Читать книгу: «Когда на небе нет звёзд», страница 6
– Из-за таких слов – говорю я. – жена тебя и ненавидит.
– Нет. Авия ненавидит меня за то, что я «слишком умный для нее» (это цитата). Как и большинство женщин, по этой же причине она меня и полюбила. Даже тут не смогла быть оригинальной… Идеальная пара Винни.
– Так, ты точно ничего такого не видел и не слышал?
– Точно. Не видел и не слышал. Мир, я тороплюсь.
– Что, спасать город с Марком и остальными?
– Нас стерилизовать хотят.
– Крылатых стерилизовать тоже хотели. Все обошлось.
– Ага, вам просто нельзя заводить детей. Я не хочу с тобой спорить, это бесполезно. Мир же в любом случае будет в шоколаде, со всеми известной мамочкой, ее деньгами, и мэром, среди прочего. Но мне, как простому человеку «с отклонениями», хочется оставить при себе, ну знаешь, хоть какие-то права.
Кларсон ушел. Я смотрю на его отдаляющуюся спину, пока она не скрывается за углом.
Начался снегопад. Я побрел к центру города, под руку с идиотской надеждой, случайно столкнуться с Анной, у какого-нибудь магазина или парка, или фонарного столба… Нет, Анна не покорила меня своим обаянием, честностью, красотой… и прочими своими качествами. Я лишь хочу поговорить с ней… Такое бывает, ты просто хочешь увидеть человека, чтобы объяснить ему, как он не прав. Или… не знаю… Что-то мне в ней не дает покоя.
Тринадцатая глава
Диана
Диане от природы достались ярко рыжие волосы; выразительные, синие глаза, защищенные густыми ресницами; тонкие кисти рук, узкая талия, пухлые губы, длинная шея, большая грудь… Ее проходы по улице редко оставались без внимания. Из-за чего Диана просто не могла не считать себя лучше всех остальных. Однажды, в пятнадцать лет, она посмотрела на себя в зеркало и, с искренней верой в то, что она выбрана кем-то свыше, что у нее особенная судьба, сказала своему отражению – «Я никогда не буду одна». Спустя полгода, ее родители погибли в аварии.
Задрав ноги на подушку, она развалилась на белом диванчике, в своем офисе. Пила сладкий кофе с густой молочной пенкой, и просматривала эскизы женских плащей и дождевиков. События дивного вчерашнего вечера напоминали о себе ноющей, головной болью, избавиться от которой не помогал ни аспирин, ни отдых, ни ее любимый напиток. С вином она вчера явно переборщила…
– Ах. – вырвалось у Дианы. На секунду ее голова заболела в разы сильнее обычного. Она вспомнила о своем сыне и то, о чем ей сегодня рассказал мэр.
На тумбочке лежала коробка трюфельных (отвратительнейших, по мнению Дианы) конфет, с маленькой запиской «Самой красивой женщине». Подарок мэра.
– Самой красивой женщине… – прошептала Диана.
Сколько раз ей говорили, что она самая красивая? Сотню тысяч раз? Пятьсот? Может, дошло уже и до миллиона. Об этом Диана задумывалась чаще, чем ей бы этого хотелось.
А отец ее сына? Диана, вдруг, о нем вспомнила. Сколько раз он говорил ей, что она самая красивая? Тридцать раз? Может, десять? Хотя бы один?… Нет. Ни одного раза. Только он – ее самая большая; возможно, единственная настоящая любовь… только он знал (догадался с первой же встречи), как Диана это ненавидит.
Так и не выбрав лучший вариант, из предложенных, она отбросила эскизы на спинку дивана и допила свой кофе. Затем посмотрела на часы.
Одиннадцать ночи.
Вот и день прошел, подумала Диана. А что она успела за сегодня сделать? Выпить семь стаканчиков кофе. Потерять ручку в складке дивана. Наорать на подчиненного. Забраковать парочку собственных идей… И вот так быстро, и незаметно, проходил почти каждый день, месяц и даже год. Время, непонятно куда, стремилось, увеличивая ее компанию и доходы; выветривая остатки идей; остекленняя взгляд; наконец, делая сына старше… Диана все ждала, когда время запустит свои жадные лапы в ее красоту. Может, думала женщина, когда она лишится этого своего дара… впрочем, это были глупые фантазии.
