Лиза умная, талантливая. Книга нужна прежде всего ей… Просто, с моей стороны, это выглядит так – Марго посмотрела на Лизу. – как будто ты ничего не можешь довести до конца. Даже эту выставку… Тебе всего-то нужно найти всего пару десятков рисунков.
– Не могу найти ничего, чтобы мне понравилось.
– Или не хочешь.
– Может, мне погулять по вашим заводам?
– Вот еще.
– Кстати, во что перерабатывается бумага? – спросила Лиза.
– В основном, в бумагу туалетную. – ответил Натан. – По крайней мере, у нас. В Свирепе, где сейчас Расс, может придумаем что-нибудь еще. Если нам дадут добро, конечно.
– Обязательно дадут. Свиреп прогрессивный город. Там живет много моих старых знакомых, которые как и я, всегда были за повторное использование. Главное, чтобы Расс вел себя уверенно. И произносил наш слоган как можно чаще.
Лиза обрадовалась про себя, и даже удивилась, как легко ей удалось сменить тему для разговора.
– «Мусора нет». Отличный слоган. – сказала Лиза. – лаконичный и легко запоминается. А кто его придумал?
– Это Марго. – Натан приобнял свою жену. – Еще двадцать лет назад. И актуально до сих пор.
Марго, сделав вид что смущена, прижалась к мужу.
– Смысл в том, – сказала она. – что из любой бесполезной вещи можно сделать полезную. Было бы желание.
Натан потянулся к заварному пирожному.
– А помните, на Подлесном, какой-то мужчина надругался над трупом? – спросил он ни с того, ни с сего. – Так вот, этого извращенца нашли. Двадцать восемь лет. Алкоголик. Безработный.
Марго поежилась.
– Я всегда знала – сказала Марго смотря на Лизу. – Что ваше поколение, ты уж не обижайся, легкомысленное, циничное и аморальное. Но, чтобы до такой степени…
Девушка еле заметно улыбнулась.
– Слегка лицемерно с вашей стороны. – сказала Лиза. – Я думала вы ЗА повторное использование.
В пять часов вечера, гости покинули Лизу.
– Чем бы таким заняться? – спросила себя она, но ничего лучше лежания на диване, так и не придумала.
В девять часов вечера, в дверь позвонили опять.
Лиза встала с пола, запахнулась в розовый халат, сделала несколько шагов, и посмотрела в дверной глазок…
Затем, еще раз посмотрела.
Подумала.
Тем временем, звонок все не унимался.
Лиза открыла дверь.
На пороге, с мусорным пакетом наперевес, стоял Вик А.
– Привет. – сказал он толи неловко, толи нахально улыбаясь.
– Я очень занята. – произнесла Лиза. – Чего тебе надо?
Двадцать вторая глава
Мир
Вряд-ли хоть один поэт когда-нибудь писал о такой погоде, как сегодня. Придумывать рифмованные строчки то еще занятие, если речь идет о шершавом ветре, прошлогодних гнилых листьях и коричневой жиже везде, где должна быть твердая почва. Все это выглядит так, как будто сама природа тяжело болеет гриппом или ангиной. Или еще чем-то в этом роде… Благодаря чему я вынужден идти, пробираясь сквозь ее сопли, рвоту и накопившийся в горле, гной.
Помню, как в один из таких дней, примерно пять лет назад, мы с Лизой гуляли по улице, пока проезжавшая мимо машина, не окатила нас из лужи. Греться мы решили у меня дома. Сидели на ковре, пили горячий какао, играли в карты. Лиза проиграла четыре раза подряд. Я сказал ей: «Мне везет в игре. Тебе повезет в любви», на что Лиза ответила мне: «В любви никому не везет».
Сейчас примерно восемь вечера. Темно. Я вдыхаю запах елей и сырости. Сзади меня дом Винира, где ни в одном из окон, не горит свет. Из чего я сделал вывод, что Винир больше не живет здесь. Или может, вообще больше не живет.
Мы (я и Второй) находимся в двух шагах от обрыва. Смотрим вниз. Молчим. Как мы здесь оказались?
Все получилось спонтанно.
