Читать книгу: «Дар Авирвэля», страница 2

Рубера. Артур узнал, что иногда её называют «утробой цивилизации», ибо раньше на её месте стоял самый первый город, просуществовавший свыше пяти тысяч лет! Но драконы уничтожили этот прекрасный памятник развитию, и на месте обломков новое поколение основало лучший город, культурную столицу главного государства – Руберу. Серебряный город, принявший в себя и нищих, и богатых. И здесь же во время праздников живёт вся королевская семья! В том самом серебряном замке – Алги́рисин А́лгин¹, что гордо возвышается над всем городом. Его сверкающие шпили поражают чистейшим блеском, а стены переливаются в лучах проснувшегося солнца подобно волнам. Но если приглядеться поближе, красота дворца постепенно становится какой-то неестественной и отталкивающей. Вероятно, потому что ей предшествуют несколько, как это здесь называется, городских ярусов: нижний (и самый нищий, к которому медленно подъезжали рыцари); срединный, чьи дома радуют глаз уютом и красотой улиц; величественный – полный интриг, двоемыслия и расфуфыренных домов с их искусственной привлекательностью; и, конечно же, господский – о нём и говорить не нужно. И все ярусы, помимо нижнего, огорожены невысокой, но благонадёжной стеной из камней и мрамора. А перед ней, по бокам от города, раскидывается большая-большая деревня, прерываемая лишь полями. Молодой рыцарь пояснил, что эта часть города появилась несколько столетий назад, когда люди начали массово мигрировать туда, «где кормят получше». Из-за этого Их Величества король и королева Бельтайны, правящие в те годы, потерпели небольшое поражение – новоприбывшие люди не сумели найти себе места в городе, чья жизнь движется гораздо быстрее и громче, нежели сельские будни. В итоге, появился нижний ярус, «приют для нищих и путешественников», как его называют сами жители столицы. Он не плох, разделён на две части и две деревни – Э́зро-ан-Па́йва и Та́йшо-ан-Хайц, – а жители этих деревень ведут обоюдовыгодную кампанию. Одни – поставляют животные продукты и часть урожая, другие – меняют на него шкуры диких зверей, мясо и всякие находки. И только ночью улицы этих двух деревень могут источать опасность, ведь плащ мрака легко скрывает под собой любые преступления…

На этом моменте вводная лекция оборвалась самым пренеприятнейшим образом. Рыцарь, что так усердно объяснял незнакомому человеку основы, которые позволят ему выжить в городе, совершенно обессилел. Он и до этого подрёмывал, и пот тёк с него всё больше и больше, но сейчас, когда поднявшееся солнце нагрело доспех, ему стало совсем невмоготу. Покосившись на один бок, он чуть не свалился с коня. Артур вовремя подхватил его и усадил обратно. И это повторилось снова. Но в итоге, когда граница столицы была буквально в минуте езды верхом, утомлённый рыцарь упал на шею своего скакуна. Не двигался. Не издал ни звука. Казалось, даже не дышал…

– У вас осталось совсем мало времени… – показался из мыслей загадочный преступник в чёрных одеждах. – Если не отведёте его к лекарю – готовьте костёр. Его не спасти.

– Зачем вы говорите такие вещи? – Артур нахмурился, глядя на скрюченного арестанта, и постарался расшевелить милого рыцаря. Но тот нисколько не двинулся. Будто действительно умер.

Поняв, что дело совсем плохо, Тавеан Ликгон взял узды малознакомого коня и повёл его за собой. Тот медленно зацокал, почти синхронно с собратом, и всё это приправлялось тихой мелодией, которая лилась из горла коренастого рыцаря. Её мотив напоминал колыбельную или похоронную музыку, и так хорошо успокаивал нервы, что вскоре Артур перестал чувствовать какое-либо внутреннее давление. Он положил одну из ладоней на спину спящего мужчины, дабы создалось хотя бы видение помощи, и очень скоро начал подпевать новооткрытому мотиву. Тавеан Ликгон не противился этому, хотя юноша достаточно часто фальшивил, и продолжал помыкивать и гудеть, лишь изредка переходя на громкие ноты. Но потом буйволоподобный рыцарь начал петь:

Темнеет звезда, темнеет ручей,

Темнеет звезда, и мрак всё черней…

На миг образовалось задумчивое молчание. Он продолжил спустя несколько секунд, более грустно и искренне, как на самых настоящих похоронах:

Темнеет трава, темнеют кусты,

Темнеют леса, темнеет пустырь.