Диана приехала домой в без десяти двенадцать. Свет был выключен. Мир, наверное, спит, или в баре, или у Лизы, или еще где…
Женщина сняла с себя верхнюю одежду и подошла к дивану. На стеклянном столике лежал двухсотый выпуск ее любимого юмористического журнала «Ку». На обложке изображалась известная актриса, летящая на воздушном шаре. Заголовок был таким: «Нера, Свиреп, Лиловая роща, Аглариз… Любой город рад приютить у себя каждого! (Если у вас есть деньги)». Прочитав это, Диана невесело улыбнулась, вспомнив, как однажды спросила у своего сына, что тот думает о путешествиях. Не хочет ли он разнообразить свою жизнь; сделать ее полной? На что Мир лишь саркастично улыбнулся, и ответил ей: «Хах, кидание себя в тысячу разных мест… Это делает жизнь полной? Больше похоже на жалкие попытки, забить голову чем угодно, лишь бы не думать о бессмысленности своего существования…»
Вдруг дверь открылась. Домой пришел Мир.
– Я думала, ты спишь. – сказала Диана.
– Я наверное и спал. Даже не помню, как сюда добрался. – Мир снял пальто и повесил на вешалку. Потом снял ботинки, и положил их на тумбочку для обуви; просунул между замшевыми туфлями и старыми кедами.
– Ты пил? – спросила Диана.
– Нет. Просто гулял. – ответил Мир, и ушел на кухню, мыть руки. Диана последовала за ним.
Спросить его? Думала Диана. Нет. Ответила она себе же. Опять начнется «этот» разговор. А «эти» разговоры обычно заканчиваются чем-то ужасным… И все таки можно просто обмолвиться, ничего не начинать. Скорее всего, Мир и сам об этом уже слышал.
– В театре вчера, кто-то разбил окна.
– Я знаю. Марк сказал. – Мир домыл руки, и уступил матери место у раковины.
Диана поднесла руки к струе теплой воды. Затем намылила их. После сполоснула и выключила воду.
– Ты… – неуверенно произнесла женщина.
– Что? – спросил Мир, наливая себе в стакан воду, и шурша чем-то в ящике с таблетками.
– Ничего… Мы с мэром отлично провели время вчера. Надо было взять тебя с собой.
– Не переживай. – улыбнулся Мир. – Я тоже не скучал. В гостях была Лиза. Даже ночевать осталась.
– Лиза? – женщина с облегчением выдохнула. – Я рада. А то вы стали редко проводить время вместе. С тех пор, как она завела парня.
Диана вытерла руки. Заем налила воды в железный чайник, и поставила его на газ.
– Лиза замужем, мам.
Мир отложил стакан, и вытащил из настенного шкафа две кружки; насыпал в них кофе и сахар, и засунул в каждую по чайной ложке. Потом достал молоко, и положил рядом с кружками.
– Жаль. Я все надеялась, что у вас с ней что-нибудь получится.
– Смешно.
– Вы были бы красивой парой.
– Лиза классная, но она не…
– Да, да. Знаю. Но на выставку ты ее все равно отведешь.
Мир сел на высокую табуретку, положил голову на кухонный стол и принялся смотреть в синее, газовое пламя под чайником.
– На какую выставку?
– В картинную галерею. Мне подарили пару приглашений. Будут известные художники и шампанское. Лиза, ведь, любит искусство? Вам понравится.
– Что-то не хочется мне никуда идти.
– Перестань. Тебе не повредит немного разнообразить свои будни.
Чайник вскипел. Диана разлила кипяток по кружкам. Добавила молока и села рядом с Миром.
Мир сделал пару глотков. Потом спросил Диану: – Ты видела что-нибудь? В театре. Ты была там.
– Это случилось, когда все уже разошлись. Я и сама узнала только утром. Мэр подал эту новость вместе со стаканом воды и двумя таблетками аспирина.
– Какой заботливый.
– Мир…
– Прости.
Диана прижалась губами к своей кружке и, с нескрываемым наслаждением, залпом выпила все ее содержимое. Потом положила голову на стол и сказала: – Не представляешь, как я сегодня устала. Ничего толком не делала, и так устала…
– Так ложись спать.
– Сначала почитаю. А ты…
– Слабак?
– Что?
– Ничего.
…
– Ты точно сегодня не пил?
– Я бы стал врать?
…
– Ты чем то расстроен?
