Читать книгу: «Зарево», страница 4
Глава 12
Матюша стоял на перроне Варшавского вокзала и сжимал в кулаке бумажку с адресом. Петр поселился вблизи Сенной площади – пешком туда не пойдешь, придется брать извозчика, а это лишние расходы. Маменька вытащила последнюю заначку – копила на корову – и все сыну, мол, учись, сынок.
– Держись Петьки, Ивана Силина сына, -напутствовала она, и Матюша послушно кивал.
Да, он найдет Петра, тот поможет с квартирой, а на работу устроится сам. А потом можно будет и в реальное поступить. А там пойдет, покатится другая жизнь. Сначала придется браться за любую работу, чтобы оплачивать квартиру, да и матери надо помочь. Впрочем, все будет хорошо: люди поговаривали, что в столице платят больше, да и жизнь здесь дешевле.
Матюша не верил – разве может быть дешево в столице? И потом, сколько здесь соблазнов…
В этот момент он не думал ни о музеях или театрах, а о шикарных ресторанах или игорных домах. Петербургский воздух кружил голову и будил фантазии, и в мечтах Матюша видел себя богачом. Он представлял, как он в костюме с иголочки, в новом авто появляется на улице родных Боровиц, и как за ним бегут любопытные ребятишки, а шофер нажимает на клаксон.
Маменьку, конечно, слушать надо, но до поры, до времени. Она и не догадывается о том, что после ареста Глаши в доме Силиных у Матюши в груди осталось неприязненное чувство к Петьке. Эта неприязнь была иррациональной, ни на чем не основанной. Возможно, тайная ревность стала ее причиной, ведь пострадавшей стороной от Глашиного «компотика» был он, Матвей Волунов, но денно и нощно его точила мысль, что коварная отравительница наметила в жертвы Петра.
– Получается, что она любила все-таки Петьку, – не раз говорил он сам себе.
Напрасно пытался Матюша выбросить из головы Глашу: ничего не получалось! Стоило ему закрыть глаза, как она появлялась легким видением, улыбалась ему и звала куда-то, маня за собой лилейной рукой. Он давно простил ей содеянное и, если бы она предстала перед ним, даже в тюремной робе, он обнял бы ее, заслонив от холодных осенних ветров и не отпустил никуда.
Глашу осудили на четыре года за покушение на убийство. Значит, когда она выйдет на свободу, им обоим будет по двадцать два. Жаль землячку, но Матюша вовсе не собирался записываться в монахи. А за четыре года многое может измениться.
Матюша вздохнул и отправился искать извозчика.
А над столицей давно спустился вечер. Вернулись домой медички и занялись ужином. Фридерикс и Зоя разговаривали здесь же, на кухне. Петр делал вид, что готовится к занятиям, хотя на самом деле прислушивался к их беседе. Ему вдруг показалось, что «его светлость» заинтересовался девушкой. Ничего себе! Что он думает, в его-то возрасте! Надо сказать, для Петра, недавно справившего восемнадцатилетие, люди старше двадцати казались глубокими стариками, а Николаше, кажется, уже стукнуло двадцать три.
Незнакомое чувство ревности возникло в сердце юноши. Он понимал, что лучше всего было бы встать и уйти в свою комнату, а там за закрытой дверью погрузиться в чтение: у него и книга припасена на вечер. Лучше, но тем не менее он не двигался с места и продолжал растравливать себя.
Наконец, Зоя и Николай договорились, и девушка поднялась со стула.
– Мне пора домой, – произнесла она, обращаясь сразу к обоим юношам. – Дождь уже прекратился.
Петя и Николай, как по команде, посмотрели в окно, но ничего не увидели – все скрыли сумерки. А Зоя вдруг смутилась: в валенках, конечно, тепло, но выглядит она в них, как пожилая Марфа Петровна. И, как назло, оба уставились на ее ноги. Она заметила недоуменный взгляд Николая, но Петр поспешил оправдать ее.
– Согрелась? -спросил он и, словно уловив настроение «принцессы на горошине», объяснил присутствующим, – Я просушил Зоину обувку, а ей одолжил свои валенки.