Я ехал на автобусе в больницу, чтобы поговорить с мэром, как попросила мама. Через четыре места от меня высокая, сутулая женщина, пьяная в стельку, приставала ко крылатой. Спрашивала, нет ли у нее желания «погадить» сверху на людей, как она относится к хлебу, не вступала ли в «связь» с голубями или дятлами, ну и все в таком духе. Проблема заключалась в пальто крылатой. Оно было самое обычное, без подкладки и ремешков. Я развернулся, хотел было встать и заступиться за крылатую, но автобус уже подъехал к следующей остановке и пьяная женщина вышла.
После этого маленького происшествия, я еще некоторое время смотрел на крылатую, и задумался, что, если бы Аврора была крылатой? Изменились бы события «того» дня? Упали бы мы? Познакомились бы мы вообще? Эти мысли не могли оставить меня в покое. Свою остановку я пропустил, и уехал дальше за город. А потом, словно ведомый какой-то потусторонней силой, пошел к дому отца Авроры…
И вот я здесь.
Стою в грязном снегу, слушаю шелест деревьев. На улице, стало значительно теплее, про что я кажется, уже сказал… Весна уже намекает на свое появление. Холодные ветры будут приходить все реже. Температура с каждым днем будет ползти вверх. А я надеялся, что зима никогда не кончится… Теплая пора – худшая пора для крылатого. Спине жарко как никогда. А в крылья то и дело заселяются насекомые. Все это сопровождается зудом и раздражением кожи… Черт…
– Это нытье, да? – спросил я Второго.
«Да» ответил Второй.
– Весна даже еще не наступила. А я уже ною…
Вдруг, за спиной послышались странные звуки. Я оборачиваюсь, чтобы посмот…
Двадцать третья глава
Она
Некогда длинные, белокурые кудри были укорочены, выпрямлены и закрашены иссиня-черной краской. Веки миндалевидных глаз, обведены зеленым карандашом. Поверх естественных ресниц были небрежно наклеены искусственные.
Губы в розовой помаде. Щеки в дешевой пудре (о своей коже она заботилась в последнюю очередь). Ногти покрыты черным лаком.
Она была крылатым подростком; мечтающим и ненавидящим. Большую часть энергии тратившая, фантазируя. Она с легкостью переносила полное отсутствие друзей. Но, дико страдала, стоило отнять телевизор.
В тот день телевизор как раз сломался. А еще позвонили из больницы, напомнили, что она пропустила подрезание. В общем, настроение было ни к черту. И, когда с работы пришла уставшая мама, она решила, поделиться с ней этим своим настроением.
– Ты долго. – сказал девочка, встречая мать в прихожей, сидя на черном пуфике.
– Знаю. Прости, Мика. Работа. – ответила девушка, снимая с себя сапоги, шапку, шарф и бежевую курточку.
– Прощу, если пойдем в клуб… Ведь это и делают сестры, да Агата? Ходят по клубам.
Девушка прищурилась.
– Кто-то в гостях? – спросила она взволнованно.
– Нет. Это шутка.
Агата выдохнула, непроизвольно прижимая правую руку к груди, в области сердца. Потом произнесла: – Я просила так не шутить!
– А я просила семью из мамы и папы! А, не из «старшей» сестры. И хороший телевизор!
– Да что с тобой?
В ответ Мика понуро опустила глаза и тихонько ответила: – Мне пора в парикмахерскую.
– Ясно. Как всегда. – девушка подошла к дочери, поцеловала в лоб и направилась с ванную комнату.
Дверь за ней закрылась. Послышался шум воды.
– Надо будет встать пораньше. – крикнула Агата, из-за двери. – Занять очередь.
– А если я не приду? – крикну в ответ девочка.
– Тогда, придут за нами.
– Ну, вот и хорошо. Не придется сидеть в очереди.
– Очень смешно.
– Я серьезно. Я не хочу… Давай спрячемся. Заляжем на дно. Как в кино.
– Хорошо.
– Хорошо? Ты разрешаешь?
– Да. Разрешаю тебе залечь на дно. Когда станешь взрослой.
– А это когда?
– Когда я стану старухой.
– Тогда я пойду собирать вещи.
В ответ ничего не последовало.
Спустя двадцать минут Агата вышла из ванной с мокрыми волосами, обмотанная полотенцем. Мика поднялась с пуфика и окинула свою маму пристальным взглядом.
– Ты побрила ноги. – заметила она. – Собралась на свидание? С кем?