– Я… я надеялся, найти кое-что, но так и не нашел… Скажешь, искал не там?
– А, может, не то?
Диана спрыгнула с табуретки. Помыла за собой кружку. Обняла сына, немного потрепала за волосы и перья.
– Кто-бы мог подумать, что Лиза замужем… Мир, а тебя не смущает, что у всех твоих знакомых жизнь куда-то движется. А твоя словно… замерла. – осторожно спросила Диана.
– Замужество, это движение вперед?
– Это движение. У Марка вот, бар.
– Он получил наследство.
– Он мог бы его прогулять. Но открыл свое дело. А Винни ходит на курсы по ремонту техники.
– Зря я рассказал тебе об этом.
– Ты можешь научиться чему-нибудь. Чему хочешь. Можешь поступить, куда хочешь. Я помогу подтянуть нужные знания. Точнее… приобрести их.
– Я думал про первый аквариумный колледж.
– Правда?
– Да. Мы можем поступить туда вместе с Авророй, когда она проснется.
…
– Я оставлю пригласительные на столе, в гостиной. Обязательно сходите с Лизой.
– Хорошо. – ответил Мир.
– Спокойной ночи.
– Спокойной.
Диана направилась к лестнице.
– Почему ты с мэром? – вдруг спросил ее сын, тупо уставившись в свою кружку. На секунду Диана подумала, что ей послышалось, настолько отстраненным в этот момент выглядел Мир. А в прочем, когда он НЕ выглядит отстраненным? Спросила себя женщина, вспомнив, как Мир может просто сидеть и улыбаться, или безмолвно шевелить губами, глядя в одну точку; и продолжила шаг, решив воздержаться от ответа.
«Почему ты с…» Если бы Мир с самого детства, пристрастился задавать подобные вопросы, Диана бы, до смерти устала, на них отвечать…
«Почему ты с продавцом в автосалоне?»
«Почему ты с директором магазина?»
«Почему ты с тем странным мужчиной из соседнего дома?»
Диана поднялась в свою спальню и с порога грохнулась на кровать. На прикроватной тумбочке, между упаковкой аспирина, и пузырьком снотворного, лежала потрепанная книга, в тонком переплете. Диана взяла ее, и, приняв удобное положение, открыла на страничке с загнутым уголком. В предложении, на котором она остановилась, описывалась обнаженная девушка, гуляющая по полю ромашек в последний, жаркий день лета. Девушка улыбалась смотрела на облака и говорила: «Мне никогда не было так хорошо!» Вместо этого, Диана прочитала: «Почему ты с мэром? Ясно же, что ты его не любишь. А он, разве любит тебя? Мне так не кажется. Так, почему вы вместе?
Почему, почему? Разве, это не очевидно? Спросила Диана у героини книги. Мне, может, и не нужна никакая любовь. Мне нужна стабильность. Мне и Миру. А, если мэр не любит меня, так даже лучше. Никто не любит, значит, и не разлюбит никто. К тому же, мэр добрый, порядочный и влиятельный… Я о большем и мечтать не могу! Так что заткнись! (Диана сверлила глазами место в книге, где было написано имя главной героини) И шагай по своему полю! И радуйся своей жизни.
…
Почему же тогда мэр с ней, раз в нее не влюблен?
Ответ Диану настолько же пугал, на сколько и успокаивал.
– Потому что он любит моего сына. – произнесла женщина.
Четырнадцатая глава
Мир
Двенадцать утра.
Плечо свело судорогой.
Я лежу в ванне, чищу перья зубной щеткой. Это очень утомительно. Те перья, что ближе к спине, нужно чистить с помощью двух зеркал, не хило вывернув руки, которые затекают уже через пару минут. Раньше мне их чистила мама или санитары в больнице, но лет в четырнадцать мне показалось, что со стороны это выглядит жалко, и я кое-как приноровился сам.
Пристально вглядевшись в отражение, я просмотрел каждое перо. Вроде все чисто.
Мне вдруг вспомнился один случай, связанный с Лизой. Как-то, когда мне было лет восемнадцать-девятнадцать, а за окном стояло лето, Лиза позвонила мне в семь утра и попросила встретиться. Ее голос так меня напугал, что я тут же принялся одеваться.