– И свитер? – хихикнула медичка Таня.
Зоя покраснела, а Петр принес просохшие вещи и предложил:
– Уже поздно. Хочешь, я провожу тебя домой?
– Я провожу домой барышню, – тоном, не терпящим возражения, заявил Николай и свысока посмотрел на Петра.
Петр готов был поспорить, но Зоя казалась равнодушной, и он отступил. Ну что же, по- видимому ей все равно: пусть идет с Николаем.
Он закрылся в комнате, отказавшись от ужина и оставив в недоумении медичек. Читать не хотелось, учеба не клеилась, и настроение упало, ниже некуда.
– Ну что здесь такого? – уговаривал он сам себя. – Мы и виделись-то чуть больше часа, и о ее существовании я узнал сегодня… Но почему мне горько? А если бы раскрутить время назад и не думать об этой Зое?
Он закрыл глаза и попытался отвлечься, но не получалось, и образ «принцессы на горошине» преследовал его.
В дверь постучали.
– Петя, ты дома? К тебе пришли, – услышал он голос второй медички, Мани.
Петр нехотя поднялся и открыл дверь. Он не ошибся, в коридоре стояла именно Маня. А за ее спиной мелькал Матюша Волунов в тулупе и с чемоданами.
Глава 13
Зоя вошла в квартиру и прислушалась. Сегодня вместо знакомого и надоевшего «и-раз, и-два, и-три, легато, стаккато» – под эти материнские возгласы прошло ее детство – из столовой доносился мужской бас и рокочущий голосок матери. Обычно в это время к маме приходили ученицы – так что же это за гость, из-за которого она отменила занятия?
Прежде, чем зайти в столовую, она заглянула в комнату близнецов. Гриша и Гаврюша сидели за столом и при свете керосиновой лампы решали примеры в тетради. Оба худенькие, стриженые «под ежик», в одинаковых гимназических курточках, мальчики одновременно оторвались от писанины и улыбнулись сестре.
– Зоя пришла! – воскликнул Гриша.
В отличие от брата он был повыше и живее в разговоре.
– Удачно сходила? Договорилась с учеником насчет уроков или нет – спросил Гаврюша.
Он казался серьезным не по годам и не тратил время на любезности.
Зоя потрепала братьев по колючим макушкам и заглянула в тетради. Она отметила про себя, что мальчики почти закончили делать уроки, и весело проговорила:
– Конечно, удачно. И заработок будет. А с первого платежа мы с вами будем кутить.
Из столовой раздался материнский смех, чуть громче обычного. Ему вторил приглушенный мужской голос.
– Кто это у матери? -строго спросила Зоя.
Братья переглянулись.
– А мы не знаем, – растерянно произнес Гриша.
– Маменька попросила нас сидеть тихо и не мешать важному разговору. – добавил Гаврюша.
– Так, – протянула Зоя. – В семь у нее обыкновенно урок.
Мальчики снова переглянулись.
– Не было урока, – растерялся Гриша.
– Не было? – переспросила Зоя.
Внутри ее все кипело: еще утром мать жаловалась на безденежье, мол, до конца месяца двенадцать дней, а осталось впритык на еду, а чем за квартиру платить, непонятно. Дочь порылась в старых гимназических тетрадях и вытащила на свет заначку – три рубля: она собирала деньги на рождественские подарки. Для нее это была приличная сумма, заработанная репетиторством, поэтому неудивительно, что Зою охватило чувство потери.
Жалко, конечно, но братья растут – им нужны ботинки и шарфики на зиму.
– Гимназисты, – то ли гордилась, то ли сетовала мать. – В валенках на уроки не пойдешь.
– Не пойдешь, – подтвердила дочь. – Купи им, мама, все необходимое, а я еще заработаю.
Мать прикинула, что и за квартиру можно внести за неделю, а Зоя, хотя и повздыхала, но ощутила умиротворение, словно после сделанного доброго дела у нее выросли крылья.