– Мика…
– С кем?
– С кое-кем из прошлого.
– С тем самым кое-кем? – глаза девочки загорелись. Уголки губ приподнялись, изобразив красивую улыбку.
– Как ты догадалась? Не важно… Да, с тем самым. Мы не виделись со школы. Он, вдруг позвонил мне на работу. Предложил встретиться.
– А тебе это странным не показалось?
– Немного. Но он позвал меня в одно место. Туда, где мы в первый раз… то есть, где мы с ним…
– Меня делали.
Агате только и оставалось, что запустить правую руку в лицо.
– Зря я тебе все рассказала. И нет. Тебя мы сделали не там.
– Не важно. – махнула рукой Мика. – Так ты думаешь, что он хочет возобновить отношения? Спустя столько лет? Может, он узнал? Ну, обо мне.
– Никто никак не мог узнать. Родители все предусмотрели. Ты моя сестра. А, теперь дай мне спокойно собраться, пожалуйста. Мне выходить через тридцать минут.
Агата прошла в гостиную. Достала фен из коробки, со шкафа. Подключила его к розетке. Села на диван и нажав на кнопку «Вкл», начала сушить волосы.
– Можно с тобой?
Агата выключила фен и вопросительно посмотрела на девочку.
– Мне скучно. – пояснила Мика.
– Ну, так сделай домашнее задание. Для разнообразия.
– Они сделаны.
– Все?
– Даже внеклассные задания. Так можно с тобой?
– Нет.
– На уроки борьбы, ты меня с собой таскаешь!
– Не борьбы, а самообороны. Почему ты сравниваешь? Это абсолютно разные вещи.
– Я не буду вам мешать.
– Нет. – отрезала Агата и продолжила сушиться.
Мика ушла в свою комнату злая и, уверенная в том, что она имеет полное право поехать сегодня с Агатой.
Злость, граничащая с ненавистью была для девочки делом привычным. Все началось, когда Мике было двенадцать лет, и она узнала, что родители, которых больше нет, ей вовсе не родители. А, ее сестра, которая только и делает, что раздражает, вовсе не сестра.
Лож почти никому не нравится. Неприятная правда, вообще никому.
Агата причитала на судьбу, и закон П. К. Р., что Мику злило. Ей бы только всех обвинить! Всех, кроме себя! Думала девочка. Но больше, Мика злилась на то, что после всего этого, Агата продолжала, видимо по привычке, общаться с дочерью, как с младшей сестрой; на равных. А, о своем материнстве вспоминала, только когда ей это было выгодно.
Упреки, ругательства и сарказм в адрес мамы, Мика считала платой за ее неправильные поступки. А иногда, с чашкой чая, сидя напротив окна, задумавшись о вечном, девочка приходила к мысли, что ее выходки возможно поддерживают некий вселенский баланс.
Несмотря ни на что, Мика любила маму, и несколько дней в неделю, давала это понять. Просто сегодня был не такой день.
Девочка сжимала в руке одного из динозавров, вдавливая его пластмассовые глазки с синтепоновую голову, и разрабатывала план, как ей незаметно сбежать из дома и спрятаться в маминой машине.
Вторая часть
Двадцать четвертая глава
Мэр
Он сидел в своем кабинете. Перелистывал карты пациентов, делал пометки рядом с фотографиями некоторых из них. Улыбался своим же шуткам. Чесал глаза. Потом открыл красную папку бумаг, что лежала на его столе с самого утра. Первая же страница утомила его больше, чем весь сегодняшний день: губернатор города Агларис предлагал поделиться их технологиями, в обмен на бесплатные перемещения по одной из рек Аквариума… Мэр, кажется, объяснял, что людям Аквариума не нужны никакие «новые технологи», они прекрасно живут со старыми. И проживут так еще очень много лет.
Подобных предложений (мэр провел большим пальцем по краешкам листов) еще штук сорок. Он решил оставить все до завтра. Прочтет все, перед встречей с администратором из управления образованием.
Мэр положил папку в верхний правый ящик стола и запер его на ключ. После, с помощью секретной комбинации, давным-давно выученной наизусть, отпер ящик самый нижний. Где на учебнике по истории психологии лежал увесистый, серый камень, а в самом учебнике, между сто второй и сто третей страницами, был спрятан конверт.