Мы встретились у школы творчества. Глаза Лизы были красными, а рукава блузки, мокрыми. Мы сели на лавочку, где Лиза прильнула к моему плечу, и сказала «Я сегодня мылась два часа. Крутила и крутила вентиль; вода была чуть теплая. А когда вылезла из душа и стала вытираться, поняла, что мылась в кипятке». Я всмотрелся в ее лицо, шею. Кожа Лизы была красная. Она продолжила говорить «Мир, я ни на что не гожусь. Раньше я думала, что неплохо пишу, и собиралась заниматься этим всю свою жизнь, но теперь… Меня не приняли в университет, я провалила почти все экзамены. Ненужно было брать перерыв после школы… А еще, издательству не понравился мой роман. Сказали, сюжет провисает, финал предсказуемый, а главный герой не раскрыт» Лиза надрывно вздохнула и истерично рассмеялась. «Меня даже обратно, на склад не берут. Пришлось устроиться официанткой в баре, чтобы заплатить за электричество. Буду общаться с людьми, и натягивать улыбку на лицо два, через два… Не так я планировала этот год. Прости, что всполошила тебя. Мне больше не с кем поговорить. Я так хотела ни одного дня не делать то, что мне не нравится. Мне казалось, это выполнимо, если постараться. Видно, я не старалась… Черт! Мне кажется, что я падаю в пропасть, Мир… Я в собственной жизни ничего не решаю» Лиза расплакалась.
До этого момента, как Лиза плачет, я видел только один раз. Когда мы смотрели документальный фильм про гонения какого-то человека, или целого общества… Непомню.
Мы пришли ко мне. Лиза заснула на моей кровати. Я спал на полу, укутавшись покрывалом.
На следующий день, она мылась в моей ванне, пока я чистил зубы в полуметре от нее.
Через пару месяцев Лиза встретила Расса в том самом баре, где работала, и больше они не расставались.
Я сполоснул щетку и убрал в пластмассовый чехол. Спустил мыльную воду. Включил кран. На меня обрушился поток теплой воды, создавший вокруг головы, успокаивающий шумный вакуум. Иногда в нем хочется жить вечно…
Спустя пару минут, мыла на мне не осталось. Я выключил воду и отодвинул прозрачную занавеску, свисающую вокруг ванны.
На кафельном полу сидит Второй. Опершись на унитаз, он ковыряет ногти острым кончиком тюбика зубной пасты.
«Не забудь побриться. Все-таки светское мероприятие»
– Мама уже ушла на работу.
«Побрейся один»
– Смешно. – глухо ответил я, глядя на синее, вафельное полотенце.
Мы посидели молча минуту или две, и вдруг Второй отложил пасту, спросив меня: «О чем думаешь?»
– О книгах. – ответил я, и потянулся к полотенцу. – Не могу понять, что это за ерунда с не до конца раскрытым героем? Почему мотивы персонажей всегда должны быть понятны? А если они не ясны, то это ужас; полный провал? Когда Х был маленьким, его изнасиловали, поэтому он злится на мир и убивает людей. Другого Х била мама, поэтому он никому не доверяет. Еще одна Х хотела украсть у старушки фрукты, что привело к смерти второй, поэтому Х теперь пытается совершать только хорошие поступки. – я схватил полотенце и принялся вытирать лицо. – А еще один Х профессиональный наемник. Десять лет назад вся его семья подорвалась в поезде из-за теракта, но потом он вновь полюбил очень хорошую девушку, что заставляет его метаться между темной и светлой сторонами. Мне никогда не казалось это правильным. Люди в реальной жизни редко понимают собственные мотивы. Они могут думать так, а на деле сделать по-другому. Или не думать вообще ничего, и ничего не делать, соответственно… Х, чья семья погибла, мог с тем же успехом вырасти самым обычным человеком с вредными привычками, веселой компанией и огромной коллекции фарфоровых поросят. Да и ненавидеть людей можно просто так, без всякой на то причины…
«С чего вдруг тебя волнуют такие вещи?»
Я вылез из ванны. Накинул халат. Надел тапочки. Убрал мыло и щетку в шкафчик, что висит над раковиной. Протер большое, запотевшее зеркало. Потом сказал Второму: – Почему я так хочу встретиться с той девушкой? Это на меня не похоже. И в ней, вроде бы, ничего такого нет.
«Разве плохо, кем-то заинтересоваться?» спросил Второй.
– Да. – ответил я. – Не то, чтобы плохо… Скорее не нужно. А, ты что об всем этом думаешь. Об Анне?