И лишь тишина, как обычно светла,

И в ней никогда не поселится мгла…

На последних словах тяжёлый и грубый голос дрогнул, словно принадлежал милой девушке. Ещё несколько мгновений молчания, громко вопящих о размышлениях и некоторой тоске, и он запел (если не заплакал) последнее четверостишье:

Поёт тишина, темнеет звезда,

Темнеют дома, темнеет вода,

Темнеет народ, темнеют года,

Но лишь тишина всё светла и светла…

Артур старался подпевать и даже начал попадать в некоторые ноты. А слова… Слова зацепили его, как цеплял только родной сердцу «Крейсер "Аврора"», ещё в самом детстве. Ему вспомнилось, как он сидел перед старым радио и слушал эту тоскливо-любовную песню, записанную на диск. Как качался из стороны в сторону, закрыв глаза и представляя плывущую «Аврору», как улыбался и плакал, когда песня заканчивалась. И музыка не выветрилась из головы, даже когда диск стёрся до дыр. Она всё так же играла в самой душе, и на заднем фоне её слышался шум одинокого моря, бесконечную печаль которого разбавляли корабли… И здесь, в нотах этой колыбельной, ему представлялись темнеющие поля, леса, воды. Представлялась тишина, которая никогда не утонет в этой черноте. И мелодия… Она врезалась в сердце, как стрела, пущенная из лука Амура, и отказалась покинуть разум, даже когда кони проезжали предпоследний ярус. Зрение погасло за это время, отдавшись мощи фантазий, которая успокаивала неспокойную душу юноши вплоть до остановки перед серебряными воротами. За ними, как заметил Артур чуть погодя, раскинулся крайне заманчивый сад и, чуть дальше, сам серебряный дворец. Но на этом их совместное путешествие должно было закончиться.

Артур и Мерлин, оказавшись на дороге, в полном одиночестве и растерянности, не могли найти себе места. Вокруг ходили богато одетые мужчины и женщины с забавными корово-овечьими ушами, и дети бегали туда-сюда, играя в салки и прятки. Но юноша чувствовал, что находится здесь один, с одним лишь соратником в виде преданного пса. Ведь окружающие люди не обращали на пришельцев никакого внимания – даже не удостоили их взглядом!

Все, за исключением небольшой детской шайки, во главе которой стояла прекрасная румяная девочка лет, эдак, четырнадцати. Белоснежные волосы струились по её голове подобно морской пене, и собирались в незамысловатую причёску, начинённую вишнёвыми камешками в серебряной оправе. Она была одета в салатовое платье, как раз для активных прогулок, и из-под подола проглядывались маленькие сапожки, завязанные бантиком. Девочка эта смотрела на Артура несколько любопытствующе, но добро и совсем по-детски – без капли серьёзности. Она протянула руку, выгибая запястье вниз, и слегка отвела голову. Артур не растерялся; поклонился и поцеловал тыльную сторону ладони, как настоящий графский сын. Девочка осталась довольна. Она вернула руку на положенное даме место – к боку платья, и слегка согнула локоть, дабы взяться за небольшой мешочек всеми десятью пальцами. Глянула на незнакомого человека по-свойски, как на побратима, и предложила встретиться как-нибудь ещё. И речь её в этот момент была так сладка и убедительна, что Артур просто не смог отказать. Только потом он осознал, что пал под коварной манипуляцией!