Мэр открыл его и вынул послание, написанное на кусочке синего картона, неровным, схожим с детским, почерком. Затем тихо прочел: «Убить человека тебе было так же просто, как мне взять в руки камень?»
Потом он подумал секунду, и прочел снова.
«УБИТЬ ЧЕЛОВЕКА ТЕБЕ БЫЛО ТАК ЖЕ ПРОСТО, КАК МНЕ ВЗЯТЬ В РУКИ КАМЕНЬ?»
«Кто мог написать это?» – безмолвно спросил мэр, а за тем отругал себя. «Это глупый вопрос. Бессмысленный. Только тратит время и ведет к тупику» подумал он.
«А какой вопрос не глупый?»
А не глупых вопросов оказалось довольно много: О чем думал приславший это? Чего хотел? О чем думает сейчас, чего сейчас хочет? Много ли он знает? Как он мог это узнать? В каком он психическом состоянии? На что способен, кроме того что уже делает? Есть ли у него помощники?… А, может он, этот психопат, вообще ничего не знает? «Мозг – сложная штука»… он мог что-то придумать у себя в голове и стать одержимым собственным бредом. Да, это вероятно. Раз уж на то пошло, мэр на девяносто процентов был уверен как раз в таком раскладе. Воспаленный мозг и не на такое может быть способен.
Мэр опять прочитал: «Убить человека тебе было так же просто, как мне взять в руки камень?»…
Сколько раз он заглянул в этот конверт? В какой раз он произнес эти двенадцать слов? В двухтысячный? Возможно, дошло уже и до трех тысяч. Читать послание, стало вредной привычкой. Порой мэр сам не замечал, как достает конверт, читает и снова убирает его в ящик.
Все началось два месяца назад. Ночью.
В доме было тихо. Все бытовые приборы издавали минимум шума и были замурованы в стенах, что почти не пропускают звуков. Животных нет. Прислуга закончила работу и разъехалась по домам. Гостей не было тем более. Ближайшие соседи живут в трех километрах от его жилища. В доме было тихо, как на дне океана. Мэр дремал на кровати в своей спальной и, возможно, вспоминал свою мать, которая могла быть требовательна, строга, жестока; все зависело от ее настроения. Или мэр вспоминал отца, что сказал ему однажды: «Человек, который не боится тишины – ничего не боится». Мэр так и не понял, верны эти слова или нет. Вообще его отец часто делился с сыном своей сомнительной мудростью. И да, он тоже бывал требовательным, строгим и жестоким человеком… Примерно о таких вещал мэр и думал, когда самая обычная ночь, запустила в окно его спальни камень с посланием. Оборвав тишину дома резким, звенящим в ушах, грохотом. А его самого (мэра), вытолкнув из собственных размышлений.
Страшно ли главе больницы? Нет. Без единого сомнения, нет. Есть люди, которые не позволяют себе бояться. Мэр был как раз таким человеком. Он не боялся, когда узнал о разбитом окне больницы. Или об окне в крохотной кирпичной постройке, что стоит между двумя половинами большого торгового комплекса, в самом центре города. Постройке, что двадцать лет назад была его офисом.
Даже прочтение посланного ему конверта в первый раз, не смогло заставить его тело обеднеть хотя бы на одну капельку пота.
Окружающие мэра люди считают, что это, доведенное до совершенства, умение сдерживаться. Никому еще не хватило ума сказать мэру об этом. И хорошо. Он бы счел такие слова оскорблением. Сдерживаться? Прятать эмоции? Он что, какой-то второсортный актер? Делать вид, что тебе все равно, когда внутри сердце готово остановиться от ужаса… Это не про мэра.
Хотя способность, доведенная до совершенства, у мэра и вправду есть. И это не умение скрывать чувства. Это – умение их не испытывать. Работает почти всегда. Почти.
Мэр вспомнил, как вздрогнул, когда окно разбилось. О том, как все тело его обдало холодом. О сердце, чье биение на несколько секунд вышло из-под контроля. Такого не случалось много лет. И не должно было не случаться еще столько же. А виной всему этот… несчастный, потерянный, запутавшийся человек. Ничего, кроме жалости к нему испытывать нельзя. И, когда мэр выяснит его личность; удостоверится в ней на сто процентов, то, конечно пожалеет преступника. Да, бедняга получит жалость и понимание, на которое только способен мэр. Но и за свои действия, конечно, придется ответить.