«Я… Я ничего не думаю. И ничего не знаю… Не знаю»
Шесть вечера.
Бледно голубой потолок, плавно сливается с синими стенами, которые в свою очередь, перетекают в темно синий, мраморный пол. Здесь полно света, шума, официантов. А так же смеющихся, и восхищающихся на каждом шагу, посетителей. Лиза и я в галерее, на выставке изобразительного искусства. Стоим в зале, где висят работы молодых художников. Смотрим на большое полотно, где изображена мешанина из непонятных мне вещей: цветы с ядовито-желтыми бутонами в виде змеиных морд; реактивная карусель с клоуном в костюме доктора; густой лес с оранжевыми деревьями; река, в виде туфли; вытянутые и перекошенные, городские здания с хвостами острозубых рыб, вместо крыш. Чуть выше нарисованы снежные горы, с чьих вершин скатываются морские коньки. У краев полотна нарисованы планеты со звездами, обволакиваемые размытыми черными линиями космоса. А в самом центре полотна, изображена девушка в зеленом платье, которая как и мы с Лизой, не понимает, что происходит.
Картина мне понравилась. По большому счету, из-за девушки. Ее лицо очень выразительное и красивое.
– Думаешь, сколько она стоит? – спросил я Лизу.
– Вряд-ли картины, что висят здесь, пользуются большой популярностью. Тысяч сорок, не больше.
– Сорок? Но сорок это много.
– Тогда про расценки Вика А, тебе вообще лучше не говорить.
Мы помолчали немного, потом я спросил: – Я не поинтересовался, как прошла твоя выставка. С рисунками из мусорных баков.
– Никак. – ответила она, продолжая, не моргая, смотреть на полотно. – Я, не нашла ничего достойного, хоть перерыла десятки мусорных контейнеров. Так что пришлось отложить на неопределенный срок… Представляешь, я додумалась предложить Рассу прогуляться со мной по городской свалке. В шутку, конечно.
– И как он отреагировал?
– Отказался. Очень, очень мягко. Как будто боялся, что я расстроюсь.
Полностью оглядев на картину, под названием «Где?», мы двинулись дальше по залу, смотреть на остальные работы. Вот картина, похожая на штору – черные и серые узорчатые цветы на голубом фоне. Мы даже не стали останавливаться возле нее. Дальше картина, где нарисованы маркеры, обтянутые оранжевой лентой. Далее восход над заледеневшим морем. Хвойный лес, вид сверху. Бледный, бирюзового цвета, силуэт человека на лиловом фоне. Женское лицо, все детали которого (нос, губы, глаза, шея…) изображены в виде женских тел. Мужчина сидящий на камне в виде женского лица, чьи глаза и ресницы белые, губы тоже. А облизывающий губы язык, черный. Далее стеклянный замок на фоне восхода. Фиолетовые тюльпаны в разрезе. Голубой человеческий силуэт, обтянутый корнями горящего дерева. Розоволосый голый старик тонущий в бутылке пива. Попугай в разрезе. Кролик в разрезе. Фарфоровая кукла в разрезе. И, напоследок слоны, летящие на чайных пакетиках.
– А картин не так уж и много. – сказала Лиза. К слову, она великолепно выглядит. Объемная короткая стрижка с косой челкой, которую она сделала специально для сегодняшнего вечера, ей очень идет. Короткое, мандаринового цвета, платье, без бретелек, выставило напоказ ее плечи. Очень красивые плечи. Губная помада под тон платья. Синие туфли на высоких каблуках, и тушь тоже синего цвета. Тушь, если честно, я не заметил. Лиза сама мне про нее сказала.
Я же одет как обычно. Рубашка, брюки, ботинки, галстук. Был еще пиджак, но я сдал его в гардероб, к своему пальто. Слишком жарко. На мои крылья, за все время, что я здесь, внимание обратили лишь два человека. Оба, как и я, крылатые.
Мы остановились перед официанткой, что несла поднос с шампанским, и взяли себе по бокалу.
Я отпил немного, и указала рукой на большой зал с золотыми стенами, где висели новые работы Вика А.
– Я имею в виду ХОРОШИХ картин.
– И что тогда? Обойдем этот зал снова?
Лиза улыбнулась мне, взяла под руку. Мы развернулись и пошли в обратную сторону.