А пока, он спросил, где тут можно поесть, и отправился по указанному маршруту – на срединный ярус, к большой площади, именуемой Локас Майт. И это было всё, что он знал про площадь. Ни её точного расположения, ни того, что на ней происходит, он не ведал, ровно как истории этого потрясающего мира. Поэтому они с Мерлином отправились по одной большой дороге, качественно выложенной маленькими камешками. Дорога эта постоянно сворачивала то туда, то сюда, и город казался бесконечной прогулкой в никуда. Но, на большое счастье, совсем скоро почувствовался запах еды, цветов и фонтана. Оказалось, что всё это действительно нашло своё место на огромной, поражающей своей площадью… площади. Вокруг неё, как по задумке самого практично-перфекционистичного архитектора на свете, выстроились ряды красивейших домов, прекрасно подходящих общему настроению города. И в каждом из этих домов – двух-, трёх – и даже четырёхэтажных – расположились многочисленные пекарни, кафе, рестораны, бакалейные, цветочные и даже зоомагазины. В центре всего этого растёкся фонтан с высокой стелой, на которой изображался мощный дракон, держащий в передних лапах музыкальный инструмент сродни лире и изысканный фламберг. Ветвистые рога этого серебристого дракона походили на величественную корону, а гигантские крылья простирались по две стороны света (по крайней мере, Артур услышал так от одного из местных жителей) – на юг и на север. Имело ли это какой-то глубинный смысл, узнать не удалось. Но это, в общем-то, не так важно. Гораздо более важным Артур и Мерлин считали бесплатные кушанья, которые подавались гостям из других миров (этот факт, как ни странно, нисколько не потряс привыкшего юношу). Поэтому, зайдя в самое первое из попавшихся кафе, они оба сразу же наткнулись на шведский стол, и умяли столько мяса, овощей и сладостей, сколько вмещали их маленькие желудки. А потом, как бы в дополнение к основному удовольствию, им на глаза попались напитки: Артур выпил чай, какао и горячий шоколад, а Мерлин с радостью осушил кувшин воды.

Наетые, они бы хотели лечь спать. Вопрос заключался только в том, где именно можно поспать, и можно ли вообще сделать это задаром? Они оба очень надеялись на второе. И, на счастье, в городе нашлась одна гостиница, называемая «Ми́рин Алги́рис». По крайней мере, так её назвал высокий четырёхрукий человек с нежно-голубой кожей, вероятно, тоже пришедший из иного мира. Взгляд его был привыкшим и радостным, так что юноша сразу понял – этот незнакомец приходит сюда не первый раз.

Гостиница располагалась на рубеже между нижним и срединным ярусами и имела не самую выразительную форму. Представлялась, в общем-то, обычным трёхэтажным домом с красивой, но не изящной крышей, со множеством окон, выходящих на улицу и в небольшой двор, единственными деревянными входными дверьми – прямо посередине здания. Облицованный бело-жёлтой краской приглушённых молочных оттенков, этот небольшой дом заставлял глаза следить за собой. А над самым входом красовалась нечитаемая надпись, выглядевшая так:

Артур предположил, что это и есть название гостиницы, и очень обрадовался, что может сделать вид, что понимает этот язык в полной мере. Не копошась на улице очень долго, вскоре они оба зашли внутрь. Холл и столик администратора выглядели очень современно для эпохи, предполагаемо шедшей здесь. Невысокий потолок, закрашенные стены и пол, устланный жёстким ковром, освещали немногочисленные свечи. Администратор сидел на положенном месте и заполнял какие-то журналы. Но, завидев посетителя, сразу же отложил свои дела и вежливо приветствовал юношу. Его «чем могу служить» прозвучало так мило, что Артур тут же растаял. Он испытывал это перед каждым вежливым человеком! И сейчас, широко улыбаясь и сверкая добрыми глазами, он приблизился к молодому мужчине в костюме так, словно шёл по поверхности луны. Мерлин последовал за хозяином. И после небольшой беседы, в ходе которой прояснились особо важные детали, Артур получил свой ключ.