И что же выясняется? Дочь отдает последнее, а маменька любезничает с каким-то типом и пропускает уроки. Пропустит один раз, другой, а потом все ученицы разбегутся. Зоя тряхнула головой, отгоняя воспоминания о том, с каким трудом удалось матери набрать достаточное количество желающих заниматься музыкой девочек.
– Мама вернулась веселая и сказала, что скоро мы никогда и ни в чем не будем нуждаться, – добавил Гаврюша.
– Ничего не понимаю, – развела руками Зоя.
– А ты сходи и посмотри, что там, – посоветовал братец. – Может, она нашла новые уроки?
– Я так и сделаю.
Она постучала в дверь столовой и, не дожидаясь ответа, заглянула внутрь. За большим столом, заставленным яствами из ближайшего трактира, сидели двое – мама и какой-то тип в полосатом пиджаке. Мама нарядилась в лучшее платье, приколола к воротнику единственное непроданное украшение – круглую гранатовую брошку. Она счастливо улыбалась и, бросая лукавые взгляды на своего визави, внимала шуткам последнего. На столе перед ней стояла полная рюмка наливки.
– Мама! – потрясенно воскликнула Зоя.
Мать растерянно посмотрела на дочь, словно впервые ее увидала. Казалось, она витает в облаках, а происходящее на земле интересует ее постольку – поскольку. Зоя отметила, что давненько мама не выглядела такой счастливой.
Она перевела взор на маминого гостя – невысокий, тощий, а глаза наглые, масляные. И на Зою уставился, так что ей стало неловко.
– Вот и Зоюшка пришла, – произнесла мать, обращаясь к гостю. – Доченька моя, самая старшая.
Очевидно, наливка сделала свое дело: голос Павлы Семеновны звенел и переливался, словно колокольчик
– Здравствуйте, барышня, – высоким певучим голосом отозвался незнакомец. -Не сердитесь на меня за то, что я на сегодняшний вечер завладел вниманием уважаемой Павлы Семеновны. Мы тут одно важное дельце обсуждаем за наливочкой, так сказать. Но Вы не волнуйтесь, чисто символически.
И он показал на пальцах, что, по его мнению, есть это «чисто символически».
– Я вижу, – холодно произнесла девушка. – Только, может быть, Вы представитесь?
– Да, конечно, – заюлил незнакомец, – Позвольте отрекомендоваться, Викентий Петрович. Может быть, Вы сядете за стол, милая Зоя?
Он вскочил и придвинул к ней стул: Зоя нехотя уселась, оказавшись так близко от нового знакомого, что до нее доносился сладковатый запах одеколона, которым тот побрызгался от души. Она с возмущением отвергла наливку и положила на свою тарелку кусочек студня.
Викентий Петрович переключил свое внимание с матери на дочь, предлагая разные закуски. А она отгородилась от назойливого гостя миской с тушеной капустой и глубоко вздыхала, ничего не отвечая. Голос Викентия Петровича уже не казался певучим, а напротив – поражал занудством. Маменька тоже нервировала – она преувеличенно громко нахваливала Зою, и у девушки закралось подозрение, а не сватовство ли это?
Она покосилась на Викентия Петровича: от одного только нелепого подозрения ей стало тошно. В самом деле, что это она? Возможно, маменька соизволит объясниться?
И маменька соизволила. Оказывается, это не сватовство, а помолвка. Викентий Петрович сделал предложение уважаемой Павле Семеновне, и с Божьей помощью на Красную Горку состоится венчание.
– Все, как положено, барышня, – заверил мамин избранник. – Сыграем свадебку, потом переедете ко мне, я живу в Песках. И возле Николаевского вокзала квартирка имеется. Своих детей у меня нет, Господь не дал, так и Вы, милая Зоя, и братья Ваши будете мне заместо родных.
Зоя внимательно посмотрела на него, потом на маменьку: та не сводила с будущего мужа телячьих глаз, а улыбка умиления застыла на ее губах.
– Мам, ты серьезно? – спросила Зоя.
Павла Семеновна кивнула.