Двадцать пятая глава
Мир
Я проснулся с тупой головной болью и звоном в ушах. На затылке ноюще пульсирует гематома. Все тело пробрало дрожью. Особенно это ощущается в области живота. Последнее, что я помню – резкая, пронзительная боль. Давящая темнота. Чувство падения.
Надо открыть глаза. Убедится, что я все еще жив.
Я с силой разжимаю веки. В меня ударяет яркий свет. Головная боль обрела еще большую силу. К горлу подступил душащий ком, и я тороплюсь от него избавиться.
Меня рвет жгучей, густой массой, пока глаза все еще закрыты.
– Только попробуй за собой не убрать. – прозвучал хриплый голос, который мне сложно с кем то спутать. Я снова открыл глаза. На этот раз, испытывая меньше боли. Рядом со мной, немного склонившись, стоит отец Авроры, Винир. Это высокий, худощавый, даже высушенный человек с жилистыми руками. Его карие глаза, мутные и впалые. Волосы почти полностью покрыты сединой. Лоб располосован глубокими морщинами.
– Что ты забыл на моем участке? – спросил Винир.
– Зачем ты меня ударил? – спросил я в ответ.
– Нечего у меня тут ошиваться. Я не для этого сколотил дом у черта на рогах. – Винир с любопытством, смотрит на меня. – Тебя на этом обрыве, я ожидал встретить в последнюю очередь.
– Сам от себя не ожидал…
– А ты не прыгнуть, случайно, собирался? – Винир улыбнулся. В его глазах, зеленой вспышкой, сверкнул солнечный луч, пробравшийся в дом, сквозь широкое витражное окно с изумрудной мозаикой. Я не знаю, что на это ответить. Поэтому не отвечаю ничего. Он глядит мне прямо в глаза, затем разворачивается, проходит пару метров и садится на диван, где вытаскивает из кармана фляжку.
Я оглянулся. Глаза уже полностью привыкли к свету. Да, это жилище Винира. Если точнее, Винира Порфия. Одноэтажный дом орехового цвета, с большим крыльцом и чердаком. Три спальни, одна из которых была завалена хламом. Одна ванная комната, один туалет. Кухня, и гостиная, где сейчас я и нахожусь. Этот дом всегда был красивым и снаружи и изнутри. Резные росписи на потолке, полу и ставнях. Интересной формы, ручки на всех дверях. Всегда чисто, всегда приятно пахнет, либо полевыми цветами, либо хвоей. Я заметил, что дом до сих пор в превосходном состоянии. Светло-коричневые стены блестят, словно их только вчера покрыли лаком. Узор на полу поменялся. Раньше это были волнистые полосы, сейчас это какие-то цветы, похожие на лотос. На деревянном потолке тоже цветы, похожие на четырехлистные ромашки… Винир всегда гордился своим домом, не переставая украшать и доводить до идеала его, даже самые крохотные детали. Интересно, он когда-нибудь относился с таким же трепетом к своей дочери?
Винир отпил немного из своей фляжки.
– Так ты хочешь закончить начатое? – спросил он меня.
– Я ничего не начинал.
– Ты понял, о чем я.
– Нет, о чем ты?
Винир ухмыльнулся: – А ты неплохо ударился.
– Не лучше, чем в тот день, когда ты в меня выстрелил.
– И правильно сделал. – совершенно спокойно сказал Винир, и добавил – Рас уж ты жив, надо позвонить кому-нибудь. Чтобы тебя забрали.
Машины у Винира нет, телефона тоже. Зато он снизошел, чтобы дать мне воды и замотанный в тряпку, лед. Прямо сейчас я прижимаю его к шишке, возникшей при столкновении моего затылка и кирпича, которым Винир подпирает дверь. К слову, Винир сам вымыл мою рвоту. Интересно, это жест доброты или он считает, что я недостоин мыть его пол?
Сам он ушел к своим знакомым, что живут в паре километров, от которых и собирается позвонить. Напоследок, Винир не произнес никаких предостерегающих фраз, вроде «ничего не трогай» или «не заходи в подвал». А просто ушел, сказав «я вернусь примерно через сорок минут». Наверное думает, что я не в состоянии и с пола встать, не то, что бы куда-нибудь залезть. Что ж, сочту это вызовом.