Они зашли в комнату на втором этаже и приятно удивились: небольшая коморка выглядела очень опрятно, имелись комодик, плотные шторы с изящным рисунком, скромная ванная комната и, естественно, кровать. Широкая, но не очень, и крайне мягкая, будто наполненная перьями! Пыль не летала по комнате, и даже в лучах солнца виднелись лишь крошечные бело-серые точечки. Поэтому юноша, не удосужив себя проверить кровать, рухнул на колючий плед в полной уверенности, что он чист. Так и оказалось.

Глава II. Начало приключений

Они проспали почти весь день. Когда Мерлин разлепил глаза (а Артур ещё досматривал свой необычный сон), небо уже окрасилось в оттенки вечера, и временами среди многих множеств звёзд пролетало одно-другое тёмное облачко, которое лишь дополняло чарующую картину заката суток. Пёс спрыгнул с кровати, издав немного шума, и подошёл к закрытой двери. В этот момент его манила какая-то неясная сила, и ему хотелось пойти к ней, несмотря ни на что… Дверь открылась, повинуясь чужому желанию. Не желанию самого Мерлина, а чьему-то чужому, очень могущественному и бескомпромиссному. И так, пёс двинулся дальше, уходя от хозяина всё быстрее…

Перед ним распахивались все двери. И точно так же закрывались, стоило четырёхлапому спутнику Артура выйти за них. Всё то время, что Мерлин шёл по дорогам, вплоть до последнего, самого главного яруса, его не покидало ощущение опасности. Он боролся с собственным телом, но никак не мог сопротивляться той силе, что вела его вперёд, по засыпающим улицам огромной столицы. Ему встретились домашние кошечки, другие собаки – большие и волкоподобные, которые сторожили хозяйские дома. Встретились звери, отдалённо похожие на земных, виданные и невиданные птицы, мирно сидевшие в самодельных гнёздах, прямо под крышами богатых домов. И, конечно же, встретились люди. С коровьими ушами – очень смешными и милыми – и с глазами, полными счастья и веселья. Но потом вся заинтересованность Мерлина в происходящем изменилась. Он, на удивление самому себе, подошёл к серебряным воротам и длинной-длинной стене из мрамора неровной круглой формы, которая опоясывала все владения королевской семьи.

Но эти ворота не распахнулись. Всё оказалось не так просто, как можно было себе представить. Однако даже это не сумело остановить пса. Он принюхался к земле, присмотрелся своими собачьими глазами поближе, и очень скоро обнаружил место, в котором можно сделать подкоп. Промучившись с этим делом с полчаса, он всё же сумел раскопать достаточно глубокую яму, и высокое заграждение, уходящее вглубь, больше не представляло проблем.

По другую сторону изгороди стлался огромный сад. Вышло так, что Мерлин сделал подкоп возле куста, и теперь ему приходилось выгибаться и разгибаться, чтобы хоть как-то протиснуться среди тонких и толстых ветвей и бирюзово-зелёной листвы. Под слоем растительности совсем пропало вечернее небо, и на обозрение осталась лишь нескончаемая тень зарослей. Но вскоре, кусты остались позади. Пёс вынырнул из них, случайно поломав несколько веточек, и тут же ускорился, как опаздывающий на встречу зверь. Он перепрыгивал, огибал, нагибался и снова бежал, минуя одни деревья за другими, минуя кусты, цветы и небольшое прозрачное озеро, мягкую траву и сухие земляные тропинки. И, наконец, в награду за все неоправданные труды, он увидел дворец. Огромное сверкающее строение, исполненное острыми углами и нежными линиями, загораживала ещё одна мраморная стена. Хоть десяток этажей и проглядывался сквозь эту «заслонку», но крепкое основание дворца, судя по всему, уже очень долго было вне власти антагонистических сил. Впрочем, эта стена не являла собой одну сплошную каменную панель, как её предшественница: по достаточно большому её периметру были понатыканы двери, чья роль, вероятно, была крайне важна для садоводов и животноводов этого огромного заповедника. И Мерлин воспользовался этим незаметно, как настоящий профессионал.