– Понятно, – протянула ошарашенная девушка. – Но я хотела бы узнать у Вас, любезный Викентий Петрович, на что Вы рассчитываете? Я имею в виду деньги. Надеюсь, Ваша нареченная, – и она покосилась на мать, -поставила Вас в известность относительно нашего материального состояния? У нас ничего нет: и квартира эта съемная, и зарабатываем мы уроками, и квартирной хозяйке мы должны. Правда, весной я закончу курсы и смогу зарабатывать…
Последнюю фразу она произнесла уверенно, чтобы не запугать жениха окончательно и не услышать в дальнейшем упреков от матери на то, что дочь поломала ее судьбу.
Но по всему было видно, что Викентий Петрович не из пуганых: на Зоины предостережения он лишь махнул рукой и заявил, что у него средств предостаточно.
– Да чем же Вы занимаетесь? – воскликнула Зоя в крайнем изумлении: в их окружении не было богатых знакомых, все постоянно жаловались на нехватку средств.
– У меня ссудная касса, – солидно объявил гость.
Зоя почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног. Ростовщик, в ее понимании, был самым презренным существом, наживающимся на людском горе. И это мамин избранник?
– Но ведь Вам не нужно мое благословение? – выдавила она из себя. – Я буду счастлива, если у Вас все будет хорошо. Для меня главное – чтобы маменька была счастлива.
Она вскочила и убежала в свою комнату. Мать сделала недоуменную гримасу, а Викентий Петрович внимательно посмотрел ей вслед.
–
Глава 14
Матюша поселился в комнате Петра: они решили разделить расходы на двоих. С трудом втиснули вторую кровать и застелили ее одеялом, выделенным Марфой Петровной из своих запасов. Письменный стол остался в распоряжении студента Силина, а Матюша занялся поисками заработка, и стол ему пока не был нужен.
Неожиданно помог Степан – извозчик, с которым Петр познакомился по прибытии в столицу. Он замолвил словечко за Матюшу в вагоноремонтном депо, где у него были знакомые. Парня взяли на испытательный срок, пообещав в дальнейшем платить приличное жалованье. Матюша уходил рано, возвращался поздно и почти не сталкивался ни с Петром, ни с остальными обитателями квартиры. Вероятно, он уже приступил к воплощению своего плана завоевания столицы.
Ничего особенного не происходило, если не считать того, что по вечерам у них стала появляться Зоя Новикова. Николай встречал ее у двери и провожал в комнату. Через минуту из-за закрытой двери начинали доноситься фразочки с прононсом на два голоса. Николай под строгим взглядом Зои мгновенно превращался в нерадивого гимназиста: он говорил неуверенно, мысленно вытаскивая из глубин памяти каждое французское слово. Иногда его речь прерывалась Зоиными замечаниями, после которых его светлости хотелось провалиться сквозь землю, стыдясь тупости и нерадивости.
– Не верю, – осадила его строгая учительница, когда он соизволил заявить о неспособности к языкам. – Придуриваться может каждый, а взяться за дело – только сильный характером.
Она укоризненно посмотрела на ученика. Николай потупился. Может быть, попросить у Зои о снисхождении: пусть снизит требования, иначе он не успевает выучить заданное, однако замечание Зои о сильном характере охладило его пыл и заставило взять себя в руки.
В дверь комнаты постучали. Николай, обрадовавшись тому, что он прервется ненадолго и отдохнет от экзекуции, устроенной юной наставницей, бросился открывать.
На пороге стояла Фиона. Она, вероятно, недавно вернулась с работы, но уже переоделась в домашнее. Фиона курила тонкую папироску, пуская ароматные клубы дыма кольцами. Она заглянула через плечо Николая и остановила свой взор на Зое.
– Добрый вечер, мадемуазель. А я-то думаю, по кому это сохнут Колька с Петькой, – проговорила она певуче. – Коленька зубрит взаперти, а Петенька Вас у входа караулит.
Зоя ничего не ответила, а Николай рассердился.