«Тебя снова вырвет, как только ты встанешь». Неподалеку от меня возник Второй.
– Не узнаю, если не попробую.
Я кое-как поднял свое тело, тяжело дыша, кряхтя, и издавая прочие странные звуки. В целом, было не очень сложно. Второй зря волновался, меня только слегка пошатывает.
Поднявшись, я наконец в полной мере смог разглядеть гостиную и кухню. Ничего особенно не изменилось. Новый ковер, новый шкаф с книжными полками, новый кухонный стол. В гостиной, над камином раньше висела картина, теперь ее нет. Наверное, я запомнил все эти мелочи, потому что в детстве, этот дом мне очень нравился. Я даже думал, что любой ребенок был бы счастлив тут жить, и завидовал Авроре.
За дверью, что рядом со шкафом, спальня Винира. За узкой аркой, в маленьком коридорчике находятся еще четыре двери: спальня Авроры, захламленная комната, ванная и туалет.
Я иду в ванную, чтобы освежиться – умыться и сполоснуть рот; наконец, просто посмотреться в зеркало. Надеюсь, мой вид не сильно шокирующий.
Шаг за шагом, медленно и аккуратно прохожу через арку. Открываю первую слева дверь. Включаю свет. Слева ванна, справа корзина с грязным бельем, спереди умывальник и зеркало над ним. Мое лицо помятое, заспанное, бледное. На щеках и подбородке появилось несколько ранок. Наверное, ударился обо что-то, когда падал… Не смотря на это, в целом выглядит неплохо. Я повернул кран с холодной водой, умылся. Сполоснул рот. Стало не на много, но лучше. Я бы сейчас с удовольствием выпил целую упаковку аспирина, и лег спать.
«Не волнуйся. Потереть осталось пару часов»
– Ты знал, что этим закончится?
«Я похож на ясновидящего?»
– Нет, всего лишь на моего воображаемого друга… Хах, а знаешь, я думал, что Винир уже упился до смерти.
Я снова умыл лицо холодной водой.
– И зачем мы пришли сюда?…
«Просто так ничего не бывает»
– Я считаю с точность до наоборот. Но спорить мне сейчас не хочется. Так, к чему это ты?
«Я к тому… может, рано или поздно, ты должен был снова очутиться в этом месте?»
– Зачем?
«У каждого человека в жизни происходит этот момент… Момент, когда ты наконец решаешься оставить прошлое в прошлом. Ты так не считаешь?»
– Не знаю…
Я вышел из ванной. Закрыл дверь. Всего в паре шагах, слева от меня, находится спальня Авроры.
– Я просто обязан заглянуть туда.
Перед тем, как открыть дверь, я вообразил несколько вариантов того, что увижу. Например, что комната окажется пустой. Или, что она будет наполнена приборами для поддержания жизни, а в ее центре, на больничной кровати будет лежать бледное, неподвижное тело… Так же я представил, что эта комната, как и соседняя, теперь завалена ненужным хламом, который просто жалко выбрасывать… А может, я увижу саму Аврору? Сидящую на подоконнике, глядящую в окно. Она улыбнется, когда я войду. Спрыгнет с подоконника. Подбежит ко мне. Стиснет в крепких объятьях. Скажет: «Я боялась, что ты не придешь». Поцелует меня. Выведет из дома. И мы побежим вперед, на встречу… жизни. На встречу всего, что успели пропустить за эти годы… Представляя последний вариант, я невольно улыбнулся и открыл дверь.
Передо мной предстала комната Авроры… место, которое так и не изменилось со дня нашего падения.
– Аврора никогда ее не любила. Поэтому большую часть времени проводила на улице.
Стены кремового цвета. Потолок, обклеенный бумажными звездами. Большой шкаф в левом углу. Столик напротив зеркала, стул с мягкой спинкой, несколько настенных полок для тетрадей и книг. Пустой цветочный горшок на подоконнике. Зеленый ковер с длинным ворсом. Квадратная тумбочка под всякие безделицы, а в центе комнаты кровать, заваленная мягкими игрушками.
«Кто-то здесь регулярно вытирает пыль и метет пол» сказал Второй.