Одна из маленьких деревянных дверей открылась подобно прошлым, и пёс тихо-тихо прокрался внутрь, во двор, где росли множества небольших деревьев, цветочных кустов и той же травки. Но здесь появились и каменные дорожки. Самая широкая вела в главные двери замка, дружелюбно распахнутые всем жданным гостям. К счастью, неведомая сила вела Мерлина немного в другом направлении: влево, к небольшому прямоугольному строению, выложенному белым камнем (вероятно, это были обычные булыжники, покрашенные краской). Пёс бесправно двинулся туда. И оказалось, что перед входом надо было задержать дыхание…

Прямо за дверью – за воняющей страданиями дверью – начиналась лестница, ведущая куда-то вниз. По двум бокам от спуска лежало всякое барахло, выброшенное сюда за ненадобностью. Прекрасное совмещение темницы и склада! И Мерлину пришлось идти вниз. В затхлый воздух, наполненный болью и безумием. В старый-старый воздух, живущий здесь не одно столетие. Он пропустил так много интересного, пребывая в своём горьком одиночестве! И все те души, которые страдали вместе с ним, тоже не застали ни одной любопытной детали, которую мог бы преподнести им этот мир! А Мерлин чувствовал это. Возможно, не мог осознать, но чувствовал всю скорбь, всю ненависть, всё отчаяние и потерянность, которые чувствовали пленники этого места. Но где-то вдали, еле долетая до носа, слышался запах надежды и твёрдости убеждений. И именно к этому запаху стремился Мерлин, – теперь он понимал это. Он шёл мимо маленьких камер, заколоченных стальными прутьями, шёл мимо здешнего надзирателя, который не обратил на него никакого внимания, шёл к кому-то, кто был всё ближе и ближе, и уже почти мог говорить с ним.

И вот, он остановился перед одной из камер. Она была меньше прочих, и единственной, в которой находился кто-то живой. Сутулый мужчина с бледными, почти серыми впалыми щеками и тоскующими глазами, с грязными светлыми волосами, упавшими на лоб и прилипшими к лицу. Они уже встречались. При похожих обстоятельствах. Поэтому Мерлин, как самый обычный пёс, не решился подойти ближе. Он навострил вислые уши, прижал хвост и слегка согнулся, как бы показывая свою недружелюбность и незаинтересованность. Но пленник лишь улыбнулся, явно довольный такой реакцией. Он подвинулся ближе к решёткам, и кандалы на ногах раздражающе зазвенели, ползя, словно змеи, по холодному каменному полу. Мужчина протянул худющую руку, избитую и исцарапанную подобно всему телу, и разрешил псу обнюхать себя.

– Как ты чувствуешь, я тебе не враг, – начал он тихо, пытаясь расположить зверя к себе. – К тому же, я могу помочь твоему хозяину… Я понял это почти сразу, когда увидел его. Но сейчас я хочу поговорить о тебе, пёсик. Не в моих силах наделить тебя интеллектом и речью – всё-таки, одно вытекает из другого, да? – но я могу сделать так, чтобы ты понял свои дальнейшие действия… – он схватил недоверчивого пса за лапу и крепко сжал её. Поначалу, Мерлин пытался вырываться, но очень скоро все его попытки прекратились, и он замер. Не дыша, не брыкаясь, не моргая и не нюхая, будто превратился в статую. – Слушай внимательно. Запоминай. Я заклинаю тебя выполнить всё в точности с божьей волей, и бог твой – я. Услышь глазами, почувствуй ушами, увидь через запахи. Приведи своего хозяина в чащу Алгирэйн, к подножию моего убежища, что лежит на востоке – четвёртой стороне мира – и заставь его ждать меня там. Я прибуду, как только представится случай. И ни за что не впускай его в черноночный лес без соратников! – на этих словах колдун отпустил пса и схватился за кисть руки: ладонь нагрелась, как от прикосновения к магме, и на мертвецкой коже остался яркий бордовый ожог. – Теперь ступай обратно… и передай хозяину моё послание. Будь его хранителем. И если ты выполнишь свою часть предсказанного – я награжу тебя силой твоих предков!