– Пардон, мадемуазель примадонна, Вы прерываете наши занятия только для того, чтобы сообщить нам, кто по кому сохнет? Полагаю, «мадемуазель ла профессер» это не интересует.
В ответ на его замечание, сделанное великосветским тоном, она всплеснула руками по-простонародному и ойкнула.
– Ай да Николаша! – воскликнула обрадованно Фиона. – Во дает, чешет, как настоящий француз! Можешь ведь, когда захочешь. – И сразу же поинтересовалась. – Скоро вы закончите? Сегодня Петькина очередь готовить ужин, так он приглашает вас двоих.
– Да, Зоя, составьте нам компанию за ужином, – попросил Николай. – А потом я Вас провожу домой.
– У нас еще пятнадцать минут урока, – напомнила Зоя и вопросительно посмотрела на Фиону. – А ужин прямо сейчас? Или мы закончим?
– Заканчивайте, – милостиво разрешила Фиона. – Гришка тоже дописывает статью. Но чтоб через четверть часа как штык…
Большая уютная кухня в этой квартире-коммуне служила также и в качестве столовой, особенно по вечерам и праздникам, когда все собирались вместе, и простые посиделки затягивались порой допоздна. С приездом Петра, а затем Матюши, придумали готовить ужин на всех по очереди – это выходило дешевле, чем питаться по забегаловкам, да и вкуснее. Противился один Гриша Ионов: имея свободный график работы, он не всегда успевал вовремя, но медички придумали оставлять его порцию в холодильном шкафу под подоконником.
Сегодня стол был накрыт парадной скатертью – вероятно, расстаралась та же Марфа Петровна – Правда, расставленные тарелки принадлежали к разным наборам, но кто обращает внимание на такие мелочи, если аромат грибных щей приятно щекотал нос, а тушеная капуста со шкварками дразнила аппетит.
Вокруг стола уже сидели медички и Гриша Ионов, а Петр хлопотал у плиты. Он едва поздоровался, покосившись на Николая и Зою, и ей показалось, что он недоволен ее появлением.
– «Сам же пригласил, а теперь игнорирует.» – растерянно подумала она.
Встретившись с ней глазами, Петр отвернулся, но Зоя успела заметить его хмурое лицо. А рядом несносный Николай красиво ухаживал за ней – картинно, как будто напоказ, и от этого Петр хмурился сильнее. Его настроение походило на небо в ноябрьский день -холодное и непроницаемое. Но ведь и на осеннем небе над плотным покровом туч светит солнце, так и сердце юноши пылало от восторга при виде Зои.
А еще он стеснялся напяленного поверх костюма цветного фартука, не зная, как к подобному одеянию отнесется Зоя.
Петр, сам того не предполагая, своей мнимой холодностью вогнал ее в тоску.
– «Ну и ладно, – решила Зоя. – не больно и хотелось. Может, уйти?»
Но медичка Таня уже передала ей тарелку ароматного грибного супа, а Маня, сидевшая рядом, сдобрила его сметаной. Оторваться стало невозможно.
Некоторое время все молчали, только ложки стучали о тарелки, но покончив с супом, все заговорили одновременно. Таня собирала использованную посуду, а неулыбчивый Петр помогал ей. И несмотря на то, что похвал в свой адрес он получил предостаточно, это не улучшило его настроения.
Да и как оно могло улучшиться, если Николай полностью овладел вниманием Зои. Всего лишь однажды она соизволила хотя бы взглянуть в сторону, но в ее глазах была пустота, и Петр опустил взор, чтобы скрыть разочарование. А барон, видимо, времени зря не терял: сначала поддерживал ее под локоток, потом незаметно коснулся талии. А теперь что-то шепчет ей в самое ухо.
Ладно, пусть шепчет: язык у него подвешен, это каждый знает, и рассказать что-нибудь занимательное для него не составит труда. Если его светлость пребывает в хорошем настроении, то может рассмешить всю компанию. Пусть он порой склоняется к глупости и пошлости, но ведь смешно!