Спустя шестьдесят минут, пять бокалов шампанского, и нескольких сотен шагов, (более веселая, чем обычно) Лиза и (самый обычный) я, детально посмотрели и обсудили все картины в зале. По семь раз каждую. Музыка, что играет на заднем фоне начала раздражать. Яркие лампы, светящие изо всех углов, давят на глаза. Официанты разошлись. Гости выставки, стали заметно убывать. И нам нет причин не следовать их примеру.
Мы медленно направились к выходу.
Вдруг из-за спины раздался мужской голос: – Вам совсем-совсем не интересно, что там, во втором зале?
Я собирался обернуться, но Лиза остановила меня и сказала: – Если бы нам было интересно, мы бы посмотрели, так? – и мы пошли дальше.
– А я вас знаю. – послышалось следом.
На этот раз мы обернулись.
– А я вас, кажется нет… – тихо сказал я, всматриваясь в лицо стоящего передо мной, пытаясь его вспомнить.
– Это Вик А… – сказала Лиза.
Я удивился. Вик А совсем не похож на известного художника. Черный пиджак, черные брюки, белая рубашка и серый галстук. Квадратные очки в черной оправе. Густые брови. Зализанные назад, обесцвеченные волосы, с черными корнями. Кари глаза.
Он стоял, расправив плечи; выпрямив спину, и выглядел очень высоким. Выше всех, кого я знаю. А еще Вик А улыбался. И от его улыбки мне стало не по себе, от нее разит фальшью. Я часто видел похожие гримасы в больнице, на четвертом этаже; так же в ненорбаре; или у мамы; или у Марка и Лизы. Все дело в глазах. Если повнимательнее приглядеться, можно отчетливо рассмотреть усталость, иногда тоску. Чем больше тоски в глазах, тем шире улыбка. Это как расфокусировать зрение, глядя на размытую картинку. Один раз увидишь, будешь замечать всегда.
– Я за вами наблюдал. – произнес, глядя на Лизу, Вик, вытаскивая при этом свою руку из кармана пиджака. А потом резко перекинул взгляд на меня, сказав – Фанат вашей мамы. – пожимая мою, рефлекторно выскочившую ему навстречу, руку. – Мириада, да?
– Просто Мир. – сказал я.
– Просто… Мир. – повторил он, улыбаясь и саркастично, и доброжелательно, одновременно. – А как зовут вашу спутницу?
– Лиза. – сказала Лиза.
– Чудное имя. Не такое, как «Мир», но все-таки.
– Вам что то нужно? А то мы торопимся.
– Как вам выставка?
– Чудная. Отличные картины. Очень талантливые. И красивые. – пролепетала Лиза.
– Да. – подхватил я. – Особенно картина, которая называется «Где-то».
– Просто «Где», со знаком вопроса. – поправила меня Лиза. – А мне – продолжила она. – понравилась картина с тонущим в бутылке, стариком. Как там она называется? «Моя жизнь» или «Моя старость»… Точно, «Моя безысходность». Автор изящно передал свой замысел. Потрясающая работа. Заставляет о многом задуматься. Это вам не списки покупок на однотипных фонах писать. Ой!… – Лиза удивилась так натурально, что я и сам чуть было не поверил в ее искренность. – Я что то забылась. Простите.
– Прощу, если поужинайте со мной. В пятницу, например. Или в субботу.
– Зачем это НАМ? – спросила Лиза.
– Подарю картину «Где?»
– Это ВЫ ее написали?
– Конечно, нет. Моя хорошая знакомая. Она мне давно уже задолжала, и я готов этим воспользоваться.
– Тогда мне пожалуйста, картину со стариком. – сказала Лиза, напустив на себя несерьезный, беззаботный вид.
– У меня больше нет знакомых – должников. Но вы получите бесплатный ужин. – Сказал ей Вик А.
– А, зачем это вам?
– Какая разница? Согласны?
– Да. – ответил я.
Лиза не успела ничего ответить. Вик А сказал: – Здорово. Тут, за углом есть один ресторан. «Белый лавр». Встретимся там в эту пятницу, в шесть часов.
Потом он кивнул мне и Лизе. Развернулся. И ушел.
Лиза вопросительно посмотрела на меня.
– И что это было?
Я взял ее под руку, и двинулся к выходу.
– Мне спросить снова?
– Да брось ты. – сказал я. – Мы бесплатно поужинаем. Я получу картину. А тебе представится еще один шанс сказать Вику А пару ласковых.