На этом странный диалог подошёл к концу. Мерлин унёсся прочь из затхлой темницы, со внутреннего двора, из огромного сада, и вновь юркнул в собственный подкоп, желая как можно быстрее встретиться с Артуром. Ведь юноша наверняка проснулся и очень сильно переживает из-за пропажи своего самого близкого друга! Но волею судеб, пёс не пробежал и половины намеченного пути. Артур встретился на главной дороге, и вид его, мягко говоря, вызывал не то отвращение, не то сожаление: детские синие глаза покраснели и намокли от слёз, нос постоянно шмыгал, пытаясь сдержать в себе сопли, а лицо побагровело и набухло. Оказалось, что мальчик уже битый час ходил среди незнакомых горожан и спрашивал о своём псе у каждого из них! Вот, они пересеклись взглядами. Один – твёрдо уверенный в будущем, другой – плачущий о настоящем. И как только это случилось, Артур кинулся к бесценному псу, как к единственной надежде на светлое будущее. Он крепко прижал друга к себе, а тот принялся вылизывать заплаканное лицо, и этот момент вновь наполнил Артура жизнью!

– Мерлин… – прошептал мальчик, поглаживая любимого пса. – Никогда не бросай меня вот так! Я же подумал, что тебя украли! И что бы я делал, если бы ты не нашёлся? Ты же знаешь, как дорог мне…

Он по-отцовски нежно чмокнул питомца в мягкую тёплую щёку и потёр его лапку, данную в ладонь для выражения своей преданности и любви. Мерлин делал так ещё с щенячества, и каждый раз Артур чувствовал некоторое успокоение. И сейчас, после небольшой нервотрёпки, они с радостью потопали на главную площадь, ибо, как сказала одна из местных гражданок: «Локас Майт будет торжествовать, даже когда звёзды погаснут и язык упразднится».

Вечерняя Локас Майт поражала разнообразием красок: каждый дом украшали цветные ленточки, треугольники и прочие праздничные прелести; на каменную кладку набросали конфетти, отчего серые безжизненные булыжники превратились в нечто милое. Но что самое главное – вся огромная улица наполнилась танцовщицами и танцовщиками, музыкантами и художниками, и даже поэтами c артистами! И все они старались угодить своей публике, и каждый из них выкладывался по всем своим возможностям! Но особенно сильно Артура поразили несколько девочек, одетых в красные, жёлтые и чёрные наряды. Цвета их кожи прекрасно ложились под всевозможные оттенки коричневого, а лица выглядели так незнакомо (в соответствии с увиденными прежде, конечно), что юноша сразу же повесил на них ярлык иностранок. Они танцевали изящно, грациозно и пленительно, как настоящие художницы Востока, Арабии и Африки. Оголённые животы некоторых из них – исхудалые, но гладкие – постоянно совершали свой собственный танец, не обращая внимания на остальное тело. На некоторых из девочек бренчали металлические украшения в виде блестящих пластинок, вшитых в одежду; другие же носили менее откровенные наряды, и весь их танец, похожий на единую систему, будоражил разум. Более прочих Артура зацепила девушка индийской внешности – смуглая, с блестящей кожей, тёмно-русыми, почти чёрными волосами и изгибными реснитчатыми глазами, во мраке которых отражался весь окружающий мир. Её губы ярко выделялись из губ всех остальных танцовщиц, ибо имели ярко-ярко красный оттенок, старательно приданный помадой. И со щеками случилось то же, но, к счастью, в гораздо меньших масштабах.