Странно, я открыл дверь уже несколько минут назад, но так и не осмелился перейти порог. Не знаю, что думать обо всем этом.
«Люди не оставляют комнату своего ребенка в идеальном состоянии, если им плевать на него»
– Да, я то же самое хотел сказать.
«Почему ты стоишь тут, как истукан? Войди внутрь»
– Я думаю… – я повернулся ко Второму и посмотрел в его глаза, которые ни чем не отличаются от моих. – Я что, все это время ошибался на счет Винира?
«Ты же не считаешь теперь его хорошим человеком?»
– Нет. Но ему, если я все правильно понимаю, совершенно точно жаль. Может, я все это время зря его ненавидел?
«Лучше его, чем себя»
– Но… почему тогда он ведет себя, как последняя сволочь? Так, будто ему все равно?
«Какая разница? Винир все еще тот, кто выстрелил в тебя»
Я прохожу в комнату Авроры, медленно, разглядывая каждую деталь, проводя пальцами по стене, по столу, по ее кровати. Я представил вдруг, не знаю зачем, что она умерла… Я ощутил пустоту в легких и желудке; тревогу; тоску. Огромную несправедливость судьбы. От смышленой девочки, которая могла вырасти в актрису, врача или мэра, только и осталась эта маленькая комнатка. А так же, воспоминания пары-тройки человек. Я подумал затем, если умрет ее отец и я, что от Авроры остается? Лишь эта комната? Пять жалких мера? Старые игрушки и пустая ваза… Так не должно быть. Не с ней… Я вдохнул тяжелый, сухой воздух комнаты, все запахи из которой давно уже выветрились. Мои глаза вдруг увлажнились. По щекам потекли слезы. Соскальзывая с носа, они падают на пол и мои ноги. Маленькие ранки на лице защипало. Я стер слезы с глаз большим пальцем и растер по стене.
«Зачем?»
– Хочу оставить здесь свой след.
«Ты же веришь в то, что она проснется» недоуменно произнес Второй. Мне показалось, что его губы дрогнули, будто он хотел улыбнуться.
– Конечно, верю. – не задумываясь, отвечаю я. – И всегда буду верить. – сказал я громче. – Не смотря ни на что. – после чего успокаиваюсь. Улыбаюсь сам себе в зеркало. Все это глупые фантазии. Она проснется. Совсем скоро. И всем, кто в этом сомневался, придется принести кучу извинений за свое неверие.
– Она все здесь переделает. – продолжаю я говорить. – Все от стен, до кровати. И эта комната перестанет напоминать могилу. Или… Нет! Аврора сюда никогда не вернется. Она будет жить со мной. Сначала в мамином доме. Затем, мы построим свой! Хотя, зачем? Зачем нам что-то строить здесь? Когда можно уехать из города. И никогда не возвращаться.
Я радостно взглянул на Второго и заметил, что он тоже заплакал. Это странно, даже карикатурно. Его вид заставил осознать, как со стороны выглядит мое лицо. Я стираю с себя остатки слез рукавом рубашки, и говорю ему:
– Что с тобой?
Второй ничего не отвечает. Только смотрит исподлобья, сверкая красными опухшими глазами.
– Что с тобой? – спросил я снова и подошел ближе.
Я тяну ко Второму руку, но не успеваю коснуться и пальцами, как он исчезает. Я остаюсь один.
Винир вернулся, широко распахнув дверь, впустив в дом свежего воздуха. Его не было час и сорок минут.
Я сижу на диване в гостиной. Второй как исчез, да сих пор не появился.
– Скоро приедет мэр. – сказал Винир.
Я удивился.
– Почему ты позвонил мэру? Почему не моей маме, например? Откуда у тебя телефон мэра?
– А, откуда у меня бы взялся телефон Дианы? Может, ты сам до больницы дойдешь? Выглядишь вроде лучше.
– Это так. Мне даже удалось встать. Умыться у тебя в ванной. И заглянуть в комнату Авроры. – все правильно, я хочу его спровоцировать.
Винир, как ни в чем не бывало, снял джинсовую куртку, повесил на крючок, рядом с дверью и прошел на кухню, где вымыл руки, лицо и шею. Затем вернулся в гостиную.
– Надеюсь, ты ничего там не трогал.
– Не трогал.