В представлении Петра не было ничего зазорного в плоских шутках, тем более все вокруг смеялись: либо тихонько хихикали, пряча лицо в ладонь, как медички; либо громыхали от души, как поэт Гриша. Петя и сам смеялся, но Зоя… Зоя была другой, выше этого мира с пустыми разговорами и пустым смехом. И как она могла улыбаться шуткам барона?
Нет, определенно вечер не удался, и поразить Зою кулинарными способностями тоже не удалось: вот она возит ложкой по тарелке и ест почти без аппетита. Петр обиженно поджал губу – хоть бы похвалила!
И Зоя похвалила его, но позже, когда уже все насытились и лениво договаривались насчет завтрашнего «дежурства по кухне». Фиона наотрез отказывалась уступить свою очередь Матюше, а тот слезно просил «войти в положение» и обещал «златые горы» в обмен. Медички разливали чай, а Петр подошел к окну. На фоне рассеянного света уличных фонарей его фигура темнела и казалась такой одинокой, что Зое стало нестерпимо жалко паренька, приготовившего ужин для всей компании и не удостоившегося простой благодарности.
Зоя подошла к нему, взяла его крепкую ладонь в свою и посмотрела прямо в глаза. От ее прикосновения Петр ощутил легкое головокружение, так бывает после долгого катания на карусели.
Как же она была хороша в эту минуту! Легкая улыбка, глаза прищурены, а румянец, словно бочок у райского яблока.
– Петя, благодарю тебя за вечер, так приятно закончившийся, – сказала она, немного церемонно, но руку не убирала. – Все было вкусно и…
– А …разве вечер уже закончился? – спросил Петр, понизив тон.
Наконец-то лучи солнца прорвались сквозь пелену туч, и в его прищуренных глазах засверкали смешинки, а улыбка застряла в уголках губ. Зое показалось, что Петр задумал что-то, и она неопределенно пожала плечами.
– Мне пора домой. Урок закончен, и барон пообещал проводить меня. – сказала она с сожалением.
– Он пообещал? – усмехнулся Петр и посмотрел на компанию за столом.
Таня разливала чай из самовара, Фиона курила у открытой форточки. Рядом с ней, спиной к остальным, стоял Николай и что-то с жаром доказывал. Он так увлекся, что едва не расплескал содержимое чашки, поданной Татьяной.
Петя схватил Зою за руку и вытащил в коридор.
– Скорее! – воскликнул он, подавая ей пальто.
Зоя растерянно посмотрела на него.
– Сбежим, пока его светлость любезничает с Фионой, – добавил юноша и протянул ей шляпку и шарф.
В глазах девушки загорелись огоньки озорства, словно это не она час назад пребывала в роли строгой учительницы.
– Давай! – она нахлобучила головной убор, мельком взглянув на себя в зеркало.
Отражение подсказало ей, что для декабрьских сумерек она выглядит прилично. Переглянувшись, юные авантюристы выскользнули в парадную. В голове Зои промелькнула мысль о том, что с Николаем получилось не очень хорошо, и надо будет объясниться.
А, может быть, и не надо: присутствие Петра вызывало в ней приятное томление и тихую радость. Она шла за ним по улице и мечтала только о том, чтобы их прогулка никогда не заканчивалась, чтобы Кузнечный переулок продолжился до окраины, а то и до самой Москвы – так ей было хорошо и надежно рядом с Петром Силиным.
А Петр ломал голову, как бы задержать любимую девушку – да, да, к чему хитрить с самим собой? Надо признаться, он с первого взгляда втрескался в «принцессу на горошине» -так он мысленно называл Зою, просто голову потерял. Сколько раз, засыпая, он думал о ней, ревновал к Николаше и завидовал последнему: тот имел возможность каждые три дня разговаривать с «принцессой», выслушивать ее выговоры. Петр поймал себя на том, что он согласился бы занять место нерадивого ученика и даже краснеть, если «мадемуазель ла профессер» сделает замечание.
А сейчас они шли, иногда задевая друг друга рукавами, заливались краской после неловкого касания и смущенно улыбались.