Её танец выбивался из общего ритма – именно поэтому она исполняла свои движения поодаль от основной группы. Она танцевала не как маленькая девочка, а как настоящая женщина, и вкладывала в своё искусство всю страсть, всю любовь, всю ненависть и всё величие, которые имела её безгранично взрослая душа! И чтобы осознать это, не было необходимости досконально изучить её; нужно было только посмотреть на её технику, столь совершенную в своей зрелости. Эта девочка, явно ставшая настоящей женщиной, зацепила Артура так сильно, что он не сумел противиться соблазну и подошёл к ней, чтобы познакомиться и спросить, где она научилась такому танцу.

После небольшой повседневной беседы он узнал, что её зовут Киама – сокращение от Анкиаматше, – что ей совсем недавно стукнуло шестнадцать, и что её словарный запас ограничен самыми банальными словами, такими как: очень, рада, красивый, танец (а слово «танцевать» она, по неизвестной причине, произносила как «танцувать»). Но, несмотря на эту нелепость, в ней ярко полыхала зрелость, философский взгляд на мир и такая грубая непринуждённость, что любое бранное слово – коих в её запасе было чрезмерно много – становилось каким-то невинным и не страшным для произнесения. А самое главное, что узнал Артур, выплыв на один поток с мыслями знакомки, так это её буквальную скованность. Она преподнесла себя частью класса безродных, безропотных и бесцельных, но была, в целом, совершенной противоположностью этого определения. Называя себя «увурук», что трактовалось схоже со значением «раб», она нисколько не подозревала о своём ужасном положении. Она называла себя скованной – таковой и представлялась, – но искренне заявляла, что гордится своим положением, что оно приносит ей деньги, удовлетворение и желанную безответственность. Кто бы не хотел такой жизни? Но единственным условием, под которым стоял столь большой список удовольствий, было это самое «уртувурук», имеющее под собой значение слова «рабство» соответственно. И всё же, она, привыкши к роскоши и отдыху, совсем не желала бежать. Стоило Артуру заикнуться об этой идее, она сразу же шикнула и пригрозила, что позовёт своего охранника. Мальчик решил, что она слышит такое предложение уже не в первый раз, и потому вежливо извинился за причинённый моральный ущерб.

Конечно же, сделал он это не всерьёз. Он задумался над тем, как вызволить девушку из этого рабского плена, и на всякий случай уточнил, будет ли она здесь в ближайшие дни. Услышав положительный ответ, он загадочно улыбнулся и пообещал, что придёт к ней на следующий день – ибо узнал, что её труппа выступала лишь после заката, чтобы платья и драгоценности привлекли ещё большую публику. Она, не подозревая о тайных планах новообретённого знакомого, согласилась принять его у себя и напоила потрясающими травами, внешне схожими с чаем, но совсем иными по своему вкусу и свойствам. После этого они разошлись. И Артур с Мерлином вернулись в гостиницу, в свой номер, где юноша заставил себя заснуть. Ему не терпелось воплотить свою задумку в жизнь, и голова заполнилась мыслями о том, как же ему подговорить своевольную девушку бежать из её золотой клетки.

Вероятно, можно просто попросить. Уверенно рассказать ей о тех преимуществах, которые даёт свобода! Но скорее всего, она уже сотню, если не тысячу раз слышала любые аргументы, и не отнесётся к ним с должной внимательностью. Тогда, можно пригрозить. Пригрозить тем, что сулит ей вечное заточение, вечные танцы и отсутствие работы ума!.. Но вряд ли она так уж сильно печётся о своих умственных способностях. В этом случае, следует обратить внимание на её увлечённости. Танцы, шантх – тот доселе неизвестный чай, внешняя красота, которую она, вероятнее всего, бережёт, словно зеницу ока. Она зависима от этих трёх вещей, которые Артур заметил при первом знакомстве. Значит, нужно играть с ними. Чему может поспособствовать свобода именно в этих направлениях? Танцы можно «танцувать» в любое время, в любом месте, за любую плату без процентов. Шантх можно варить даже в самой дешёвой ночлежке, и всё так же получать с этого деньги без какого-либо налогообложения! Ну а красота… Да, в самом реалистичном случае этим аспектом придётся пожертвовать. Любой труд, особенно женский, взымает плату, берёт проценты и осыпает большими налогами, в которые входят блестящие льющиеся волосы, нежные и гладкие руки, прекрасные глаза без единого признака усталости и, конечно же, свободное время. Артур переживал, что такой риск вряд ли будет по нраву себялюбивой девушке, но иного пути нет, и никогда не будет. Любой успех требует жертв! Даже свобода, в конечном парадоксе, забирает у нас часть собственной независимости и душевного комфорта. Всё, что нужно сделать Киаме – понять эту простую истину. Осмыслить, бороться и принять это так же, как когда-то ею было принято рабство. В ином случае, Артура ждёт поражение как собственное, так и её личное. Но он не собирался думать о поражении, как о факте, потому оставил его где-то в дальнем углу, просто как напоминание о том, что он – всего лишь пятнадцатилетний ребёнок, и даже поражение не имеет под собой так много стыда, ведь было бы принято после значимой попытки перевернуть жизнь другого дитя.