– А если Расс узнает? – спросила Лиза, когда стояли у гардероба и забирали свои вещи.
– Мы же будем втроем. К тому же мы будем просто сидеть, есть и разговаривать.
– Все же я думаю, мне лучше не идти.
– Он позвал нас обоих.
– Тебе так нужна эта дурацкая картина?
– А тебе не интересно, зачем он нас пригласил?
Лиза тихо произнесла: – Немного.
Я улыбнулся ей. Она улыбнулась мне в ответ. На этом мы попрощались.
Придя домой, я сразу ринулся к шкафчику с таблетками.
Голова раскалывается. Так и знал, что это произойдет. Просто знал.
Я выдавливаю из пластиковой упаковки, две моих белых спасительницы и наливаю себе стакан воды, попутно ставлю на газ чайник.
Мамы нет. Дома холодно и тихо. Сквозь оконные рамы просачивается, и обдувает шторы, легкий сквозняк. На кофейном столике блестят присохшие крупицы сахара. Я залез на табуретку. Запрокинул голову. Положил на язык аспирин, и запил его водой. Потом прижался щекой к столу и принялся смотреть на огонь; ждать чего то. Не знаю, чего. Может, когда засвистит чайник.
Вода закипела спустя десять минут. Я выпил черного с сахаром. Потом ушел в свою комнату и лег на кровать, где меня уже поджидали мои приятные мысли, рассуждения, фантазии… Сначала я подумал, что Авроре очень понравится та картина, а все остальное всплыло в голове как то само собой… Я представил Аврору здесь со мной. Представил, как мы лежим на полу, в том месте, откуда виден мультик из переплетающихся теней. Наши головы плотно прижимаются друг к другу на перьевой подушке. Ее руки горячие, словно из духовки, а ноги холодные, как лед. Я трусь о них своими ногами, пытаюсь согреть. Мы смотрим на тени, улыбаемся. А потом, когда они надоедают, смотрим в окно, на убывающую луну, и сотни крохотных ярких звездочек. Аврора бархатно шепчет в мое ухо «Поцелуй меня». «Нет, ты поцелуй» отвечаю я. Тогда Аврора приподнимает голову, осыпав мое лицо струящейся копной длинных волос. Думает секунду глядя прямо перед собой, после чего медленно наклоняется, соединяя свои пухленькие мягкие губы с моими. От поцелуя нам становится жарко, от чего мы сбрасываем одеяло. А затем… (не уверен, правильно ли такое представлять)… мы сбрасываем нашу одежду…
Я… счастлив. Я физически ощущаю счастье. Свое, Авроры, всего вокруг… Но, чем ниже целую ее, тем сильнее стыжусь этого. А еще я чувствую, как проваливаюсь в сон. Все глубже и глубже…
… Я в больнице. Как можно тише, поднимаюсь по запасной лестнице, на четвертый этаж. Она чистая, чуть ли не блестит. Сразу видно, что тут редко, кто ходит. Синяя краска на стенах до сих пор выглядит свежей. Перила гладкие. Плафоны идеально белые. Видимо, пыли в этом месте вообще нет.
Второй следует за мной, отставая на один шаг. Мне страшно, как и ему. Кажется, ему даже больше.
Мы добрели до четвертого этажа. До того блока, что находится под замком. Но я бы не затеял все это, не будь у меня в руках ключа. Размером с ножницы, сверкающего золотом, увесистого ключика… Как он оказался в моих руках? Второй дал. Как он оказался у него? А какая мне разница?
Я вставил ключ в замок и повернул. Замок громко щелкнул.
Задержав дыхание на двадцать секунд, я вытащил ключ и толкнул дверь. Неужели, я наконец побываю в этом блоке… Я тихонько вошел и закрыл за собой дверь.
Пахнет йодом. Свет чуть приглушен, от чего меня не покидает ощущение, что в воздухе витает туман; некая пелена, не дающая все четко разглядеть. Пол покрыт узорчатым линолеумом. Стены белые, потолок и плинтуса тоже. А я почему-то всегда думал, что это место будет разительно отличаться от остальных крыльев больницы… Я уже говорил, что тут пахнет йодом? Этот запах просто убивает… Я выглядываю из-за угла, никого нет. Иду вперед на цыпочках, но кажется, что я вкладываю в шаги всю силу своего веса, на столько здесь тихо. И мое дыхание, оно будто хочет меня оглушить.