– Хорошо.
– Мне всегда было интересно, как ты попал в меня? С первого раза, и даже не задел Аврору.
– Я со школы, первый по стрельбе. А под градусом, даже лучше выходит.
– Ты не хочешь это как-то объяснить?
– Долгие тренировки и хороший наставник. Ну, и конечно, дар от рождения.
Я молчу.
– Я не обязан ничего тебе объяснять. – говорит Винир.
– Я думаю, что обязан.
– Ты не правильно думаешь. – Винир сел на другой конец дивана, снял с ног ботинки и расслабился, тяжело выдохнув воздух. – Предлагаю молча посидеть, пока не приедет мэр, а потом спокойно разойтись. Согласен?
– Нет, не согласен. После всего, что случилось, тебе не кажется, что ты должен выговориться?
– Хочешь, чтобы я извинился перед тобой?
– Да… Да, как минимум.
– А, не пошел бы ты из моего дома… как минимум.
– Я бы здесь и не появился, не выруби ты меня кирпичом.
– Ну, вот теперь ты в сознании. Что тебе мешает?
Я хотел было встать, но…
– Ты убил юность своей дочери. Тебе действительно нечего больше сказать?
Я смотрю Виниру прямо в лицо, хочу уловить самое крохотное изменение. Он же, с отсутствующим видом тупо смотрит себе на ноги.
– Я был пьян. – отвечает он.
– Это тебя полностью оправдывает.
– А мне не нужно оправдываться перед тобой.
– Аврора не заслуживала такого отца.
– Черт. – Винир ухмыльнулся, но все еще не поднимает глаз. – Думаешь, ты самый умный и весь такой проницательный? Разбираешься в людях? Что ты вообще можешь знать? Я думал, ты пытаешься похитить ее, я думал… – Винир встал с дивана. – Мерзкий… Мерзкий крылатый гаденыш! Лишил меня единственной дочери, а сам еще считаешь последней сволочью! И мне теперь оправдываться перед тобой? Перед тобой? Просить прощения? Что это решит, интересно? Что это изменит?
– Тебе бы не пришлось ни перед кем оправдываться, не будь ты больным на всю голову.
– Убирайся из моего дома.
– Что?
– Вон из моего дома. – повторил Винир. – Подождешь мэра на крыльце.
– Я никуда не уйду, пока не скажешь, зачем ты это сделал.
– Вон!
– Тебе придется меня выталкивать.
Не успел я произнести последнее слово, как отец Авроры подошел ко мне и рывком выкинул с дивана. Я свалился на пол. Винир поворачивается. Я, соображая примерно секунду, ударяю ему ногой по колену. Он, не издав ни единого звука, хватает меня за ворот футболки и тащит к двери. Я пытаюсь ухватиться за что-нибудь на полу, но безрезультатно. Винир уже открыл дверь. Я изо всей силы уперся ногами и ухватился пальцами за порог.
– Убирайся! – кричит Винир.
– Почему ты это сделал?
– Я сказал «Вон»! Валяйся на крыльце. Или еще лучше, загнись в какой-нибудь канаве!
Пальцы соскальзывают.
– Знаешь, почему я считаю тебя последней сволочью? Потому, что ты такой и есть! День, когда тебя наконец посадят за то, что ты сделал, станет лучшим днем в моей жизни! И, в ее тоже!
Пальцы соскользнули. Я выпал за порог. Большая часть моего тела уже валяется на крыльце. Еще один маленькие рывок и… Винир вытолкнул меня полностью.
– Меня никогда не посадят. – крикнул Винир. – Я спас жизнь мэру, когда выстрелил в тебя!
Дверь захлопнулась.
Двадцать шестая глава
Лиза
Однажды, когда Лиза гуляла по книжному магазинчику, ей в голову пришла идея, которую она условно назвала: «Интерактивные сказки для детей». Своему другу Миру, она объяснила идею так: «Это, как обычные маленькие истории. Только в них, мотивы главных героев не объясняются, и концовка тоже неопределенная. После прочтения, ребенку будут задавать вопросы: как ты думаешь, почему она или он поступили так, а не иначе? Что их мотивировало? Как ты думаешь, что произошло дальше?… Эти книжки должны помогать развивать воображение и творческие способности… Мне бы в детстве такая книга понравилась»