Они проснулись ни свет ни заря и сразу же отправились на площадь. Так как вечером Киама, с позволения «господина», разрешила юноше посетить свою комнатку в снятом на три месяца отеле, Артур знал верное направление, и они вдвоём уже подошли к нужному переулку. Завернувши, сразу наткнулись на здание с непонятным названием по две стороны от дверей. Зашли внутрь и после вопроса о месте нахождения хозяйки указанного номера двинулись к ней.

Она не ждала их так рано. Взглянув в окно, на желтеющее сливочным маслом небо, она поняла, что её разбудили в районе шести часов утра. При этом легла она только два часа назад и собиралась проспать до полудня! Но Артур выглядел так умоляюще, а понравившийся Мерлин сидел у его ноги с таким жалобным взглядом, что девушка позволила им войти. Налила им шантха, пахнущего свежими листьями южных деревьев, и спросила, какая беда принесла ноги знакомого в такую рань. Тут Артур задумался над верными словами, которые не спугнут сонную Киаму и побудят её к действиям. Поразмыслив немного, он начал свою речь:

– Я же сказал, что мы ещё встретимся. Ты… такая милая, – в этот момент его пронзила молния осознания! Что заставит девушку действовать быстрее, чем признание в симпатии? – Я хотел провести с тобой ещё некоторое время.

– Правда? – она скосилась на Артура, как на вора, и её речь стала осторожнее. – Я уже слышала эти слова. От одного эльрина. Он обещал мне любовь и всякое такое, но бросил, когда… потерял интерес. Ты такой же? – её вопрос звучал грубо и строго, на что Артур невольно нахмурился. Но не из-за вопроса девушки, а из-за собственной узколобости. Как он мог подумать, что манипулировать чужими чувствами – правильный шаг?! Хотя, честно сказать, есть в этой Киаме что-то пленительное…

– Нет, я другой. Я не хочу пользоваться тобой и не хочу врать тебе. На самом деле… – он подумал дважды, прежде чем сознаться. – На самом деле, я пришёл, чтобы попросить тебя кое о чём.

– Это связано со вчерашним разговором?

– Да. Если мы думаем об одном и том же. Я хочу, чтобы ты сбежала вместе со мной. Сейчас. Пока твой «господин» спит и не может помешать. Это идеальное время для побега, и я хочу им воспользоваться.

– А ты не подумал о моём желании? Как я уже сказала, мне нравится жить вот так. Мне не нравится работать ради еды и денег, я хочу делать любимое дело ради себя! – она прикрикнула, но тут же смерила голос, чтобы не разбудить «господина». – Я не хочу на волю, Артур. Мне хорошо здесь.

– Но ведь свобода!..

– Нет. Я не хочу тебя слушать, – она закрыла уши, как малое дитя, и начала напевать весёлую песенку.

– Я могу помогать тебе с работой! Ты можешь танцевать, можешь заваривать шантх, можешь красиво наряжаться и каждый час расчёсывать волосы, а я буду искать работу!..