«Расслабься» шепчет Второй «это обычный коридор».
– Нет. Это совершенно точно НЕ обычный коридор. Где-то здесь лежит Аврора, и я просто обязан ее найти… – отвечаю я, продолжая медленно продвигаться вперед.
«Почему?»
– Откуда я знаю? Почему люди вообще что-то делают?
Мы прошли метров пять, и заметили, что здесь нет ни одной двери. Я замер. А мое учащенное дыхание эхом разошлось по всему коридору. Возникло ощущение, что вот вот случится нечто плохое.
Я успокоил дыхание и пошел дальше. Стараюсь громко шаркать; барабаню средним и указательным пальцами по стенам. Борюсь с тишиной.
Еще пять метров. Снова ничего.
Еще пять.
Еще…
Мне начинает казаться, что этот коридор бесконечен.
Еще пять метров.
Еще десять метров…
Наконец, развилка. Хоть что-то.
Коридор поделился на две, одинаковые части. Я могу пойти направо или налево.
Недолго думая, решаю пойти направо.
Нет. Налево. Или все-таки…
«Иди направо» сказал Второй.
– Уверен?
«Первые решения, обычно, оказываются верными»
– Никогда не слышал о таком выражении.
«Ну, ты решил сегодня отправиться в больницу. И посмотри, где мы?»
– Не помню этого… Ладно, пошли.
Мы свернули направо. Второй не ошибся. Стоило немного пройти, и я сразу обнаружил большие фанерные прямоугольники с торчащими, серебряными ручками.
– В какую войдем? – спросил я Второго.
«В эту» он указал рукой на ближайшую к нам дверь. Я послушался. Сделал пару шагов, и дернул за ручку. Не заперто.
Дверь открылась, не издав ни единого звука. Даже не знаю, что хуже. Такая вот гробовая тишина. Или все эти пронзительные скрипы, как в фильмах ужасов…
Ничего необычного внутри не оказалось. Простая, маленькая белая комнатка, скорее всего процедурная. Умывальник с зеркалом, за ним ширма, дальше кушетка; с другой стороны стол, стул и пустой, стеклянный шкаф. Я вышел. Жуткая, тихая дверь за мной закрылась.
Следующие четыре комнаты оказались такими же. А потом, за дверями вовсе оказывалось пусто.
Полностью пустая комната. Еще одна пустая комната. И еще одна…
Пусто, пусто, пусто… Пусто!
Грудь продрала жгучая злость. Жалею, что выбрал этот коридор. Быть так близко и провалить все, из-за дурацкого решения повернуть налево? Я хлопаю дверьми, раз за разом не оправдывающие мои ожидания. Как же мне хочется, чтобы эти двери живыми, чтобы я мог убить их!…
«А, может, Авроры вообще здесь нет?»
– Что? На этаже нет?
«Нет в больнице»
– Где она, по-твоему, еще может быть?
«Нигде. Представь, что она…»
– Я не хочу ничего представлять.
«Просто представь!»
– Замолкни! – заорал я на Второго, прижимая его к стенке. После тут же отпустил его, и захотел извиниться, но передумал, вместо этого резко разворачиваюсь и бегу обратно.
Остановился. Тупик. Развилки нет… Я изо всех сил пинаю стену, оставляя на поверхности черный след своего ботинка. Разворачиваюсь. Коридор наполнился густым туманом. Мне жарко. Нечем дышать. Стены и потолок сливаются в единое пятно, давящее на глаза. Второго нигде нет. Трус… Он мне и не нужен.
Я шаркая перебираю ногами и медленно продвигаюсь вперед. Мне почти стало плевать на все: на коридор; на туман; на Второго; на эту комнату…
Комната!
Я подбегаю к двери. Напрягаю зрение. Среди тумана, серую дверь можно распознать только благодаря блестящей, золотой ручке. Надеюсь, мне это не кажется.
Вдруг стены пошли рябью, как у сломанного телевизора, только более мелкой и бледной. Я вижу это уголками глаз, если полностью повернуть к ним голову, ничего такого нет. Ноги ватные, я волнуюсь. Хоть бы это была «та самая» дверь. Да, конечно это та самая дверь. Такая таинственная, непохожая на другие, отрешенная от остальных дверей. Прекрасная в своем одиночестве. А за ней, такая же прекрасная, спит Аврора.
